колыбель

боль преследовала его еще с того мгновения, когда все вокруг утонуло в бесконечной глубокой тьме, жадно пожирала каждую частичку тела и опускала в мучительную агонию. неизвестно, сколько их небольшая команда провела в этой загнивающей темнице, но по ощущениям прошли тысячелетия, сотни тысяч лет. вместе с болью под кожей ползал обжигающий холодом страх неведения - его окружала сплошная темнота, а сокамерники, как назло, практически не переговаривались. единственным, кто был его спасительным кругом, был джонни, на чьи колени самурай потихоньку перебрался, но этого даже не заметил. видимо, актер позаботился об этом сам, лишь бы товарищу было полегче. сильное кровотечение остановилось совсем недавно, поэтому две открытые зияющие раны были лакомым кусочком для различной заразы, которая обитала в этом отвратительном месте: здесь не было ни намека на какое-нибудь дезинфицирующее средство или хотя бы обезболивающее. самураю приходилось самостоятельно справляться с этой мучительной болью, которая не давала ему ни сна, ни отдыха, когда он вообще подавал признак жизни последний раз? джонни мог это определить по тому, как мелко и часто вздымается грудная клетка, ибо более размашистые действия вызывали еще большие мучения. он старался не смотреть на чужие увечья, чтобы не травмировать себя, однако краем глаза все равно замечал засохшие ручейки крови на щеках, ведущие к двум пустым дырам, где прежде были невероятно красивые и осознанные карие глаза. такахаши лежал головой у того на коленях, чтобы не на грязном и холодном полу, а еще это позволяло джонни быстро того успокаивать, когда он изредка ловил приступы паники и душераздирающе стонал. кажется, всем остальным было все равно, что кун лао, что бараке, последний был больше заинтересован в побеге отсюда и их дальнейшей судьбе...он понимал, что все здесь друг другу чужие, но в глубине души почему-то продолжал негодовать, почему только его волнует, как себя чувствует кенши? ведь то, что с ним произошло...это правда ужасно. у раненого не было сил ни двигаться, не говорить, лишь когда жжение и спазмы становились в разы сильнее, пытался прикоснуться к лицу, чтобы что-то с этим сделать, но кейдж останавливал эти попытки мягким движением руки, чтобы тот не сделал себе хуже. какое-то время актер еще пытался достучаться до кого-нибудь главного в этой темнице, чтобы попросить помощи, однако вскоре понял, что бесполезно пытаться, и притих, чтобы раненого более не тревожить. сколько они еще будут тут торчать? нужно скорее думать, как выбираться, кенши медленно умирает у него на руках, почему все бездействуют? а если он правда умрет? это все будет на их совести. - держись, япошка... - кейдж тихо произнес, аккуратно опуская руку на чужие жесткие волосы. - разнесем эту шарашкину контору и выберемся отсюда...только не умирай, ладно? ему не ответили. а может быть, его даже и не слышали. ворвавшийся в его особняк член клана тайра еще никогда прежде не выглядел так плохо...со стыдом джонни признался самому себе, что искренне за того беспокоится: нельзя позволить кенши умирать. его клан в нем нуждается, неужели его жертва будет зазря? тем более, он спас ему жизнь...если бы не он, то сейчас бы именно джонни валялся так же беспомощно в камере с проколотыми глазницами, а может быть вообще был бы жестоко убит обезумевшей милиной? тем днем могло произойти все, что угодно, возможно самурай еще легко отделался...правда "легким" назвать это сложно. очень сложно. может быть, он бы предпочел и умереть. * * * окон в камере не было, поэтому понять, день сейчас или ночь, было невозможно, каждый заваливался спать как захочет. на самом деле, у кейджа тоже слипались глаза, но переживания за товарища брали верх, и он держался, чтобы не уснуть. кенши все так же беспомощно лежал около него, сложив руки на животе и отвернув голову в противоположную сторону. где-то вдалеке доносились вопли жертв шан цунга, чьих час, по видимому, настал, а спустя какое-то время стихли, освобождая место для удушающей и зловещей тишины. тишины, которую нарушали слабые хрипы такахаши. он лежал спокойно какое-то время, прежде чем приступ боли снова не усилился, заставляя и без того уставшие мышцы напрячься, а его самого - застонать в попытках чего-то добиться или кого-то позвать. руки беспокойно заблуждали вокруг, слепо ища кого-нибудь, кто мог бы помочь ему избавиться от страданий, а вместе с тем его слабый зов становится все громче, но ничего, кроме болезненных стонов, самурай выдать не мог. кейдж тихо зашипел, опуская на того взгляд. - тише, тише, ковбой... - нетрудно было догадаться, что все, что сейчас может помочь ослепшему прийти в себя, это голос и прикосновения, поэтому джонни стал аккуратно поглаживать того по волосам, вместе с тем беря за предплечье, чтобы тот ненароком не сделал себе хуже. на чужом лице прослеживалась гримаса боли и тревожности - брови нахмурены и сведены к друг к другу, а скулы хорошо выражены даже под слоем запекшейся крови. - все в порядке, все здесь...слышишь меня? эй? - ... - ответом был обессиленный выдох. наверное, это значит "да". актер вздохнул, поджав губы. - сильно болит, да? ничего, скоро вытащим тебя отсюда и подлатаем...только держись, слышишь? я не позволю тебе здесь умереть. я знаю, ты и не с таким дерьмом справлялся. по дороге сюда через поселение таркатов джонни удалось узнать больше о прошлом самурая, и от мыслей об этом становилось не по себе. выходит, он с самого детства жил среди жестокости и преступности, где сильные задавливают слабых, отбирают последние крошки хлеба, и всю свою жизнь мечтал о том, чтобы избавить свой клан от этого клейма. не нужно быть шибко умным, чтобы догадаться, что это не жизнь, а полное мучение. жить, зная, что своим успехом ты вызываешь чьи-то страдания - ужасно и невыносимо. и теперь он здесь. слепой и слабый, словно новорожденный умирающий котенок. кенши ведь не умрет здесь, правда? - держись, кенши... - темные волосы под ладонью были жесткими, но на удивление приятными на ощупь, а еще, судя по всему, этот жест хорошо успокаивал раненого, так как такахаши послушно перестал судорожно метаться и более менее расслабился. как же грустно становится от того, что поддержание тактильного контакта - единственное, чем кейдж ему может сейчас помочь. - я здесь... пара минут тишины. с губ сорвалась какая-то незамысловатая мелодия, по звучанию напоминавшую колыбель: мягкая и успокаивающая разум, вгоняющую в воспоминания о детстве, о родной матери, которая едва слышно пела своему ребенку на ночь, помогая уснуть. это получилось как-то неосознанно, но джонни не стал прерываться, даже когда на него с удивлением глянули барака и кун лао, самое главное, что это могло облегчить страдания кенши. он все это время даже не спал...может быть, сейчас получится? ♪ ♪ ♪ мечник подле него слабо вздохнул - морщины на лице постепенно разгладились, а напряженные мышцы расслабились с легким шорохом одежды. приятная слуху мелодия для того доносилась словно откуда-то извне, но тем не менее, эффект от нее был вполне действительным. сконцентрировавшись на ней, такахаши смог ненадолго отвлечься от жгучей боли в поврежденных глазницах и, наконец, получить долгожданное расслабление и успокоение. даже самые грозные воины, слыша что-то знакомое, что напоминает давно позабытую колыбель матери, опускаются в ностальгию, кто бы мог подумать? на самом деле, джонни почувствовал, как с плеч упал целый эверест, как только он почувствовал немного усилившееся давление на своих коленях, означавшее, что кенши полностью расслабился. или практически полностью. все будет хорошо. правда ведь? лучше бы было так.