Поддавшийся

— Толя! Толя! Звонкий голос Берестовой рассекает пыльный воздух подворотен завода, в одной из которых Грачкин вздрагивает и мечется с окурком, не находя места, куда можно его спрятать. — Толя, — ОЙ! — да ну где же ты? То-о-оля-я-я… АЙ! Под грохот, Грачкин судорожно ругается под нос и заталкивает сигарету в какую-то щель между плитами, предварительно затушив, конечно. — Н-надя, Надюшь, здесь я! Он отмахивается от клубящегося у головы дыма, но едрёность советских сигарет «Друг» так просто не сведёшь. Даже из собственных лёгких. Дабы Надя не уличила его в этом преступлении, Толя спешно выныривает из закутка, тут же подхватывая навернувшуюся на каких-то досках Берестову. Видя его, она радуется, да и сам Грачкин расплывается в лучезарной улыбке. — Надюшь, ну что же ты, аккуратней. — Ой, Толя, ты вовремя: ещё чуть-чуть и точно упала бы! Что же ты забрался в эдакие дебри? Я уже полчаса не могу тебя найти! Её спешный и эмоциональный лепет, как всегда, смешит. — А что же ты ищешь меня? Случилось чего? Уголки её губ вновь вытягиваются в строгую струнку. — Не знаю, Толя… Вот не знаю… У тебя и хотела спросить. — Отчего ж только у меня одного спрашивать? Пойдём спросим Витьку тоже, или Клячкина, а? — Да причём здесь, Витя и Клячкин! Толя! Грачкин натужно выдыхает, поддевая кепку, но продолжая второй ладонью крепко держать Берестову за локоть, чтобы та не навернулась. — То-оля… — нежно и тихо тянет она на обречённость в его взгляде исподлобья и кладёт пальцы на его грудь. — Мне-то можно сказать. На её лице странная улыбочка, словно бы она уже давно знает, в чём дело, и просто хочет услышать то же от него. Но Грачкин понимает, не глухой и не слепой ведь, что книжный клуб, рыболовная секция и опытные садоводы — это далеко не та причина, по которой он в последнее время стал исчезать из виду так внезапно и часто. «Не поняла ещё…» — сглатывает Грачкин в мыслях. Как же не хотелось её расстраивать! — Надюшь, понимаешь, я… — Толя, подожди! Толя послушно замолкает, а Берестова сосредотачивается на чем-то, морща свой миниатюрный нос, словно принюхивающийся кролик, после чего строгий взгляд пронзает его. — Это… Это что, пахнет сигаретами? Толя? Толя, ты что курил??? Чувство вины расползается по Толиной груди от её пальцев, что будто твёрже давят на рубашку. Она смяла её в кулачок, когда между ними повисло напряжённое молчание, от чего Грачкин чувствует дежавю по тому дню, когда она сделала так в первый раз, пытаясь ухватиться за его плечи и не упасть с того злосчастного шкафа в кабинете цех.кома. Её тихий и короткий вздох обречённости пробуждает в нём настоящее отчаяние. Она выдергивает руку из его хватки. — Надя! Надюшь! Ну Надя! — Грачкин едва поспевает нагонять быстро и твёрдо семенящую Берестову. — Надюшка, ну подожди же ты! Толя преграждает ей путь и хватает за плечи, Надя же зыркает зло в его сторону. — Обманул, значит. Значит, не нужно было мне тебе верить. Значит… — Ну тихо-тихо, Надь, ты не нагнетай. — Ах, не нагнетать? Да я поручилась за вас! Я провозгласила всем, что вы исправились! А-а ты-ы… Толя сумел уловить момент смены эмоций и ещё до гундосного «ты» вынул из кармана широких брюк платок, потянув его шмыгнувшей Наде. (Теперь он носил носовые платки, как кепку, — как основной атрибут своей одежды.) — Не нужно мне этих подачек! — вспылила Берестова, всплеснув между ними руками. Грачкин отпрянул, виновато возвращая к ней взгляд. — Н-надюша, да я… — Э-эх, ты-ы… Грачкин. Надя заплакала и убежала, оставив растерянного Толю протягивать ей вслед руки, в спешно брошенном «Надя!». Когда её тонкая фигурка скрылась из виду, Грачкин потёр затылок, сдвинув на лоб кепку, надул губы и нахмурился. «Да как же это так получилось-то?..»

˗ˏˋ ♡ ˎˊ˗

— Чего эт ты? А? На-адь? — Ой, уйди, Лиза! Уйди! Берестова лила слёзы на своём рабочем месте, стараясь не выглядывать из-за станка и всхлипывать тише, но от зоркого взгляда высокой Лизы, что видела поверх всех станков, ничего не укрылось. — Ещё чего! Опять из-за этих своих ревёшь, что ли? Это не дело, Надь, не дело! — Что случилос? Услышав обеспокоенный голос Розы, Берестова не смогла сдержать громких хныков, так и рвущихся из её груди. Она слышала их переговоры за спиной, но намеренно не поворачивалась, отчего-то даже не имея сил себя успокоить. — Да что у вас здесь такое? — недовольно буркнул Володя, решив, что бабьи языки опять развязались. Но выглянув из-за станка, недоуменно вскинул брови. — Надя? Берестова! Ты чего это? Роза зажевала уголок платка, что вязался узлом под подбородком. — Уф, не надо, Володь. Иди! — Эт что ещё значит?! — Яковлев отбросил полотенце, яростно попытавшись встиснуться между девушками и пробраться к Наде, но Лиза с Розой затрещали, словно две сороки, таки вытолкав его за черту чужого рабочего места. — Иди отсюда, Яковлев! Нечего мужикам тут смотреть! — грозно пробасила на него Лиза и вернулась с подругой к отдающей глухими всхлипами где-то за грудой металла Берестовой. — Надь, ну чего ты, На-адь?.. Володя неслышно ругнулся, плюнув себе под ноги. И что за чертовщина пришла в их разнаряженные яркими платочками головы?! Ему никогда не удавалось пробиться сквозь эти ровные девичьи спины и замудрённо изогнутые умы — всё равно ведь не скажут, всё равно ведь увильнут! Однако и к своему месту он отходить не стал: затоптался посреди прохода, робко поглядывая на торчащие из-за станка макушки. Грачкин понуро и неспеша брёл через цех, не отрывая взгляда от размашисто шагавших носов коричневых ботинок. Опять влепят выговор за провороненное рабочее время — так это не новость, а вот слёзы Берестовой (впрочем, тоже не такие уж и редкие) были менее приятным известием. Ради Надюшки он сидел до ночи на заводе, ковыряя собственные мозги и извилины Вити. Ради Надюшки он станцевал на площади, прыгнул с моста и маневрировал между подработками, чтобы вернуть ей долг за оплаченный в милиции штраф. И ради Надюшки он пытался — честное слово пытался! — бросить курить. Не получилось. Но он ведь теперь не опаздывал, изрядно посещал эти скучные лекции и вообще был самым настоящим комсомольцем, неужели пару сигарет в день всё ещё делали его плохим?! Или она снова играла нечестно… И хотела всего лишь огранить и отшлифовать его до идеала, как какой-нибудь чёртов резец… Что же, запереть часть его под замок она всё же сумела, но удержится ли ветер за тонкими прутками? Толя не мог обещать ей полное покаяние. К сожалению, не мог. В мысли внезапно врезались всхлипы — такие знакомые и не забывающиеся, почти детские и почти капризные, присущие лишь одному вполне взрослому человеку в этом цеху. — Надя? Надюшка! Грачкин подбежал к её станку и растолкал наседающих подруг. — Эй-эй, Грачкин! Куда полез?! — возмутилась Роза, цепляясь за его руки. — Тебе нечего здесь делать! Иди, куда шёл! — А ты не направляй, небоскрёб, без тебя разберусь! — рыкнул Грачкин в лицо Лизе и присел на колени перед совсем сутулой Надеждой. Оскорбительное «небоскрёб» прикрепилось к Лизе ещё с той борьбы за «тютю» и конкурсные флажки, но Лизавета сейчас сосредоточилась не на обиде, глядя через плечо подруги точно в лоб наглецу Грачкину. Толя судорожно вынимал из кармана платок. — Надюша, Надя, ну Надюшка, ну что же ты… Он осторожно тыкался в её закрытое руками лицо мягким уголком платка, пытаясь добраться до солёных крапинок слёз. — Отстань, Грачкин! Видеть тебя не хочу! Толя виновато скривился, то ли от очередного завывания и хныканья, то ли от упоминания собственной фамилии в таком агрессивном и злобно брошенном тоне. Он вздохнул и попытался убрать её руки от заплаканного лица, показавшегося лишь на долю секунды, когда она гнала его прочь, но Берестова дёрнулась в сторону, отчего её короткие локоны дрогнули. — Ну Надюшка… Н-ну, ну Надя… Кроме ласкового и игривого «Надюшка», Толе нечего было больше сказать. Не станет же он сейчас, при всём честном народе, что хоть и не собрался в кучку вокруг них, но категорически точно грел уши, клясться ей в покорности и расписаться в обещаниях больше не брать табак в руки. Тем более, что пока он и не мог ей такого обещать. Грачкин бережно, но настойчиво, обхватил миниатюрные запястья, вновь попытавшись убрать её ладони от лица. Его встретил яростный и обиженный взгляд. — Глаза б мои тебя не видели, Грачкин! Толя поджал губы, неловко оглядевшись по сторонам и, к своему сожалению, наткнувшись на внимательно наблюдающие за ними глаза ребят. Стушевавшись, он всё же коснулся уголком платка румяной щеки Берестовой, осторожно надавливая на кожу, чтобы впитать остатки влаги. Надя не стала противиться, лишь тоже оглядевшись по сторонам, однако ей достались уже смеющиеся взгляды товарищей. — Лиз. Пойдём, а. Тут, я погляжу, и без нас разберутся, — лукаво отметила Роза, с явно проглядывающей в голосе широкой улыбкой. Берестова проводила их непонятливым взором. И что бы это могло значить?.. Надя закусила губу, посмотрев на Толю и тут же прищурившись. На этот раз она не стала разводить соплей и криков, просто развернувшись к станку и принявшись за свою работу. Грачкин тоже перестал вымаливать прощения, лишь нелегко вздохнув и понуро поплетясь к своему месту. Обойдя Надю, он задержался, но та удостоила его лишь очередным злобным зырком. Толя ещё раз вздохнул. Возвращаться к работе казалось невозможным. Грачкин безучастно провёл рукой по катушке и опустился на стул, машинально достав сигареты и зажав одну в зубах. — Здесь нельзя курить. — А я не затягиваюсь. Хмурый Володя опёрся руками о станок. — Ну и что это было? — А что это было? — Прекрати дурачиться. Не маленький. Понимаешь, в чём дело. Грачкин вынул сигарету изо рта и вскочил с уже натянутой на лицо улыбкой. — Дак вот если бы дело было не маленьким, тогда и можно было бы его понять, если бы было ещё возможно его поднять, приподнять, рассмотреть: и снизу, и сверху, и слева, и справа, — тогда б оно коне-е-шно можно было бы и понять! А так- — Всё ребячишься, Толя. Да можешь ты хоть единожды без баловства ответить: что с тобой, что с Надей? Толя поспешил поменяться в лице, состроив мину серьёзности. — Владимир. Возможно, вы хотели уточнить, что между мной и Надюшкой, я вас правильно понял? Яковлева сильно задела такая формулировка. С незатаёнными чувствами он пристально вгляделся в большие и будто блестящие глаза Грачкина, что лишь смеялись и посмеивались над ним и над всей этой ситуацией. Толя хмыкнул и подозвал Володьку подойти ближе, после чего воровски огляделся, шепнув ему на ухо: — Между нами… Сигареты, — он выдержал паузу и засмеялся, раскинув руки, а после обняв ими себя. — И дома! Города! И дороги! УУУХХХ, какие расстоянья!! Володя выпрямился, сплюнул и, уже уходя, шикнул в сторону гогочащего Грачкина что-то явно оскорбительное. Толя перестал смеяться довольно быстро и закашлялся, ненароком взглянув на хмурую Надежду за станком. Возможно, его смех разозлил её ещё больше, но Грачкин ну никак не мог позволить себе сейчас подойти и осторожно признаться ей в том, что всё это было притворным. Что улыбка его была натянута, а шутки получались просто сами по себе. Впрочем, Яковлеву он даже не соврал: между им и Берестовой на сегодняшний день действительно встали сигареты. «Беломорканал», «Друг», «Мальборо» и дым отечества, что сладок и приятен — вот и всё, что парило между ними. Ещё, конечно, были взгляды. Какие-то странные, признаться честно: смешливые, а вроде и с толикой игривости, чем-то схожей на ту, с которой он произносил лёгкое «Надюшка». Ах, ну ещё была педагогика.

˗ˏˋ ♡ ˎˊ˗

— О, Толя! Опять куришь? А как же Надя? — Вить, да даже змея ж не кусает, а ты прямо под руку! — Так ты ж не пьёшь, а куришь. Что тебе там, настрой нужен, что ли, хе-хе! — Эх, Витя-Витя. Табак он ведь не для запаху нужен, а для мыслей разновидных! — Какие ж это тебя тогда посещают мысли? Грачкин выдохнул ядрённого дыму и судорожно затянулся вновь. Витькин взгляд смеялся и выпытывал, пока сам Громобоев даже приостановил свою деятельность по складке одежды и демонстративно направил всё внимание в сторону сидящего на подоконнике Толи. — Да ну тебя, Витя! Ещё друг называется. Грачкин поспешил ретироваться с комнаты и, спешно миновав коридор, тяжело вздохнул на вечерней улице. Слегка прохладный воздух ударил в покрасневшие щёки, а чёрно-белый полумрак сокрыл душевные волнения, коих Толя был полон. Идя по дороге между высокими домами, он чувствовал себя героем того самого кино, в котором роль его, однако, ещё не была предопределена. Кто он? Герой-любовник, обыкновенный бабник, весельчак, или, может, неподдающийся разгильдяй? Но он же вроде как поддался… На Надин скорый и писклявый лепет, на её педагогику, будь она неладна. Он замолкал, стоило ей только сказать слово, и был готов уберечь её от какой бы то ни было опасности в любую секунду. Неужели не мог себе Толя позволить лишь маленькой слабости? даже пусть и при существовании ещё одной, побольше. — Ой, Толя… — вылетело у Берестовой само собой, когда практически нос к носу она столкнулась с Грачкиным. Толины глаза округлились (он спешно спрятал руку с дымящимся окурком за спину), когда как стоящий рядом Володя стал только хмурым. — Пойдем дальше, Надя, я провожу тебя до дома, — строго заторопил он, недовольный такой встречей. Берестова же безотрывно вглядывалась в глаза Грачкина, то ли таким образом пытаясь достать из недр Него какую-нибудь совесть (он одолжил её кому-то уже давно, так и забыв забрать обратно), то ли… А то ли Грачкин был без особого понятия, зачем (зачем между ними опять вставали все эти сигареты и взгляды). — Н-надюшк… — несмело решился-таки Толя, переминаясь с ноги на ногу на косолапых ступнях. — Мы можем… Поговорить? Когда их взгляды встретились, Толино дыхание замерло, а в плечах и груди побилась дрожь. Берестова посерьёзнела: тонкие ниточки её бровей склонились к переносице, а линия губ вновь натянулась, словно струна. Она коротко кивнула. — Володя, иди, пожалуйста, домой, — она опомнилась, взглянув на него с сожалением. — Извини, что так получилос. Яковлев помедлил, будто бы надеясь, что она одумается и примет более верное решение, но его не последовало. Он горько хмыкнул над собственной глупостью и резкими движениями зашагал прочь, даже не попрощавшись. Толя старался не считать минуты, что они провели в полном молчании, в медленной прогулке по широкой и далекоидущей улице. Он не осмеливался смотреть в её сторону, впрочем, и Надя не спешила поднимать глаз. Окурок продолжал тлеть меж его пальцев, и изредка Грачкин затягивался, пытаясь думать, что Берестовой этого не видно или не заметно. В какой-то момент Надя не стерпела, остановилась и воскликнула: — Да перестань же ты, Грачкин! Толя замер, слегка удивленный чтобы понять, в чём дело, когда Берестова была уже неудержима. — Ах, так… Она заколыхалась и выхватила сигарету из его рук, неумело закусив уже измятую часть и глубоко вдохнув. Грачкин с ужасом вырвал палочку из её рук, отбросив в сторону от кашляющей и задыхающейся Надежды. Впущенный в лёгкие табак обжигал и обволакивал гортань, позволяя думать, что даже сотня сокращений грудной клетки не помогут сделать вдох. Надя хрипела, кашляла и махала руками перед распахнутым ртом, пытаясь ухватиться за воздух пальцами. Толя же обеспокоенно хлопал её по спине и, схватив за запястье, помогал использовать ладонь как веер. Его сердце колотилось чуть ли не чаще, чем её собственное, как и дыхание прерывалось, будто это тоже он сделал первую в своей жизни затяжку. Эта ситуация вновь пробудила в нём дежавю того момента, когда, пытаясь прогнать их с Витей из кафе, она глотнула любезно предоставленной Клячкиным водки. «Вот же дурёха! Совсем не бережётся!» — Надюшк, ну что же ты… — сочувствующе протянул он, когда она более менее пришла в себя. — Всё хорошо? Берестова закивала головой, что оказалось не положительным ответом на вопрос, а раскачкой перед бурей поспешивших из неё слов. — Зачем же так травить себя, Толя! Какая гадость! И ты же этим дышишь! Это же ещё и вредная привычка! А каждый комсомолец знает, что от них нужно избавляться! «Я не комсомолец.» — Где твоя сила воли! Где твой стержень! Я же знаю, что ты можешь! «Видимо, не могу.» Толя шёл медленно, придерживая её за локти и виновато опуская голову. В Надиных же глазах вновь горел огонёк энтузиазма. На асфальт стал крапать несмело маленький дождик, а ветер словно задул попрохладнее. Грачкин поёжился, поспешив снять с себя пиджак и накинуть его на плечики Берестовой, чей рот ещё не закрывался. — Ой, спасибо, Толя, так вот моя мама водила моего отца к этому профессору, и папа после его лекций к своей рассаде табака неделями не подходит! Табак мертвел, листочки опадали, и курево, считай, пропало! Надя расхохоталась. От её злобы не осталось и следа, лишь уже привычные и слуху, и взору восторг и вовлечённость разили из открытой настежь души сквозь тело. Она вспыхивала и угасала. Бесконечно. Грачкин и сам в какой-то степени был таким, хотя ему больше подходила «снисходительность» — вся беда, как с гуся вода, если коротко. С её улыбкой и его напряжение куда-то улетучилось: уже не хотелось говорить на темы, что могут вновь нагнать над ними тучи и пропустить пар между. Хоть Грачкин и чувствовал необходимость в своего рода исповеди перед ней. И вот он уже остановился. — Надя. И вот она уже остановилась… Как набравший незаметно силу дождь, опрокинул на их головы вёдра с холодной водой утренней росы. Грянул гром, и Надя вскрикнула, слегка пригнувшись и мигом сжав в кулачок рубашку на его груди. Толя приобнял её за плечи, чем помог ускорить бег. Они забежали под ближайший козырёк и затихли, уступив право голоса барабанной дроби дождя по черепице, шуршанию ветра в зелёных кронах деревьев и поскрипыванию слегка ржавых вывесок. Толя почесал затылок, сдвинув кепку на лоб, и покосился: Берестова мелко дрожала, тихонько постукивая зубами. Он надул губы, переминаясь в нерешительности, пока не услышал всхлип. Поначалу Грачкин подумал, что ему показалось, но потом всхлип повторился — такой негромкий и жалостливый, словно бы небольшой и юный лесной зверёк молил о помощи в какой-нибудь грязевой луже или глубокой канаве, весь вымокший и озябший. Толя поспешно обхватил подрагивающие плечи Надюшки своими большими ладонями, заглянув в её лицо. — Н-надюшк, ты чего… Берестова то ли хихикала, то ли, наоборот, горько плакала: на её губах дрожала улыбка, а из глаз катились по лункам складок лица миниатюрные слёзки. Одну из таких Толя поймал костяшкой пальца, слегка боязливо приложенной к её тёплой щеке. Она встретила его растерянный взгляд и улыбнулась шире. — Ой, Толя, извини меня, пожалуйста, просто в дождь всегда так сердешно хочется плакать! Смутившись, собственным словам, она спрятала лицо в ладонях, а Толя по-доброму рассмеялся и завернул её в объятия, чуть покачав. Дождь не утихал, а лишь набирал обороты: его голос стал яростнее и настойчивее в своей позиции, — как и ночь успела заявить о своих правах, накрыв улицу тёмным, беззвёздным покрывалом. Прижавшись к Толиной груди, вытирая слёзы о хлопковую клетчатую рубашку и изредка всхлипывая, Надя вдруг сделала резкий вдох, подняв голову и уцепившись за его глаза. — Толя. Пообещай, что больше не будешь курить. Грачкин помедлил, изогнув мышцы своего складчатого лица в задумчивости, а после вздохнув. — Я попытаюсь, Надюшк.