по новостям опять передали, что питер утопает в дождях.

***

      — сегодня по новостям передавали, что твоя культурная столица опять утопает в дождях. — невзначай бросает сынмин, протирая объектив своей совсем новенькой камеры, нежно поворачивая фотоаппарат в своих руках.       чонин лишь шикает в кулак, сидя на лавочке. сейчас он не там, мыслями может быть, но наяву он здесь, рядом с кимом, болтает своими длиннющими ногами, сидя в каком-то дворе на старой лавочке, словно ребенок, и невзначай срывает с дерева неспелую вишню. ян здесь, в небольшом провинциальном городке, и его это, кажется, совсем не беспокоит.       «как хорошо, что ты рядом, а не где-то там, в дождливом и одиноком питере» — думает сынмин, но мысль озвучить боится.

***

      они встречаются в небольшом сквере, находящемся почти на краю центра и так крошечного городка. на дворе первые числа июня, и ян словно из ниоткуда появляется, садится рядом на старую, исписанную маркерами скамейку, весь из себя: солнечный и добрый, улыбку свою дарит сынмину, спрашивая лёгкое: «я присяду, ты не против?». тот лишь кивает, мол сиди, раз уж присоседился, да на двух друзей своих поглядывает.       друзья у кима специфичные. громкие и раздражающие, нарушители кимовского спокойствия, но живые. радуются каждой мелочи, встрече, смеются во весь голос. они кричат, бегают друг за другом по детской площадке, даже устраивают небольшой поединок за то, кто первый будет на качелях кататься. на них без улыбки смотреть невозможно.       — джисон! я первый их заметил, черт малолетний, — вскрикивает один из них, более рослый, руками длинными во все стороны машет, еще и обиженное лицо корчит, словно ему не семнадцать вовсе, а все десять.       — эй, разница в полгода не считается! — кричит в ответ второй, крепко схватившись руками за качели. — я первый сел, значит я первый буду качаться, пососи, хван, — хан впритык на друга смотрит, выделяет местоимение «я», еще и язык ему показывает. он у него длиннющий, во всех смыслах, с металлическим шариком на средней линии, что так забавно влажно поблескивает в свете заходящего солнца.       сынмин делает снимок. для него фотографии двух его друзей — важны. они его крошечные цифровые воспоминания, что сердце греют, улыбку вызывают, а ещё на душе так спокойно-спокойно становится сразу же. словно в родные края возвращаешься, где все знакомо до жути, обыденно и горячо любимо.       — друзья твои? — слышится голос где-то под боком, тихий и спокойный, от него ким тоже тепло чувствует. он считает, что сейчас и без слов можно обойтись, кивает лишь, еле заметно, на парня рядом поглядывая. — забавные. — тот лишь хихикает приглушённо, красивый, думает мин. — я чонин, кстати.       — угу, — сынмин уголками губ улыбается, моменты, как губка, впитывает, чтоб вспомнить потом. для него момент — его жизнь. — я сынмин, будем знакомы.

      хенджин и джисон идут в их сторону, легонько пихая друг друга локтями куда-то в бока.

***

      невообразимым образом чонин для сынмина становится глотком свежего воздуха. он не хван, который драматично громкий, со всеми своими театральными вздохами, активной мимикой и жестикуляцией; не хан, со своей раздражающей прилипчивостью, ким никогда не признает, что ему это очень-очень нравится. ян тихий и скромный, он прикрывает рот ладошкой когда смеётся и с людьми, даже такими как сынмин, на вид серьёзными и строгими, общий язык находит.       а еще он улыбается красиво, это в кимовскую память врезается очень четко, потому что рядом с джисоном невозможно не улыбается, тот, как сборник отцовских анекдотов за сорок: странный, порой глупый, но забавный. чонин хану сразу понравился.       хенджин, между прочим, на это забавно реагировал. глаза драматично закатывал, гримасы на все джисоновы попытки в юмор корчил, только сынмину их показывал, даже психовал совсем немного, мол «ханджи, а как же я, ты что променяешь меня, своего друга, на него, я тоже нуждаюсь в тебе, обрати же на меня внимание». но хван против нового знакомого, в прочем, ничего не имеет, он сам инициативу проявляет, рассказывает ему обо всем в городе, видя, что тот не местный, даже юзернеймами предлагает обменяться, чтоб после в телеграмме списаться, погулять там.       ян и сам от двоих гиперактивных ребят не отстает, рассказывает о себе своим приятным голосом, в какие-то моменты сынмину кажется, что он совсем теряет суть того, о чем чонин говорит, зато точно помнит, что юноша из питера, да и в городе он не впервые — зря ты, хенджин, распинался — вот к бабушке приехал погостить, правда старшее поколение боится его одного выпускать гулять, он-то никого и не знает толком, заблудится не дай бог. еще говорит о том, что повезло столкнуться с ними в сквере, парень, как он сам признался, до последнего был уверен, что один все лето будет, а тут «два бешеных подростка и их надзиратель».       — эй, кто тут еще бешеный? — моментально взвизгнул джисон, очевидно возмущенный таким сравнением. — мы с ним, — хан пальцем на хенджина указывает, секундную паузу делая, готовясь продолжить откровенное нытье, по скромному мнению сынмина, — не бешеные ни разу. мы просто… игривые, да! — парень весьма довольно улыбался, считая что аргумент у него, между прочим, то что надо. — а вот сынмин, кстати, тот ещё бешеный, это вы просто пока не знакомы, поверь мне, может он и кажется абсолютно мертвым внутри, но, как говорится, в тихом омуте черти водятся. — хан даже на последок указательный палец поднимает, истинного мыслителя из себя строит.       чонин, тогда, лишь отмахнулся, продолжил рассказывать о себе для своих двух с половиной — сынмин, отчасти, не в счёт, нить повествования он потерял почти в начале, заслушавшись мягкий, ровный голос яна — слушателей. оказалось, что бабуля его живет через двор от подъезда кима. раз уж младший влился в компанию двух сверхэнергичных детей и одного, на первый взгляд, спокойного паренька, то гулять, возможно, он будет с ними, а значит и честь быть «сопровождающим» теперь целиком и полностью принадлежала сынмину.       не то чтобы это было проблемой, вовсе нет, но идя до дома вдвоем, наверное, стоило бы поддерживать диалог, а не только слушать такой чудесный голос.       черт, возможно это все-таки проблема.

***

      «чонин кажется и вправду чудесным», — мысль впервые всплывает в голове спустя неделю знакомства, но кажется такой правильной, как будто с сынмином они давно уж друзья, лет так десять точно; будто они и не незнакомцы вовсе, а самые близкие люди на свете друг для друга.       ян присылает в телеге самые милейшие стикеры с котятами, а еще видеосообщения, где, в очередной раз, рассказывает обо всем на свете, словно ребенок. наверное, киму кажется. он и есть большой ребёнок, самый настоящий, который многое не знает или никогда не делал каких-то банальных, для провинциального городка, вещей.       с ним, между прочим, даже молчать приятно. не то чтобы сынмину не приятно молчать с другими друзьями, просто ни с джисоном, ни с хенджином, язык за зубами держать не получается. он, вроде бы, и рад с ними в тишине побыть, но им вечно надо что-то лепетать себе под нос, иногда выкрикивая абсурдные фразы или, в случае с ханом, рассказывать анекдоты, которые вероятно, секунду назад родились в чужой голове. с младшим все иначе: он к тишине между ними спокойно относится, не вскрикивает никогда, а если и есть что сказать, то говорит тихо, умиротворенно, по домашнему как-то.       с чонином, в принципе, все как-то уютно, может потому что ян такой. такой комфортный малыш, со своими огромными футболками, теплыми руками и ярким спектром эмоций, по-детски наивный. таким бы только в своем питере сидеть, в какой-то крохотной кофейне, пить ужасный сладкий латте, да безразмерные свитера носить, такие же комфортные, как и сам чонин, а не торчать в микрогороде, таскаясь с тремя оболтусами по нему же, лишь редко выбираясь за пределы центра.

по утренним новостям сказали, что санкт-петербург в очередной раз смывает бесконечными дождями.

***

      когда они с чонином впервые идут гулять вдвоём, без хана и хвана, то сынмин открывает новую, любознательную и не менее активную, чем хенджин с джисоном, сторону яна. он просит отвести его к озеру, где небольшими группами плавают лебеди, а детская площадка, расположенная прямо на берегу, на удивление, совсем пуста.       сынмин честно восторга в чужих глазах не понимает, что такого в обычных птицах, как будто тот не видел их в своей культурной столице. младший с восторгом оглядывается, наблюдая то за водоплавающими птицами, то за одинокой старушкой вдали, что пасет коз. его лицо действительно сияет.       — а что, у вас всегда в центре козочек пасут? — чонин с улыбкой поглядывает то на животных, то на сынмина, незрело ёрзает на скамейке, еще и руками край своего новомодного шоппера теребит. под лучами начинающего заходить солнца он выглядит невероятным, свет мягко отражается от чужих волос, а в глазах, ким готов поклясться, можно заметить крохотные искорки. такого яна хочется запечатлеть навечно, сфотографировать, нарисовать, сохранить в той самой папке с фотографиями со значимыми моментами, находящейся под несколькими паролями, все что угодно, потому что именно такой ян кажется слишком личным и прекрасным, не для чужих глаз. — все хорошо? — все искорки в его зрачках резко, словно по щелчку пальцев пропадают, а взгляд наполняется лёгким беспокойством.

возможно, сынмин даже засмотрелся.

      — прости, я задумался, все окей, — выдавливает из себя ким тихо, словно сам в своих словах не уверен. перед глазами лишь чужой образ в свете заходящего, но все такого же яркого, солнца. красивый. смотрит выжидающе на него, ожидая ответа на свой вопрос. — да, город маленький, но эта часть не считается центром. — сынмин задумчиво отводит взгляд от младшего, смотря на озеро. лебедей там уже не оказалось. — центром считается все начиная от площади и заканчивая сквером, в котором ты ко мне подсел.       — вот как, — ян тоже больше не смотрит на старшего, продолжает осматриваться по сторонам, но, видимо, не находит ничего интересного. — слушай, а ведь ты ничего о себе не говорил никогда, — чонин кажется смущенным темой, которую сам же и поднял. они знакомы около двух недель, может меньше, гуляли вместе все эти две недели, потому что джисон и хенджин продолжали вытаскивать нового друга на общие прогулки, даже переписывались в телеграмме, но ничего толком не знали друг о друге. вернее чонин не знал, сынмин, подсознательно, все его рассказы в себя впитал, а о себе лично ничего ни разу и не сказал. — черт, мы с тобой переписывались, но ты никогда не говорил о себе. то есть, о тебе постоянно говорили и джисон, и хенджин, но ты не сказал ни слова об этом. возможно я неподходящий для тебя собеседник, но… — ян начинает руками активно размахивать, киму пришлось даже пару раз пригнуться, чтоб не попасть под удар одной из них. длинных монологов от младшего слушать не хотелось, хотя сынмин никогда не был против послушать его голос подольше, даже некоторое голосовые несколько раз переслушал, но сейчас нет того спокойного, мягкого тона, только беспокойство и неуверенность в своих словах.       — ты можешь спросить все что тебя интересует, я отвечу на любые вопросы. — на выдохе произносит ким, в надежде, что сможет успокоить. — не делай из этого трагедию. мы люди и у нас есть язык, чтоб спокойной поговорить или задать вопрос. — он пожимает плечами. кажется, голос сынмина звучит так равнодушно, что он чисто ради приличия решил продолжить эту тему. ким надеялся, что чонин так не думает.       но младшему, кажется, не шибко комфортно, тот продолжает несчастный край сумки в руках теребить, иногда прерываясь на то, чтоб запустить ладонь в свои волосы, дабы поправить их. нервничает. сынмину, честно, успокоить его хочется, мол «не переживай, я, конечно не понимаю, что заставляет тебя волноваться, но хватит, пожалуйста». из умного и более менее сносного, старший решается лишь аккуратно положить руку на чужое бедро, слегка заметно поглаживая его. видимо он совершенно не думал в тот момент. чонин, от этого действия слишком явно вздрогнул, даже издал звук, похожий на писк.       «черт, похоже, все стало только хуже» — думал ким, даже не ожидая, что теперь ян вообще его о чем-либо спросит.       честно, тактильность, в сынмине, была абсолютно мертва, по крайней мере, половину его жизни точно, пока общаться с джисоном и хенджином не начал. с ханом он учился с первого класса, дружить начали только в конце четвертого, хван же перевелся к ним в шестом и сразу захотел подружиться с кимом. потом хендж и джи ругаться начали, за место друга бороться, пару раз даже до драк доходили, а позже, в начале седьмого, все резко забылось, возможно лето так повлияло, и вот их уже трое: хан, хван и ким. двое первых до жути активные и супер тактильны, для них держание за руки, поглаживания по плечам, бедрам или голове — обычное дело, они и приучили последнего ко всевозможным видам физического контакта. забавно, что сынмин был готов дружить с ними двумя изначально, он даже говорил им об этом, может между двумя мальчиками случилось что-то еще, он до сих пор не знает.       — просто расскажи о себе, окей? что ты любишь, чем увлекаешься, все что угодно, пожалуйста, — чонин лишь краем губ улыбается, смотря то на кима, то куда-то вдаль, но на счет руки на своём бедре ни слова не сказал, зато уши у него красные-красные, жаль, что в тот момент старший не придал этому внимания.       и сынмин рассказывает. говорит о том, что фотографировать очень любит, о папке со всеми значимыми моментами, которые он успел запечатлеть и даже показывает фотографии, где он, хенджин и джисон, с выпускного в девятом классе, они нелепые, в белых рубашках и с лентами выпускников. рассказывает, как хендж ядом плевался на цвет лент, потому что «только колхозники или полные ебанаты наденут на себя ущербные ленты бордового цвета» и «это даже бордовым назвать сложно, будто кровь с говном смешали, пиздануться». на выпускном альбоме хван единственный был без ленты выпускника; о том, что далеко не книжный червь, да и от друзей своих не сильно отличается, на самом деле: свободное время тратит в тиктоке или играя в какие-нибудь игры, даже, с ноткой какого-то стыда, говорит что качает аккаунт в геншине, а это вроде как не по-пацански; говорит, что он такой же просто подросток, тоже бездельничает, пакостит и получает за это выговоры, а еще обещает чонину показать свое кое-что, когда домой пойдут.       глаза чонина горят ярко-ярко, он слушает с таким вниманием, что, ким думает, если дать ему листочек и ручку, тот непременно все запишет и ни разу не переспросит даже. ян посмеивается с общих фотографий, а еще рассказывает, что тоже занимается вещами из раздела «не по-пацански», а на вопросительный взгляд старшего достает из шоппера колоду карт. сынмин сначала подумал, что карты игральные, но толстая коробка и их размер явно говорил о том, что это не они. приглядевшись, на черной коробочке большими белыми буквами написано: «tarot cards».       — воу, это выглядит намного круче моего аккаунта в геншине, — сынмин изучает коробку из чужих рук, на вид невзрачная упаковка отдавала золотом в свете заходящего солнца. — могу ли я взять их в руки? слышал, что карты нельзя давать чужим людям, энергетики смешиваются все дела.       — да, бери, — младший с лёгкостью передает таро киму, легко хихикая от реакции на эзотерический предмет, — кстати, то что нельзя давать карты чужим людям — ложь, просто чтоб ты знал, — чонин говорит легко, как будто сынмин тоже за таро шарит, а не мимоходом от кого-то услышал, еще и смотрит пристально на чужое лицо, словно изучая, — некоторые тарологи, между прочим, сами дают своим клиентам стягивать карты. я так правда не делаю, мне не особо нравится кому-то давать своих малышей в чужие руки, типа это как дать поносить свои трусы, но ты исключение. — младший, явно довольный своими знаниями и сравнениями, лишь ухмыляется, да на кима поглядывает, пока тот крутил упаковку в руках, но открыть не решался.       — раз ты так спокойно дал своих «малышей» мне, то значит и трусы свои поносить дашь? — сынмин удивлённо поднимает глаза с коробочки, заглядывая в глаза напротив, словно ответ ища, да еще и элегантно поднимая левую бровь.       — что? — смущённо выдавливает ян, совсем недавно сошедшая краснота с его ушей возвращается с новым приливом, окрашивая не только их, но и все лицо.       «выглядит забавно», — довольно думает старший, резко возвращая внимание к картам. ким не знает сколько они просидели у озера, но красное лицо на фоне розового заката хотелось сохранить что в памяти, что в цифровом виде безумно.

***

      на самом деле, после небольшой посиделки, общаться стало намного легче. не то чтобы сынмину было тяжело общаться с парнем раньше, но чонин, который подсел к нему в сквере, такой мягкий с тихим и спокойным голосом, и чонин, который открылся ему на озере — разные люди. ян буквально маленькое воплощение огромного слова «хаос», он становится громче, заливисто смеется из-за случайно брошенных смешных фраз старшего, а еще он оказался безумно тактильным: цепляется по поводу и без, обхватывает чужую руку, когда смеется или закидывает свои ручонки на плечи старшего.       а еще у него видимо хорошая память, раз как только речь зашла о походе домой, потому что «уже почти девять, твоя бабушка будет ругаться, чонин, нам пешком минут сорок идти, давай», тот сразу вспомнил о «кое-чем», которое ким обещал показать. всю дорогу младший болтает без остановки, словно для раскрепощения ему нужно было только немножко узнать о собеседнике, идет, чуть ли не вприпрыжку, шоппером размахивая, пока сынмин местечко выглядывает, дабы в темноте его не пропустить.        на старой улице всегда проблемы с фонарями, вдобавок ещё и младший о эзотерике рассказывает. о ней он говорит много, возможно даже чересчур, да и сынмину слушать о этом не слишком интересно, но кажется ян счастлив пока повествует о том, что колод у него вообще-то целых четыре: таро уэйта, чонин его еще классикой назвал, «манара», «безумная луна» и какое-то таро «эфирных видений», как ким понял самая дорогая колода, похоже, что во всех смыслах. ян, честно, на тех странных мамаш похож, которые в любой момент суют под нос фотографии своих «зайчат» или «мышат», только он показывает карты, рассказывает о них, о том, как вообще в тарологи затесался и о том, что бабуля считает, что «гадания — грех», да и как только она узнала о таком увлечении своего внучка, то истерику такую закатила, кошмар просто, вот он теперь и таскает классическую колоду с собой, манару и безумную луну прячет в комнате, а эфирные видения, от греха подальше, оставил дома. повествует о том, что джисон, вообще-то, уже знал, что младший «супер гадалка» и даже покупал у него расклад на отношения, правда не за деньги, а за хот-дог за семьдесят рублей из парка, потому что «там хот-доги самые вкусные вообще-то, ты что не шаришь?», но тоже ничего, «энергообмен он и в африке энергообмен», да и имя на кого хан раскладик вдруг захотел, почти сказал, но после резко замолчал, покраснел и пробубнил мягкое: «имя говорить не стоит, наверное, но ты, походу, и так понял, что джи хотел, надо будет он сам все тебе скажет. ну или уже они скажут. таков уже кодекс хорошего таролога».       сынмин, на «кодекс хорошего таролога», плевать хотел, но, по крайней мере, его радовало, что ян, хотя бы, конфиденциальность соблюдает, и не важно, что по неосторожно брошенному «хен.» понять о ком речь не так уж и сложно. в любом случае, это не их дело.       — так, нам, вроде бы, сюда, — говорит старший посреди монолога о картах таро, аккуратно притягивая парня к себе ближе, чтоб не потерялся, а-то кругом темнота, фонари далеко друг от друга установлены, мало ли что. среди слабого света, прямо посередине дороги, растет небольшое дерево, в темноте его можно спутать с обычным молодым деревцем, но только истинные любители воровать ягоды и, иногда, фрукты летом знают, что это — тутовник. самый вкусный тутовник в этом районе, а еще, за его кражу, бабули скажут вам только свое ласковое: «спасибо», ибо оно хоть и небольшого размера, но ежегодно ветви его сгибаются под тяжестью огромного количества ягоды, что спеет, видимо, каждую минуту. — пришли. — радостно выдыхает ким, осматривая деревце.       о нем он узнал случайно, вернее, его ему показал хенджин года два назад, тогда джисон отдавал предпочтение не им, а компании ребят постарше, поэтому тусовались они, зачастую, вдвоём. в то время пара школьников каждый уголок города пролазали, каждый спавн вкусной ягоды отметили у себя в голове, потому что любопытные до жути, а еще бунтари немного, раз решались тогда воровать вишню и малину у богатых домов. теперь, спустя почти два лета, хван показывает карту зенли с полностью открытым городом, похоже, новое отвратительное обновление приложения лишь повысило его хвастовство тем, что он такой крутой весь городок за лето обошел. хан же показывает лишь то, что около дома хенджа вытоптал сердечко на своей карте.       — воу, это что. — чонин включает фонарик на телефоне, аккуратно рассматривая ветви, — стоп, это тутовник? — он выжидающе смотрит на сынмина, но получая утвердительный кивок, тут загорается, словно ягоду сто лет не видел. — черт, я его последний раз ел, когда мне лет одиннадцать было. его же можно есть? нам не влетит?       — нет, нельзя, я тебя только посмотреть привел. что, дурочек совсем? ешь, конечно, никто тебя ругать не будет, пупс, — ким легонько взъерошивает волосы младшего, включая свой фонарик, отходя в другую сторону дерева. с противоположной стороны слышится шорох, а потом удовлетворённое мычание, что заставляет сынмина улыбнуться. действительно, сто лет не видел. как и ожидалось, ветви усыпаны черной ягодой, ее так много, что, похоже, в последнее время оно вообще никому не нужно.

похоже они тут надолго.

      ким, честно, не понимает почему тутовник такой вкусный. в нем нет ничего особенного, ничего сверхсекретного ни во вкусе, ни в запахе, ни в виде, да еще и руки красит ужасно. но почему-то действует он как морфий, не иначе. ким не знает, сколько они уже стоят у этой чертовой шелковицы, но минут пятнадцать точно.       — господи, я не могу остановиться, — вздыхает ким, засовывая еще пару ягодок себе в рот. сил есть больше нет, желудок кажется абсолютно полным, а подушечки пальцев приобрели яркий фиолетовый цвет, который не смоется пару дней точно. старший молится, чтоб его лицо и одежда были чистыми. — блять, может пойдем уже? мы тут семнадцать минут торчим.       — вперёд, вперёд, вперёд! — ян, похоже, закидывает в рот целую горсть тутовника. действительно наркотик, а не ягода.       сказать честно, чонина от шелковицы пришлось оттаскивать чуть ли не силой, а еще запугиванием, что он опоздает домой и гулять с ними его больше не пустят. и то, и другое работали крайне слабо, благо бабушка яна додумалась набрать именно в тот момент, когда сынмин, кажется, совсем отчаялся. один звонок, строгий голос на той линии и младший снова становится золотым ребенком, который тут же хватает кима за руку, готовый идти домой.       их руки грязные, липкие и ужасного фиолетового оттенка сплетены между собой до первого яркого фонаря. как только желтый свет освещает двоих парней, то слышится дикий смех.       первым засмеялся сынмин. губы чонина, область вокруг них, нос и даже щеки, местами, имели легкий сиреневый оттенок. где-то мысленно в голове старшей подметил, что ян похож на котенка, который упал моськой в сметану. чонин, в принципе, похож на кого-то из семейства кошачьих, думал ким.

***

      примерно к концу июня сынмину кажется, что чонин ему нравится. потому что не просто так сердце колотиться начинает в груди от его сообщений, а улыбка на лице не появляется от утренних голосовых того же хенджина, ибо сонный чонин синоним к слову котенок, а сонный хван разве что только к слову змеюка, потому что он злой с утра, токсичный, заспанный, его вообще лучше до двух часов дня не трогать. еще киму никого не нравилось держать за руку, кроме яна. у того руки большие, слегка больше его собственных, а пальцы тонкие-тонкие, сплетаются с его такими обычными, ничем непримечательными пальцами. они держались за руки один раз всего, но этого, кажется, достаточно, чтоб запомнить на всю жизнь.       сынмин думает, что у него едет крыша, раз он думает о том, как прикольно и приятно было держать чужую руку, что еще и в тутовнике была изгваздана чуть ли не по локоть, очевидно, ему, очевидно, нужно с кем-то поговорить. неясным образом он останавливается на джисоне, тот, по крайней мере, имеет опыт в познании своих чувств.        к сожалению, невероятное осознание приходит ближе к часу ночи, сказать спит ли хан точно — невозможно, у него режим убит просто в мясо, он мог и в десять спать лечь. а ян, между прочим, уже ушел спать, прислав голосовое, где он бормочет: «спокойной ночи, сынмин», а после закидывает целой кучей стикеров с котятами и лисятами.

киму не спалось абсолютно.

      в его голове мыслей миллион, каждая о чонине, о чувствах: о их наличии вообще, о чувствах к самому чонину в принципе. может младший ему вовсе не нравится романтически, вдруг это желание подружиться? но если его дружелюбность, то почему он не испытывал этого к своим друзьям, знакомым, почему только к яну? руки сынмина быстро открывают телеграмм, набирая джисона.       — аллоу, сынмин, сладкий, половина второго, ты чего не спишь? — голос хана бодрый и весьма жизнерадостный. это хорошо. значит не разбудил. — что-то случилось? тебе нужна помощь? я был немного занят, мы с хенджином играли вместе, но он, похоже, опять уснул за клавиатурой, дурачок. он мне уже минут пятнадцать сопит в дискорде. ты хочешь поговорить? — теперь понятно, почему голос звучал жизнерадостно, возможно, это даже к лучшему. джисон всегда рядом с хваном сиял, во всех смыслах. не важно были ли они вместе в жизни, переписывались или играли, созвонившись в дискорде, было видно, что хан счастлив до безумия, смеётесь со всего подряд. и глаза у него всегда блестят, когда речь о хенджине заходит. ким надеется, что друг ему помочь сможет.       — думаю, что тебе стоит на время замутиться, — сынмин слышит лёгкое «окей», а потом щелчок мыши, видимо все готово. от мысли, что он будет говорить о чувствах с джисоном, руки слегка тряслись. это все слишком личное, но и обратиться больше не к кому. он лишь тяжело дышит, надеясь, что джи не услышит, — так вот, я, короче, запутался… да, назовём это «запутался», окей, мне нужен твой… совет? я полагаю, что да.       — оу, душа моя, это связано с чонином, да? — у кима будто весь воздух из лёгких выбило от чужого имени. джисон, может быть, казался наивным ребенком, таким свободным и задорным, но его проницательности позавидует любой взрослый, который считает его «малышом», он давно вырос в серьёзного и умного молодого человека. — я слышал как ты перестал дышать, окей? я надеюсь ты дышишь сейчас, бро, пожалуйста, дыши. — он вырос в серьёзного человека, который сумел сохранить в себе ребячество, делает в голове пометку сынмин.       — я дышу, все нормально. ты прав, я хотел поговорить о нем. — мин нервно перебирает пальцами край одеяла, потому что не знает о чем дальше говорить: сказать прямо в лоб, спросить о том, как ханджи свои чувства к хенджину осознал, или завести диалог издалека.       — не переживай, я прекрасно понимаю о чем ты хочешь поговорить, ладно, — джисон, кажется, по ту сторону улыбается, считая себя таким классным, раз всезнающий сынмин пришел к нему за советом. — ты не уверен в своих чувствах? я прав. это не вопрос, лично я уверен в этом. ты думаешь о чувствах к чонину. Но я не понимаю, почему ты пришел ко мне, малыш минни.       — как «почему» к тебе, хани? я прекрасно знаю, что тебе нравится хенджин, — сынмин слышит отдаленный писк хана, а еще почти визуально чувствует как его улыбка «классного советчика» сползает с лица. напряжение, которое с каждой молчаливой секундной усиливается в сотню раз, кажется уже можно просто разрезать кухонным ножом, если не канцелярским. это очень плохо. — ты был очевидным, бро, но я вообще о другом хотел поговорить. как ты понял, что хенджин тебе нравится? — напряжение и абсолютная неловкость. всего два чувства, которые витают в воздухе в период диалога. поговорить с ханом уже кажется настолько глупой идеей, что лучше бы ким в гугле посмотрел, но нет, ему нужен человек, который смог понять свои чувства.       — как я понял, что влюблён? — джисон подает голос с другого конца, задумчиво шепчет, сынмин уверен, что брови его друга стабильно находятся у переносицы, а рукой тот чешет затылок, слишком очевидная привычка. — я не знаю? думаю, всегда знал это, с первого дня. вот мы с ним собачились постоянно, за твою дружбу чуть ли не дрались, а внутри себя я понимал, что у него улыбка такая красивая, прям невероятная какая-то, как эти, бля, звезды, вот. а еще хендж постоянно меня за локоть трогал, вообще не понимаю зачем, но мне нравилось когда он меня касался. это правда делало меня счастливым, — ким чувствует, как улыбка снова появляется на губах его друга. тут и не надо на картах гадать, да и третий глаз иметь необязательно, очевидно, что джисон счастлив когда говорит о хенджине. счастлив ли сынмин когда говорит о чонине? да, определенно, естественно, совершенно точно да. нравится ли сынмину физический контакт с чонином? да. нравится ли сынмину чонин?       да.       да, нравится.       — это пиздец, джисонни, — выдыхает сынмин, отчаянно одной рукой волосы взъерошивает, пока второй телефон держит. этого только не хватало: влюбиться в мальчика из другого города, который может больше никогда не вернуться в их пупино-залупино, а еще может не ответить взаимностью, прекратить общение и заблокировать старшего абсолютно везде. чонин, как друг, замечательный, да, может он и ведет себя словно избалованный ребёнок, но он самый замечательный избалованный ребенок в мире, что всегда за любой кипишь, поддержит, да еще и своим чудесным мягким голос успокоит.       — поздравляю с осознанием, душа моя, — джисон смеется в телефон, тихо хлопая в ладоши: мама у него рано на работу встаёт, если сын ее разбудит поздно ночью, то по ушам получат все, в том числе и мирно спящий за своим столом хенджин. — добро пожаловать в клуб отчаянно влюбленных, нас теперь двое! в честь этого могу предложить замутить голландский штурвал, представляя своих крашей, как тебе идея?       сынмин сбрасывает звонок. он определенно жалеет, что решил поговорить о чувствах именно с ханом.

***

      где-то, на первой неделе июля, ким понимает, что в чонина невозможно было не влюбиться. потому что ян воплощение слова «влюбленность», и, вероятно, для него банальное «краш» — такое третьесортное и обыденное. краш — это когда одна бутылочка эссы, купленная в бристоли за пятьдесят рублей, на двоих; когда на свидания зовут в парк развлечения, катают на самых старых аттракционах, а страх ощущается в моменты громкого, пронзительного скрипа; когда мороженное покупают просто так, а потом по голове треплят. чонин с крашем не ассоциируется вовсе, только с влюбленностью по уши, первой.

первой влюбленность по уши.

      ян чонин — это не эсса за пятьдесят рублей, не парк аттракционов и не трепания по голове за мороженное. ян чонин — это легкий взмах пышных ресниц, тонкие трещинки на розовых губах; он — запах цветущей сирени, которую сорвать нельзя — погибнет; он — тисканье и кормление бездомных котов на безлюдных улицах, а еще чонин — глупые дырявые разноцветные носки, кривляния в тиктоке и семейная подписка на спотифай премиум. невероятный и такой тёплый, родной.       сынмин с яном на связи постоянно, от этого легче не становится. младший постоянно пишет обо всем на свете, но в то же время каждое сообщение не имеет смысла вовсе; присылает кружочки, где так очаровательно улыбается и показывает тазик последней июньской клубники. они гуляют каждый день, общаются тоже каждый день, постоянно.       они пару раз в неделю стабильно возвращаются к дереву шелковицы, чтоб абсолютно безнаказанно съесть весь тутовник, до которого оба только дотянуться смогут, но кажется никто не против. ян, словно по привычке, каждый раз хватает кима за руку, их грязные руки между собой сплетает. все выглядит так, будто это всегда было. чонин чаще зовет гулять только вдвоем, оба понимают, что хенджину и джисону нужно побыть наедине.       старший показывает яну каждый уголок небольшого городка, истории рассказывает о хване, хане, себе или сразу о всех троих, младший лишь хохочет во весь голос, сильнее сжимая его ладонь в своей руке.

никто не говорит о том, что происходит между ними.

      вдвоем они даже умудрились под ливень попасть. сначала это были простые крупные капли, ян даже пошутил, что чувствует, как сейчас ливанет. к сожалению, оказывается прав. огромные капли быстро превратились в дичайший ливень, так еще и дальше пяти метров вообще ничего не видно. они без зонтов, оба мокрые насквозь, зато счастливые.       чонин тогда бежит, взяв сынмина за руку, прям как в дурацких американских сериалах для глупых подростков, что не умнее этих сериалов будут, не иначе. а еще смеётся, останавливаясь недалеко от их микрорайона, клюет старшего в обе щеки.       дома их, полностью мокрых и красных, встречает бабушка яна, обеспокоено смотрит на подростков, вроде бы она сказала тогда, что-то вроде: «нини, проводи сынмина в ванную и принеси ему сухую одежду. про себя тоже не забудь». у обоих в кроссовках целые лужи, но только у чонина в глазах бездонный океан излучающий счастье, и влюбленность, невероятно драгоценную и хрупкую влюбленность в кима. такую светлую и чистую, искреннюю и первую влюбленность.

мокрый сынмин целует не менее мокрого чонина в висок, когда тот приносит ему сухую одежду.

никто ни о чем не говорит, но кажется все так и должно быть.

***

      — знаешь, сынмин, сегодня мне абсолютно плевать какая погода в питере, — ян без интереса потягивается, спину разминает, ещё и ручонкой своей ещё пару ягодок вишни цепляет, словно невзначай. — пока я с тобой тут мне на «культурную столицу» плевать абсолютно, если ты ещё не понял этого. — младший закидывать пару красных ягодок в рот. в последнее время поедать плоды прямо с кустов вошло у него в привычку, сынмин думает, что рано или поздно тот все же сляжет с отправлением на недельку, но не говорит ни разу, это его небольшая, малость подлая тайна.       чонин времени, в принципе, зря не теряет, хватает своей грязной и липкой рукой кимовскую чистую и улыбается подло так, когда хмурые брови видит. бесить сынмина у него тоже вошло в привычку, но она, кажется, не такая уж и злокачественная, потому что каждый палец выцеловывает, словно прощения просит, за что только не понятно. ян после ливня начал быть таким: тактильным в несколько раз больше обычного, но наглым до безумия. ещё целовать он сынмина начал, невзначай так, в места самые разные, будто цель его полностью кима зацеловать пока время есть. пока не уехал назад.       сначала пальцы, щеки, затем лоб, висок и кончик носа, схема всегда была одна и та же, выученная от и до кажется. не то что бы старший против, когда после заключительного чмока в кончик носа чужие губы, такие же липкие как и руки, только от них ещё ягодным бальзамом пахнет, касаются уголка его рта, так невинно, совсем и по-детски. ким в ответ лишь посмеивается тихонько, сам младшего в губы клюет, оставляя после себя лишь легкое прикосновение на них.       они ни разу о чувствах своих друг другу не говорили, но почему-то все кажется таким очевидным для них двоих.

тут не надо ни на картах таро уметь гадать, да и третий глаз иметь не обязательно, все более чем ни на есть понятно, может быть не для всех, но точно для них двоих.

***