Я приду к тебе по осколкам стекол

      Касания Джинву похожи на молитву — бережные, трепетные. И в глазах — восхищение. Словно Докча — такой вот, изменившийся — все еще драгоценность. Словно он все тот же — все тот же, ради которого пошли на смерть. Словно не он порушил столько миров, словно не он убил столь многих в своей попытке найти.       Словно его все еще любят. Все так же — бережно и трепетно — и он не знает, чем заслужил подобное.       Словно он был вправе — искать и рушить миры. Словно он был вправе…       Джинву же главный герой — честный, справедливый. Ему же не положено так — любить чудовище, следовать за ним. Ему не положено.       Он же должен был убить, уничтожить — отвернуться — из его рук Читатель принял бы свою смерть. Ему бы только убедиться — вот он, вновь живой, пусть и во власти своей Истории — он бы принял это. Принял бы и любовь к Ча Хаен — это лучше, много лучше, чем вновь любить Ким Докчу. Вновь погибнуть.       Только Джинву всегда был на редкость неправильным Главным Героем.       Только Джинву касался золотых знаков его Истории — бережно, трепетно. Казалось, помня — даже так, даже сквозь смерть.       Только Джинву все еще смотрел на него, как на божество. Как на всесильное Абсолютное Существо. Как раньше. Без страха.       Только Джинву — не Теневой Монарх — желал не подчиниться. Встать рядом. Оберегать — точно нужна Абсолютному защита от существа много слабее его.       Только для Джинву — не Теневого Монарха — он все еще был и Ким Докчей. Человеком — хоть он и утратил право так называться многие столетия назад.       Только Джинву все так же смотрит — тепло, нежно и чуточку восхищенно. Так, что тянет покраснеть и закрыть лицо руками — нельзя на него так смотреть, вовсе он такого не достоин.       Только касания его — бережные, трепетные — точно Ким Докча величайшее сокровище. Точно расколется, если руки чуть крепче сожмешь. Только вновь струиться тьма по коже — жадная, голодная — и даже эта тьма бережная. Нежная. Касается едва-едва, точно мех, мягкая и пушистая.       Только губы касаются так же — бережно, в противовес жадности пурпурного взгляда — точно обещание. Обещание быть всегда рядом. Беречь. Вновь погибнуть, если так будет нужно — ты уж прости, хен.       Словно Ким Докча и есть его божество.              Касания Ким Докчи похожи на исповедь. На тихое безмолвное «прости».       Прости за то, что позволил тебе умереть. Прости за то, что так долго тебя искал. За то, что погубил столь многих в попытке тебя вернуть — не смирившись. За то, что не воспользовался подаренным тобой шансом на жизнь — еще ту, в том самом, первом его мире.       Ким Докча сам его уничтожил, этот шанс. Своими руками, своим горем.       Прости за то, что слишком сильно полюбил тебя — сильно и жадно, так, как божеству и недозволенно. Недозволенно, ведь за такой любовью, за такой жадностью всегда следует смерть и разрушение.       У Ким Докчи на губах горечь и так много «прости».       А Сун Джинву смотрит все так же — тепло, с восхищением и чуточку — с жадностью. Словно Ким Докча все так же остался тем самым божеством — теплым и светлым.       Словно Ким Докча важнее — и миров, и чужих жизней и смертей. Словно Ким Докча важнее всего на свете.       Словно Сун Джинву всегда был его неправильным Главным Героем.