Болезнь бабочки

…Когда пара раскрыла глаза — первое, что они ощутили — это тепло бьющего за окном солнышка. Женский голос уже не был слышен. Зато было слышно прекрасное девичье пение, которое лилось сладостной рекой… Оторвавшись друг от друга они подошли к окну и вперили свой взгляд на это самое солнце… — Маринетт, Адриан! — вдруг заговорило «солнышко» голосом Эмили Агрест, прекратив петь. — Я знаю, что ушла навсегда, но всё же… — Когда у вас проскользнула мысль о ребёнке и долгой жизни своих… родителей... — Я приняла решение сделать для вас подарок… Божий подарок… — А именно — подарить детишек — мальчика и девочку, которые будут напоминать меня с Адамом… Внешностью, характером… — Берегите их — ведь они та самая ниточка, соединяющая нас между мирами. — Хорошо… Я обещаю… Вернее мы! — ответил Агрест, проронив при этом слезу. С этими словами солнышко скрылось за облаками, приветливо подмигивая обнимающейся паре, которая медленно «уплывала» в душ. После принятия всех необходимых процедур — они оделись и даже не позавтракав — сели в автомобиль, направившись в сторону кладбища. Всю дорогу до него — солнышко не переставая било в глаза, изредка играя в прятки и прячась за могучими и ветвистыми кронами деревьев, которые вдоль и поперёк были покрыты зелёной листвой… На нескончаемых полях с цветами — играли в догонялки бабочки и стрекозы, а в прозрачных водоёмах — весело игрались лучи, перебирая шёлковую гладь воды. Казалось это был настоящий рай, которому не будет конца и края! Но «раю» всё — таки пришёл конец, когда они увидели маячущую точку в виде кладбища… Припарковав машину — пара по какому-то неведомому им зову — отправилась к памятнику. Продираясь, сквозь однотипные и богатые надгробия в виде небольших коттеджей — они спустя минут пять — всё — таки умудрились найти этот памятник. Искусно слепленную из белого гранита фигуру Эмили — сложно было не заметить, т.к. это была самая высокая фигура — из всех представленных. — Запылённая, но такая лучезарная! — произнёс Агрест дрожащим голосом, глядя в улыбчивое лицо матери, которая гладила свой округленный от беременности живот. — Даже здесь она умудряется улыбаться! — В таком — то месте! Подойдя к фигуре матери вместе с девушкой — юноша трепетно провёл рукой по пыльной поверхности гранита и прислонившись лбом к нему — продолжил дрожащим голосом, срывающимся иногда на крик… — Почему? Зачем? Зачем ты меня так рано покинула? — Я так хотел услышать твой голос, твои прекрасные колыбельные… Которые ты мне так и не спела… — Голос брата… Звонкий и до боли родной! Который теперь мне будет видется только во снах! — За что?! Слёзы Адриана капали на шёлковистые лепестки ромашек, которые он с любовью собрал на одном из цветочных полей — вместе с Мари, которая тоже уже стояла и глядя на возлюбленного — ревела во весь голос, прикрывая рот рукой. Чуток успокоившись — юноша отстранился от памятника и обняв рыдающую Маринетт — нежно прошептал, гладя её по голове: — Ну что ты… Не плачь! — Тебе нельзя волноваться! — Помни, что мы сейчас не одни и лишнее волнение, только усугубит ситуацию — добавил белобрысый, проведя рукой по животу девушки. — Хорошо! — всхлипнула синеглазка и прижавшись к возлюбленному — добавила, вновь всплакнув: — Мне тебя жалко! Взглянув на синевласку — он вновь проронил слезу и подойдя к улыбчивой фигуре матери — положил к её каменным и босым ногам — букет ромашек. — Это тебе, мамочка. Надеюсь ты обрадуешься этим цветам и заживёшь в своём королевстве — вместе с Адамом — долго и счастливо...