На руках у меня засыпай

      Асагири Ген никогда не мог пожаловаться на свой чуткий сон. В цивилизованном мире до окаменения это помогало ему просыпаться по будильнику и не опаздывать сначала на учебу, а потом и на работу. В мире после окаменения это стало одним из правил выживания — в Империи Силы никто особо не любил разговорчивого менталиста, так что, если Ген и правда хотел выжить, то стоило быть начеку даже во сне. И именно поэтому у него под своеобразной подушкой хранился небольшой кинжал. Не сказать, конечно, что Асагири умел им пользоваться, но это определенно было лучше, чем ничего.       В Царстве Науки кинжал этот лежал лишь первое время. Выходка Магмы напугала Гена, и даже их научный лидер Ишигами Сенку не смог ничего сказать против, когда случайно обнаружил оружие. Позже они съехались из-за нехватки домов, и в один из дней Ген заметил, что уже не хранит оружие под подушкой. Хотя, конечно, спать более спокойно он не стал. Как минимум, эта привычка оставалась для того, чтобы контролировать возвращение ученого домой — Ген всегда просыпался, когда Ишигами ложился на соседний футон, и не мог немного не повозмущаться, что Сенку ложился, когда время переваливало за три часа ночи. По крайней мере, именно на это указывало расположение Луны, а рассчитывать время по Луне или Солнцу Асагири пришлось научиться еще в Империи Силы. Сенку, правда, на такие проявления своеобразной заботы лишь фыркал и говорил, что менталисту нужно больше следить за собой, а не за остальными. Ген не был с этим согласен, но к этому моменту снова проваливался в сон, успевая пожелать Ишигами хороших сновидений и снова получить фырканье и тихое «тебе того же» в ответ.       Поэтому, когда Ген проснулся позже обычного из-за странных звуков, он немного насторожился и прислушался. Не было похоже, что это пришел Сенку, ведь это был один из тех редких дней, когда Ишигами лег одновременно с ним, сдавшись под уговорами жителей деревни и самого менталиста. Однако, определенно, звуки доносились с футона ученого, и Ген не мог не приподняться на руке, чтобы заглянуть в чужое лицо. Вот уже неделю ночное небо было без единого облачка, позволяя Луне освещать все, чего касался ее свет. И сейчас этот же свет падал через открытое окно на лицо Сенку, подсвечивая его нахмуренные брови, чуть кровоточащие из-за укусов губы и влажные дорожки на щеках. Когда Ген понял, что его другу снится кошмар, то он за несколько секунд окончательно проснулся и оказался рядом, кладя руки на чужие плечи и шепча что-то успокаивающее. Только вот Ишигами ни в какую не хотел успокаиваться — он царапал ногтями простыню, сжимал ее в кулаках, метался по футону и сдавленно стонал через зубы, периодически прося кого-то что-то прекратить.        — Сенку… Сенку… Дружочек Сенку, приди в себя.       В итоге Асагири все же не выдержал и пару раз легонько тряхнул Ишигами. Сенку распахнул заплаканные и словно погасшие алые глаза, начиная просыпаться. А затем вдруг сделал то, от чего сердце менталиста пропустило удар — учёный выкрикнул «не надо» и попытался закрыть лицо руками, напрягаясь и словно пребывая в ожидании удара. Не наблюдай Ген эту картину своими глазами, то никогда бы не поверил, что их надежду человечества могло что-то с такой силой пугать.        — Хей, Сенку-чан, это я — Ген Асагири, помнишь? Тебе приснился кошмар. Я рядом и тебе нечего бояться. Все хорошо.       Мысли судорожно метались в двухцветной голове, но Ген не смог ничего придумать лучше, кроме как ласково провести по чужим волосам, а затем аккуратно убрать руки Сенку от его лица.        — Ген?       Голос Ишигами дрожал, словно он пережил только что одну из своих самых сильных истерик. Учитывая, что из алых глаз до сих пор катились слезы, то Ген мог утверждать, что так оно и было.        — Да, Сенку, это я. Ты проснулся. Сейчас уже все хорошо, — Асагири попытался выдавить из себя улыбку и не показывать, как его самого напугало такое поведение друга.       Будь Сенку сейчас полностью в себе, то он бы заметил, как тряслись руки у менталиста. Но, казалось, что Ишигами боится лишний раз отвести взгляда от чужого лица, словно голубые глаза Гена были всем, что держало его тут. Последующие объятия ввели Асагири в недолгий ступор, однако он сразу, как пришел в себя, сцепил руки за спиной у ученого, почти невесомо его поглаживая и чувствуя, как от этих действий Сенку все же немного расслабляется.        — Ты хочешь об этом поговорить? — спустя пять минут молчаливых объятий спросил Ген.       Сенку отрицательно покачал головой, продолжая утыкаться лбом в чужое плечо и не обращая внимания на то, что ткань рубашки менталиста промокает от так и не останавливающихся слез. Но и в такой позе Сенку долго не просидел, снова отодвигаясь немного и заглядывая в чужие глаза.        — Ген… Спой мне, пожалуйста.       Тихая просьба на несколько мгновений выбила Гена из колеи, однако он довольно скоро пришел в себя. Глядя в до сих пор в ужасе распахнутые чужие глаза, Асагири вспомнил, что перед ним сидит только недавно вышедший из детского возраста парень, который не так давно узнал о смерти собственного отца, а за несколько месяцев до этого взвалил на себя груз ответственности за возрождение всего человечества. Пойми Асагири это немного раньше, то он бы даже укорил себя в невнимательности. Какой из него менталист, если он даже такого разглядеть не смог? Наверное, это и стало причиной, по которой сейчас Ген оставил почти не ощутимый поцелуй на чужом лбе, а затем лег на футон ученого и притянул его к себе в объятия, тихо и совершенно не попадая в ноты начиная напевать знакомую песню, которая даже не была колыбельной в их мире.       Только вот Сенку это, казалось, совершенно не волновало — уже на первом припеве он тихо начал сопеть Гену в ключицу. Это не остановило Асагири, и он допел песню до конца, прижимая к себе спящего ученого и чувствуя какую-то тяжесть в груди — учитывая, что Ген знал о Сенку, тому не могло сниться ничего плохого, случившегося бы после его раскаменения. Это могло значить лишь одно — Ишигами мучали кошмары из его жизни до окаменения человечества. Причем кошмары, в которых главную роль играл какой-то человек, по параметрам явно превышающий самого Сенку. Учитывая, как учёный бежал от любого тактильного контакта или чувств… Ген прикрыл глаза рукой, сделал несколько глубоких вдохов, а затем посмотрел на Ишигами, лизнул палец и попытался стереть уже подсохшие дорожки слез на чужих щеках. В детстве с Ишигами что-то явно сделали, у Гена даже было предположение, что именно это могло быть, но он всей душой надеялся в ошибочности своей теории…

      На следующий день Ишигами делал вид, что ночью ничего не случилось, однако какой из Гена менталист, если он не сможет заметить даже смущённые взгляды в свою сторону. Однако Сенку нужно было время, и Асагири ему его предоставил, хотя всей душой хотел узнать, что случилось у ученого в детстве. Ведь если не Ген, то кто вообще смог бы помочь Сенку? Только вот ближе к вечеру даже Хром не смог не заметить, что Сенку словно бы избегал общества менталиста. Нет, Ишигами вовсе не сбегал, когда видел Гена в своем поле зрения, однако наедине с ним совершенно не хотел оставаться — даже нагрузил Хрома дополнительной работой, лишь бы тот не ушел из лаборатории и не оставил Сенку и Гена одних.        — Эй, менталист, что сегодня творится с Сенку? — когда солнце почти скрылось за морем, Кохаку сложила руки на груди и подошла к Гену.       Сейчас на это никто бы не обратил внимания — в деревне был ужин, когда все жители собирались на улице и радовались ещё одному дню с новыми изобретениями. Стоял шум, так что никто бы даже не услышал криков Гена, если бы Кохаку прямо сейчас взбрело в голову избавиться от него. Только вот Кохаку была одним из тех людей, кого Асагири мог назвать своими если и не близкими друзьями, то просто хорошими друзьями уж точно. В категорию близких друзей входило лишь два человека — Сенку и Суйка — и, если честно, это было на целых два человека больше, чем в цивилизованном мире. А потому Ген вздохнул и указал девушке на место напротив себя.        — На самом деле, я не уверен, что могу кому-то об этом рассказать, — неуверенно начал Ген. Возможно, он бы ничего и не стал говорить вообще, но Кохаку выглядела слишком взволнованной. — Если честно, я даже не совсем понимаю, что именно произошло. Сенку просто приснился кошмар, но он отреагировал на него слишком бурно. Думаю, это как-то связано с тем временем, когда окаменения ещё не было, так что, если честно, я даже не знаю, как подступиться к этому вопросу так, чтобы не сделать ещё хуже.       Ген отрывает взгляд от своей тарелки и краем сознания думает о том, что сейчас в него ничего не влезет из еды, а иначе его просто стошнит. Кохаку продолжает смотреть взволнованно, но, в конце концов, ее взгляд немного смягчается и она кладет ладонь поверх руки Асагири.        — Послушай, Ген, я не знаю, чем тебе помочь, и сделаю все, что ты скажешь, но я верю, что если кто и сможет помочь Сенку, то это ты. В конце концов, кто у нас тут знаменитый и лучший менталист?       Она хитро усмехается, и от этого Гену на душе становится легче. Они ещё немного болтают о новой мельнице в их деревне, а затем Кохаку забирает свою пустую миску и полную — Гена, кидая на него чуть хмурый взгляд, и только после этого уходит. Асагири читает в чужом взгляде обещание насильно накормить, если и завтра Ген ничего не съест. Парень лишь виновато ей улыбается и взглядом отыскивает Юдзуриху — если кто и должен знать о прошлом Сенку чуть ли не все, то это его друзья детства.       Только вот уже спустя десять минут разговора с ней и Тайджу Ген понимает, что они не знают всей картины произошедшего. Они рассказывают, что Бьякуя из-за чего-то расстался со своей женой, Оки упоминает, что, пока отца Сенку не было, к ним часто заходил какой-то мужчина с друзьями, и Ген думает о том, что мать Сенку изменяла его отцу. Судя по взгляду Огавы, та думает также, но затем сразу переводит разговор. Она говорит, что перед расставанием родителей Сенку как-то замкнулся в себе, а однажды даже попал в больницу, когда ему было десять. Причин, однако, никто из них не знает, и Ген только может гадать о том, что тогда случилось на самом деле. Когда Тайджу видит Хрома, то спешит уйти к нему по какому-то срочному делу, а с лица Юдзурихи пропадает последний намек на улыбку.        — Ген-кун, Сенку очень тяжело реагирует на многие проявления чувств, — неуверенно говорит девушка, постоянно ломая пальцы. — Если точнее, то он почти никак не реагирует, словно бы выстроил между собой и своими чувствами какую-то стену. Но так было не всегда. Я правда не знаю, что тогда произошло в их семье, но Сенку стал таким именно после того момента. Раньше у меня хранилась фотография, где Сенку и Тайджу играют в догонялки на детской площадке. Сенку тогда выглядел таким счастливым… Я хочу, чтобы он снова стал таким же…       Когда в уголках чужих глаз выступили капельки слез, Ген поспешил заверить девушку, что выяснит у Сенку правду и поможет ему, какая бы помощь не потребовалась. Затем к ним вернулся Тайджу, и Асагири узнал, что Сенку до сих пор находился в лаборатории. Взяв чашку лапши, Ген улыбнулся двум своим современникам и отправился к Ишигами — стоило сразу прекратить эти прятки, если он не хотел, чтобы Сенку глубже зарылся в воспоминания о своем прошлом. Конечно, никогда нельзя забывать свою прошлую жизнь, ведь именно она сделала нас такими, какие мы есть, однако и слепо за нее цепляться тоже нельзя, а иначе есть риск потонуть в прошлых проблемах и никогда из них не выбраться, не говоря уже о возможности идти вперёд. Ген вошёл в лабораторию с целью выяснить, что именно случилось восемь лет назад, исключая период пребывания в камне.       Сенку, что неожиданно, спал на столе, подложив под голову руки…       Проснулся он уже спустя несколько часов у себя на футоне и первое, что заметил, — испуганное лицо Гена над собой. На щеках ощущалась влага, а перед глазами до сих пор вспыхивали слишком яркие моменты из сна, напоминавшие о детстве.        — Это снова кошмар, Сенку, — голос Асагири дрожал, а в голубых глазах плескался искренний испуг. Но Сенку заметил в них и нечто другое — желание докопаться до правды.        — Я тебя разбудил? Извини. В последнее время мне слишком часто стали сниться кошмары, — Ишигами принял сидячее положение и опустил голову, мягко забирая свои руки из чужих. — Ложись спать. Сегодня даже без… песни, — на последней фразе учёный даже почувствовал, как скулы начало заливать краской, а потому ещё ниже опустил голову.        — Сенку-чан, расскажи мне, — Ген склонил голову к плечу и аккуратно приподнял голову ученого за подбородок.       Ишигами не ожидал, что их лица окажутся так близко друг к другу и распахнул глаза, взглядом метаясь от чужих глаз к губам и обратно. Ген сглотнул, тоже отмечая эту близость и чувствуя на своих губах чужое дыхание, но не рискнул отодвинуться, не совсем понимая, что чувствует в данный момент.        — Что тебе рассказать, менталист? — прошептал Сенку, силой воли концентрируясь на чужом вопросе, а не голосе.        — Все, Сенку-чан. Я знаю, что тебе снятся кошмары, каким-то образом связанные с твоим прошлым. Юдзуриха-чан и Тайджу-кун тоже сегодня рассказали, что с тобой что-то тогда произошло. Ты можешь со мной поделиться всеми своими переживаниями, Сенку, — в тон учёному ответил Асагири.       Он надеялся, что Ишигами все расскажет. Даже думал, что он может сказать в ответ на разные ответы. Только вот Сенку совершенно не оправдал его ожиданий:        — Нет, — и голос ученого явно дал понять, что иного ответа Ген от него не услышит. По крайней мере сегодня.       Вздохнув, Асагири лег рядом и одной рукой прижал дернувшегося Сенку к себе, начиная тихо напевать ту же песню, что пел и в самый первый раз. Вскоре Ишигами снова погрузился в сон, но на этот раз без сновидений. Ген посмотрел через окно на Луну и тяжело вздохнул — будет очень плохо, если он не сможет обсудить с Сенку его прошлое, чтобы помочь принять его. Но эти мысли выветрились из головы, когда он мысленно прокрутил их разговор ещё раз. Губы обдало эфемерным теплом, и Ген прикоснулся к ним двумя пальцами, жмурясь и пытаясь успокоить колотящееся сердце. Переведя взгляд на спящего рядом Сенку, Асагири сделал несколько глубоких вдохов и решил подумать о своей реакции на чужую близость завтра.

      Утро учёного и менталиста началось с восторженного крика Тайджу на улице и возмущений Рюсуя по поводу слишком громкого голоса друга. Ген поморщился, чувствуя себя совершенно не выспавшимся и хотел было продолжить и дальше спать, но Сенку фыркнул и попытался выбраться из чужих объятий.        — Мы должны узнать, что могло вызвать такую реакцию у этого тупицы, — сонно сказал Ишигами.       На самом деле, он чувствовал себя последние дни просто прекрасно, полностью высыпаясь в чужих объятиях. Если бы не кошмары, мучающие его по ночам в последнее время, то Сенку бы мог даже сказать, что счастлив.        — Не хочу, весна только наступила, и там сейчас холодно. Тут хотя бы тепло, — прохныкал Асагири, сжимая руки на чужой спине чуть сильнее, а носом утыкаясь в чужую грудь. — Я уверен, что Тайджу-кун просто очень рад тому, что Рюсуй нашёл доктора. Ты же говорил, что в плаванье нам обязательно понадобится врач, вот они с Минами-тян и искали этого гения-врача. Нам не обязательно прямо сейчас выбираться на улицу.        — Врача, да? — Ишигами хмыкнул, но затем вдруг что-то понял и выматерился себе под нос, заставляя менталиста вопросительно посмотреть на себя. — Поднимаемся, менталист, Тайджу будет так радоваться лишь одному знакомому врачу. И этот гений, конечно, может провести любую операцию в любых условиях, но будет крайне неприятно, если он её задушит в объятиях или снова сломает ребро.        — Снова? — переспросил Ген.       Сенку удручённо кивнул, и они оба подскочили с намерением собраться как можно скорее, а потом уже вышли из дома, направляясь к «главной площади» в деревне — как оказалось, Тайджу было слышно даже на таком расстоянии. Там и правда стояла незнакомая Асагири девушка-врач, которая, кажется, мысленно молила о помощи — вокруг неё столпились чуть ли не все их друзья-современники и наперебой о чём-то спрашивали. Ген перевёл глаза на Сенку и удивился, что тот улыбался и глядел на девушку так, словно никогда и не рассчитывал с ней встретиться.        — Ну привет, Кемико, — всё восхищение, правда, было спрятано сразу же, как они подошли к толпе. — Не ожидал тебя так скоро встретить.        — Каждой принцессе нужен свой рыцарь, — Кемико развела руками, а затем хитро усмехнулась. — Я более чем уверена, что ты надеялся больше со мной никогда не встречаться, принцесса.       Научник поморщился, словно съел целый лимон, а девушка задорно рассмеялась, после чего посмотрела на стоящего рядом с Сенку Гена и протянула ему руку.        — Ген Асагири, полагаю? Рада познакомиться, — она улыбалась, и менталист ответил на рукопожатие с доброжелательной улыбкой. — Никогда бы не подумала, что ты сможешь найти общий язык с Сенку. В любом случае, я рада, что у моего младшего брата появились друзья, которые не слишком сильно интересуются наукой и не станут ему, в случае чего, потакать, — она окинула всех присутствующих взглядом, продолжая улыбаться. — Но ради него я готова и на убийство. Это так, к слову, — она смотрела аккурат на Цукасу, потому что уже была наслышана от Рюсуя о первом расставании Сенку и Шишио.        — В Царстве Науки никто никого не убивает, — Сенку сложил руки на груди и смотрел сестре в глаза.       Ген мог бы подумать, что это был намёк на то, что однажды девушка всё же испачкала руки в чужой крови, однако Кемико продолжала улыбаться и вовсе не выглядела так, словно однажды отняла чью-то жизнь. Зато она была чуть ли не копией самого научника, разве что старше и волосы не торчали, а плавно струились по плечам. И уж она точно должна была знать, что такого тяжёлого происходило в жизни её брата, раз ему до сих пор снились кошмары…

***

      Руки сдавливают чуть ли не со всей силы, по щекам ручьями текут слёзы, всё тело болит, но из горла всё равно не вырывается ни звука. Сенку жмурится и сжимает зубы, слыша над собой чужое загнанное дыхание, но не чувствуя совершенно ничего. Человек над ним ему что-то говорит, дёргая за волосы и заставляя открыть глаза. Всё расплывается из-за слёз, и Ишигами даже не видит, кто сейчас над ним.       Юный учёный мог бы начать молиться, чтобы всё поскорее закончилось и больше никогда не повторялось, но это повторяется уже который раз. Сенку больше не верит во всемогущего бога. Раздаётся женский крик и злой голос вернувшейся сестры становится тем ориентиром, за который Ишигами цепляется всеми силами, лишь бы не отключиться. Над собой слышится раздражённый мужской голос, и движения прекращаются. Мужчина идёт к Кемико, а Сенку не может даже пошевелиться — лишь смотрит, как в алых глазах сестры мелькает безграничная ненависть. В её руке мелькает пистолет, и мужчина, чьего имени Сенку даже не помнит, пятится. Амалия Ишигами что-то кричит дочери и Кемико ей что-то со злостью бросает в ответ. Сенку не слышит их — в голове громом звучит сначала звук выстрела, а потом и удар бездыханного тела о пол. Ишигами Сенку не верит во всемогущего бога. Ишигами Сенку верит в Ишигами Кемико — сестру, которая ради него только что пожертвовала собственным будущим. Сенку закрывает глаза.       Научник открывает глаза, когда чувствует тряску. Напротив сидит перепуганный Ген. У него море волнения в голубых глазах и дрожат руки, а когда он хочет что-то сказать, то язык словно не слушается и из горла не доносится ни одного звука. Сенку притягивает его к себе, укладывая головой на плечо, перебирая разноцветные волосы и не понимая, почему Асагири реагирует так, словно это ему снился кошмар.        — Сенку, поговори со мной, — чуть ли не умоляет менталист, сжимая ладони на чужих плечах сильнее.       Ишигами не знает, что ему ответить на это. В голове проносятся моменты из сна, и он лишь сильнее прижимает к себе Гена. Даже если бы Сенку и хотел всё рассказать менталисту прямо сейчас, то не смог бы — Асагири всегда хочет всем помочь и никогда не показывает, как ему самому потом тяжело. Сенку даже не представляет, что будет с Геном, если он узнает о нём всю правду.        — Ты не хочешь этого знать, Ген, — тихо говорит Ишигами, оставляя на чужой макушке невесомый поцелуй. Парень знает, что менталист не станет с ним спорить — Сенку называет его по имени лишь тогда, когда они говорят о правда серьёзных вещах.       Асагири ничего не отвечает, продолжая чуть ощутимо дрожать и позволяя Сенку уткнуться носом ему в шею, надеясь, что так их надежду человечества хоть остаток ночи не будут мучать кошмары… На следующее утро Ген идёт к Кемико с намерением узнать правду, потому что так дальше продолжаться больше не может.        — Я могу рассказать тебе о любой болезни в мире, её симптомах и способах лечения, а тебя интересует Сенку? — девушка вопросительно выгибает бровь, потягивая приготовленный Франсуа чай. — У тебя какая-то неправильная расстановка приоритетов.        — Правильная, — возражает ей Асагири, понимая, что его сейчас на что-то проверяют. — Сенку уже который день снятся кошмары и, самое страшное, он выглядит так, словно это нормально. Но так не может продолжаться и дальше! Я хочу ему помочь! Я же менталист, в конце концов! Если у него проблемы с его прошлым, то только я и могу ему помочь из всех присутствующих в деревне!        — Юкио, я знаю, что ты нас слушаешь не специально, но раз прекратить это не можешь, то, пожалуйста, иди сюда, — тяжело вздыхает Кемико, а Сайонджи оказывается рядом с Геном через пару минут. — Сенку явно будет зол, когда узнает, что я вам всё рассказала… Но вдвоём вам воспринять эту информацию будет намного легче. Итак, что вы вообще знаете о прошлом моего брата и наших родителях?        — Он с самого детства мечтал стать учёным и полететь в космос. Даже сам ракету собрал. И это всё благодаря Бьякуе-сану, — сразу же отвечает Ген.        — Понятно, значит, почти ничего. Скажите, вы знаете, что такое сексуальное насилие? — Кемико тяжело вздыхает, читая ужас и понимание у парней в глазах, и начинает историю с самого начала.       Она рассказывает всё без утайки — о смерти их кровных родителей, о том, как они попали в семью Амалии и Бьякуи Ишигами, о том, как на них отреагировала сама Амалия, не желавшая заводить даже одного ребенка. Рассказывает о том, как училась в другом городе и что было с Сенку, пока она не вернулась. Рассказывает самое страшное — самый первый раз, когда узнала, что делали с её братом. Не скрывает даже того, что без связей Бьякуи и друзей семьи Ксёно и Стенли в НАСА, то её саму бы уже давным давно упекли за решётку на всю жизнь. Рассказывает о реабилитации Сенку после всего, что случилось, и о том, что особо эта реабилитация ему не помогла. И рассказывает ещё много всего — о волнении Тайджу и Юдзурихи, о учёбе у Ксёно и Стенли, о разводе Бьякуи… Не говорит лишь о чувствах и действиях самого Сенку, но лишь потому, что уверена в Гене — после таких откровений он обязательно будет говорить с самим Сенку. Есть вещи, о которых он должен узнать не через посредников, а от самого Ишигами… Кемико не готова признавать тот ужас, который охватил её при виде чужих окровавленных рук…       Ген весь день собирался с мыслями и даже пару раз и правда обсудил всю ситуацию с Юкио, а иначе мог просто не выдержать, и уже вечером, когда Сенку переехал с чертежами из лаборатории, откуда его выгнала Кохаку со словами о пользе отдыха, в дом, решил всё же поговорить с ним.        — Сенку, я узнал о твоём прошлом от Кемико, — это было не совсем то начало разговора, которое планировал Асагири, но изменить уже ничего не мог.        — Я знаю. Она даже призналась, что именно тебе рассказала, — Сенку хмыкнул.       Вот только это было вовсе не весёлое хмыканье — Ген не мог не заметить, как Сенку был напряжён с самого начала разговора, а потому подошёл и обнял со спины, устраиваясь подбородком на чужом плече.        — Это было больно, — признался Сенку даже до того, как Асагири в который раз попросил бы его рассказать. Прикрыв глаза, Ишигами облокотился спиной на чужую грудь, откидывая голову Гену на плечо и перебирая пальцы его руки. Он словно пытался окружить себя чужим запахом, словно чувствовал себя в безопасности только так. — И страшно. В самый первый раз было очень страшно. Кеми и Бьякуя были в другом городе и собирались вернуться только через месяц. Амалия изменяла старику и ненавидела нас, потому что боялась, что всё расскажем. Это даже смешно, ведь Бьякуя и так знал это всё… Мне тогда было, кажется, двенадцать, я вернулся домой раньше обычного. Амалии не было тогда дома. Уж не знаю, где она тогда была и даже знать не хочу, если честно… И хотя её не было, там был один из трёх её любовников… — Ген прикрыл глаза, пытаясь не поддаться желанию вернуть того человека из камня и прикончить собственными руками. Тяжело выдохнув, Асагири сел на один из футонов, и протянул в сторону Сенку руки. Ишигами на несколько мгновений замолчал, пока садился между чужих ног и снова откидывался спиной на грудь, но потом продолжал собственную историю, которую всей душой хотел бы забыть. — Он был отвратительно пьян и значительно крупнее меня. Пожалуй, даже крупнее Цукасы, хотя он тот ещё качок. Я мелкий был, даже не понял сначала, что именно произошло… А потом была боль. Очень много боли и чужая рука, не дающая мне сказать и слова. Мне казалось, словно из меня выдирают органы без наркоза. Добрый улыбчивый мальчик, как Юдзуриха могла тебе меня описать, погиб именно тогда… Когда пришла Амалия и поняла, что произошло она… представляешь, она приказала мне молчать и не сметь никому ничего говорить, — Сенку уже трясло, и Ген повернул его лицом к себе, обнимая на этот раз за спину. — Мне было тогда так плохо, — всхлипывал Сенку, утыкаясь лбом в чужое плечо и наконец-то отпуская себя. — Сразу же попытался смыть с себя чужие прикосновения. Я сидел в ванной, слышал их смех за дверью и смотрел, как вода смывает алые разводы. Кровь скоро перестала… Я не помню, о чём я тогда думал, я даже не помню, как вообще тогда сумел вспомнить, что старик пользуется самой обыкновенной бритвой, — Сенку горько хмыкнул, почувствовав, как Ген вздрогнул и прижал его к себе ещё ближе. — Я сейчас здесь, потому что Кеми поссорилась со Стенли и в тот день вернулась домой. Кажется, я никогда не забуду тот ужас в её глазах, когда она увидела меня… Я тогда попал в больницу, Бьякуя, Ксёно и Стенли приехали на следующий день, а того любовника Амалии я больше не видел. Кеми тогда очень ругалась, что они находились в соседней от меня комнате, не спали друг с другом, но всё равно не поняли, что со мной что-то случилось. Думаю, если бы она тогда появилась хоть немного позже, то я там бы и откинулся… Знаешь, Ген, я до последнего не говорил никому, что именно тогда произошло. Мне было даже не то, что страшно, а, скорее, стыдно… А потом это случилось ещё раз за два года до окаменения… Мне тогда уже стукнуло шестнадцать, я мечтал полететь в космос вместе со стариком и даже отпустил ту ситуацию, пока Амалия не привела домой другого любовника. Тогда было хуже, чем в первый раз. По крайней мере, я понимал, что происходит, а ещё чувство было такое, словно он сломал мне пару рёбер, когда я попытался дать ему отпор. Не знаю, где Амалия находила их, и как с такими вкусами она вообще сошлась с Бьякуей. Самое противное, что старик знал, что она ему изменяет, но не мог с ней развестись. Кеми старше меня на десять лет. Тогда ей было уже двадцать шесть, но я ещё не считался полностью совершеннолетним, а Бьякуя не имел права меня воспитывать в одиночку, ведь постоянно ездил в командировки и на учения… И всё же, второй раз было перенести легче, чем в первый, хотя я потом реально узнал, что у меня треснуто ребро. В этом было мало приятного.        — Был ещё раз, да? — сглотнул Ген, вспоминая то, что ему рассказывала Кемико.        — Да, но ты и так знаешь всё, что там тогда произошло. Кеми тогда впервые убила человека. Я до сих пор считаю, что, не прибеги тогда вслед за ней Стенли, ведь она наглым образом забрала у него пистолет с целью самостоятельно научиться стрелять, раз он её не учит, то она бы пристрелила ещё и Амалию. После того, как на срочном рейсе прилетели ещё и Бьякуя с Ксёно, всё окончательно было решено. Старик развёлся, Амалию посадили за пособничество, я прошёл несколько реабилитационных программ, а Кеми… она ведь пристрелила и второго любовника Амалии. Первый, кажется, что-то понял, ведь на момент окаменения он ещё был жив. Зато вот Кеми впаяли статью за двойное убийство. Все наши за неё вступились, ведь работали в НАСА, но полностью откосить от тюрьмы ей бы не позволили… Был закрытый суд, я выступил свидетелем, судья прослезилась, но Кеми всё равно признали виновной. Следующим вечером её должны были отправить на зону… В обед того же дня человечество окаменело. Теперь вот я сижу рассказываю это всё тебе, хотя и не понимаю, для чего вообще это делаю. Эй, менталист, почему я тебе так хочу всё рассказать?        — Потому что ты человек, Сенку, — Ген грустно улыбнулся, а Ишигами с удивлением стёр с его щёк слёзы. — Всем свойственно бояться и желать с кем-то поделиться своими страхами. У тебя сейчас есть куча новых друзей, Сенку-чан, поверь, каждый готов помочь тебе во всём. И каждый выслушает, если тебя что-то беспокоит. Тебе больше ничего не угрожает, ведь никто не даст тебя в обиду. Ты мне веришь, Сенку-чан?        — Верю, — тихо ответил Ишигами и подумал, что, наверное, именно этого ему не хватало всё это время.       Теперь Ген всегда был рядом.       Кемико больше не смотрела на него с таким ужасом в глазах.       Все в деревне удивлялись, когда Сенку проявлял свои дружеские чувства открыто и больше не скрывал их.       Кошмары больше не снились.