everyone hates my boyfriend

У Сынмина в жизни были две проблемы: Ханыль, секретарь компании, и Хенджин, директор этой же компании. — Проверьте внимательнее, пожалуйста! — Сынмин раздраженно смахивает волосы со лба и укладывает руки на стойке ресепшена. — Мистер, я уже проверила! Ваши имена действительно есть в списке, и за ними закреплен номер, но только один. — Их должно быть два! Проверьте еще раз. Имена: Ким Сынмин и Хван Хенджин. Нет. Конечно. Сынмин выдыхает, раздражение наконец-то начинает сходить на нет. Только они могли попасть в эту ситуацию, которая возникла настолько по-идиотски, что стоило бы рассмеяться. Сынмин бы обязательно это сделал, если бы за его плечами не было многочасового перелета. — Мне очень жаль. — Хорошо, — Сынмин кивает пульсирующей головой. — Тогда можно снять еще один номер? От огромных глаз девушки администратора как-то неприятно тянет внизу живота. Сынмин замирает в ожидании ответа, который уже заранее знает. — Мне правда очень жаль, у нас больше нет свободных номеров. — Ладно, — Сынмин кивает головой. — Хорошо. Ничего хорошего нет. Это какой-то резко наступивший конец света. Сынмин берет со стойки карту-ключ, делает глубокий вдох и закрывает глаза, чтобы отсчитать до десяти. — У вас точно нет еще одного номера? — наверное, его голос звучал слишком жалко, но недостаточно для того, чтобы кто-то резко выселился. Белая пластиковая карта словно обжигает. Сынмин сжимает ее в руке, когда идет в сторону ожидающего его Хенджина. Конечно, можно было списать на то, что это командировка и деловая поездка, которая появилась слишком резко. На подготовку было отдано всего половину сил, потому что помимо этого было много работы. Но Сынмину это не мешает сетовать на Ханыль, которой было доверено заняться организационными моментами поездки. — У нас беда, Хенджин. Но вообще беда только для Сынмина, потому что он знает, что для того, кто стоит возле двух больших черных чемоданов, занятый чем-то в телефоне, это не так. — Ханыль, видимо, забыла указать, что нам нужно два номера! — Сынмин трясет этой несчастной карточкой перед чужим лицом. — Правда? Какое недоразумение, — Хенджин качает головой, пока убирает телефон в карман. — Наконец-то ты ляжешь со мной в одну постель? — Хенджин, только не говори, что это из-за тебя, — Сынмин резко застывает, хватка на карточке ослабевает, и еще бы немного, и та бы выпала и полетела на пол, но ее вовремя забрал Хенджин. — Нет, Сынмин, я бы так не поступил, — Хенджин примирительно поднимает руки, но это не мешает Сынмину продолжить сверлить его взглядом. — Я говорю вам правду, Сынмин-щи. — Смотрите мне, Хенджин-щи, — Сынмин суживает глаза, из-за чего его нос забавно морщится. — Если я узнаю, — проводит большим пальцем по шее, что должно быть грозно, но выглядит слегка комично. — Так страшно, — актер из Хенджина никудышный, но он и не особо старался. Сынмин какой раз за сегодняшний день цокает и закатывает глаза, что еще немного, и те либо выпадут, либо застрянут зрачками внутрь. Он слишком раздражен для сегодняшнего дня, и это знает, но после томительного перелета он никак не может быть другим. — Почему ты так переживаешь? Хенджин берется за ручки чемоданов и следует за Сынмином, который уже пошел в сторону лифтов. — Потому что это ужасно, Хенджин! Мы с тобой приехали на конференцию представлять компанию. Что подумают другие люди, когда узнают, что мы спим в одном номере? — Сынмин вертит головой в разные стороны, максимально понижая голос, чтобы случайно не быть услышанным. Хотя, чисто теоретически это невозможно. Прямо сейчас они находятся почти в десятках тысяч километров от родной Кореи, а среди попадавшихся на глазах посетителей точно не было тех, кто бы понял, о чем они говорят. — Плевать, — тот пожимает плечами, из-за чего висящая сумка сваливается. — Это непрофессионально, Хенджин, — Сынмин все еще шепотом возмущается, не особо контролируя то, как сразу же спешит помочь Хенджину, поправляя мешающую сумку. — Мы должны соблюдать субординацию, знаешь. — Ладно, — легко соглашается Хенджин и легонько толкает Сынмина в спину, когда двери лифта открываются. Они заходят внутрь и расслабленно выдыхают, потому что, кажется, на свой этаж они будут подниматься одни. По правде говоря, Сынмин не такая заноза в отношениях с Хенджином, просто он немного нервничает и очень много переживает. Ему не хочется, чтобы Хенджин испортил свою репутацию, и его компания начала терять акции из-за нелепых слухов и обвинений. Несколько недель назад они проводили романтический ужин в ресторане, ничего такого особенного, просто хотелось провести совместный вечер. Сынмин как-то забылся о том, что его бойфренд — обладатель богатого на подписчиков профиля в инстаграме. В общем, тогда и пошли нелепые слухи о том, что завидный холостяк всея Кореи, кажется, немного того. Для Хенджина подобные домыслы не были чем-то оскорбительным, Сынмин это знал и был тем, кто в принципе останавливал того от желания сделать официальное заявление. Потому что для самого Сынмина это было чем-то таким, что хотелось держать как можно дольше в тайне. И не потому, что стыдно, а потому что страшно. — Не думай слишком много, — Сынмин вздрагивает, когда рука Хенджина обвивает его талию. — Здесь, в Париже, городе любви, мы с тобой можем делать все что угодно. И даже целоваться. Сынмин только успевает открыть рот, как чужие губы накрывают его. Голова все еще забита мыслями о том, что вдруг увидят, пока сумасшедшее сердце мечется по всей грудной клетке. И на мгновенье Сынмин позволяет себе расслабиться, когда Хенджин прижимает его к себе ближе. Ровно до того момента, пока лифт не начинает пищать, предупреждая о прибытии на нужный этаж, а дурацкие дверки открываются слишком быстро. Настолько, что губы Хенджина были все еще на его, когда Сынмин осознал, что на них смотрят. — Хенджин, — мычит Сынмин в чужие губы, одновременно с этим, пытаясь, отцепить от себя своего парня. — На нас смотрят, — наверное, его глаза были до ужаса широко распахнутыми. — Отвернутся, — Хенджин явно недоволен тем, что их поцелуй был прерван. — Хенджин, мы в лифте! — Сынмин шепчет уже яростно, пытаясь отбиться от Хенджина, который все еще тянул свои руки. — Господин Хван, прекращайте! Сынмин наконец-то вырывается из цепких рук Хенджина, быстро поправляет одежду и волосы, а затем проводит тыльной стороной ладони по губам, которые слегка влажные и очень горячие. Наконец-то, приняв максимально презентабельный вид и натянув на лицо гримасу, насколько это возможно, искреннего раскаяния, он готов выйти из лифта. О нет. Нет-нет-нет. Сынмин так и застывает, занеся ногу для шага, вероятно, с самым забавным и глупым выражением лица, которое только и может быть у человека, столкнувшегося лицом к лицу с деловыми партнерами, ради которых и прилетел в эту страну. — Добрый день, господа, — Хенджин переходит на английский и незаметно для стоящих мужчин прижимается к Сынмину, чтобы помочь тому вернуть свои двигательные функции. Резко потерявший возможность понимать иностранную речь, Сынмин только и мог мысленно прощаться со своей жизнью, потому что произошедшее было из категории «неловкие ситуации, в которые никогда не хотелось бы попадать. Особенно перед деловыми партнерами. Хочется поскорее сбежать, что Сынмин и делает, неловко кланявшись в разные стороны, совершенно невежливо, слегка растолкав мужчин. Он почти не слышит того, как Хенджин за его спиной ведет какую-то беседу, не особо желая вникать в чужой разговор. Это позор. Самый настоящий и натуральный. Сынмин закусывает губу, не зная, куда деться вместе с нарастающей в груди тревогой. Как можно было так облажаться? Он видит говорящего Хенджина, спины стоящих перед ним мужчин, а в груди в это время сердце зажило своей жизнью. Лифт снова звонко пищит, Сынмин на ломаном английском прощается с партнерами, которые повернулись к нему, несколько раз кланяется, как положено в Корее, и молиться, лишь бы те поскорее уехали. — Это катастрофа, Хенджин! Сынмин хватает названного за руку и тащит вперед, подальше от лифта и произошедшего минутами ранее. Они проходят несколько дверей в молчании, потому что Сынмин не настроен сейчас говорить. Если Хенджин что и сказал, то Сынмин попросту его не слышал занятый самобичеванием. — Сынмин, ну, все-все, успокойся, — Хенджин наконец-то его останавливает, чемоданы с грохотом уезжают куда-то в стену, но им двоим на это все равно. — Ничего страшного не произошло, не нервничай. Сынмин считает про себя до десяти, перед глазами все еще стоит сцена из лифта, которая совершенно не хочет испаряться, только подпитывая внутреннюю тревогу. Кем он предстал перед своими формальными коллегами? А Хенджин? Разве это подобающее поведение директора компании? — Пожалуйста, не забивай свою голову такими мыслями. Сынмин чувствует, как на его щеки ложатся чужие теплые руки. О, как же он хочет поцеловать Хенджина, чтобы убрать все тревоги. Но если их опять словят? Сейчас в этом отеле так много высокопоставленных личностей, перед которыми вообще нельзя упасть лицом в грязь. — Давай пойдем в номер, — усталость вместе с тревогой забрали последние силы. Сынмин осторожно снимает с лица чужие руки, чтобы подойти к одному из чемоданов, потому что он честно не знает, какой из них его собственный. Эта неделя должна была быть если не лучшей, то, по крайней мере, хорошей. Но все с самого начала пошло не так. Хочется вот взять и распсиховаться, позвонить Ханыль и высказать ей все при все за такую ужасную подставу и один номер на двоих с директором. Потому что прямо сейчас это кажется какой-то несмешной шуткой судьбы. Ведь в голове все еще иногда появляется тот самый день, когда Сынмин впервые отказал Хенджину в отношениях. Это произошло спустя месяц после начала отношений. Хенджин действительно менялся, словно вырастал как личность, делая огромные успехи. Но иногда проскальзывали у него такие нотки, которые заставляли зубы скрипеть и сдерживать ругательства. Сынмин никогда не жалел о том, что согласился встречаться с Хенджином, но когда тот выдал в своей излюбленной манере: «Переезжай ко мне, Сынмин», на мгновение возникли сомнения. Сынмин не хотел спешить и торопиться, ему хотелось идти по максимально правильному пути, хотя, опять же, с Хенджином это было почти невозможно. И когда он ему отказал, то тот на него обиделся! Сынмин, как сегодня помнит тот день, когда Хенджин впервые недовольно надулся и отворачивался каждый раз, когда он к нему подходил. И за этим последовал долгий процесс переговоров, в ходе которых Сынмин пытался объяснить свою позицию и причину отказа. И Хенджин вроде бы его услышал, хотя все еще не отказывал себе доказать Сынмину, что жить вместе с ним будет лучшим решением. Отчего-то рядом с Сынмином Хенджин совсем размяк и разомлел, возможно, дело в том, что для него эти отношения были тоже первыми? Сынмин, к своему стыду, так и не набрался смелости поговорить об этом, как и о причинах этих отношений. И Сынмин верил, что Хенджин его услышал и понял. Намеков о том, чтобы Сынмин к нему переехал, давно не было, но, конечно же, за этим что-то да должно было последовать. Очевидно, что номер, в который заходит Сынмин, затягивая за собой чемодан, был не просто так с одной большой кроватью. И тут не было нелепой ошибки Ханыль, на которую все хотел списать Хенджин. Сынмин это знает, но проглатывает, потому что развязывать очередной спор не особо хочется. Потому что Хенджин невыносимый. С ним невозможно спорить, Сынмин уже про это хорошо знает, после всех проб и ошибок. — Чудесно, — Сынмин оставляет чемодан возле стены и минует небольшой коридорчик, проходя дальше. Большая двуспальная кровать стоит аккурат посередине комнаты. На бежевом покрывале скручены два белоснежных полотенца. Только с пятой попытки до Сынмина доходит, что это лебеди. Невероятно. — Диван есть, — кивает больше самому себе, хотя говорит, очевидно, для заходящего следом Хенджина. — Подушку, так уж и быть, возьми. — Ну не злись, Сынмин-а. Я не просил Ханыль бронировать только один номер. Это правда, можешь сам у нее спросить. И Сынмин уже тянется за телефоном, лежащем в кармане, но вовремя вспоминает о том, что у них слишком большая разница во времени. Он не такой эгоистичный мудак, чтобы будить Ханыль своими сообщениями. — Я тебе клянусь, моя любовь, — может, Сынмин и безумно сильно устал, но это не мешает его щекам налиться краской. — Произошедшее с номером — самая настоящая случайность. Может быть, Сынмин излишне перебарщивает? Ведет себя слишком глупо и импульсивно, ведомый эмоциями. Все просто так резко и неожиданно. Невольно он стал заложником ситуации, в которую точно не хотел быть загнан. По сути, это их с Хенджином первый раз, когда они ложатся в одну постель вместе. Спустя три месяца отношений они еще ни разу проводили ночи вместе, ограничиваясь лишь совместными вечерами, после которых каждый разъезжался по своим домам. Сынмин просто волнуется. Да, немного глупо и странно, потому что ему скоро тридцать лет, но кого волнуют эти возрастные рамки. Влюбленности плевать, сколько тебе лет, она накрывает с головой. — Извини, — Сынмин поджимает губы и доверчиво проваливается в разведенные руки. В объятиях Хенджина безумно тепло и ровно на столько же хорошо. — Я просто устал. Перелет, недоразумение при заселении и этот случай в лифте. Я не хотел на тебя срываться. — Все в порядке, Сынмин-а, я знаю. Сынмин совсем разомлел от осторожных прикосновений и мягких поглаживаний по спине. Ему действительно нужно выспаться. Ведь завтра им предстоит потратить кучу времени в душном зале, наполненным мужчинами и женщинами, для обсуждения союза, который так необходим. И сегодня Сынмин даже разрешит Хенджину лечь на вторую половину кровати. Но только сегодня. Завтра тот переедет на диван. Утро, по мнению Сынмина было неплохим. После вчерашнего сумбурного вечера, наполненного американскими горками, на которых он успел изрядно накататься, даже идеальным. Хенджин с самого пробуждения почти не приставал, если не обращать внимание на то, что руки и ноги того почему-то полностью лежали на Сынмине. На мгновение даже захотелось забрать вчерашние слова о том, что Хенджин с ним спать больше не будет. Пока в ход не пошли глупые шутки, от которых было вовсе не смешно, потому что Сынмин впервые заметил, что голос Хенджина после пробуждения низкий, с легкой ноткой хрипотцы. Оказывается, ему это нравится настолько сильно. И не только ему. Впрочем, если бы Сынмин не играл роль недотроги и почти тридцатилетнего девственника, он бы давно это знал. Но сам выбрал идти по правилам, так что уже поздно резко все сворачивать и отматывать время назад. Завтрак прошел в номере по стандарту: чашка горького кофе и что-то похожее на глазунью. Сынмин активно делал вид, что ему не нравится, как Хенджин приставал к нему, накалывая на свою вилку кусочки еды и поднося их к его рту. Сынмин активно отрицал тот факт, что ему не нравится это только по той причине, что ему это, кажется, все же нравится. Спать вместе с Хенджином, обниматься и завтракать, прижавшись голыми коленками, распаренные после душа в халатах. Но это ведь всего один день, это не показатель. Горький ком горечи стоит поперек горла почти все утро, вплоть до совещания. Сынмин много думает и анализирует причины своих отказов с тем, что происходит в реальности. С каждым проведенным днем вместе Хенджин становится более прилипчивым и назойливым, но и это больше не кажется такой проблемой, потому что Сынмин к этому начинает привыкать. — Не думай слишком много о вчерашнем, — Хенджин разглаживает большим пальцем складку на лбу Сынмина. — Мы находимся в прогрессивной Европе. Я тебя уверяю, вид двух целующихся мужчин вызывает тут бешеный восторг. — Я… да, — Сынмин согласно кивает головой, хотя он думает вовсе о другом. Ему ровно до этого момента было совершенно плевать о том, что произошло вчера, но после слов Хенджина. О нет. — Я тебе серьезно говорю, Сынмин. Теплые ладони на щеках вовсе не успокаивают, Сынмин только сильнее начинает нервничать. Почему это все происходит с ним? Для чего Хенджин прицепился к нему и уже столько месяцев не отстает? Почему Сынмин влюбился в него и теперь жизнь без этой занозы кажется пустой? И главное: почему Сынмин все же не выселил Хенджина на диван, чтобы слишком много не думать о том, что обниматься с ним куда приятнее, чем с одеялом? — Да я тебя уверяю, — не успокаивается Хенджин в своих попытках утешить. — Если я тебя поцелую перед ними всеми, то они быстро сдадутся и согласятся на сотрудничество! — Господи, нет! Сынмин от испуга широко раскрывает глаза. Он с ужасом вспоминает вчерашний день и то, как ему неловко было всего перед парочкой партнеров, а если бы их было парочку десятков? Сынмин от ужаса закусывает губу и жмурится. Звучит как причина для ночных кошмаров и бессонницы, о чем он и говорит Хенджину. — Тогда, думаю, это веская причина для того, чтобы всегда спать рядом и оберегать твой сон. Я бы тебя вот так обнимал, — Хенджин выпускает из рук лицо Сынмина, из-за чего становится несколько холодно и совсем немного одиноко. Но эти чувства испаряются, когда Хенджин притягивает к себе Сынмина за талию. — И вот так бы целовал. Сынмин не успевает ни глаза открыть, ни понять того, что с ним произошло за последние секунды. Единственное, на что его хватило, механически двигать губами на встречу и думать о словах Хенджина. Разве это так плохо, как казалось раньше? Пальцы путаются в чужих волосах, Сынмин немного привстает на носочки, когда Хенджин особо сильно надавливает на поясницу. Прижимаясь к чужому телу, от которого даже через слои одежды ощущается жар, он чувствует, как, наконец, расслабляется. — Кхм-кхм. Гадство. Сынмин испуганно отпрыгивает, случайно перед этим укусив Хенджина, из-за чего тот низко замычал. Одна рука прижимается к раскрасневшимся губам, в попытке их спрятать, пока вторая лихорадочно поправляла прическу и одежду. — Добрый день, господа, — у говорящего за спиной мужчины сильный акцент, который режет по ушам. Хенджин приходит в себя первым, Сынмин даже не удивляется этому, потому что Господин Хван как будто включается по щелчку пальцев, отключая мягкого и нежного Хенджина, пуская на его место рассудительного начальника. — О, Господин Ван! Какая встреча! — Хенджин подлетает к пожилому китайцу и протягивает руку. Сынмин все еще пытается прийти в себя, игнорируя тревожные сигналы мозга. Господин Ван… Господин Ван… Кто же он? И когда в голове уже почте загорелась лампочка и невидимая рука ухватилась за ниточку, Сынмина отвлекли от размышлений. — Нам с Сынмин-щи уже пора идти, Господин Ван, — Хенджин кланяется, а затем быстро цепляется за руку Сынмина и уводит. — Черт. — Что-то не так? — Сынмин на мгновение пугается такой перемене, но сразу же берет себя в руки. — Все не так! — Хенджин впервые выглядит таким испуганным. — Этот престарелый идиот сделает все, чтобы обогнать нас на мировом рынке. — И что? — голос сипит, и Сынмин сглатывает слюну. — Что нам делать? — Заручаться поддержкой европейцев, — на лице Хенджина появляется пугающая ухмылка. Сынмин давится слюной, впервые и по-настоящему пугаясь Хенджина за все месяцы их отношений. Тот не дает ему и слова сказать, снова хватает за руку и утаскивает в сторону зала для конференций, где их вообще-то уже заждались.

///

Будь проклят тот день, когда Сынмин согласился на обеды с Хенджином. Будь проклят тот день, когда Сынмин поддался чужому напору. Будь проклят Хван Хенджин! Лукавые взгляды и доброжелательные улыбки преследуют их дуэт всю встречу. Сынмин едва ли не скрипит плотно стиснутыми зубами, когда очередная милая дама или заплывший лишним весом старичок кидал на них любознательные взгляды из-подо лба. И Сынмин знает, что этот Господин Ван не успел за короткие несколько минут что-то разнести, значит… Значит, постарались именно те двое, которые застали их в лифте. Сынмин не то чтобы тревожился из-за слухов, которых теперь явно полно. Но внутри все сжимается от тревоги только от одной мысли, что Хенджин и его компания могут пострадать. Разве Сынмин мог допустить это? Вдруг из-за подобной глупости Хенджина посчитают некомпетентным, посчитают недостойным поддержки? Сынмин не мог так поступить с Хенджином и отобрать у него возможность выйти на мировой рынок. Это было бы несправедливо и нечестно по отношению к тому, кто не заслужил этого. Тревожные и глупые мысли не отпускали его до самого окончания совещания, которое он, к своему стыду, пропустил, больше поглощенный чужими непонятными взглядами, чем поднимавшимся для обсуждения вопросы. Сынмин пробыл в себе ровно до того момента, пока не ощутил громкие щелчки возле своего лица. — Ты был не со мной. Хенджин не выглядит обиженным, скорее слегка задетым. Сынмин вздыхает и уже натягивает на лицо глупую улыбку, но вовремя останавливается. Это было бы действительно глупо. — Давай съедемся, Сынмин. — Нам нужно расстаться, Хенджин. Они говорят одновременно. Сынмин не ожидал того, что ему скажет Хенджин, поглощенный в собственные переживания, терзающие душу. Произошедшее некоторое время назад оставило неприятный отпечаток где-то в груди. Сынмин слишком много думал о том, насколько же на самом деле рискованные их отношения. И мысли о том, что они могут навредить Хенджину, тем более после того, кто их застал целующимися, вызывают тошнотворную панику. — Ладно-ладно, не будем съезжаться, — Хенджин примирительно поднимает руки. — Чего ты так сразу? Сынмин закусывает губу и хмурится. Голова опущена, взгляд устремлен куда-то под стол. Где они вообще находятся? — Я не шучу, Хенджин. Господи, как это глупо. Сынмин никогда не думал о том, что однажды в его жизни наступит момент с идиотской любовной драмой, в которой он будет главным героем. — Я правда не понимаю, — Хенджин звучит озадаченным, Сынмин изо всех сил держится, чтобы не поднять голову и не посмотреть на того. — Если это из-за вопросов о переезде, то я больше не буду. Сынмин, я уважаю твой выбор и вовсе не хотел тебя принуждать. Тихий смешок срывается с губ. Сынмин сейчас еще расплачется, он себя знает. За все месяцы общения и отношения Хенджин так изменился, что с первой секунды взял вину на себя, не задумавшись о том, что виноват тут только Сынмин. — Это не из-за переезда. — Нет? Тогда почему? Звуки скрипки за спиной заставляют задуматься о том, что Сынмин, черт возьми, делает. Он не собирается выяснять отношения в ресторане, потому что это ужасно и невежливо. Несправедливо. Хенджин точно не заслуживает того, чтобы быть брошенным вокруг мурлычущих на своем французов. — Давай поговорим в номере, — наконец-то отвечает Сынмин и промаргивается, чтобы согнать ненужные слезы. Вот он размяк, совершенно не похож на прошлого себя, для которого плакать было чем-то редким и непривычным. Заказанная Хенджином еда, пока Сынмин был в своих мыслях и ни на что не обращал внимания, заботливо принесена официантами. Ее запах и вид вовсе не вызывает желания есть, хотя все приготовлено на высшем уровне, но Сынмин не может. Сидящий напротив него Хенджин, на которого стыдно смотреть, тоже лениво ковыряется вилкой в своей тарелке. Чувство вины расползается с удвоенной силой, но Сынмину не жаль, что он начал этот разговор. Так правильно, он знает. Вдруг откуда-то со стороны кто-то начинает копошиться, и уровень шума в том месте вырос в несколько раз. Сынмин кидает незаинтересованный взгляд только потому, что мельтешащие люди все же смогли привлечь его внимание. Слезы, которые он смог сморгнуть, снова подступили. Сынмин закусывает губу и отворачивается, потому что видеть, как один мужчина делает предложение другому, оказалось слишком неприятно для недавно расколовшегося сердца. — Пойдем, пожалуйста, отсюда, — Сынмин говорит шепотом, не желая отвлекать внимание гостей от развернувшейся картины. В лежащую на столе книжечку, в которой находится счет за ужин, вкладываются купюры. Из-за стола выходят вместе под грохот бурных аплодисментов. Сынмин чувствует себя ужасно, когда видит растерянность на лице Хенджина. Хочет сказать, что пошутил и вовсе не это имел ввиду. Хочет согласиться на то, чтобы съехаться и наконец-то начать жить вместе, потому что спать в одной кровати Сынмину уже нравилось, а остальное — дело наживное. Сынмин так устал от этой неуверенности, поселившейся в груди, тревоги и удушающего страха. Ему хочется быть счастливым и любимым, хочется ходить с Хенджином за руку, целоваться в узких улочках, пока никто не видит. Сейчас за него руководствуется его эмоциональная половина, которая пилит-пилит-пилит и пилит. С ней невозможно договориться, с ней невозможно найти общий язык. Сынмин так старался обуздать все эти мысли, заставил поверить себя в то, что у них с Хенджином правда все получится. Но последние недели были такими утомительными, не удивительно, что сейчас он не выдержал. Погода в Париже, словно подслушавшая их разговор, решила испортиться. Сынмин вздрагивает, когда замечает, как Хенджин протягивает к нему руку, а потом резко убирает ее назад в карман. Сынмин одним предложением испортил все то, что они выстраивали кирпичик за кирпичиком. Они идут по незнакомой улице, как чужие друг другу люди, только что встретившиеся по пути. — Почему ты хочешь расстаться? — Хенджин первым не выдержал напряженного молчания. — Потому что это было ошибкой, — Сынмин пинает носком ботинка валяющийся на земле камень, сам не верящий в честность своих слов. — Эти отношения были слишком опрометчивыми и рисковыми. Нам нельзя было заходить так далеко. — Скажи правду, — Сынмин едва заметно улыбается от осознания того, что Хенджин не особо поверил в его слова. — Потому что… — Сынмин подбирает в голове веские для расставания причины, но не находит, потому что их нет. Сынмин что-то сам себе придумал, расстроился и принял решение, которое с Хенджином даже не обсудил. — Ты и я — мы разные. Это звучит так глупо, Сынмин закусывает губу, коря себя за сказанное. Зачем он это делает и продолжает говорить такую чепуху? Вслед за тревогой его накрывает волной стыда, резко становится жарко и слишком неловко, потому что так лгать ему еще никогда не приходилось. Тем более не перед человеком, к которому он испытывает слишком большие и серьезные чувства. — Это из-за Господина Вана? — догадывается Хенджин, а Сынмин, этого не ожидавший, спотыкается, чем, кажется, выдает себя. — Он что-то тебе рассказал? — Нет, — Сынмин чувствует на своем локте чужое прикосновение, а позже и на руке. — Он ничего не говорил. — Тогда я не понимаю, дело во мне? — Нет. Точнее, я думаю, мне кажется, что во мне, — внутри груди разливается тепло, когда рука Хенджина сжимает его. — Ты мне изменил? — Хенджин останавливается и дергает Сынмина за руку, из-за чего тот тоже перестает идти. — Не верю, что ты смог найти более привлекательного парня, чем я. Эй, Сынмин-а! Если он окажется красивее меня, я тебя не прощу! — Дурак! — Сынмин наконец-то улыбается и вместе с этим его как будто отпускает. — Я сделал что-то не так? Кроме тех вопросов о переезде, — Хенджин выглядит искренне взволнованным. — Нет. Это… просто… — Сынмин терзает нижнюю губу, из-за чего та не выдерживает и лопается, пуская на язык что-то теплое и металлическое. — Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы. — Твой отец — часть корейской мафии? — Хенджин больше не выглядит тем, кто переживает, скорее, он похож на того, кто забавляется от сложившейся ситуации. — Не смешно. — Я не смеюсь, Сынмин, но пока ты не назовешь настоящую причину, мы будем так стоять, — и для подтверждения своих слов Хенджин берет и вторую руку Сынмина в свою. — Ты сказал, что Господин Ван, что… — Он ничего нам не сделает, — перебивает Хенджин, потому что слышать об этом человеке ничего не хочет. — Но ты говорил, что нам нужна поддержка европейцев! — теперь Сынмин вообще ничего не понимает. — О… Мне просто нравилось тебя смущать! — Ты! — Сынмин от шока раскрывает рот, больше не сказав ни слова. Они стоят, взявшись за руки, еще некоторое время Сынмин сполна себя почувствовал первоклассным дураком, разрешив эмоциям победить в борьбе со здравым смыслом. Ему стоило с самого начала поговорить с Хенджином и вообще меньше слушать всяких китайских пенсионеров. — Сынмин, — Хенджин больше не улыбается, став больше похожим на Господина Хвана. — Безусловно, Господин Ван — мелкая тля, которая только и может, что портить все живое своим существованием, но он ничего не сделает компании, чтобы пойти на такие риски. Я ценю, что ты готов пожертвовать всем во благо, но я не готов. Я не собираюсь расставаться с тобой. Ни сегодня, ни завтра, ни в ближайшее будущее, в котором ты согласишься жить со мной. Только… — Только что? — Сынмин сглатывает, все еще издеваясь над своей губой. — Только если ты сначала сыпешь хлопья, а не льешь молоко. Мимо них по дороге с шумом проезжает машина, где-то на деревьях щебечут птицы, и вдалеке слышно французскую речь. Сынмин усердно пытается понять услышанное, как будто ему доверили какую-то важную тайну, а не порядок приготовления сухого завтрака. — Шучу, я приму тебя даже с таким багажом недостатков, — Хенджин наконец-то сбрасывает маску серьезности и улыбается. — Эй! То, что я люблю черри в стекле не недостаток! — Конечно-конечно, — смеется Хенджин, и наконец-то выпускает руки Сынмина из своих. — Пойдем в отель? — Да, — соглашается Сынмин, уже заранее продумывая в голове план дальнейшего разговора, да и неловкость за такое громкое предложение никуда не делась.

///

Сынмин тяжело вздыхает. Куча разных мыслей атакуют его голову с разных сторон и ракурсов. И все они крутят вокруг одного человека — Хенджина, которого сейчас нет рядом. Еще с утра Сынмин проводил своего парня тире начальника на очередное совещание, но в этот раз последнее за эту поездку. Он надеялся, что они смогут провести этот день вместе, гуляя по Парижу. Но вышло то, что вышло. Вечно занятый Хенджин был по уши в работе и Сынмин понимает. До вчерашнего дня он тоже не мог свободно продохнуть, следуя за Хенджином как тень. И только сегодня он наконец-то смог передохнуть. Но все еще без Хенджина. Сынмин не отчаивается. По правде говоря, он даже воодушевлен. Ведь ему все еще никто не мешает устроить романтический ужин в их номере. Заказать разных популярных французских блюд, купить хорошего вина и раскидать по полу свечи и лепестки роз. Он надеется, что такая интимная обстановка поможет им перейти не только на другой уровень, но и разобраться с тем, что происходит в их отношениях сейчас. Не то чтобы у них были какие-то проблемы. Даже несмотря на недавнишний выпад Сынмина и его непонятную истерику с расставанием. Вроде бы у них все наладилось, несмотря на то, что никак не обсуждалось. Что, в общем-то, Сынмина несколько и напрягает. Хотелось бы наконец-то прояснить некоторые моменты, которые в состоянии окрыленности любовью отодвинулись на второй план. У них с Хенджином все хорошо, но этого все еще недостаточно, чтобы было отлично. Поэтому Сынмин надеется, что сегодняшний вечер они проведут за разговором, который наконец-то все прояснит и разрешит. Сынмин тратит около часа для того, чтобы изучить французскую кухню и выбрать то, что они бы оба смогли съесть. Выбирая между традиционными блюдами и современной кухней, Сынмин все взвесил за и против, не особо впечатленный улитками и луковым супом. Если он хочет оттолкнуть от себя Хенджина, то он вполне может заказать такую мерзость. Было бы интересно провести последний день в Париже спиной друг к другу, чтобы не слышать неприятные запахи. Но нет. Сынмин не будет так извращаться. Он все еще думает о том, чтобы остановиться на классическом рататуе и не мучить голову такой ерундой. Этот вечер должен приносить только одно удовольствие, а не насилие над мозгом. Поэтому, когда Сынмин открывает сайт ресторана, который, если верить отзывам, один из самых лучших, он жмет на блюда наугад. Что же, одна четвертая для вечера сделана. Следующее, что планирует сделать Сынмин — устроить набеги на торговые центры, чтобы найти ароматизированные свечи и красные розы. Все должно быть по красоте. Мятые толстовка с джинсами наспех надеваются. Сынмин тратит не больше минуты на сборы, желая сконцентрироваться на подготовке, когда вылетает из номера и мчит на выход из отеля. Он понятия не имеет, где находится ближайший торговый центр, поэтому надеется на удачу и спешит в ту сторону, где толпится основная масса людей. Еда. Алкоголь. Свечи. Цветы. Четыре важных пункта, как мантра, крутятся в голове, когда удача становится на сторону Сынмина и он проходит сквозь стеклянные двери внутрь торгового центра. Ему осталось всего ничего. Найти магазинчик, в котором продаются различные безделушки для дома. Отыскать цветочный, чтобы купить пышные красные розы и… Сынмин резко тормозит, когда взгляд случайно цепляется за яркую витрину. Он несколько секунд смотрит на манекены, затем осторожно поворачивает голову в разные стороны, стыдливо осматриваясь, а после наконец-то решается зайти внутрь. Что же… это будет маленьким секретом Сынмина. Дальнейшее путешествие по магазину казалось не таким обременительным и сложным. Сынмину в одно мгновение показалось, что сама удача встала на его сторону, когда нужное одну за другим появлялось в поле его зрения. Симпатичные свечки в форме сердечек с легким ненавязчивым запахом ванили есть; розовые, красные оказались не такими симпатичными, розы тоже есть. Сынмин готов возвращаться назад в отель, чтобы наконец-то завершить оформление номера и готовиться самому. Бутылка популярного во Франции красного вина тоже оказывается слишком быстро куплена. Сынмин в некоторой степени чувствует себя несколько разочарованным, так как готовился к тому, что ему придется попотеть. Но все складывается иначе, так что он еще успевает зайти в небольшую пекарню и прихватить коробочку с макарунсами, лишним точно не будет. Сынмин как раз заходит назад в номер, когда ему звонит телефон. Пакет с покупками опускается на пол, розы бережно летят на диван, а палец уже тянет ползунок на экране, чтобы ответить. — Хей, — Сынмин здоровается первым и наконец-то выдыхает, все же утомленный после небольшой прогулки. — Успел соскучиться? — Они меня хотят убить, — Хенджин по ту сторону звонка звучит до ужаса уставшим и замученным, как будто его действительно там убивают. — Потерпи, большой босс, — Сынмин проводит пальцами по стене и сам не замечает, как его губы растягиваются в улыбку. — Приезжай сюда, Сынмин-на, я больше не могу. — Ты можешь, Хенджин. Я в тебя верю. Хенджин еще несколько минут ноет о том, какое это было бессмысленное совещание, о каких-то баранах и парнокопытных идиотах, которым бы следовало лазить по Эйфелевой башне, а не пудрить голову другим. Сынмин слушает его в пол-уха, больше обеспокоенный тем, что он, кажется, все же не успевает. Он Хенджина любит. Без преувеличений. И да, он за эти месяцы это понял, принял и осознал. Но прямо сейчас тот мешает ему готовиться к вечеру. — Эй, Хенджин-а, — перебивает Сынмин, — послушай… а ты скоро будешь? Просто… знаешь, ты бы не мог приехать к восьми? Не раньше. — Что? — Ну просто… Сынмин замолкает и вздыхает, надеясь, что его говорящая… нет! Кричащая интонация дала понять Хенджину, что что-то намечается. И что тот обязательно должен послушаться и молча согласиться. — Ну ладно… — голос Хенджина звучит озадаченно и Сынмин знает, что у того остались вопросы. — До вечера! Целую! Сынмин сбрасывает первым, пока опешивший Хенджин так и не успел еще ответить. У него есть… взгляд падает на экран телефона, еще три часа. Осталось только дождаться, когда доставка привезет блюда для полноты картины. А сейчас он решает заняться расстановкой свечей, которые зажжет ближе к приходу Хенджина. Розы он тоже решает покрошить позже, чтобы те не успели потерять вид и некрасиво скрутиться. Что же Сынмину теперь делать? Тогда он допускает первую за сегодняшний день ошибку, когда решает прилечь. Совсем ненадолго… Что-то идет не так. Что-то из разряда вон выходящего. Что-то, что не поддается контролю и какому-то логическому объяснению. Что-то, что просто невозможно контролировать и обуздать. С постели Сынмин подрывается резво и шумно. Лежащий на животе телефон соскальзывает на кровать, запутавшееся в ногах одеяло уже лежит на полу, пока хранящее тепло и влагу от слюны подушка все еще манит к себе. Сынмин не понимает, что происходит примерно первые секунд пять. Потом в голове что-то стреляет, да так, что озарение и понимание приходят сразу же. — Черт! Горячий телефон, кажется, обжигает, горящий экран и открытая на нем игра «Homescapes» воскрешает в голове новые воспоминания, как Сынмин решил пройти пару уровней и немного подремать, предварительно поставив будильник. Заснул он, к несчастью, раньше, чем закончил уровень. Будильник он, к слову, так и не завел. — Черт, я же не проспал? От излишней нагрузки телефон слегка виснет, Сынмин подозревает, что на нем осталось всего пару процентов. Он успевает заметить первые два цифры перед тем, как экран окончательно гаснет. Сорок минут. У него есть сорок минут для того, чтобы подготовиться. К моменту, как Сынмин наконец-то поднялся с постели, поставил телефон на зарядку и прибрал устроенный бардак, в дверь позвонили. Он думал, что это еда, но когда он открыл дверь, то по ту сторону в коридоре стоял работник, в чьих руках были два пушистых белых халата. Перед уходом из отеля он как раз их попросил, потому что их с Хенджином убрали после уборки номера, а новые, так и не принесли. Доставки все еще нет, но Сынмин не отчаивается, как может, растягивает время, когда расставляет на полу, тумбочках и кровати свечки. Он все еще не загоняется, когда безжалостно потрошит розы и прокладывает дорожку от входной двери до кровати, а так же умудряется сделать два небольших кривоватых сердца вокруг свечей, стоящих на постели. Когда лежащий на зарядке телефон подсказывает, что до возвращения Хенджина остается всего каких-то двадцать минут, а Сынмин так и не подготовился, он понимает, что дело плохо. Но он больше не может ждать, тем более когда точно уверен, что заказал блюда на верное время. С непонятной тяжестью в груди и чем-то таким непонятным и вьющимся чуть выше пупка, схожим на тревогу, Сынмин решает больше не тратить время на ожидание и отправиться в душ. Но все еще стоя под бьющей по оголенной спине струей воды, он думает о том, что все складывается совершенно не так. И виной тому сам Сынмин, который решил прилечь поспать. Душистый гель для душа, отдающий нежным хлопком, пенится на мочалке. Сынмин не жалеет силы, когда давит ею на руки и плечи. Не уменьшает напора, когда проходится по груди и животу, опускаясь к ногам. Черт, он ведь не успеет. Руки дрожат, когда он трет мочалкой по бедрам, на которых остаются разводы белой пены. Сынмин от досады закусывает губу, когда понимает, что это катастрофа. Он должен был подготовиться к вечеру более основательно. Лежащая в чемодане смазка сейчас должна быть здесь, но и про нее Сынмин забыл. Горячая вода смывает с тела остатки геля и пены. Сынмин осторожно двигается, чтобы не намочить голову. Нет смысла сейчас тратить время на шампунь и мытье волос, когда он не успеет не то чтобы их высушить, но и банально вымыть, пройдя все этапы ухода. Он проходится по своему телу глазами еще раз и мысленно благодарит себя за то, что вчера хоть и лег спать поздно, но потратил время на длительное бритье. Сегодня Сынмин бы точно ничего не успел сделать. Он уверен, что уже опаздывает, поэтому больше не медлит, когда хватает висящие на крючке полотенце и выходит из душа. Вытирается наспех, особо не заботясь, чтобы собрать все стекающие капли. Затем наконец-то надевает то, что не так давно купил, и набрасывает сверху халат, от которого приятно пахнет кондиционером. Из ванной Сынмин выходит как раз к тому моменту, как в дверь стучат. Он понимает, что это пришел Хенджин, поэтому бежит к сумке, в которой лежит зажигалка, чтобы зажечь все свечки. Несколько раз яркий язычок пламени опасно скользит мимо фитилей, угрожая поджогом, но Сынмин от этого отмахивается. Стук в дверь продолжается, зажжены почти все свечи. Когда Сынмин открывает дверь, осознание того, что еды все еще нет, ударяет прямо под дых. Но стоящий перед ним Хенджин выглядит настолько… настолько, что Сынмин не может больше думать о еде, а только о том, чтобы затащить Хенджина внутрь номера. — Привет, — шепчет Сынмин, когда дверь за Хенджином захлопывается. — Привет, — Хенджин не двигается, его глаза слегка прищурены и с интересом обращены в сторону Сынмина, разглядывая его с ног до головы. — Я пришел вовремя, — а затем он тянется, но Сынмин ловко уворачивается, хоть и губы обдает каким-то фантомным жаром. — Не сейчас, — твердо говорит Сынмин и берет Хенджина за руки. — Сначала душ, потом все остальное. Хенджин согласно кивает головой, видимо, не особо желая припираться и спорить. Сынмин осторожно ступает назад, наступает на валяющихся на полу лепестки, и тогда Хенджин их тоже замечает. — Не подсматривай, — просит Сынмин, только сейчас осознавая, что он мог украсить комнату позже. — Ладно. Хенджин закрывает глаза, и Сынмин больше не тормозит. Он резво разворачивается, хватает Хенджина за руку и тянет в сторону ванной, куда его и заталкивает. — Я тебя жду, — Сынмин выпускает руку Хенджина из своей и остается за порогом. — Не присоединишься? — Хенджин лукаво улыбается, его руки тянутся к собственной шее, на которой до сих пор болтается туго затянутый галстук. — Не-а, сам справишься. Сынмин сам закрывает двери, оставляя Хенджина одного в ванной комнате. Он прижимается спиной к прохладной стене, только сейчас понимая, насколько он разгорячен. Это действительно все происходит. Но Сынмин не планирует отступаться. И даже подведший его ресторан не испортит этот вечер. В голове крутится примерный список вопросов и тем для обсуждения, которые Сынмин считает необходимыми для того, чтобы их наконец-то поднять и обсудить. Внутри накопилось многое, но самое главное то, что он наконец-то готов об этом говорить. Он знает, что исход в любом случае будет положительный. Просто небольшое успокоение себя. Сынмин отрывается от своих мыслей, когда за стенкой слышится шум воды. Он легко отстраняется от нее и потягивается, позвонки приятно хрустят, когда он разводит плечи в стороны и медленно ведет ими. Он идет к выключателю, чтобы потушить основной свет, а после к прикроватным светильникам, чтобы зажечь. Атмосфера в комнате кардинально меняется, она теперь кажется более романтичной и интимной. Из-за горящих свечей и полумрака рассыпанные лепестки роз кажутся кровавыми кляксами, разбросанными по комнате. Стоящая на комоде бутылка вина уже давно открыта и только ждет своего часа, чтобы быть разлитой по бокалам и выпитой. Сынмин теперь идет по направлению к ней, чтобы заполнить бокалы темной жидкостью. Только бокалов нет. — Да вы издеваетесь! Сынмин наклоняется перед комодом, чтобы потянуть ручки дверок на себя. Он точно был уверен в том, что у них есть бокалы. Но как бы он не рыскал по полкам, ничего похожего там не было. У них не только не было еды на вечер, но и бокалов! Сынмин раздосадовано закусывает губу и закрывает дверцы с пустующими полками. Бутылка вина так одиноко и стоит, что он не выдерживает и тянется к ней. Какая уже разница, если бокалов нет и в любом случае придется пить с горла. Но импульсивный глоток он так и не успевает сделать, прислонив холодное стекло к губам. За его спиной открывается дверь ванной, и Сынмин слышит, как Хенджин выходит. — Начал и без меня? Вновь хлопок двери, чтобы горячий пар не вышел за пределы и не разгулялся по комнате. Сынмин вздрагивает, чуть не роняет бутылку на пол, но все же удерживает ее в руке, когда оборачивается. Темные отросшие волосы Хенджина слегка влажные. Они симпатично прилипли ко лбу, и красным распаренным после душа щекам. Сынмин стоит, словно окаменевший, даже не задумываясь о том, что делать дальше. За него все решает Хенджин, который твердым уверенным шагом пошел в его сторону. — Я тоже хочу, Сынмин-а. Бутылка вина легко вынимается из рук. Сынмин все еще нелепо хлопает глазами, наблюдая за тем, как Хенджин, чуть прищурившись, обхватывает губами горлышко, которое он недавно сам держал у своего рта, и наклоняется. Сынмин, как завороженный следит за тем, как дергается кадык Хенджина, когда тот делает первый глоток. Он глотает слюну и облизывает губы, на кончике языка чувствуется фантомный вкус вина, которое он так и не успел испить. — Я его еще не пил, — голос отчего-то звучит глухо и неуверенно, как будто Сынмин сам себе не верит. — Да? — Хенджин убирает бутылку от лица и легонько ухмыляется. На растянутых пухлых губах виднеются розоватые разводы алкоголя, которые ловко слизываются языком. — Тогда держи. Рука Хенджина, державшая бутылку, все еще прижата к его груди. Сынмин непонимающе хмурится и сам делает первый шаг на встречу. Он не замечает то, как на него смотрит Хенджин, сконцентрированный на другом. На чертовой бутылке с вином, которое он так и не попробовал. И не попробует. Бутылка со звоном летит на пол, бордовые брызги летят в разные стороны и на не обнаженные участки ног тоже. Сынмин от шока распахивает рот, взгляд устремлен на пропитывающийся алкоголем пол. Он уже готовится к тому, чтобы что-то сказать, но банально не знает что. Что в таких ситуациях вообще говорят? В прочем-то сказать Сынмину не дает Хенджин, который в мгновение ока оказывается настолько близко, что его широкая, прикрытая халатом грудь закрывает обзор на развернувшийся под носом бардак. — Бутылка упала, — глупо повторяет увиденное Сынмин. — Да. Горячий воздух обжигает неприкрытое волосами ухо. Сынмин вздрагивает, неловко дергается и отступает, но оказывается, больше некуда. Спиной он упирается в стоящий позади комод, хотя ему казалось, что он достаточно отошел от него. Хенджин ступает следом, его щеки все еще розовые, Сынмин уверен, что притронься к нему и обожжешься. — Ты что делаешь? — шепчет Сынмин и вытягивает руки вперед. — А ты? Хенджин упирается грудью в выставленные ладони. Сынмин нервно сглатывает, в голове самая настоящая пустота, с которой он не может справиться. — Ну же, Сынмин, — Хенджин говорит тихо и вкрадчиво. — Иди сюда. Руки ослабевают и свободно падают вдоль туловища. Сынмин оказывается втянут в какой-то неведомый ему водоворот. Руки Хенджина ощущаются везде и сразу: на плечах, талии и ниже, где-то на уровне тазовых косточек. Сынмин громко вздыхает, все определенно идет не по его плану. Он вообще не понимает, что происходит прямо сейчас, но с каждой пройденной секундой это начинает ему все больше нравиться. И руки Хенджина, которые все не успокоились и трогали его везде, и этот взгляд, который отключает голову и все святое. — Может… — Сынмин запинается, облизывает сухие губы и продолжает. — Может, ты меня наконец-то поцелуешь? Внутри груди проснулась поутихшая смелость. Сынмин дважды моргает, и непонятный морок словно спадает с глаз. Наконец-то он начинает брать контроль в свои руки. Наконец-то он не просто стоит, как китайский болванчик, кивающий головой, а начинает хоть что-то говорить и делать. — Хорошо, — усмехается Хенджин и без промедления действует. Воздух застревает где-то поперек горла, когда губы Хенджина прикасаются к его, Сынмина, губам. До этого невольно свисающие руки наконец-то набирают силы, Сынмин их поднимает, чтобы ухватиться за плечи Хенджина. — И это все, что ты можешь? Сынмин ухмыляется, зажатый с одной стороны Хенджином, а с другой — бездушным деревянным комодом. Языком проходится по губам, чувствуя кончиком отголоски кислого вина. Недостаточно. Хенджин на открытую провокацию не отвечает. Вместо этого он хватается двумя руками за чужую талию, чтобы притянуть к себе поближе, и впивается поцелуем в губы. В этот раз он больше не медлит, пока под пальцами натягивается махра. Его язык ловко пробирается сквозь приоткрытые губы Сынмина и толкается в плотно стиснутые зубы. Хенджин сильнее вдавливает Сынмина в себя, тем самым намекая поддаться и отступить. Сынмин словно понял его намерения. Хенджин не сдерживается и стонет, когда его язык переплетается с чужим. — Ты невыносимый, — Сынмин отстраняется первым, его голос сквозит смущением, как и внешний вид. Покрасневшие щеки, съехавший халат и горящие глаза. Хенджин жмурится, когда представшая перед глазами картина отдает тяжестью внизу живота. Невыносимо. Сынмин перед ним такой невинный, но это ровно до того момента, как его покрасневшие губы не раскроются и с языка не сорвется очередная срывающая крышу колкость. Хенджин его за эти месяцы успел выучить как облупленного: от повседневных привычек до таких мелочей, хоть близости у них еще и не было. Хенджин закусывает губу, Сынмин перед ним само совершенство, и он не может больше терпеть. И не только он. Хенджин ведь выучил Сынмина, верно? И по долетающему до ушей тихому шепоту Хенджин понимает, насколько Сынмин накален и насколько ему уже невыносимо терпеть. Чужие брови собираются вместе, между ними остается место только для неожиданно пролегших морщинок. Хенджин этой картиной любуется лишь несколько секунд. Затем он слегка наклоняется, спускает руки ниже талии к бедрам и подхватывает Сынмина на руки. Он больше не намерен терпеть и ждать. — После этого я тебя никогда не отпущу. — Не отпускай, — достаточно быстро соглашается Сынмин, чему Хенджин сначала не верит. И хоть из рук Сынмина он выпускает, чтобы положить того на кровать, то от своих слов не отказывается. Сегодня они проведут эту ночь вместе, он сделает все, чтобы Сынмин почувствовал себя любимым и желанным. Хенджин будет делать все для того, чтобы чужую голову не посещали тревожные мысли. — И долго ты будешь просто стоять? — Сынмин нахально улыбается, его ноги чуть разведены в разные стороны, но достаточно для того, чтобы еще больше оголить бедра. — Вам так не терпится, Сынмин-щи? Кажется, я плохо на вас влияю, — Хенджин выпрямляется и обходит кровать, прежде чем на нее забраться и оказаться у ног Сынмина. — Ты немного выпачкался. На смуглой коже остались красные разводы от вина, Хенджин сглатывает слюну, а затем, не думая, протягивает руку в перед и касается их. Высохший алкоголь под кончиками пальцев липкий, и как бы он не тер, тот не хотел никуда деваться. — Хенджин… Начавший говорить Сынмин резко замолкает. Хенджин даже не поднимает головы в это время, но стоило ему услышать свое имя, как тело само начало действовать. Он, не задумываясь, подхватил ногу Сынмина за лодыжку и поднял выше. Еще секунда и его язык начал слизывать сладкие капли. Есть в этих действиях что-то такое интимное и пошлое, что заставляет отчего-то затихшее возбуждение вспыхнуть с новой силой. Хенджин легонько сдавливает чужую мягкую икру, когда проходится последний раз языком по коже. Он ставит себе мысленную галочку за выполненную работу, а затем вспоминает, что находится рядом с человеком, которого любит, и здесь не нужно делать вид, что ты директор перфекционист. Однако вторую ногу Хенджин тоже не игнорирует. На ней разводов больше, они даже долетели до острой коленки, которую он оставляет на потом. Сынмин совсем притих, только слышно сверху громкие вздохи. Хенджин разминает пальцами чужие мышцы, поднимается языком выше, чтобы собрать все капли до последней. И когда оказывается возле коленки, его взор привлекает кое-что другое. Полы белого махрового халата были бесстыдно распахнуты. Глаза поднимались все выше и выше, пока в какой-то момент не наткнулись на вещь, которая заставила зависнуть. Хенджин проморгался несколько раз в попытках понять, показалось ли ему, но времени на раздумья не было. Свободная нога Сынмина, которую он не сжимал рукам, дернулась и уткнулась куда-то ему вниз живота, тем самым отрезвляя. — С тобой все в порядке? Сынмин все еще раскрасневшийся и возбужденный, по его лицу и безумно блестящим глазам видно, что тот больше не может терпеть. Хенджин сглатывает, кивает головой и выпускает ногу Сынмина из рук. Он не уверен, что сейчас может говорить и в целом вести себя адекватно. Потому что единственное, что ему хочется, сбросить с себя и Сынмина эти дурацкие халаты. И он решается ответить честно: — Нет. Рядом с тобой я никогда не был в порядке, — Хенджин теперь нависает над Сынмином, одной рукой он упирается в мягкий матрас, пока вторая тянется к поясу халата. — Я могу? — Вы можете все, Господин Хван. И это срывает Хенджина с тормозов. Он до этого даже не предполагал, что в подобной обстановке формальное обращение отразится на нем новой волной возбуждения, которое уже невозможно терпеть. Ему так хотелось, чтобы их с Сынмином первый раз был медленным, нежным и романтичным, но получается все иначе, и он не против. Рука резко дергает за кончик пояса, ненадежный бантик быстро развязывается. Сынмин приподнимает поясницу, поэтому Хенджин без препятствий вовсе его стягивает и отбрасывает в сторону. — Наверное, это глупо, — первое, что говорит Сынмин, когда халат на нем теперь действительно распахнут. Хенджин слышит чужие слова, словно через толщу воды, что он не может понять. Потому что, увидев настолько оголенного Сынмина, он потерял любую возможность говорить и думать, как бы это не было глупо по мнению того. Но глупо вообще не было. Нисколько. На мгновение Хенджин почувствовал себя семнадцатилетним девственником, который впервые оказался в постели с другим человеком, но он таким не был. Но Хенджину давно не семнадцать и сейчас перед ним на постели лежит его возлюбленный мужчина, которого он безумно любит. Мужчина, от вида которого у него внутри горит пламя и бушует лава. Мужчина, который поселился в его мыслях и не дает спокойно спать по ночам. — Черт, Сынмин, это…? Хенджин закусывает губу, он не может и не знает, что делать дальше. Не знает, куда деть свои руки, глаза и губы, которые губы терзают последние минуты. Он не знает, что ему делать и как совладать со своими чувствами. Ведь перед ним, Хенджином, лежит его мужчина в женском нижнем кружевном белье. — Ты сумасшедший, — наконец-то выдыхает и наклоняется, чтобы поцеловать Сынмина. Хочется придавить Сынмина, навалиться на него своим телом и бесконечно долго целовать, пока не онемеют и не отвалятся губы. Хенджину так много хочется сделать, но если он еще замедлит, то спустит в трусы, как самый настоящий подросток в период пубертата. — Что ты со мной делаешь, Сынмин? — То же, что и вы со мной, Господин Хван. Хенджин жмурится, хриплый от возбуждения голос Сынмина сводит его с ума, как и эти обращения. Но у него не поворачивается язык попросить Сынмина прекратить, потому что он не хочет этого. Он выдержит, он продержится еще, пока не стало поздно. — Ну же, Господин Хван, вы так медлите, — Сынмин как будто издевается, понимает, в каком плачевном положении сейчас находится Хенджин. — Неужели на старости лет забыли, что нужно делать? — Не поверите, но забыл, Сынмин-щи, — теперь Хенджин осыпает лицо Сынмина легкими поцелуями. — Перед тобой почти что девственник. Что не далеко от правды. Хенджин забыл, когда последний раз был в отношениях и в постели хоть с кем-то. — Тогда не тормозите, Господин Хван, потому что я почти тоже. Хенджин закусывает губу и жмурится. Эти разговоры сводят его с ума и еще сильнее подпитывают его желание. Ладно, сейчас, он готов, только… — Нет-нет, не надо! Сынмин дергается и подскакивает, когда поцелуи Хенджина не прекращаются и переходят все ниже и ниже. Когда горячие губы останавливаются возле воздушных рюш пояса на талии. — Я не выдержу, Хенджин, пожалуйста. Сынмин говорит так отчаянно и искренне, Хенджину приходится несколько раз кивнуть для убедительности. До конца он начинает понимать лишь тогда, когда видит, что белье Сынмина уже достаточно промокло в паху, а сквозь кружева хорошо видно очертания твердого возбуждения. — Ладно, хорошо, — Хенджин сбрасывает с себя халат, оставаясь полностью обнаженным, а затем он помогает и Сынмину выбраться из рукавов, полностью избавив его от верхней одежды. — Все есть там, — Сынмин кивает головой в сторону прикроватной тумбочки, Хенджин без вопросов лезет в нее. — Тебе не кажется, что это слишком официально и торопливо? Хенджин так и застывает со смазкой в одной руке и лентой презервативов в другой. Ему вообще ничего не кажется, только хочется поскорее наконец-то взять Сынмина и подарить ему то долгожданное наслаждение. — Нет? Недавнишняя страсть куда-то незаметно исчезает, на ее место приходит что-то такое неторопливое и обыденное. Комфортное. Хенджин все еще возбужден, Сынмин тоже, они оба запалены и на пределе. Разве этого не достаточно? Хенджин вновь укладывает Сынмина на подушки, теперь сидя между его ног. Симпатичное белье не хочется снимать, но вместе с ним будет как-то не так, портить его тоже не хочется, чтобы не порвать и не испортить, хотя оно уже достаточно запачкано. — Мы как два старикана, воспитавшие ораву детей и избавившиеся от них на выходные, — Сынмин громко вздыхает, когда Хенджин осторожно стягивает с него почти последний элемент одежды, пояс ему не хочется трогать. — Не говори глупостей. Хенджин шире разводит ноги Сынмина в стороны и наклоняется, чтобы быстро поцеловать его в губы. — У нас еще нет оравы детей. Этот нелепый разговор далек от сексуальных грязных слов, которые срывают голову тем, кому еще немного за двадцать. Но Хенджину это помогает расслабиться и сделать все так, чтобы принести им двоим с Сынмином удовольствие. Все же не хотелось бы, чтобы их первый раз был резким и грубым. Сынмин громко и рвано вздыхает, когда Хенджин, смазав палец, вставляет его в него. Внутри узко и горячо, но торопиться нельзя, нужно все делать осторожно. — Тебе ведь хорошо? — Хенджин вновь целует лицо Сынмина, переходя от щек к губам и обратно, пока его палец медленно движется в том. — Даже если мы ведем себя как два старикана. — Мне хорошо, — Сынмин резко распахивает губы, но все еще остается тихим. — Сделай так еще раз, — просит тихо, но достаточно для того, чтобы Хенджин услышал. Тот слушается, но перед этим добавляет еще один палец. Сынмин под ним начинает тяжелее и громче дышать, с каждым новым движением губы все чаще широко распахиваются и через раз слышны тихие стоны. Хенджин жмурится, его рука полностью мокрая от смазки, та уже пустила дорожки к локтю и капала на постель. Он устроил кошмарный беспорядок, но его это устраивает. Иногда, когда пальцы двигаются особо резко, почти покидая горячее нутро, становится слышно пошлое хлюпанье смазки. — Я думаю, что готов, — Сынмин говорит достаточно уверено, но Хенджин не уверен, что может доверять ему, ведь использовал он всего лишь три пальца. — Мне достаточно, Хенджин, правда. Я больше не могу терпеть, разве ты не видишь? О, Хенджин прекрасно видит. Он видит покрасневшую головку члена Сынмина, которая выглядит слишком болезненно, что дотронься до нее, и произойдет необратимое. До себя он тоже дотрагивается не торопясь, чтобы осторожно надеть и раскатать презерватив. — Я буду медленно, — предупреждает Хенджин. — Скажи, если будет что-то не так. — Просто поцелуй меня и вставь уже! — Сынмин сам тянется руками к шее Хенджина и дергает его на себя. Хенджин делает все, чтобы совладать с эмоциями, но это выходит несколько трудно, когда его губы сминают чужие, а он пытается без резких движений вставить свой член в Сынмина. Проходят по ощущениям томительные часы, когда он, сжав талию мычащего в его губы Сынмина, полностью входит. Обволакивающая его горячая узость сводит с ума, Хенджин не может терпеть, не может пошевелиться. — Я не могу, — отчаянно выдыхает Хенджин. — Ну же, Господин Хван, Вы должны, — Хенджин распахивает глаза, сначала лежащий под ним Сынмин выглядит нечетким и размытым, но после становится все четче и четче. — Двигайтесь, Господин Хван. — приказывает Сынмин, и Хенджин не имеет права не послушаться. Хенджин только сейчас понимает, насколько потерял себя, оказавшись лежачим на Сынмине, он медленно приподнимается, упираясь руками в кровать, а затем начинает двигать бедрами. Низ живота скручивает от желания, с каждым новым движением кажется, что немного и эта грань будет пересечена. Пухлые губы Хенджина распахиваются, тихий стон вырывается из груди, когда движения становятся более резкими и неряшливыми. Сынмин крепко впивается пальцами в его талию, с каждым толчком впиваясь ногтями в кожу. Хенджин переносит вес своего тела на одну руку, а второй тянется к члену Сынмина, который предельно твердый и мокрый от стекающей смазки. Они кончают почти одновременно и почти одинаково громко.

///

На впопыхах застеленной кровати стоят небольшие круглые картонные коробочки, от которых пахнет специями, а горячий пар почти долетает до сидящих Сынмина и Хенджина, которые уже снова успели принять душ. Кажется, одно неловкое движение — и содержимое выльется и запачкает и без этого уже достаточно намучавшееся постельное белье. Между ними нет никакой неловкости, напряжения или чего-то еще. Уже нет. — Я думаю, уже можно, — Сынмин тянется за деревянными палочками, лежащими на тумбочке. Хенджин в это время встает с кровати и идет в сторону небольшого коридора. Находится он там недолго, Сынмин только успевает взять в руки разварившуюся лапшу и чуть не обжечься, когда тот возвращается. — Вот, держи, — Хенджин протягивает черный планшет, с которого вытаскивает бумагу и кидает куда-то на пол. — Чтобы не пролился бульон. — Это разве не были документы? — спрашивает Сынмин, хотя протягивает руку, чтобы взять. — Были, — Хенджин безразлично пожимает плечами, когда садится на кровать рядом с Сынмином. Оставшаяся коробочка из-за движений начинает колыхаться, яркая капля все же выплескивается за бортик и начинает течь. Хенджин вовремя реагирует, чтобы остальное содержимое не вылилось тоже. А затем он достает из папки, которую оставил для себя, еще один, видимо, документ, чтобы вытереть ею бульон от рамена. — Хенджин, что ты делаешь? — Сынмин широко распахивает глаза. — Вытираю? — он комкает в шарик листок бумаги и тоже кидает куда-то в сторону. Дальше комната погружается в тишину, каждый думает о чем-то своем, пока накручивает на палочки длинную лапшу. Сынмин о том, что ничего не понимает. А Хенджин о том, что наконец-то все понял. — Разве это не то, ради чего мы ехали сюда? — Сынмин проводит языком по губам, чтобы собрать остатки острого соуса. — Ммм… — Хенджин ничего не отвечает, в это время он занят тем, чтобы съесть свой рамен. Однако никто больше не говорит, есть хочется двоим. Доставка так и не приехала, все рестораны уже перестали работать. Поэтому Хенджин вспомнил о том, что у него в чемодане на всякий случай лежало несколько коробочек с лапшой быстрого приготовления. Сынмин тогда с него смеялся, говорил, что человека можно вывезти из Кореи, но Корею из человека — нет. Однако сразу же успокоился и пошел кипятить чайник, ведь, слава вселенной, он в номере был. — Нет, скажи, что происходит, — Сынмин убирает на тумбочку планшет с уже пустой коробочкой. — Я просто подумал, что мне надоело быть Господином Хваном. Разве это все стоит того, когда ты страдаешь? — Да? — Сынмин уже сидит на коленях, упираясь ими в бедро Хенджина. — Ты ведь любишь свою работу, свое дело, почему ты так говоришь? — Я не люблю, — Хенджин пожимает плечами. — Не люблю, потому что работа отнимает у меня тебя, а я так не хочу. — Но эта конференция, разве ты не хотел выйти на мировой рынок? — Сынмин все еще ничего не понимает. — Да, но не совсем. Я не хотел говорить раньше времени, но сегодня обсуждался вопрос слияния. Помнишь, я тебе пару недель назад говорил о том, что со мной хотели встретиться? Сегодня мы обсуждали условия. Сынмин на это ничего не сказал, только продолжил тихо сидеть и, видимо, думать о чем-то своем. Хенджин же напротив продолжил доедать последние остатки лапши. Каждому нужно было переварить мысли, прежде чем продолжить. — Я все еще останусь директором нашей компании, но основная часть работы выпадет на генерального директора, которого мы выберем в ходе совещания. Я смогу больше времени проводить с тобой, смогу устроить нам большой отпуск на парочку месяцев в каком-нибудь острове обмываемым океаном, — Хенджин наконец-то заканчивает есть и убирает все в сторону. — Но ты ведь потеряешь все? — Сынмин закусывает губу и выглядит при этом слишком неуверенным. — Я? Нет, конечно же, основной пакет акций будет за мной, — Хенджин протягивает руки и сжимает ими руки Сынмина. — Я тебя люблю, Сынмин, и не хочу терять. — Если ты это делаешь ради меня… — начинает Сынмин, но его перебивают. — Я делаю это ради нас и нашего совместного будущего, — Хенджин на некоторое время замолкает, а затем продолжает: — Я тебя не тороплю и не настаиваю, но прошу хотя бы немного подумать о том, чтобы начать жит… — Я согласен, — теперь Сынмин не дает договорить Хенджину, перебивая его. — Я согласен, Хенджин, конечно же, я хочу жить вместе. И теперь у них точно все будет хорошо.