Тёмный соблазн Орин

      Орин, заключённая в темнице, постепенно теряла счёт времени. Иногда ей казалось, будто секунды летят стремительно, как штормовой ветер, влекущий её навстречу судьбе. Иногда — что мир вокруг застыл, а она вмёрзла в лёд. Что хуже — сам кошмар или его ожидание? Орин знала, что кошмар поглотит её неотвратимо и очень скоро. Ублюдок Горташ снова закроет её в подвале и будет пытать, пока она не обратится в кусок сырого вопящего мяса. Чем это унизительное заточение и боль, уж лучше умереть. Смерть не особенно пугала Орин. Участь покорной скотины, запертой в стойле на скотобойне — вот, что внушало ей истинный страх.       Нет — она не преклонит ни голову, ни колени. Она не станет выть, рыдать, молить о пощаде. Мучители услышат от неё лишь проклятия. Она будет держаться с гордостью, как подобает Избранной Лорда Баала. Она вынесет столько пыток, сколько сумеет, пока не лишится рассудка.       «Энвер Горташ», — шёпотом проговорила Орин, стараясь не потревожить иссохшее без питья горло. Имя её палача. Такое странное совпадение — она уже его слышала из уст Карлах. Сейчас это имя, как в первый раз, откликнулось внутри слабостью. В её теле дёрнулось что-то горячее — словно чашка с кипящим варевом опрокинулась и потекла в животе. Что за странное незнакомое чувство? Страх? Горечь? Боль? Злоба? Нет — ничего из этого. Чем дольше Орин пыталась понять, что с ней творится, тем глубже впадала в смятение. Было в её чувстве что-то глубоко неправильное, противное. Враг, который… не враг? Проклятие!.. Как может голова быть одновременно настолько пустой и настолько тяжёлой? Это заставляло её ещё больше злиться.       Размышления Орин прервал отчётливый звук шагов — торопливых, лёгких. Это совершенно точно был не Бальтазар. Шаги решительно приближались к камере. Железная дверь приоткрылась с надсадным скрежетом. На пороге темницы стояла Изобель.       Орин так и вскинулась в изумлении, насколько ей позволяли оковы. А жрица Селунэ, как ни в чём ни бывало, вошла в её камеру, притворила дверь за собой, приблизилась. Свет голубого колдовского барьера озарил нежданную визитёршу. Белая роба, испачканная в грязи, изможденное лицо с такими синяками под глазами, что казалось, будто она их нарисовала углём. На этом лице, обращённом к Орин, мелькнула… улыбка? Болезненная улыбка с горьким оттенком безумия.       — Странно дела обернулись, правда? Ты думала, что пленила меня. А теперь мы обе попали в плен Лунных Башен. У нас появилось что-то общее.       — Пришла надо мной насмехаться? — хмыкнула Орин. — Вперёд — я слушаю. Хоть какое-то развлечение в этом тухлом местечке. Правда, от селунитки я жду лишь такой же тухлятины.       Изобель шумно вздохнула и отвернулась от Орин. Она отошла к боковой стене и присела прямо на пол, прислонившись спиной к пыльным серым камням. Её голос прозвучал тускло, почти безразлично:       — Селунэ… Сколько молитв я ей возносила, сколько склонялась перед её алтарём — до синяков на коленях, до ссадин… Она всё молчала. Молчала с тех самых пор, как папаша вынес меня из склепа. Я знаю, почему она молчит. Хоть я снова живу и дышу, мои лёгкие навсегда отравлены ядом смерти. Я, вернувшись из-за черты, сделалась отвратительна её взору. Я — мерзость, которой нет места под блеском её серебра. Лунный свет угас для меня… Осталась лишь тьма.       Изобель посидела немного молча, прикрыв глаза. Наконец, она вновь поднялась — медленно, пошатываясь, точно несла на плечах непомерную тяжесть. Она подошла к голубому барьеру близко, настолько близко, что от Орин её отделяли каких-то два шага. Из голубых глаз жрицы катились слёзы, но она улыбалась по-прежнему, и оттого её улыбка казалась ещё безумней.       — К дьяволам Лунную Суку. Сегодня не Селунэ, но тьма откликнулась на мои молитвы. Тьма услышала мои чаянья. Вот он, ответ — прямо передо мной. Ты, дитя Лорда Убийств.       — Что ты мелешь, дьяволы побери? Ума, что ли, лишилась?       Улыбка пропала с губ Изобель. Она с усилием встряхнула головой, словно пытаясь воззвать к остаткам разума, и спрятала лицо в ладонях. Отняв руки, она заговорила уже более будничным тоном. Её туманные глаза слегка прояснились.       — Неужто ты ещё не догадалась, почему я здесь, отродье? Ах, ну конечно — ты ведь лишилась памяти. Ты ничего про себя не знаешь. Я тебе объясню, как мне объясняла Джахейра. Она долго изучала своего заклятого врага. Твой отец Баал — мёртвый божок невеликой силы. Сказать по правде, довольно жалкий. Но всё же при жизни он обладал талантом, внушающим страх. Баал был способен дать душе то, что зовётся истинной смертью. Настоящая, вечная, окончательная погибель, которую не оспорит никто, даже старшие боги. Этот талант достался и некоторым детям Баала. Я вижу, что в тебе сильна его нечестивая кровь. Поэтому я прошу, молю, заклинаю тебя: одари меня истинной смертью, отродье.       Под конец речи голос Изобель подрагивал от отчаяния. Орин слушала внимательно, чуя в её отчаянии свой шанс.       — Ты удивляешь, жрица. Обычно меня молят о пощаде, а не о погибели. Я не вижу причин, почему не уважить твоё желание — но сперва ты насытишь моё любопытство. Отчего ты так жаждешь смерти?       Изобель горько усмехнулась и развела руками, словно желая охватить жестом и Лунные Башни, и Рейтвин, и все Земли Тени.       — Я никогда не должна была появляться на свет. Именно в ночь моего рождения, тридцать лет назад, тень впервые пустила в Рейтвине корни. Моя жизнь стоила маме жизни. Она погибла в родах. Мне говорили, что смерть Мелодии Торм изменила отца навсегда. Мол, всё хорошее в нём умерло вместе с любимой женой. Об отце с тех пор пошли дурные слухи. Я и сама порой замечала неладное — шёпот в тенях, странные люди в чёрном, которые иногда посещали его. Но я не верила слухам. Отец в одиночку меня воспитывал, никогда не взяв новой жены. Он любил меня и заботился обо мне. Он был для меня героем, защитником, образцом высокой дворянской чести и великодушия… поэтому правда открылась мне, только когда он признался сам. Двадцать пять лет, со дня смерти мамы, он тайно молился Шар.       — Об этом я уже знаю — он сам мне сказал в тронном зале.       — И многие в Башнях, как оказалось, знали — но я не была в их числе. Я не могла и помыслить, что мой герой, мой отец, поклоняется злобной богине Тени! Отчасти я в силах понять, почему так вышло. Шар недаром зовут Госпожой Потерь: её учение манит тех, кто познал боль утраты. Сломленный непомерным горем, отец пустил в сердце тьму. Но всё же я никогда ему не прощу его преступлений!       Изобель со злостью врезала кулаком по барьеру. Голубые искры разлетелись от точки удара, запрыгали по её руке, обжигая. Она глухо застонала сквозь сжатые зубы. Боль, видно, и придала ей силы продолжить рассказ.       — Это случилось пять лет назад. Отец призвал меня к себе и объявил, что отдал приказ разрушить собор Селунэ. Отныне её учение в Рейтвине будет запрещено, мои братья и сёстры по вере — изгнаны, а земли названы неделимым доменом Шар. Я смутно помню, что тогда кричала отцу. Кажется, я его называла извергом и предателем. Я швыряла ему в лицо оскорбление за оскорблением — он же не говорил ни слова. А вот свои последние слова я помню ясно. «Уж лучше умереть, чем видеть твою рожу. Хорошо, что мама так и сделала. Слава Селунэ и всем богам, что она мертва». И тогда отец сделал то, чего не делал никогда прежде — ударил меня. Он ударил меня кулаком вот сюда, — Изобель коснулась своего виска. — Оттого я и умерла в первый раз.       — Что?.. — Орин пришла в замешательство. — Выходит, тебя убил… твой отец? Как же он так умудрился ударить?       — Я думаю, не в ударе дело. В тот миг у меня отказало сердце. Я просто не хотела, не могла больше жить… однако он взял и заставил меня. Он всегда был строгим. Не терпел непослушания, — Изобель горько усмехнулась. — Моим последним желанием было отвадить отца от Шар, и желание это исполнилось. Только вовсе не так, как я бы того хотела. Он отыскал некромантишку Бальтазара, пообещавшего возвратить меня к жизни. Ради этого отец отрёкся от своей «Тёмной Леди» и спутался с новым гнилым божком. Чтобы я снова жила, он принёс в жертву Миркулу всё — своих шарранов, простых людей, наши земли, себя самого…       — Торм сотворил всё это, чтобы тебя воскресить? Столь пламенная преданность семье впечатляет. Отец, верно, очень тобой дорожил, раз пошёл на такую жертву.       Лицо Изобель исказилось оскалом ярости. Она закричала пронзительно, страшно, срывая горло:       — Чтоб он горел в Аду с его жертвами! Я ненавижу его! Я хочу, чтобы он увидел, как рушится его мир! Я хочу, чтобы все его жертвы стали напрасны! Я хочу мести! — она шумно перевела дыхание, раздув ноздри. — И потому, отродье, я здесь. Я хочу, чтобы ты убила меня. Ты единственная, кто в силах исполнить это. Богиня Лунного Света не помогла мне — поможешь ли ты?       Орин усмехнулась, глядя на дрожащую от гнева Изобель с удовольствием. В бледной дурнушке перед ней ничего не осталось от величавой девы «Последнего Света». Не было больше спокойствия, силы. Орин видела в Изобель только боль, отчаяние и чёрную злобу. Как же низко она пала… а может, наоборот, вознеслась? Отвернулась от ложного света, который ей не принёс ничего, кроме страданий? Была в падении лунной девы неизъяснимая красота. Чудовищная судьба, последние строки которой теперь выпишет Орин своими клинками. Предложение Изобель ей пришлось по душе. Немногие ассасины могут похвастаться тем, что отняли жизнь истинного бессмертного. Это сулило усладу тщеславию.       — Знаешь, жрица, а ты ведь права. У нас с тобой не так уж мало общего. Мы обе — узницы в Лунных Башнях. Мы обе желаем мести нашим мучителям… и свободы. Если я соглашусь, ты меня выпустишь из темницы? Откроешь клетку?       — Да. Мне хорошо известно, что и как здесь устроено — я провела в Лунных Башнях достаточно времени. По-твоему, почему Бальтазар до сих пор нас не потревожил? Я отвлекла его переполохом в подвалах. И я уже добыла ключ от твоей тюрьмы, — Изобель вынула из кармана робы железный кружок-амулет со светящейся руной. — Но прежде, чем я уберу барьер — обещай мне, отродье… Нет, поклянись своим нечестивым Отцом. Освободившись, ты убьёшь меня только тогда, когда я скажу. Ни мгновением раньше, ни мгновением позже.       — А какая тебе разница, раз ты уже решила умереть?       — Это будет моя последняя смерть. Я ждала её столько, что заслужила право устроить по своему желанию, не находишь? Теперь поклянись мне, иначе я выброшу этот ключ из окна в Чионтар.       Орин недовольно сдвинула брови. Игра по правилам претила её гордости — клинкам Баала никто не указ. Однако речь шла о её свободе, и упустить этот шанс было бы непомерной глупостью. Вдобавок, девчонка достойна капельки уважения. Она заказала убийство, а к пожеланиям заказчика вполне допустимо прислушиваться.       — Клянусь Его нечестивым именем. Я исполню твоё желание, Изобель Торм.       Изобель вскинула перед собой амулет. Жрица действовала быстро и собранно, так, будто окончательно отбросила все колебания. Руна вспыхнула синим, и барьер, издав последнее жужжание, угас. Изобель шагнула к Орин поближе и провела амулетом перед её оковами. Железные скобы, покорные магии, разомкнулись с щелчками. Орин напрягла все мышцы, готовая к освобождению, и ей удалось спрыгнуть на пол вполне грациозно. Она поднялась, выпрямилась, откинула за плечо косу и с большим удовольствием потянулась. Вот она, свобода. Орин Красная, Жнец Баала, опять в игре, опять на охоте. А самое восхитительное — её добыча пока не знает о том, что она добыча. Теперь-то проклятому Горташу не уйти… Но сперва ей нужно исполнить данное обещание — разобраться с бессмертной дочуркой Торма.       Изобель отступила от Орин на пару шагов, поманила рукой.       — Следуй за мной — я укрою тебя невидимостью. Отец сейчас на крыше главной Башни. Когда-то мы с ним любили там отдыхать, смотреть на луну и звёзды. Не знаю, зачем он теперь это делает — небесных светил здесь давно не видать. Но сегодня я ненадолго составлю ему компанию, прямо как в старые времена. Я хочу, чтобы ты убила меня у него на глазах.       — Убить тебя на глазах у Торма? — прищурилась Орин. — Опасное дело. Чутьё мне нашёптывает, что он не придёт в восторг.       — Ты поклялась, что исполнишь моё желание. Неужели отступишься? Испугаешься?       — Я лишь продумываю заранее путь отступления. Я-то, в отличии от тебя, хочу жить. Есть ещё незаконченные дела.       Орин протянула руку и ярко вообразила в пальцах «Тысячу болей». Клинок, привязанный к её крови, немедля откликнулся и соткался в ладони. Приятно было вновь ощутить эту гладкую тяжесть, полюбоваться сочностью красного блеска. «Прости, моя маленькая «Мечта гадюки» — некогда мне искать тебя, — мысленно извинилась Орин. Сейчас она должна была спешить. Изобель уже вышла вон из темницы, и Орин лёгким шагом последовала за ней.              Но нечто неожиданное всё же задержало их в пути. Изобель уверенно направлялась через анфиладу на выход, когда Орин замедлила шаг. Почему она сделала это — услышала шёпоток интуиции, ощутила укол любопытства? Лаборатория Бальтазара была полна колдовских приборов мудрёной конструкции и неизвестного назначения. Один из них, привлёкший внимание Орин, представлял собой округлую пластину из меди, усеянную голубыми кристаллами. Крупный камень в самом центре часто мигал, подрагивал, заставляя пластину назойливо звякать. Орин подошла к прибору. Жрица, уже стоявшая на пороге зала, с неудовольствием оглянулась:       — Почему ты медлишь, убийца? Давай покончим с этим скорее!       — Твоя смерть от тебя не уйдёт. Погоди минуту.       — Что ты делаешь?       Орин и сама не была уверена, что именно она делала. Она протянула руку и легко коснулась мигающего кристалла. Гладкий камень под её пальцами замер и загорелся ровным синим огнём. Другие кристаллы вокруг тоже вспыхнули внутренним светом. От них отчётливо разнёсся голос, уже знакомый Орин. Отрывистый, властный, а в этот раз ещё и весьма раздражённый.       — Почему пропадаете, Бальтазар? Мы ведь условились обговорить детали. У вас проблемы?       От звучания голоса Орин невольно застыла. Смятение охватило её от кончиков пальцев ног до макушки, выбило воздух из лёгких, словно удар в грудину. Она замерла, оглушённая и растерянная. Её скудного дыхания хватило только на одно слово.       — Горташ.       Тишина в ответ. Услышал ли он её? А если услышал — сообразил ли, насколько крупные у него проблемы?       Похоже, он понял. Когда ответ прозвучал, в нём не было и следа от прежней уверенности. Орин даже показалось, будто голос задрожал. А может, причина тому — колдовские помехи.       — Орин, послушай — я никогда…       Собственное имя её выбило из оцепенения. Она порывисто наклонилась ближе к кристаллу и зашипела, зарычала сквозь зубы:       — Нет, это ты меня послушай, Горташ! Я — не твоя собственность! Зато ты мне принадлежишь с потрохами. Я выпущу их, все двадцать футов твоих кровавых кишок, и буду в них танцевать, как майская дева с лентами! Жди, ублюдок. Орин Красная, Жнец Баала, идёт за тобой!       Горташ, возможно, хотел сказать что-то ещё, но Орин ему не позволила. Она с размаху рубанула «Тысячей болей» по колдовскому кристаллу. Кристалл оказался хрупок, как кварц. От столкновения с красным металлом он разлетелся вдребезги, с грохотом и шипением выпустив веер голубых искр. Орин это не успокоило — яростным градом ударов она разнесла и другие кристаллы, погнула и искромсала мягкую медь. Только когда от прибора уже ничего не осталось, кроме дымящейся груды осколков, она замерла. Простенький акт вандализма нисколько не успокоил злобу. Ей хотелось рубить не жалкую железяку, а человечью глотку…       Из ярости Орин вывело восклицание Изобель:       — Сдалась тебе эта гадость, убийца! У нас нет времени! Ну же, идём! А не то упустим отца!       — Да… — Орин, тряхнув головой, повесила «Тысячу Болей» на пояс и переступила обломки. — Не нервничай так, девочка. Не упустим.       До ублюдка Горташа она ещё доберётся — ему не спрятаться, не уйти от клинка возмездия. Но прямо сейчас ей надо сосредоточиться на другом.       ***       Шэдоухарт сидела в костяной лодке, слушая мерный плеск волн о каменный пирс. Стрельчатые окна Лунных Башен отражались в реке, расцвечивая чёрное зеркало воды своим призрачным блеском. По причалу сонно бродила нежить, но Шэдоухарт уже не обращала на умертвий внимания. Сколько времени она провела вот так, ожидая Орин? Точно не один час, а может, уже и с полсуток. Куда девалась маленькая убийца? Торм давным-давно должен был отпустить её… Тёмное беспокойство съедало Шэдоухарт. Раздумья, что предпринять, роились в её голове, но ни одна из мыслей не нравилась ей.       Уплыть, не дождавшись подругу? Но как тогда Орин выберется из Рейтвина? Избранная Баала способна себя защитить от многих угроз, но не от Проклятия Тени. Шэдоухарт обещала её проводить до Врат Балдура. Она дала слово её не бросать. Она не могла, да и не хотела пускаться в путь без своей напарницы.       Тогда, быть может, пора ей вернуться в Лунные Башни и поискать Орин? Для впавшей в немилость Торма это весьма опрометчиво. От нежити Шэдоухарт не отбиться. Если Орин пленили или убили, она ничем не поможет подруге, лишь сделает хуже себе.       Убили… Шэдоухарт усилием прогнала это мысль прочь. Она решила верить твёрдо, что Орин жива. Маленькая убийца — ловкая, умная, изворотливая, всегда на шаг впереди врага. Она бы не позволила дряхлому Торму себя прикончить. Может, что-то и пошло не по плану, но Орин справится. А значит, надо её дождаться. Просто дождаться — разве сложно Шэдоухарт посидеть в лодке ещё немного?       Плеск волн убаюкивал, а вдобавок, жрица изрядно устала от всех тревог и метаний. Она сама не заметила, как прикрыла глаза. Дремота охватила её, навалилась на плечи тяжёлыми мягкими лапами. Не в силах противиться зову сна, Шэдоухарт безвольно повесила голову. В тот же миг костяная лодка бесшумно и плавно, словно не желая тревожить усталую пассажирку, тронулась с места. Череп с пылающими глазницами развернулся вниз по течению. Судёнышко отошло от причала и легким пером заскользило по чёрной реке.              Течение постепенно ускорилось — посреди Чионтара бурлил огромный чёрный водоворот. Его края пенились фиолетовой мглой. Волны кружили в танце столь же стремительно, сколь бесшумно, не издавая ни плеска, ни шороха. Через мгновение лодка зарылась в них носом, мягко качнулась и провалилась в чернильную пропасть.       Шэдоухарт ощутила рывок в животе — нырок в бездну. В этой бездне не было страха падения, страха смерти, ведь бездна на то и бездна, что не имеет дна. Долгий полёт обратился в полную невесомость. Шэдоухарт теперь не падала, но парила в объятиях абсолютной Тени. Безупречная тьма, нескончаемая, чернее самого чёрного неба, чернее самой глубокой земной расселины. Ласковые объятия мрака проникли под кожу Шэдоухарт, растворяя её в себе — и это было прекрасно. Она жила и дышала тьмой, сумрак тёк в её венах, питая сердце. Шэдоухарт услышала голос тьмы не ушами, но каждой своей частицей.       — Шэдоухарт… Дитя… Возьми Копьё Горестей. Стань моим орудием возмездия. Покарай предателя моим именем. Я одарю тебя силой…       Этот голос — женский, однако вобравший в себя мощь тысяч и тысяч других голосов… Всё существо Шэдоухарт, крошечная частичка, которая называлась её душой, растворилась в огромном голосе, точно капля в неистовстве океанского шторма.       Видение прервалось. Шэдоухарт вздрогнула и открыла глаза. Она по-прежнему сидела в лодке, а лодка, как и раньше, мерно покачивалась на чёрных волнах у причала. Поражённая знамением до дрожи, жрица опустила глаза на свои ладони. Она почти ожидала увидеть тень вместо плоти, совсем, как во сне. Но её руки из костей, мяса и кожи пока что были при ней. Вот только рана, старая рана на правой кисти, раскрылась, как никогда. Чёрный водоворот в ней кружился, плескался и вырывался наружу частицами теневого пламени. Шэдоухарт дрогнула — старая боль обожгла её с новой силой. Чистая сущность Тени взывала к ней, жаля смертную плоть. Но эта боль лишь подстегнула решимость Шэдоухарт.       — Я вас не подведу, Тёмная Леди, — шепнула она. — Ваше высочайшее веление будет исполнено. Презренный предатель Кетерик Торм падёт от моей руки.       Она поднялась и шагнула из лодки на берег. Нежить, бродившая у причала, с хищным любопытством обернулась на неё. Веление Торма уже исполнилось: Шэдоухарт не была в Лунных Башнях желанной гостьей. Да только плевала она на Торма. Она знала — её направляет воля куда могущественней, чем приказ сумасшедшего старика.       — Прочь с дороги, падаль! — гордо выпалила она и вскинула руку. Из её кисти вырвался теневой огонь, охватил широкой струёй всё её тело. Глаза Шэдоухарт тоже вспыхнули чёрным. Мёртвые, не способные чувствовать страх, от неё попятились. Быть может, это дух гнилого божка в них страшился гнева Ночной Певуньи?       Шэдоухарт, объятая чёрным пламенем Шар, зашагала вверх по ступеням к вратам Лунных Башен.