Расстаться с прошлым

Какузу сел в свободное кресло. Да. Это было правильным решением — отрезать прошлое и начать с чистого листа. Администратор предложила ему воду, кофе или чай (Какузу отказался от всего) и исчезла, сказав, что мастер сейчас подойдёт. Какузу на миг прикрыл глаза и вздохнул — не то с облегчением, не то с предвкушением. Его охватило состояние, словно он дочитывал последнюю страницу старой, опостылевшей книги и сейчас с чувством выполненного долга закроет её и возьмёт с полки новую, свежую, нечитанную. — Да что я, виноват, что этот ушлёпок переставил всю краску?! — донеслось откуда-то из недр салона, и Какузу покосился в зеркало. Парень в белой рубашке и чёрном фартуке препирался с администратором. — Хидан, не ори, — прошипела та сквозь зубы и метнула в него убийственный взгляд. — Иди работай. Так называемый Хидан фыркнул и подлетел к креслу Какузу, встав у него за спиной. В воздухе закрутился запах чего-то цитрусового. — Здрасьте! — парень упёр руки в бока, оглядывая хвост Какузу. — Ну? Признаться, подобная фамильярность не сочеталась с интерьером и ценами салона. Но Какузу слишком устал, чтобы препираться ещё и здесь. — Короткая стрижка, — так же коротко сказал он. Мастер вылупился на него круглыми глазами — такими огромными, что Какузу отметил их цвет. Необычный, будто линзы оттенка виноградного сока. — В смысле? — переспросил парикмахер. Какузу с непониманием смотрел на него через зеркало. — В прямом, — пояснил он и стянул резинку с хвоста. Волосы рассыпались по плечам; если бы не спинка кресла, они бы достали Какузу до поясницы или даже ниже. — Убрать всю длину, — продолжил он, показав ребром ладони над ухом. — По форме сами решите, просто что-то приличное. Мастер продолжал глазеть на волосы, разметавшиеся перед ним. Создавалось впечатление, будто это первый день его работы. — Вы хотите отрезать свои волосы? — ещё раз уточнил он, после чего в его умственных способностях не засомневался бы только ленивый. — Да, — Какузу начал раздражаться. — Я в этом не участвую! — внезапно заявил парикмахер и скрестил руки на груди. Для убедительности он мотнул головой. Клиенты и стилисты, работающие в соседних креслах, начали поглядывать на них с интересом. — Позовите администратора, — процедил Какузу. Парень по имени Хидан умчался и уже через несколько секунд нёсся обратно в сопровождении администратора. На её лице отражалось досадливое беспокойство. — Почему я не могу получить услугу, за которой пришёл? — выдавил Какузу самым холодным тоном, на который был способен. Вообще-то, это далось ему с трудом, потому что внутри он уже кипел. — Это преступление! — взмахнул руками недоделанный мастер, не дав администратору ответить. — Сэм, посмотри на его волосы! Я не собираюсь их резать! Девушка покраснела — то ли от гнева, то ли от стыда. — Просто работай, — в отчаянии взмолилась она, сдавив локоть Хидана. — Ни за что, — парень снял фартук и швырнул его на столик перед зеркалом. — Позовите другого мастера, — сказал Какузу. — К сожалению, все заняты… Какузу встал из кресла. Он мог бы записаться на следующий день, но после подобных выходок персонала вообще не желал больше показываться здесь. — Всего доброго, — прорычал он, взял с вешалки пальто и вышел под снег. Город искрился рождественской иллюминацией, отчего бешенство Какузу только усилилось. Проклятое время чудес! Он даже не мог получить дурацкую стрижку! После муторного, бесконечного бракоразводного процесса, который лишил его больше половины собственности, неужели он не заслуживал такой малости? Где, чёрт подери, хоть какая-то справедливость в этом мире? Какузу скользил ботинками по нечищеным тротуарам. Городские службы, как всегда, оказались не готовы к снегопаду. Снег в декабре — вот так сюрприз! Никто в этом убогом городе не желал выполнять свою работу, зато по праздничным распродажам бегали как одержимые. Какузу никогда не понимал культа Рождества. Ни в детстве, когда все ожидания оборачивались разочарованием, ни тем более теперь. Лишь однажды это было похоже на праздник — в год, когда Какузу получил в подарок собаку. Такер оставался его верным другом на протяжении девяти долгих и одновременно таких коротких лет… Много воды утекло с тех пор. Домой Какузу вошёл усталый и злой. От предвкушения новизны, которое охватило его в парикмахерской, не осталось и следа. Вещи, упакованные по коробкам, ждали переезда. Вчерашняя лазанья не лезла в горло; на пустой кухне Какузу налил себе растворимого кофе, хотя и не следовало делать этого на ночь. Но кто он вообще такой, если не может выпить вечером несчастную чашку кофе? Или отрезать волосы, когда он того хочет? Бунтарский дух вдруг взыграл в каждой клетке. Проклятье! Он должен подстричься, как и планировал, и одна неудача его не остановит. Какузу дал себе слово не откладывать дело в долгий ящик, и следующим вечером, после работы, направился в маленький зачуханный барбершоп возле офиса. Вот уж где с ним точно не станут спорить — хоть подстригут, хоть налысо побреют, хоть выкрасят в оранжевый. По телефону он записался на восемь и ожидал, что уже к восьми тридцати его голова станет легче и яснее. Говорят ведь, что волосы собирают и хранят информацию. Какузу не верил в эти бредни, но… Как бы было славно, если бы с отстриженным хвостом из его жизни ушли сожаления и пустые надежды, которые он возлагал на свой брак. Да, определённо, было бы здорово. Какузу вошёл в стеклянную дверь. Звякнул колокольчик. — Я сейчас! — крикнули из подсобки. — Садитесь пока! Какузу снял пальто, осмотрелся и сел в единственное кресло. Помещение было неухоженным и унылым. Стены цвета охры поражали воображение устаревшими плакатами с брутальными бородатыми мужиками, как бы говоря: «После услуг наших мастеров на Вас станут вешаться все женщины в радиусе километра!». В следующую минуту позади него возник вчерашний полоумный парикмахер. — Опять ты! — вырвалось у Какузу. — Опять Вы! — оторопел парень. — Что ты здесь делаешь? — задал Какузу дурацкий вопрос, хотя ответ был очевиден. Впрочем, и вопрос-то он хотел сформулировать иначе. «Какого чёрта тут творится» или что-то в этом духе. Хидан (Какузу запомнил это необычное имя) воинственно подбоченился: — Работаю вообще-то! Вторник и четверг — в салоне, понедельник–среда-пятница — здесь. Какие-то вопросы? — Здесь ты подстрижёшь меня? — сдвинул брови Какузу. — Разумеется, нет! — едва ли не взвизгнул Хидан. — Да Вы с ума сошли, я не возьму на душу такой грех. — Это шутка какая-то? — Какузу уставился в его лицо, пытаясь понять, что вообще происходит. — Ты парикмахер или нет? — Да! — подтвердил Хидан. — Но что с того? У меня не может быть своих убеждений? Ценностей? Какузу не было дела до ценностей и убеждений визгливого парикмахера. — Тогда стоит поискать другую работу, — фыркнул он, вставая. — Тебя забыл спросить! — буркнул Хидан ему в спину, наплевав на церемонии и учтивое «Вы». Какузу накинул пальто и направился к выходу. — Дурацкая затея! — крикнул парикмахер ему вслед, но Какузу уже не слушал. Он хлопнул дверью погромче, правда, всё же придержал её — стеклянная как-никак. На углу хор энтузиастов с одухотворёнными ликами пел рождественские гимны. Они мнили себя ангелами во плоти, не иначе. Какузу был настолько растерян, что даже не мог толком злиться. Дважды подряд напороться на одного и того же идиота — как такое возможно? Поневоле задумаешься о знаках от вселенной. Единственное, чего никогда не прилагалось к таким знакам — это пояснительной записки. Препятствие означает, что ты должен отступить? Или удвоить усилия? Показать свою решимость и волю? Какузу всю жизнь был склонен к последнему. И в этот раз причин изменять себе тоже не видел. На сегодня он устал и проголодался, но завтрашним днём купит острые ножницы и отрежет хвост сам. Или лучше предварительно заплести косу? Не важно. Это просто волосы, в конце-то концов. В этот вечер Какузу лёг спать с безотчётным ощущением того, что жизнь возвращается в то русло, где ей и место. Туда, где он сам хозяин положения. Даже если все ножницы мира внезапно испарятся у него из-под носа, он сделает то, что задумал — хоть перочинным ножом, хоть секатором для курицы. Процесс не важен, важен результат. Субботнее утро было отведено на высчитывание сметы от подрядчиков. Для офисных лентяев сочельник — повод ничего не делать и забыть про существование работы насовсем, но Какузу никогда не был лентяем, и память у него была отменная. В три часа дня он пообедал говядиной в кисло-сладком соусе из закусочной господина Лю (единственное место во всём квартале, где говядины клали больше, чем лапши) и отправился в подземный торговый центр. Каждый раз, проходя путь до станции метро, Какузу миновал тот небольшой магазинчик. «Всё для ваших волос и даже больше!». Ну, что же. Стоит полагать, ножницы там отыщутся. «В сочельник работаем до 16:00» — гласило объявление, нацарапанное от руки. Хорошо, что успел, подумал Какузу. Он вошёл в крохотное помещение, заставленное полками с шампунями, бальзамами и масками. По стенам в витринах красовались парикмахерские приборы, расчёски, щипцы и Бог знает что ещё, чему никак не получалось придумать применения. Видимо, это и было то самое «даже больше», указанное на вывеске. Какузу обогнул стойку со средствами для укладки и наткнулся на продавца. Тот копался в нижнем ящике витрины, предоставив Какузу обзор на свою задницу, обтянутую кожаными брюками. Задница была… в общем, она трогала какие-то струны, если говорить, не вдаваясь в подробности. Какузу заметил, что в помещении жарко. Он сглотнул. — Здравствуйте. Мне нужны ножницы для стрижки, — сообщил Какузу заднице. — Без проблем! — откликнулся продавец, разгибаясь, и вдруг осёкся. Они уставились друг другу в лицо. — Ты меня преследуешь?! — наконец выпалил Хидан. — Встречный вопрос, — Какузу навис над ним, как скала, плотно сжав челюсти. — Блядь, нет! Сегодня суббота. По субботам я здесь, — беспомощно развёл руками горе-парикмахер-продавец и кем там ещё он подрабатывал по воскресеньям. — Продай мне ножницы, и я уйду. — Ты решил сам подстричься? — Тебя это не касается. Может, я хочу подрезать волосы кукле своей дочери. — У тебя есть дочь? — Нет. — А кукла? Какузу закатил глаза. — Ножницы я тебе не продам, — заявил Хидан. — Тогда я напишу жалобу. — На что? — усмехнулся он. — Я скажу, что твоё поведение вызывало подозрения. Что ты показался неуравновешенным. — Я подам в суд за клевету, — сказал Какузу и тут же прикусил язык. Да в жизни своей он больше не свяжется с судами. — Делай, что хочешь, — фыркнул Хидан, сложив руки на груди и как-то обиженно выпятив подбородок. Потом с неожиданным благоговением в голосе добавил: — Это самые прекрасные волосы, что я видел в нашем мире. Как может прийти в голову с ними расстаться? Какузу нахмурился. — Фетишист что ли? — А это преступление? — Хидан яростно сверкнул глазами. — Не слышал, чтобы было запрещено. — Ясно. Какузу развернулся и зашагал к выходу. — Ты правда их отрежешь? — донеслось вслед как-то жалобно. — Да. — Можно потрогать? На секунду Какузу замер на месте. Даже сердце почему-то застучало быстрее. Так бывает, когда в магазине жарко, да. Или когда незнакомый человек внезапно переступает границы. Это была самая странная просьба, что он когда-либо слышал от постороннего. — Нет, — процедил Какузу и вышел наружу. Прогулявшись ещё немного вдоль витрин, он смирился с тем, что придётся копаться в коробках и пробовать добыть оттуда старые канцелярские ножницы, которыми он пользовался по хозяйству. На беду, Какузу совершенно не помнил, в какую из коробок он их упаковал. Он подписывал только самое необходимое. В канцелярию или хозяйственное? Чёрт подери, вылетело из головы. Да ещё этот дурацкий продавец внёс смуту. Он был смазлив, Какузу не спорил, но его бесстыжая жопа в кожаных штанах… Следовало бы отлупить его за наглое препятствование чужим замыслам. Какузу сам удивился этой идее. Никогда его не посещали подобные фантазии, даже с упёртой бывшей женой. Но поведение Хидана сбивало с толку. Да ещё это придыхание, с которым он попросил… потрогать. Какузу дёрнул плечами, чтобы отогнать мурашки, которые отчего-то посыпались по позвоночнику. Здесь похолодало? Он застегнул пальто. Походив туда-сюда, Какузу направился к выходу из торгового центра. Рядом с хейршопом он вновь бросил взгляд на объявление «Работаем до 16:00», а затем скосил взгляд на часы. Было без пяти. Попытать счастья ещё раз, пока открыто? Подождать пять минут и… объяснить парню, что так работать нельзя? Какузу сам не знал, зачем остановился напротив. Может, если он отдаст Хидану отрезанную косу, тот подстрижёт его, наконец? Глупейшая идея. Как будто он — единственный мастер в городе! Какузу теперь не удивился бы, если б, приехав в соседний штат, он наткнулся бы там на Хидана. «Я просто подменяю друга!» — воскликнул бы тот, не моргнув глазом. Да уж. Такая вероятность уже не казалась фантастической. Тут он увидел, как Хидан показался из дверей, сорвал и скомкал объявление, кинул его в стоящую рядом урну. Зазвенел ключами, закрывая магазин, и опустил решётку. Ну, конечно, 15:57. Ещё целых три минуты законного торгового времени, а он уже тут как тут. Подобные ленивые растяпы и подрывали экономику страны — каплю за каплей. Сбегать было поздно. Хидан повернулся и заметил его. Поглядел по сторонам, направился к Какузу. — Передумал? — улыбнулся он. — Насчёт? — Насчёт моей просьбы. — Ещё чего. У меня здесь встреча, — соврал Какузу. — Жаль, — Хидан снова бросил беглый взгляд на его хвост и вздохнул. — Долго отращивал? Какузу призадумался. Он не стригся лет десять, наверное. Или больше. Так только, подравнивал кончики. — Долго, — подытожил он свои воспоминания. — Ты знаешь, что волосы — это жизненная сила? — строго сказал Хидан. Это был даже не вопрос — наезд, скорее. Какузу усмехнулся: — Так написано в учебнике парикмахерского дела? — Нет! Но это общеизвестно. — А что же сам стрижёшься? — поднял бровь Какузу, указывая на очевидную нестыковку. Хидан скорчил кислую мину: — Нельзя мне длинные. Тогда совсем крышу сорвёт. — От жизненной силы? — хмыкнул Какузу. — Типа того… Чем дальше, тем более странным казался парень. И его куртка с побитым мехом на воротнике, который выглядел так, словно кто-то вывалял хвост енота в луже. И его исколотое пирсингом ухо. И волосы, зализанные назад и прихваченные розовой заколкой, чтобы не падали на лицо. — Так кого ты ждёшь? — спросил Хидан, запустив руки в карманы. Он вытащил оттуда вишнёвую жвачку, развернул, сунул в рот. Пачку протянул Какузу. Это было что-то вроде предложения дружбы, как делают дети в песочнице? Какузу не собирался дружить с продавцом-который-не-продаёт и парикмахером-который-не-стрижёт. Впрочем, одну пластинку взял. Он нестерпимо хотел курить, но, поскольку здесь этого делать было нельзя, развернул жвачку и положил в рот. Вкус был сладкий, приторный. Рот сразу же наполнился слюной. — Кое-кого, — в конце концов ответил Какузу. — Встречаете вместе? — Что? — не понял он. — Рождество. Сегодня. Семейный праздник, время чудес, все дела. — А. Нет. У меня нет семьи, — зачем-то поделился Какузу. Похоже, это дурацкая вишнёвая жвачка размягчила его мозги. По-хорошему, стоило бы пойти прочь, но Какузу сам загнал себя в угол, заявив, что здесь кого-то ждёт. А Хидан просто стоял рядом и уходить не собирался. — Как тебя зовут? — спросил он. — Зачем тебе? — Какузу нахмурился. — Конечно, чтобы дрочить, нашёптывая твоё имя. Прозвучало это так нагло, а вид Хидана был таким ехидным, что в недрах сознания опять мелькнуло вспышкой желание отходить его как следует по нахальной заднице. Кто вообще так разговаривает с людьми? Вслух Какузу произнёс: — Какузу. Прекрасно. Наверное, в сочельник пробуждалась та часть его, которая желала, чтобы на неё дрочили. Глупость. Недоразумение. Какузу качался на волнах абсурда, наблюдая, к какому берегу его прибьёт. Или не прибьёт вовсе. Может, он так и потонет в мечтах о несбыточном. О стрижке и обтянутой кожаными брюками заднице. — Ну, привет, Какузу. Я Хидан, — Хидан протянул ему ладонь. Они пожали руки. — У меня тоже нет семьи, и планов на Рождество, так что… — Может, всё-таки подстрижёшь меня? — закинул Какузу удочку в последний раз. Мало ли. — Нет. — А если я отдам тебе волосы? — Нет. — А если дам потрогать? Взгляд Хидана помутнел. Он приоткрыл губы и облизнул их, словно во рту пересохло. Выдох его был вишнёвым и прерывистым. — Тогда я тем более не смогу, — ответил он. — Это же… — он набрал в грудь воздуха, как будто его распирало от чувств, — произведение искусства. Шедевр природы! От таких заявлений невольно захотелось приосаниться. Когда гены наградили тебя преимуществами, привыкаешь относиться к ним, как к должному. Какузу давно не сталкивался с тем, чтобы его так беззастенчиво нахваливали. — Тогда, может, выпьем чего-нибудь? — это выдал не Какузу. Во всяком случае, не с собственного позволения. Теперь в нём напропалую хозяйничал дух Рождества, тот самый, который желал, мечтал и был до безобразия падок на лесть. — В смысле, вдвоём? — Да. — Где-нибудь? Ну уж точно не здесь, подумал Какузу. Туго же доходило до этого Хидана. Похоже, он слишком часто жевал свою жвачку — его мозги определённо представляли собой сладкую вату. Или зефир. Но почему тогда казалось, будто его лицо благословила Дева Мария и поцеловали все ангелы небес? Откуда в этом бесновато-непредсказуемом создании было столько неуловимого целомудрия? Как вышло, что эти шальные глаза светились такой проницательностью? Какузу ничего не понимал. Сознание подёрнулось плёнкой сахарного сиропа. — Да, — повторил он, имея в виду сразу всё. На секунду в голове включился здравый смысл. Какузу вспомнил, что завтра ему съезжать с квартиры и сегодняшний вечер он планировал потратить на то, чтобы упаковать в коробки осколки своей прежней жизни. Того, что от неё осталось. А утром он шагнёт в неизвестность. Метафорически, конечно, но всё же. — Мне нужно собирать вещи, — оповестил Какузу, не зная, как это повлияет на его предыдущее приглашение. — Ты уезжаешь? — Меняю жильё. — Я могу помочь, — с готовностью предложил Хидан. — Если хочешь. И… если закажем чего-нибудь пожрать. Подыхаю. Какузу никогда так не поступал. Никогда не делал ничего подобного даже в лучшие свои годы. Он сказал: — Хорошо. И подумал, может, всё-таки удастся уговорить Хидана его подстричь.