сладкая неудача

      Хаск небольшой фанат романтики. Вероятно, думает Энджел, у него даже жены не было в мире живых. Или девушки. Но сейчас заядлый игрок в Аду. Всё, что он думает льется на "Ангела" резкой бранью, но смысл в его словах виден за километр.       Мысли занимают лишь.. прикосновения Хаска. И его касания так отличаются от хватки Валентино. Даста ведут в танце, а не управляют им, словно куклой. Наслаждаются, не принуждают. Относятся чувственно, чутко и.. нежно. Разве это тот самый сварливый бармен? Тот, кто шикает, бурчит и ворчит на любой контакт с ним? Видимо, их подменили.       А Хаск не любит пауков, не интересуется темой порно и редко открывается. Совсем редко, почти никогда. Но язык сам распутывается, потому что Энджел одурманил его собственной сладостью. Совместил в себе все качества, которые так ненавистны картежнику. Настоящий Даст притягательнее фальши. И настоящего Даста целовать в разы приятнее.       Тянуть на себя, сминать чужие губы, крепко держать за тонкую талию.. Нежнонежнонежнонежно. Энджел так не привык быть кому-то нужным просто по факту собственного существования, а Хаску думать об этом нет смысла. Он столько раз выслушивал эту слезливую историю, что принял Ангела с несвойственной ему улыбкой. Неудачником.       Хаск много помнит, отчего голова раскалывается надвое с противным треском. Энджел хочет не вспоминать и забыться, выпивая что-то покрепче каждый раз в баре. Разломиться, сломаться, потерять собственную ценность. Его бармен тоже хочет стереть нечто из памяти, но всегда терпит неудачу. Потому что причина расстройств всегда красуется в Отеле, с этой раздражающей улыбкой и напускной учтивостью.       Забыть не получается.       Получается вспомнить. Достать из глубины души что-то похожее на нежность и привязанность. Валентино "любит" Энджела, как ребёнок любимую игрушку. Ту игрушку, которую трогать или терять нельзя. Потому что наказание будет жестоким. Хаск вспоминает, каково это любить. По ощущениям он похоронил это чувство в момент собственной смерти. И пробудил их от вечного сна фальшивый мальчик для битья с очаровательной улыбкой. С отвратительным флиртом.       Всякие нежности, ласки или приятности были пустым звуком, но говорить их Энджелу почему-то приятно. Совсем никакой фальши. Ему все равно на статус, образ или личные предпочтения паучка — главное, что настоящий Ангел открыл свои двери, свою грешную душу кому-то.       Хаск соврет, если ему не льстит быть первым.       По ощущениям он старше и опытнее, а сам мурчит от наслаждения, улыбается так нежно и довольно, когда одна из рук Даста аккуратно гладит его по спине, пока тот засыпает. «Господи, да ты реально настоящий кот, сладкий». Хаску не хочется послать его, лишь прижимается ближе, тихо бурчит что-то, но остается. Энджел смеётся своим звонким смехом.       Это не было в его характере — оставаться. Непривычно быть с кем-то. Перед глазами стоит картина собственной семьи, он хихикает, она совсем не пример стабильности и здоровых отношений. Энджел — шлюха на вечер для большинства грешников, но не для Хаска. В первую очередь, видит в Ангеле личность. Видит того парня, каким Даст был раньше. Видит Энтони.