Буревестник

«Что бы не ждало нас впереди, мы должны оставаться вместе. Я в этом уверен». Так Оминис сказал ему после того, как они решили не выдавать Себастьяна. Вместе, да не вместе. Они втроем избегали друг друга после того, что случилось. Оминис обычно усаживался в углу на другом конце класса, на соседнем стуле — сумка, груда учебников и пергаментов. Явный намек, чтобы его никто не беспокоил. Себастьяна и вовсе не было видно и слышно вот уже несколько дней. Он и ночевал непонятно где, в спальню почти не приходил. И беспокоиться о том, как он через месяц будет сдавать СОВ, как-то глупо. Как беспокоиться о мозоли на пятке, когда твоя голова лежит на плахе. Тогда в крипте Джастин уже почти решился согласиться с Оминисом и рассказать о том, что Себастьян натворил. Но это было на эмоциях. Выдохнуть, взять себя в руки. Ему не доводилось видеть дементоров, но того, что он успел прочитать и услышать об этих созданиях, хватило… Себастьяна заключение в Азкабане никак не исправит, не заставит раскаяться, это только сломает ему жизнь, а ему всего шестнадцать... Пожизненное — это слишком, хотя лет на пять, может, и стоило бы. И всыпать розгами хорошенько. Джастину вот в детстве нередко попадало, а он своих родственников не убивал. Но он сам-то намного лучше? Он выучил Аваду и без Себастьяна. Было ли лицемерно с его стороны осуждать бывшего друга? Жизнь так стремительно переворачивается с ног на голову. Только Джастин находит какое-то подобие стабильности и комфорта, как всё летит в пропасть. Всего год назад он был воспитанником приюта под патронажем королевской семьи. Место чопорное, благообразное и подобострастное, но по-своему даже уютное. А что же теперь?.. После уроков ноги сами несли его в крипту. — А у тебя-то чего такой траурный вид? — Себастьян спросил так, как будто монополия на траурный вид принадлежит лишь ему одному. Джастин ничего не ответил, лишь царапнул ногтем злополучный триптих. Сейчас он как никогда и никто другой понимал Исидору Морганак. Хочешь как лучше, хочешь построить свой теплый уютный мирок, а получается… — Думаешь, ты в чем-то меня лучше? — Себастьян озвучил то, о чём он сам думал буквально несколько минут назад. В голосе бывшего приятеля нотки безумия, маниакальности — впрочем, как и почти всегда. Джастин промолчал. — Вот скажи, только честно, как бы ты поступил на моем месте? Если бы близкому, любимому человеку, грозила опасность? Если бы… ему грозила опасность? Кому ему, они оба прекрасно знали. Джастин не будет отпираться. — Давай просто на минутку представим, что на него наложили тёмное проклятье. И между его, — он особенно выделил это слово, — жизнью и исцелением — всего лишь один мерзавец, который сам же на тебя и напал! Как бы ты поступил? — Я бы не тронул человека, который сдался. У которого не было намерения меня убивать. — Даже если бы это помогло исцелить того, кто тебе дорог? Джастин снова промолчал. Он даже сам себе не может ответить на этот вопрос. Он убил Руквуда, убил Ранрока и кучу их приспешников, и отнюдь не с помощью Экспеллиармуса. Но он ведь защищался, правда? А Себастьян убил Соломона уже после того, как тот сдался. — О чем вы вообще говорите? — Оминис любит появляться в самый неподходящий момент. У него настоящий талант. Как много он успел услышать? — Оминис… — начал было Себастьян. — Мы ведь это уже сто раз обсудили. Обмусолим в сто первый? Ты обещал, что изменишься. Но ты совсем к этому не стремишься, зато ищешь, в чём бы обвинить кого-то другого. Джастина уже обвинил. Ну давай, придумай, в чём обвинить меня, Анну, да Мерлин знает кого ещё! Это ведь уменьшит твою собственную вину. — Ну так и сдали бы меня в Азкабан, святоши чертовы, — почти прорычал Себастьян. — Хотите сказать, вы не сделали это, потому что обо мне беспокоились? А может, просто боялись, что вас совесть замучает? Что не сможете спокойненько жить своей жизнью, пока я там гнию? — Кто бы говорил о совести, Себ, — Оминис, устало потерев переносицу, уселся прямо на пол, бросив сумку рядом. Себастьян оглянулся на Джастина. Кажется, пару секунд размышлял, не сесть ли рядом с Оминисом, спрятав лицо в ладони. Но нет, он развернулся и направился к выходу. Наверное, сейчас снова сядет на метлу, полетит в Фелдкрофт и будет опять безрезультатно молить сестру о прощении. — Ты победил Руквуда с помощью Непростительных, да? — зачем-то спросил Оминис. Джастину не хотелось говорить об этом. Не сейчас. Но когда-нибудь ведь придётся, если он хочет и дальше дружить с Оминисом. Он хочет. Может, он, Джастин, просто психопат, который сам ищет себе неприятности? Сам ищет возможность помахать палочкой… Сам идет в Запретный лес, зная, что там полным-полно браконьеров, гоблинов и ещё невесть кого. Чтобы тёмная магия сработала, нужно искренне желать этого. Искренне желать подчинить, причинить боль… Почему у него это выходит так легко? — Скажи мне, может, это я ошибаюсь? — снова подал голос Оминис. Звучало печально, почти жалобно. — Я ошибаюсь, а вы с Себастьяном оба правы? Что — можно. Для защиты. Для достижения целей, которые считаешь благородными… — Тут тонкая грань. Сначала ты используешь их для защиты от того, кто определённо желает тебя убить. Потом против того, кто убивать вроде бы и не собирался, но мог покалечить. А затем уже и глазом моргнуть не успеешь, как с лёгкостью раскидываешься проклятьями направо и налево. Наверное, довольно лицемерно с его стороны — понимать, но продолжать это делать. Он не может обещать Оминису, что больше никогда… Хотя бы в этом он будет честен. Оминис говорил, что им нужно держаться вместе. Он имел в виду их двоих, или ещё и Себастьяна? В любом случае, неважно, они все, случайно столкнувшиеся из-за обстоятельств в подземелье Слизерина, связанные друг с другом этими обстоятельствами на короткий промежуток времени, теперь расходятся в разных направлениях. Мысль отдалась болью где-то за грудиной. Джастину хотелось сохранить их обоих. Последний нормальный разговор с Себастьяном — всего за несколько дней до похода в эту треклятую пещеру — будто из прошлой жизни. *** — Эй, Джастин, — Себастьян деликатно кашлянул у него над ухом. Они сидели за одной партой на истории магии. Половина учеников спала, половина мечтательно смотрела в окно — в Хогвартс только-только пришли тёплые весенние деньки. Себастьян занимался своим делом — изучал какие-то очередные записи и схемы. Взгляд Джастина скользил по фигуре Оминиса на другом конце класса. — Эй, не пойми меня неправильно, но, может, тебе стоит найти девушку? — прошептал Себастьян. — Аделаида точно к тебе неровно дышит. Твоя подружка Свитинг тоже ничего. Мерлин, да и Имельду можно соблазнить, стоит только приложить немного усилий. Просто предложи ей вечером полетать над Запретным лесом, а там уже… — Что, прости? — Джастин невесело усмехнулся и повернулся к нему. — Что слышал, — огрызнулся Себастьян. — Я тебе говорю, что с ним тебе ничего не светит. Он — холодная лягушка. А Имельда, держу пари… — Себастьян, — Джастин прервал его усталым голосом. — Давай ты сам пригласишь Имельду, куда хочешь… — Что, даже отпираться не будешь? — Себастьян прищурился и бросил быстрый взгляд на Оминиса. В его шёпоте и взгляде то ли презрение, то ли любопытство. — А должен? Ну он правда не видил смысла оправдываться перед Себастьяном. Вряд ли Себастьян что-то кому-то скажет, ну а что он сам подумает об этом, это уже его дело. — Да нет, не должен, — Себастьян пожал плечами. — Просто не самый, так сказать, счастливый билет ты вытянул. Будто Джастин сам об этом не знал. — Но если хочешь сохранить эту свою странность в тайне, то прекращай постоянно на него пялиться, — снова зашептал Себастиан. — Он хоть и слепой, но я знаю, что он чувствует, когда на него смотрят. Джастин уткнулся в свой учебник, но ему безумно хотелось снова поднять глаза, снова взглянуть на угловатую, ссутулившуюся фигуру, крепко держащую волшебную палочку с красным огоньком на конце. Его тянуло, как мотылька на свет фонаря. Когда это началось? С первого ли взгляда? Джастин точно помнил, что на первом уроке защиты от тёмных искусств он уже почувствовал это. Никогда не чувствовал, а тут всё сразу понял. Профессор Гекат тогда взмахом волшебной палочки расчистила пространство в классе, сдвинула парты в разные стороны, Оминис, прислонившись к одной из них, неловко споткнулся, чуть не упал. И вот тогда уже Джастин ощутил этот трепет. Ощутил и тогда, возле крипты, когда Оминис яро высказывал своё возмущение тем, что он вторгся в его личное пространство. Кому-нибудь другому Джастин бы насмешливо ответил, мол, Хогвартс — не твоя личная школа, ты не можешь просто так занять какую-нибудь комнату, пусть и спрятанную за потайным входом, и заявить, что она теперь твоя. А ему почему-то сказать не смог. Только стоял и лепетал что-то в ответ. Как же жалко он, наверное, выглядел.