Набравшись смелости

— А много вопросов будет ещё? — А ты уже устал? Они почти ввалились в её комнату. Он так и не убрал рук с её талии, она больше не задавала вопросов. Они притворились, что всё так, как и должно быть. Оба понимали, что всё же виски был одновременно хорошей идеей и не очень. И пускай они вдвоём это понимали, никто не сожалел. Всё было как-то по-неправильному правильно. У них всегда так было. Катя аккуратно отошла от Андрея, захотелось открыть окно. Слишком манила погода на улице, и если сейчас она не могла прогуляться по ночным улицам, то не пустить в комнату тёплый ветер просто не могла. Он оказался в её комнате уже во второй раз. Про первый не очень хотел вспоминать, предпочитая думать, что это был сон. В этот раз всё вновь казалось сном, но таким, где не хочешь просыпаться. И пока она впускала весенний ветер в комнату, он мог хорошо рассмотреть каждую деталь. Тут всё было о ней. Если бы показали ему такую комнату, без заминки ответил, что её. Каждый уголок рассказывал её историю: и портрет Леннона на двери, и книги вперемешку с пластинками на каждой полке, и почти раритетные настольные лампы, что были очень похожи на те, что были в его прошлом кабинете. Всё выглядело настоящим, живым. У неё тут ощущалась жизнь. Он тут же вспомнил квартиру Киры и грустно усмехнулся. Там было плоско, почти пластмассово. Он постоянно ощущал себя у неё предметом интерьера, где нужно было играть какую-то роль. Всё решено, предусмотрено, не продохнуть. Здесь же хотелось дышать, впитывать. Вновь посмотрел на Катю. Она следила за каждым его движением и сама вспоминала, как он когда-то прятался в шкафу, переодевался в её комнате. Казалось, что всё это было в прошлой жизни. Хотя так оно и было. — Нет, не устал, — мотнул головой и аккуратно подошёл к ней. Дышать стало сложнее. Ему от близости с ней, ей от ожидания того, что он собирается делать дальше. Он не двигался, но и не нужно было. Чувствовала, как от него будто веет жаром и сжимала сильнее стол, за который теперь держалась изо всех сил. — Тогда продолжим? — её голос немного охрип, и винила она в этом, конечно же, виски. — Ты хочешь дальше продолжать играть? — Вообще или сейчас? — Я думал, мы уже давно не играем. — Я с самого начала не играла в игры, Жданов. Больно, но знал, что заслужил. Был готов принимать эти штыки столько, сколько будет нужно. Он отошёл, и она почувствовала как дышать стало легче. — Почему ты мне так помогала во всём? Он без разрешения сел на диван и вытянул длинные ноги. Она следила за каждым движением. Понимала, что так рассматривать его уже почти неприлично, но как же сложно было себе в этом отказать. Она никогда не видела его не в костюме. Конечно, они шли ему невероятно. Почти каждому мужчине идёт хороший костюм, но сегодня он пришёл к ней в простых джинсах и свитере, и она не могла оторвать от него глаз. Будто бы вместе с пиджаком снял с себя лет 7 и сейчас излучал молодость и лёгкость. А ещё сексуальность, как бы ей не хотелось это признавать. — Кать. Она молчала слишком долго, что даже стал волноваться, но когда их глаза встретились, не удержался от улыбки. Он знал этот взгляд, он знал такой её взгляд. Она знала, что он всё понял, что поймал, почувствовал. Он всегда улавливал это в ней. — Даже не думай что-то говорить. — А я собирался? — Жданов, — он улыбался с поднятыми руками. Сдаюсь на милость победительницы. Она лишь качнула головой и в следующий миг стала серьёзной. — Ты правда не понимаешь? Разве это не очевидно? — Я не знаю, поэтому и спрашиваю. Как мы уже выяснили: то, что очевидно для тебя, не всегда таково для меня. — Туше, — она оттолкнулась от стола и села рядом с ним на диван. Стоять уже не хотелось да и диван вместе со Ждановым выглядели слишком притягательно. Она села вполоборота, подвернув ногу под себя. — Для меня было нормально помогать всем. Сейчас мне кажется, что всё исходило из огромного желания понравиться другим. Ведь я почти ни с кем не общалась, друзей не было. Когда помогала людям, то ощущала свою важность в их жизни, да и что там, приятно ведь, когда ты кому-то нужен. Ну, а с тобой, — их взгляды пересеклись, теперь он копировал её позу. — С тобой всё с самого начала было понятно. Ты понравился мне сразу, тут и скрывать нечего, поэтому желание помогать помножилось в десятки раз. Да, я понимала, знала, что ты никогда не обратишь на меня внимания, но это знание не уберегло меня от желаний. Как бы наивно и глупо не звучало, но я всё равно надеялась, что своим рвением помочь я смогу завоевать твоё сердце. — Так и случилось. — Андрей… — Нет, Кать, подожди, — он взял её за руку. — Я знаю, что ты не хочешь верить, боишься верить даже, но, помнишь, у нас зона правды тут. Она кивнула, руку убрать не посмела. — Ты действительно завоевала меня, просто я не знал, что это произошло, что можно вот так. Мне понадобилось слишком много времени, чтобы это понять, пришлось совершить слишком много ошибок. И мне очень жаль, Кать. Я хотел бы знать и понимать уже всё это, когда ты только появилась в моей жизни. — Мы вдвоём совершили очень много ошибок, каждый свои, — она говорила почти шёпотом, будто бы боялась разрушить то странное ощущение, которые окутало их двоих. Каждый из них провалился в свои мысли. Будто бы перебирали все моменты, где нагрешили и исправляли в эту же минуту. Будто бы всё это могло исправить то, что сделали и можно было начать с начала. — В какой момент всё перестало быть игрой? Её голос вернул его в реальности, где он нежно гладил её руку своим большим пальцем. — Это очень сложный вопрос. — Ответить придётся. — Знаю, Кать, знаю, — он как-то тяжело выдохнул, что ей захотелось попросить его молчать. Даже руку попыталась выдернуть, но он не дал. Сильнее сжал, будто бы чувствовал, что протестовать собирается. — Я думаю, что первые мысли начали закрадываться ещё в Лондоне под Новый год. Я тогда много думал, слишком много, что Кира начала подозревать сильнее. Даже мама спрашивала, не появился ли у меня кто-то. Понятно, что я не ответил ей ничего, не мог просто, но от её вопроса ещё сильнее закопался в мыслях. — Понимаешь, мне было сложно объяснить себе, что я чувствую к тебе. Ты же слышишь, как я объясняю тебе свои чувства и поступки, так вот в голове у меня всё ещё неорганизованнее. Я никогда не копался в себе, просто не было запроса. — А сейчас? — А сейчас только и делаю, что копаюсь в себе, — он как-то тепло улыбнулся ей, будто говоря: всё из-за тебя, но не смею жаловаться. Жданов отпустил её руку и, выгнув спину, простонал. — Какой же у тебя неудобный диван, Кать. — Не жалуйся, а то на пол усажу. — Давай я тебе новый куплю, а? — Ты совсем пьяный, да, Жданов? — Если только тобой. Он больше не смеялся. С ней ему вообще было не до смеха, особенно, когда она была так близко после стольких месяцев. Кожа плавилась. Хотелось всего и сразу: и одновременно оттягивать удовольствие, и брать, что хочет по миллиметру, точечно. Смотрел прямо в глаза и видел, как взгляд её затуманивается с каждой секундой. Как губы приоткрываются, как дышит ртом, и, чёрт возьми, ему хотелось зажмуриться и простонать, потому что если и существовала в мире пытка для него, то это была именно она. Видеть её такой и не позволять себе ничего большего. Он наклонился к ней чуть ближе. Она еле слышала его голос, почти читала по губам. — Я хочу тебя поцеловать. — Это не вопрос. — Я знаю, но всё равно хочу. — Тогда почему не целуешь? — А позволишь? Она аккуратно, самими пальчиками, коснулась его руки. Когда подняла глаза, то не удержалась от улыбки. — А ты пробовал? Она, наверное, хотела сказать что-то ещё, но смогла лишь простонать в его рот, как только почувствовала его губы. Господи, как же я скучала! Боже, как же я скучал!