Gjakmarrie

я родился на севере, чтобы дольше оставался цел

у меня нет друзей, чтобы никто не смог сбить прицел

море расступилось передо мной, не выдержав жара огня

и все стрелки внутри зашкаливали при первых проблесках дня

я не мог оторвать глаз от тебя

♫ Аквариум — Я не могу оторвать глаз от тебя

      Директор Дурмстранга Бернард Бьёрнсон разительно отличался от своего предшественника — светловолосый, голубоглазый и широкоплечий, он вызывал ассоциации с древними викингами, особенно когда представал перед студентами в мантии с воротником из медвежьего меха. Не хватало лишь меча или боевого топора для полноты образа, но характер у мистера Бьёрнсона был куда мягче, чем могло показаться с виду. И все же он был твердым и упрямым, и управлял школой мудро и справедливо, как мог править ярл своим королевством.       Когда он поднимался, чтобы произнести речь, Льюл всегда казалось, что вот-вот он вскинет над головой топор, прокричав что-то воинственное.       Бьёрнсон развел руками в стороны, словно хотел таким образом схватить всех студентов в медвежьи объятия.       — Skøl, дорогие дети! Skøl, дорогие коллеги! Skøl, дорогие обитатели Дурмстранга, живые и мертвые! — пророкотал он. Последнее было важным уточнением; кроме студентов, сидящих за тремя длинными дубовыми столами, и профессоров, которые занимали стол во главе Пиршественного зала, здесь находились многие другие. Между столами сновали кобольды, ниссе, хайнцели и хютхен, в воздухе витали прекрасные и печальные Белые Женщины, сопровождаемые страндваскаре, туда-сюда перелетал винник, то и дело прикладываясь к бутылкам с вином, которые ставили на столы специально для него. Нечисть обитала в Дурмстранге бок-о-бок с людьми, а первого марта, в день начала весны, повод для радости был и у них, не только у людей.       Камзол и блузку каждого ученика и ученицы украшали бутоньерки в виде цветов из красно-белых ниток — мэрцишоры. На груди директора такой цветок смотрелся забавно, но никто бы и не подумал смеяться — не потому, что за это последовало бы наказание. Наказание бы, скорее всего, не было — мистер Бьёрнсон не считал нужным требовать чрезмерного послушания, но именно поэтому его любили и уважали.       — Skøl! — дружно прокричали все ученики.       — Сегодня, в первый день весны, я счастлив представить вам вашего нового товарища! — продолжил директор. — Мистер Энвер Буши перевелся к нам из Шармбатона, — широкой ладонью он указал на вышедшего в центр зала парня. Льюл встрепенулась — щиптар! Ее земляк! Албанец!       Высокий, темноволосый, он держался уверенно, гордо вскинув голову, как истинный сын Страны Орлов, и на вид был ее ровесником. Рута Калныньш, подруга Льюл с первого курса, шепотом протянула:       — Какой красивый!       — Жаль, что парни учатся не с нами, — вздохнула Циля Шойхет, еще одна подруга Льюл. Они все время ходили втроем, но Циля добавилась к ним уже на третьем курсе.       — Всего-то спят в другом крыле, — пожала плечами Рута. — А что? Нравится?       — Нравится, — Циля мечтательно подперла щеку рукой. — Наверное, это все начало весны виновато. Мне жуть как хочется завести парня.       — Так ты же неделю назад рассталась с Йоханссоном, — напомнила Льюл. — Или с Новаком? — счет кавалерам подруги она давно потеряла. Та любила парней, а парни любили ее, увиваясь за ней толпами. Несмотря на это, Циля строго хранила невинность и позволяла на свиданиях максимум страстные поцелуи.       — С Йоханнсоном, — Шойхет поедала Энвера глазами. — Он был скучный. Все время цитировал мне Эдду, то Младшую, то Старшую… Льюл, у вас в Албании есть эпос?       — Конечно, есть, — фыркнула Льюл. — Но он мало популярен. Популярнее Канун, — на ее лицо набежала тень. Не хотела вспоминать, но вспомнила… и вдруг поняла, что Энвер смотрит прямо на нее. Не на Руту или Цилю, между которыми она сидела — а на нее. Неужели тоже узнал в ней землячку? Но она здесь такая не одна, и как можно узнать? Темноволосых девушек в Дурмстранге было много. Льюл выделяла только седая прядь, но и таких учениц хватало — не одна девушка сделала мелирование, а Зузанна Ковальски гордо приехала после зимних каникул с волосами, выкрашенными целиком в зеленый цвет.       Но смотрел новенький на нее. Льюл отвела глаза.

***

      Энвера трясло; он боялся встать перед всеми, казалось, что кто-то тыкнет пальцем и закричит: «Это тот самый!» или «Насильник!» — поэтому он расправил плечи и принял гордую осанку. Никто ничего не закричал, но все на него уставились — изучающе, кто-то с интересом, кто-то — с особым интересом.       Стол, за которым сидели девушки, был больше и шире других — по традиции, ибо девушек обычно оказывалось больше, их не делили по факультетам, отправляя на один, а колдовской дар чаще просыпался в женщинах; их совершенно не зря на протяжении веков обвиняли в ведьмовстве чаще мужчин. Энвер не хотел смотреть на них, он все еще не отошел от горького опыта с Луизой, но он был молодым парнем, его кровь была горяча и он невольно окинул взглядом цветник Дурмстранга — самые-самые разные девушки, от маленьких девочек до взрослых красавиц, на них Энвер внимание и сосредоточил. Брюнетки, блондинки, рыжие, одна — зеленоволосая… и тут он словно споткнулся.       Она была так похожа. Как капля воды. Вылитая.       Энвер видел ее всего раз. Она забирала из дома Тоска своего ребенка — не приняв перемирия, они не приняли и младенца. Прекрасная и печальная, она показалась Энверу той самой Красой Земли, о которой так много говорилось в сказках… но это была другая.       Ему предстояло выбрать; распределение в Дурмстранге не проводили, но проводили обряд выбора Пути. К Энверу подошли два кобольда; один нес топор (лезвие было острым, но зачарованным так, что не резало людскую плоть), второй — кубок, наполненный водой, символизирующей воду из источника мудрости, которую некогда испил Один. На самом деле вода была просто родниковой. Взяв кубок, Энвер отпил глоток, что значило — он избирает род Одина, и зал взорвался аплодисментами.       — Он еще и умный, — восхитилась Циля.       — В роду Тора тоже есть мудрецы, — обиделась Рута. — Алвис, например, совсем не дурак, — Алвис Лацис был ее парнем, и на самом деле получал очень хорошие баллы по всем предметам.       — Хорошо, — примирительно сказала Циля, — есть. Льюл, какой у нас будет урок?       — Зельеварение, — сказала та. — Вместе с родом Одина.       — Отлично, — Шойхет хлопнула в ладоши. — Там и подкачу к нашему новенькому.       — А вдруг он курсом младше или старше? — вскинула бровь Рута.       — Ну уж нет, — Циля вскинула указательный палец вверх. — Я вижу по нему, что ему двадцать, а зрение меня никогда не подводит. Не в таких случаях.       Льюл помрачнела, взяв булочку в виде жаворонка, какие всегда подавались к столу в начале весны, и откусила птичке зарумяненную голову.