Княгиня Ольга. Истоки.

Жадные алые языки пляшут вокруг и становятся всё ближе, стремясь коснуться обжигающими щупальцами её кожи. Густой едкий дым наполняет лёгкие, смешиваясь с туманом сомнения и боли. Неужели конец будет таким? Пьянящий дым и пожар в лёгких только усиливают ольгин бред, размывая границы между действительностью и бесплотным царством сновидений. Неужели жестокие истуканы сгинули, но решили напоследок захватить с собой в преисподнюю и их вероломную обидчицу? Ослабленная и находящаяся на волоске от того, чтобы провалиться в небытие окончательно, она чувствует, как чьи-то сильные руки обхватывают её дрожащее тело. Прикосновение, одновременно полное силы и твёрдости, но в то же время нежное и в чём-то трогательное, оно кажется таким знакомым! Красные, раздражённые от слёз и сажи глаза с трудом открываются, Ольга поднимает голову и видит... его. Русая голова с тугими кудрями, голубые глаза, встретившее её тёплой улыбкой пока ещё безбородое лицо... Ярослав! В руках возлюбленного она ощущает себя как за каменной стеной. Отступают прочь бессильная злоба, ненависть, обида, проклятые бессердечные боги, всепожирающий огонь и уродливые ночные тени. Остаются только они, вдвоём. Теперь всё так хорошо, так светло, так ладно. Так, как и должно быть. В этих объятиях израненная девушка находит утешение и безопасность. С каждым осторожным шагом юноши, уносящим варяжку от убийственного пламени, Ольга цепляется за представший перед ней образ, словно за спасительную соломинку. — Я знала... — шепчет она в своём бреду и с глубокой благодарностью смотрит на лицо своего спасителя. — Знала, что ты придёшь... Дочь Эгиля, трясясь то ли от усталости, то ли от холода, то ли от нахлынувших чувств, тянется своими высохшими губами ко рту молчаливого Ярослава и дарит ему воплощающий всю её любовь поцелуй. Ольга закрывает глаза, прильнув ещё сильнее к устам возлюбленного... и чувствует на своей коже прикосновение жёстких волос. У Ярослава отродясь не было бороды.  До последнего надеясь, что ей показалось, Ольга распахивает веки... и вместо Славки встречает покрытое крупными каплями пота лицо Игоря, который, рискуя своей жизнью, вынес её из объятого пожаром капища. Князь что-то взволнованно говорит ей, сверкает обеспокоенными глазами, но она его будто не слышит. Сердце девушки замирает, когда она понимает, что возлюбленного нет рядом, чтобы унести её от опасности. А затем она вспоминает, что Ярослава больше нет. Совсем. Растерянность и разочарование захлёстывают варяжку, смешиваясь с болью и страхом, которые всё ещё сковывают её тело. Пытаясь отторгнуть подаренный посреди белой горячки поцелуй вместе с едким дымом в лёгких, Ольга кашляет до хрипа в горле, до жжения, до режущей боли, прежде чем окончательно теряет сознание и безвольно раскидывает руки в объятиях великого князя. За спиной у последнего остаётся когда-то величественный символ прежних времён, построенный его предками, что теперь превратился в гору пепла и клубы дыма.

* * * * *

Оставшись наконец один, Щука откидывается на набитый соломой мешок и устало закатывает глаза. К раздражению конюха, отдохнуть после напряжённого допроса ему не удаётся: в сени охотничьего домика пожаловал с улицы уже второй по счёту визитёр после Бранимира, интересующийся положением его дел и не только. Бледное от усталости веснушчатое лицо, покрытое ссадинами, смотрит наверх — туда, где появляется суровый бородатый мужчина с флягой воды в руке. Воевода протягивает ему попить, но Щука останавливает его жестом и мотает головой: — Спасибо, но после пережитого я лишний раз стараюсь не смотреть на воду, господин. Наглотался я её знатно, на несколько дней вперёд. — Находишь силы для шуток — уже отрадно. Расскажешь, что произошло? — вздыхает, ещё раз мельком осматривая раны своего помощника, Вещий Олег. — Что нашло на Люта? — Я уже всё рассказал Бранимиру... Но этого мало, да? — уже заранее зная ответ на свой вопрос, рыжеволосый юноша вздыхает и закатывает рукава рубахи, демонстрируя лиловые следы от верёвок на запястье и порезы от ножа. — Или этого недостаточно? Кто придёт следующим? Сам князь? Кто-то из дружинников? Меня начнут допрашивать кони, о которых я заботился? Ворон, которого кормил? Я всё понимаю, но сейчас хочу хоть немного отдохнуть, господин, и забыть обо всём как о страшном сне. Вы же каждый раз заставляете вспоминать... — Князя точно не исключаю, - опускает взор воевода. — Я всего лишь хочу услышать от тебя о случившемся. В конце концов, ты знаешь, как я отношусь к тебе. Ты служишь мне уже год с лишним, и ни разу не вызвал у меня ни одного подозрения, не совершил ни одного проступка, Щука. Уж кому, а мне ты можешь довериться. — Мы были на пути к Плескову, беды ничего не предвещало. Лют остановился у лесного озера, мы привязали коней и направились туда, дабы набрать воды. И, едва только оказались у старицы, он словно озверел и напал на татя, задушил его и утопил. Меня, как свидетеля, тоже истязал... но я выбрался благодаря ножу в кармане и освободился от верёвок, оседлал Молнию и помчал что было мочи к домику. Сначала он пытался меня настичь, но куда его Булату до моей быстроногой красавицы, за которой не угнаться... Дыхание конюха тяжелеет, и он, устремляя взгляд зелёных глаз куда-то вдаль, продолжает: — У них случилась какая-то глупая словесная перепалка ещё до этого, по дороге. Не знаю, может, она и стала последней каплей. Лют... откровенно говоря, презирает любых преступников. Вы могли видеть, как он держался даже с этим татем, постоянно задирая и оскорбляя его. Воевода наклоняется вперёд, его глаза сужаются. — Видел. И насколько смертоносен Лют — тоже. Никто в дружине не смог побороть его, даже Ари или Бранимир, но тебе как-то удалось... Не могу представить, как такой щуплый парнишка как ты отбился от него. На мгновение глаза Щуки становятся влажными от слёз, но он берёт себя в руки. В голосе верного конюха звучит искреннее сожаление и обида — уж от кого, а от своего господина подозрений он не ждал. — Я перерезал верёвки на запястье, пока он оттаскивал полуживого вора и топил его. А потом... — из кармана юноша достаёт кинжал с резной деревянной рукоятью. — Дождался, когда он подойдёт ближе и нанёс им удар. Резкий и глубокий, прямо по сухожилиям. Я не желал ранить его или убивать, но без рабочей правой руки избавиться от меня или толково управлять конём ему стало бы значительно сложнее. Затем ринулся к Молнии. Остальное я уже рассказал. Клянусь, это всё. — Ты не по годам умён, стало быть. Что до Люта — вряд ли он теперь вернётся к нам. Доберёмся до Новгорода и известим обо всём Гостомысла, плесковскому посаднику тоже напишу весточку, дабы держал ухо востро. В сенях воцаряется гнетущая тишина, когда оба человека начинают осознавать всю тяжесть произошедшего у злополучного озера. Этот кинжал Олегу хорошо знаком — когда-то он подарил клинок конюху за то, что он принял роды у его любимой кобылы. И, получается, дар дяди великого князя спас ему жизнь. Наконец, воевода продолжает свою речь, теперь уже более мягким голосом. — Ты пережил страшное испытание, отрок. Твой рассказ будет принят к сведению и подвергнут дальнейшему расследованию. А теперь — как следует отдохни и наберись сил. Утром мы продолжим путь в Новгород.

* * * * *

Откуда-то издалека, со стороны пепелища, доносится недовольное уханье одинокой совы, а затем сизые облака расступаются от ветра, являя звёзды и серебряный диск луны на небосводе всем обитателям леса. Рассеянный свет от них пробивается сквозь крышу на старом чердаке, где лежит на ворохе одежды усталый Щука. В одной руке конюх держит наполненную семенами деревянную миску, которую осторожно ставит на землю. Затем парнишка чему-то улыбается и негромко свистит. Из потаённого захламлённого угла чердака вылетает, взмахивая белоснежными крыльями, голубь и грациозно приземляется рядом с Щукой. Глаза юноши горят от смеси грусти и нежности, когда он начинает беседовать с птицей. — Доброй ночи, мой маленький друг, -— шепчет он полным тоски и одиночества голосом. — Не можешь заснуть? Неужели почувствовала, что товарища твоего забрал воевода? Голубь вскидывает голову, словно понимая каждое слово, произнесённое собеседником. Пернатый подпрыгивает ближе к миске и принимается с аппетитом клевать семена, не сводя крохотных, похожих на чёрные бусинки, глаз с олегова помощника. — Хотел бы я знать твой язык, голубка, — вздохнув, продолжает Щука и прикусывает пухлую нижнюю губу. — Я часто ощущаю себя таким лишним в этом мире, но когда ты рядом, мне отчего-то становится спокойнее. Ты когда-нибудь чувствовала себя одинокой в небе, оставив свою стаю? Или же, напротив, находишь утешение в одиночестве? Птица прерывает кормление и пристально глядит на Щуку, словно обдумывая слова конюха. Обладатель рыжих волос встаёт со своего места и протягивает пташке ладонь, предлагая ещё несколько семян оттуда в знак доверия. — Знаешь, мы не такие уж разные, ты и я, — обращается к голубке юноша, и на его губах появляется улыбка. — Мы оба потеряли свои семьи и остались предоставлены сами себе. И это что-то значит. Мне... искренне жаль твоего друга, но он был уже стар и едва мог летать, поэтому его я и пожаловал воеводе для жертвы. Его время подходило к концу, а вот наше с тобой — ещё впереди. Так они мне когда-то сказали. Когда голубка принимается нежно склёвывать семена с ладони парнишки, он бережно касается её мягких, белоснежных перьев на маленькой груди и опускает голову. В этот миг Щука словно чувствует связь между их душами, двумя существами, тронутыми невзгодами жизни и ищущими утешения среди тьмы в этот полуночный час. — Я могу быть простым конюхом, а ты можешь быть простой птицей, — бормочет рыжеволосый, и его голос делается мягче, а глаза застилает мечтательная поволока. — Но когда мы вместе, в воздухе витает немного волшебства. Жаль, не станешь ты заколдованной волхвами красавицей... Как будто мир вокруг нас исчезает, и всё, что имеет значение, это этот момент, эта дружба, которую мы разделяем. Спасибо, мой дорогой друг, что напомнила мне — я не один. Слёзы появляются в глазах Щуки, когда голубка заканчивает свою трапезу и с тоской смотрит на открытую клетку в углу. Захлопав крыльями, птица взлетает под потолок, кружит там несколько секунд, прежде чем снова плавно опускается на плечо парнишки. Погрузившийся в свои мысли юноша чувствует, как на сердце скребут кошки: даже голубка выбирает его компанию и свободу, а не жизнь в клетке. — Мне пора спать... — огорчённо смотрит он на пернатую подругу, которая внимательно глядит на него в ответ и мотает головой, будто не давая разрешение на отдых. — Ладно... Уговорила. Вольные крылья куда лучше клетки, а весточку посаднику Плескова воевода передаст в лучшем случае утром, тогда для них и найдётся работа. Сегодня спишь не в клетке, но пообещай, что никаких побегов! Птица кивает, а затем испуганно вспархивает прочь, в угол: дверь на чердак, если так вообще можно было назвать деревянный затвор, со скрипом открывается, и в проёме появляется русая голова с длинной косой. Так пернатая подруга превратилась в девушку? Вовсе нет. Княжеская невеста! Выглядит она неважно: измождённое и заплаканное бледное лицо, красные воспалённые глаза с мешками... Впрочем, едва ли сам конюх после своих злоключений сильно отличается от гостьи в лучшую сторону, поэтому, представив себе со стороны встречу этих двух усталых душ, он слабо улыбается и кивком приветствует девицу. — Ничего, что я без приглашения? — не дожидаясь ответа, варяжка нагибается и проходит вперёд, усевшись на пол напротив рыжеволосого конюха. — Никогда не поверила бы, что ты разговаривал с птицей, но мне не послышалось — вот и она. Голубка, выглянув из тёмного угла, словно подтверждает своё присутствие, а Ольга улыбается и переводит взгляд на Щуку. — Это так. У нас с этой голубкой завязалась дружба. Она рассказывает истории, раскрывает чужие тайны, а иногда даже приносит перекусить орехов и ягод. К тому же, — добавляет к своей лукавой полуправде рыжий, состроив забавную рожицу, - С ней можно немного посплетничать по поводу разных старых воронов и только вылетевших из гнезда соколят. — И о чём же вы ещё беседуете с этой госпожой? — Ольга игриво поднимает одну бровь, а её грустные до этого глаза начинают едва заметно искриться от забавного рассказа конюха. — Или это тайны вашего круга, куда я не посвящена? — О, ничего потайного. Мы часто обсуждаем наши мечты и стремления. Оказывается, эта голубка очень любит путешествовать! Она постоянно порхает вокруг и рассказывает о дальних странах, где когда-то бывала. У меня на ладони словно личный мудрец и сказитель! Дочь Эгиля с любопытством подаётся вперёд и спрашивает: — Как занимательно! Скажи, а у твоей голубки есть какие-нибудь напутствия по выживанию в этом охотничьем домике? Может быть, какие-то советы по ведению утомительных бесед с представителями княжеской семьи? — Видите ли, она придерживается довольно решительных взглядов, — Щука тихо свистит, и словно по волшебству птица перелетает на его плечо и начинает что-то ворковать веснушчатому юноше на ухо, сам он в ответ кивает пернатой подруге и продолжает, — Послушайте, её совет довольно прост: хорошая горсть птичьей честности! Она считает, что иногда мы, люди, неоправданно усложняем всё вокруг. По её мнению, немного прямоты и искренности может быть очень полезно. — Ну, должна сказать, что это освежающий взгляд на вещи, даже для птичьего ума! Надо будет иметь это в виду во время следующего поучения от воеводы... — Ольга с любопытством глазеет на белую птицу, отмечая про себя, с каким доверием она держится с конюхом Вещего Олега. — Я рад, что Вы оценили её мудрость. Запомните, если Вам понадобится отдохнуть от нравоучений или дружины, мы с этой голубкой всегда рядом. И всегда готовы посплетничать про ворона воеводы или даже придумать хитроумный план, связанный с похищением из-под носа зазевавшегося дружинника чего-то вкусненького. — Звучит заманчиво! Спасибо, что поделились со мной этой восхитительной тайной, — Ольга кланяется сначала самому конюху, а затем его птице, словно те были какими-то важными особами при дворе. — Рада была познакомиться, голубка и? — Щука. — Голубка и Щука, — повторяет, с трудом удерживаясь от того, чтобы не залиться смехом, дочь Эгиля и широко улыбается. - И, пожалуйста, называй меня на "ты", хотя бы наедине, когда рядом никого нет. Мне через неделю шестнадцать, а не шестьдесят. — Хорошо, — кивает юноша. — А мне только через три. Придётся слушаться старших. Чем обязаны Вашему... нет, твоему посещению голубка и Щука? Меня уже успело допросить несколько человек, так что если и ты за этим пожаловала, то мне нечего добавить к уже рассказанному. — Если я захочу узнать подробности, то точно не сегодня, — взгляд Ольги мгновенно мрачнеет, и глаза из светло-серых становятся оттенка свинцовых грозовых туч; руки же неосознанно сжимаются в кулаки. — Я пришла для другого. Поблагодарить. — Поблагодарить? — переспрашивает, удивлённо косясь на будущую княгиню, парнишка. — За что же? Я ничего не сделал, даже спасти его не сумел... — Ты рассказал мне, — делает паузу и с признательностью смотрит на собеседника девушка. — Уже это дорогого стоит. Признаюсь честно, что не уверена, поделился бы со мной произошедшим кто-то другой. Мне некому здесь доверять, да что там, даже поделиться печалями и радостями не с кем. — В этом мы похожи. — Даже если так, у тебя хотя бы есть эта голубка, — вздыхает Ольга и переводит взгляд на белоснежную пташку. — Могу я её погладить? Щука, недолго раздумывая, так же смотрит на свою подругу и говорит: — Конечно. Она, кажется, не против. Но лучше подойти к ней осторожно. С первого взгляда она кажется нежной и пугливой, но на самом деле перед тобой весьма вспыльчивая особа. Затаив дыхание, варяжка подходит к голубю, протягивая хрупкую руку. Птица, настороженная её движениями, трепещет крыльями и не подпускает больше ни на шаг. Тогда ближе к Ольге подходит сам Щука, готовый в случае необходимости вмешаться. — Её пух похож на облака, — произносит заворожённая девушка и останавливает руку в считанной пяди от птицы, которая начинает ещё сильнее бить своими крыльями и взволнованно курлыкать. — Но, какими бы мягкими не казались её перья, их обладательница может не полюбить прикосновений чужого ей человека, ежели он ей не мил. Пожалуй, познакомлюсь с ней поближе в следующий раз. Вы же не против? — Мы не против, — поймав на себе взгляд крохотных глаз пташки, улыбается Щука. — Вот только вряд ли наши задушевные беседы втроём одобрит сам князь. — Почему это? — наивно хлопает очами Ольга и морщит лоб. — Или мне и приятелей запрещено иметь? — Коли сейчас кто-то из своры застанет нас здесь, то приятели — это последнее, о чём они подумают, — парнишка краснеет и стыдливо отводит взгляд в сторону. — Поэтому чем скорее ты уйдёшь, тем будет лучше. Да и не положено общаться конюху и княгине. — Да не княгиня я! И... о какой своре ты говоришь? Щука вздыхает и закатывает глаза: в чём-то умная и даже не по годам мудрая собеседница оказывается совсем несведущей в некоторых других вопросах. Конюх щурится, когда голубка вспархивает и пересаживается на его косматую рыжую голову, и только потом продолжает: — Дружина — это свора, они все его цепные псы. Лют — самый жестокий из них. Бранимир — самый человечный, простой и степенный... — А Вещий Олег тогда кто? — Ты так и не поняла за прошедший день? — горько улыбается собственным же словам олегов помощник и цокает языком, но оставляет вопрос без ответа. — В любом случае, простой народ для него — всего лишь овцы, которых стригут и перегоняют туда, куда заблагорассудится их пастырю. Безропотные, молчаливые и пугливые овцы. Ольга, обдумывая слова Щуки, ещё крепче сжимает кулаки; на виске её надувается и начинает шевелиться тонкая синяя венка. — Значит, и я тоже овца. Так? — Я всего лишь делюсь своими мыслями, — юноша подходит чуть ближе к варяжке, внимательно осматривает её, удивлённую таким поведением собеседника, с ног до головы, прежде чем продолжает. — На овцу не похожа совсем. Но я конюх, поэтому могу ошибаться, всё-таки в лошадях я разбираюсь куда больше. Дочь Эгиля хихикает, игриво подталкивая олегова помощника локтем, а затем становится чрезмерно серьёзной и сосредоточенной. На её лицо словно снизошло озарение! — В лошадях ты разбираешься лучше всех, — вслух озвучивает она свои мысли, пока от следующей фразы варяжки глаза Щуки не начинают ползти на лоб. — Мне нужна лошадь. Точно! — В Киеве на конюшне полно жеребят и молодых скакунов, обязательно подберём кого-нибудь подходящего по характе... — Мне нужна лошадь, Щука, — перебивает его, сбивчиво продолжая, девушка. — Сейчас. — Зачем она сейчас, да ещё и ночью? — спрашивает конюх, но по взгляду избранницы Игоря понимает, что речь идёт явно не о рядовой прогулке в столь поздний час. — Чтобы сбежать, зачем же ещё? — пожимает плечами девица и прикусывает нижнюю губу. Голубка на голове конюха тут же удивлённо курлыкает, словно вопрошая, о каком побеге идёт речь. — Подберёшь мне самого быстрого из своих подопечных? — Какой такой побег?! Да меня за такое головы лишат, а я только одной ногой выбрался из могилы сегодня! — Тогда пешком уйду, - бурчит, смерив его сердитым взглядом исподлобья, Ольга, пытающаяся сдержать слёзы, но тщетно: несколько крупных капель превращаются в тонкий поток, что держит свой путь от её левого глаза вниз по щеке. — Я согласилась на это ради Ярослава, только чтобы защитить его и спасти от смерти. Теперь его больше нет, а значит — я никому ничего не должна. Коли нет товара — то за него не платят денег, мой отец так бы сказал. Что мешает мне вернуться к семье? — Помилуйте меня боги, откуда ты такая свалилась... Ты — жена князя Игоря, и точка. И это работает не так, как ты представляешь, речь не о какой-то торговле и товарах. — Пока ещё не жена. До свадьбы я не более чем невеста, и если доводов с нашим договором будет недостаточно... Я придумала кое-что ещё, что точно заставит князя передумать и умерить свой пыл касательно женитьбы. — И каков твой изобретательный план? — Щука закатывает глаза в очередной раз и складывает перед собой руки. — Я скажу... — девушка мнётся, её щеки становятся пунцовыми. — Я солгу, что уже была с Ярославом. Что я не невинна, а значит, не гожусь в жёны нашему князю. А согласилась на сделку, потому что боялась за жизнь возлюбленного, вот и решилась на обман, чтобы сберечь его буйную головушку на плечах. Не будут же они меня осматривать, в самом деле? Не будут же, да? — Я конюх, а не лекарь. Но мужчинам строго-настрого запрещено с тобой даже близко общаться, — конюх вздыхает, понимая, что ему конец за одно только это. — Не то что видеть тебя с распущенными волосами или нагую. Поэтому не будут. Раз так, то зачем бежать? Поговоришь с князем и воеводой, вдруг они к тебе и правда прислушаются. — Тошно мне в этих стенах. По семье соскучилась. И матушке Ярослава надобно сказать, чтобы не оставалась в неведении, иначе так и будет ждать его дни, месяцы и годы обратно домой, места себе не найдёт. Ну так что? Поможешь одной заблудшей овце найти путь прочь из загона? — Я понимаю твоё положение, но бросать вызов княжеской семье — опасное дело. Ты сама видела, к чему это может привести. Если кого-то из нас поймают, то беды не избежать. — Я знаю о риске, Щука, но не могу просто взять и упорхнуть на крыльях как твоя голубка. И сердце подсказывает мне, что ты — единственный, кому я могу довериться и попросить о помощи среди всех этих воинов. Всего лишь помоги мне с лошадью и укажи дорогу до Лыбуты, всё остальное предоставь мне самой. Обещаю, что никто не узнает о твоём участии в этом. Ведь никто не заподозрит в таком простую овцу из стада, верно? Конюх задумывается, но при виде милого личика Ольги, красного от слёз, его глаза наполняются состраданием и решимостью. На своей ладони он чувствует уверенное прикосновение тёплой руки дочери Эгиля. Взгляд его перемещается в тёмный пыльный угол, где стоит старая приоткрытая клетка для голубки. Хотя бы одной пташке он, так и быть, поможет обрести свободу.