К тебе, издалека

      Девушка не различала ни людей перед собой, ни дороги: в неожиданном нашедшем на нее бреду ей даже на какую-то долю секунды показалось, что она вновь идет по знакомой центральной улице родного города; вдали ей почудился театр, в который она с мамой и папой часто ходила на балет. Казалось, сейчас из-за ее спины выйдут родители и будут подгонять ее к началу выступления, и они счастливые поторопятся к этому красивому зданию, где они часто проводили свой досуг в выходные дни всей семьей. Но тут же мощный вид театра сменяется знакомыми европейскими колоритами жилых домов, и Алина разочарованно всхлипывает. А затем чувствует, как чья-то большая ладонь бережно опускается на ее напряженное плечо. — Мадемуазель?       Фальшивый туман плотно окутал улицы, делая контуры домов расплывчатыми и замедляя течение времени. Для Алины этот мрак был не только физическим, но и отражением ее внутреннего состояния. Сердце колотилось так громко, что казалось, его удары нарушают тишину вокруг, и горячие слезы текли по ее щекам, словно дождевые капли, смешиваясь с дыханием холодного ветра. От тяжести чужой руки состояние девушки слишком резко выталкивает ее из самого дна ее сознания — и вот перед собой она видит одновременно знакомое, и в то же время чужое лицо.       За аккуратными усами, свеже стриженной бородой и неглубокими возрастными морщинами Беликова распознает черты лица, которые, как ей казалось, преследовали ее сознание последние несколько месяцев. Мужчина, что стоял перед ней, до безумства был похож на Жозефа Декампа; вернее, сам Жозеф был похож на этого мужчину. Карие глаза учтивым и внимательным взглядом осматривали юную девушку, которой внезапно стало плохо по дороге — и какого же было удивительным совпадением, что из всех прохожих именно отец ее одноклассника обратил внимание на состояние Алины.       — Мадемуазель, вам плохо?       — Да… То-есть, нет, — с тяжелым, но уже выравнивающимся дыханием отвечает девушка. — Кажется, я слишком сильно сосредоточилась на своей хромоте…       — Вы ведь внучка мадам Беликовой? — уточняет мужчина. Его лицо ничего не выражало, и в строгом, слегка хрипящем голосе едва ли была заметна капля обеспокоенности. И все же Алина чувствовала себя куда лучше, чем если бы ее внезапное помутнение рассудка привлекло более тревожных прохожих. — Алина, я правильно полагаю? Меня зовут Винсент, я отец Жозефа.       — Месье Декамп… Трудно не заметить, — Алина с уважением легко кивает мужчине, но из-за остаточной дрожи в ее теле облегченный выдох кажется нервной усмешкой. Впрочем, Винсент не подает виду, что его как-то возмущает поведение молодой девушки, что только что испытала паническую атаку посреди улицы.       — Позвольте проводить вас до дома, — мужчина учтиво подставляет свой локоть, и Беликова дважды не думает — уж слишком сильно случившееся помутнение подкосило ее состояние, и уставшие за день ноги без трости теперь сильно дрожали. Девушка сдержанно благодарит своего неожиданного спутника, и совсем не противится, когда тот решает завести беседу: — Молодой девушке с определенной, хм, проблемой не следует ходить одной, даже средь бела дня. Как вы добираетесь каждый день в школу и обратно?       — С этим, вероятно, просто смиряешься, — Алина задумчиво, но участливо отвечает. — Хотя я должна признаться, долго привыкала к трости, и теперь все еще отвыкаю от нее.       — Я с вами не согласен, — возражает Декамп-старший. — Когда люди смиряются со своим недугом, каким бы он ни был, они не приходят ни к какому прогрессу в восстановлении. И хотя я не врач, я могу сделать вывод, что вы все же боретесь за свое выздоровление. Просто делаете в своем темпе. Как давно вы получили свою травму?       — Незадолго до приезда во Францию, — девушка сдерживается в своем маленьком ответе, но то не было ложью, лишь полуправдой — не станет же Алина делиться с малознакомым отцом ее одноклассника самой неприятной частью свой ужасной истории. — Мои родители посчитали правильным отправить меня туда, где у меня будет больше шансов восстановить свою ногу до конца.       — Я могу понять ваших родителей, пусть и разлука получается такой долгой.       На эту фразу Алина не нашла ответ, поэтому лишь продолжила идти под руку Винсентом. Она кратко глядела на него сбоку, отмечая, насколько они идентичны с Жозефом даже в профиль; единственное, что разительно отличало сына от отца, это имеющаяся у юноши повязка на отсутствующем глазу и молодое, пока еще не тронутое мужественной щетиной лицо. Девушка обратила внимание на то, каким холодным, спокойным, сдержанно-вежливым был Винсент Декамп. Казалось, Жозеф со всей своей откровенной нахальностью и неприкрытым высокомерием был полной его противоположностью. И все же, за эти несколько месяцев Алине повезло узнать своего ровесника чуть лучше, чтобы начать догадываться, что проявление всего негатива у Жозефа скорее было лишь прикрытием собственного сомнения. Было ли это еще и бунтарским сопротивлением строгому отцу?       — Алина, раз уж нам выпала возможность поговорить, будьте честны со мной, — внезапное продолжение беседы заметно напрягло молодую девушку. — Мой сын обижает вас? Не поймите меня неправильно, после инцидента в сентябре я беседовал с Жозефом на эту тему, но он все еще остается нахальным мальчишкой, и отслеживать все его дела в школе не является моей заботой из-за работы. Моя жена слишком мягка, чтобы наказывать его постоянно.       К счастью для Алины, Винсент не смотрел прямо на нее, продолжая идти прямо, поскольку после его вопроса девушка зарделась и спрятала свои предательски покрасневшие щеки, опустив лицо вниз и уставившись себе под ноги. Если бы только мужчина знал, в каком неоднозначном направлении движутся взаимоотношения его сына с хромой одноклассницей, которую он задирал еще в самом начале учебного года…       — Не переживайте, этот конфликт был давно улажен. Мы с Жозефом… неплохо поладили.       На это Винсент Декамп отвечает сдержанным кивком, и Алина, искоса наблюдая за ним, различает в строгом выражении лица каплю облегчения. Девушка оставляет свою легкую улыбку при себе — приятно видеть, как месье Декамп волнуется за своего сына, хоть и не показывает этого. В чем-то это напоминало девушке ее собственного отца. Но все же подход к воспитанию у двух мужчин, думалось Алине, все же было разным — ведь Александр Беликов, будучи строгим с окружающими людьми, все же был мягок к своей единственной дочери и любимой жене. Оно и было отчасти понятным — воспитание сына и дочери проявлялось совершенно по-разному, особенно в их непростые послевоенные годы.       К тому моменту, как их диалог был исчерпан, Винсент и Алина наконец добрались до дома Беликовых. Надежда Михайловна, что открыла дверь, была крайне удивлена, увидев внучку в компании их соседа.       — Месье Декамп, вот так встреча. Встретили по пути мою внучку?       — Добрый день, мадам. Мы пересеклись на улице, я предложил провести ее до дома, — ответ Винсента сопровождался весьма почтительной интонацией. Алина на это согласно кивнула — она была благодарна, что мужчина не стал докладывать ее бабушке историю о том, как девушка едва не лишилась чувств по пути домой. — На этом с вами прощаюсь.       — Спасибо вам, месье Декамп, — напоследок благодарит девушка, прежде чем Винсент направился к собственному дому по соседству. Стоило Алине пересечь порог дома и закрыть входную дверь за собой, как тут же она обращается к бабушке на родном языке: — [Ты не говорила, что Жозеф и его отец похожи, как две капли воды.]       — [Удивлена, что вы вообще пересеклись], — Надежда Михайловна скептически отмахивается ладонью, возвращаясь в гостиную к прочтению своей книги. — [Винсента едва ли можно поймать в нашем районе средь бела дня. Пропадает на работе.]       Алина, слушая рассказ бабушки, неспеша разувается в прихожей. Плечи ее, что наконец освободились от тяжести плаща, все еще потряхивало после перенесенной панической атаки, и девушка тщательно пыталась выглядеть перед родственницей так, будто с ней все было нормально — не хотелось, чтобы Надежда Михайловна переживала за нее лишний раз. Скинув с себя верхнюю одежду и ранец, Беликова-младшая присоединилась к бабушке в гостиной.       — [А кем он работает?]       — [Дипломат. Катается по Европе, участвует в переговорах между странами, отправляет запросы в иностранные посольства. Луиза говорит, что они хотели бы, чтобы их сын пошел по их стопам, но… Между нами, не знаю я, какой выйдет дипломат из такого пакостника, как этот мальчишка.]       — [Значит, он на госслужбе, как и мой папа?] — Алина цепляется за это совпадение с удивительным любопытным блеском в глазах, но неуютное замешательство в лице бабушки вновь рушит какое-либо воодушевление.       — [Можно сказать и так], — ограничивается сухой полуправдой Надежда Михайловна.

***

      Утро следующего дня выдалось удивительно солнечным — вероятно, то было либо влиянием праздника всех влюбленных, как сказали бы особо настроенные на романтику ребята, или же удивительным совпадением, по мнению местных скептиков. Беликова не причисляла себя ни к одним, ни к другим: так уж получилось, что ее знакомство с Днем святого Валентина происходит лишь на шестнадцатом году ее жизни, в той среде, где это событие отмечается из года в год уже не одно поколение. Алина, находясь в школе, принимала свою уже ставшую привычной позицию скромного наблюдателя. Так было проще анализировать поведение студентов вокруг: как небольшое количество девочек, коих набралась со всей школы лишь дюжина, мило обмениваются валентинками в знак дружеской солидарности; или как проявляет себя зародившаяся симпатия между двумя неизвестными девушке старшеклассниками — как парень, облаченный в приличный костюм, дарит своей возлюбленной милую розочку (и тут же получает нагоняй от консервативной мадам Жиро).       Лицей Вольтера заметно оживился в этот день вероятно потому, что это также был последним учебным днем в этом семестре — досдавались последние экзамены, а уже завтра школьники отправятся на двухнедельные каникулы. Алина проводила перерывы между уроками в суете: ей, как иностранной студентке, требовалось чуть больше усилий для сдачи экзаменов, а также она тратила единственные минуты отдыха на сдачу всех заданий, которые тянулись за ней весь семестр. За целых полгода девушка подтянула свой французский с утроенным эффектом, чем если бы она продолжала учить его на своей родине. И все же, как и предсказывалось, заминки с самых первых недель в школе теперь дали о себе знать.       Беликова, привычно прихрамывая, шагала по коридору от класса физики до класса истории, параллельно пытаясь отыскать что-то в своей сумке. Периферийного зрения девушке катастрофически не хватало — длиннющие волосы спадали по бокам, скрывая ее лицо, и это сыграло с ней злую шутку, когда она ненароком сталкивается подбородком с чьим-то затылком.       — Ох, Алина, осторожней, — Симон Палладино мягко улыбается ей, совсем не разозлившись из-за потревоженного личного пространства. Однако, мягкая, дружелюбная улыбка коротковолосой брюнетки тут же становится нервно поджатой, словно девушка тут же вспомнила о небольшой заминке, которая произошла вчера между ними. — Как дела? Вчера ты так быстро оборвала разговор, и мы толком не попрощались…       — И правда, — подмечает Беликова, неудобно переминаясь с ноги на ногу. Невольно Симон зеркально повторяет движения подруги. — Настроения что-то не было.       — Послушай, то, что случилось вчера… — Палладино неуклюже делает паузу, собираясь с мыслями. — Мне показалось, или ты на что-то пыталась намекнуть?       — О том, что я знаю твой секрет, который ты скрываешь от Мишель? — внезапная прямолинейность в голосе Алины запугивает Симон так, что та тут же умоляет Беликову говорить тише жестом, тревожно оглядываясь по сторонам. — Или о том, что мне не нравится, когда меня обвиняют в том, в чем сами грешны?       — Откуда ты знаешь? — Палладино всматривается в холодную черноту в глазах одноклассницы, и впервые за все время осознает, что Алина Беликова не слишком то и мягкосердечна, когда задевают ее личность. — Ты собираешься рассказать Мишель?       — Делать мне еще нечего, — Алина выплевывает ответ небрежно спустя секундного сомнения. — Это не мое дело, с кем ты встречаешься. Но когда все вскроется, и Мишель узнает о тебе и Жан-Пьере, я не хочу, чтобы мое имя фигурировало в этом скандале.       — Я собиралась рассказать, — оправдывается Симон, — но все так закрутилось… В общем, пока не знаю, что будет. Знаю, что Мишель заслуживает знать правду, но…       К еще большему напряжению или к облегчению Алины, оправдания коротковолосой одноклассницы обрывается пронзительным звонком, как не кстати расположенный практически прямо над головами двух спорящих девушек. Беликова мгновенно пораженные звенящие уши закрывает двумя руками, то же делает и ее собеседница. На этом неприятный разговор и остановился — и девушки поспешили на урок. И все же, коробящее душу чувство разногласия между подругами Алину сильно тревожили. Назревающий конфликт ей был совсем ни к чему, тем более, когда у самой у нее куча не оглашенных проблем. Родители, учеба, Жозеф, а теперь еще и вероятность дружеской размолвки — и куда столько бед на голову девушки, что только начинает более-менее адаптироваться к новым условиям жизни?       Тревожные мысли понемногу, подкрадываясь из невиданных ранее уголков девичьего разума, съедают прежнее демонстративное спокойствие Беликовой. Мало что теперь в Сен-Жане, в лицее Вольтера, в уже знакомой привычной улочке, где находится ее новый дом, могло удивить юную иммигрантку: теперь, когда навязчивые грезы по пропавшей на родине семье ожесточенно давят на неокрепший разум молодой девушки, Алина больше не может интересоваться новой для нее культурой так, как это было первые полгода. Это, вероятно, было результатом адаптации, о которой в самом начале говорила Алинина бабушка, когда ей только предстояло пойти в новую школу. Беликова-младшая, однако, не могла ожидать, что этот результат обернется для нее такими печальными последствиями.       Несмотря на добрую половину приветливых к иностранной однокласснице ребят, дружеских отношений с девочками и некоторыми мальчиками, оставленный в прошлом конфликт с Декампом, Вергу и Дюпеном; несмотря на едва ли любопытные взгляды от других студентов, уже успевших привыкнуть к «полурусской» хромающей девочке, маячившей среди школы неспеша и в стороне, могла ли смириться с этим Алина до конца? Привыкла ли она к косым взглядам, обсуждению ее глаз, волос, и ее поврежденной ноги? Смирилась ли с обсуждением ее странной связи с проблемным одноклассником-соседом, что мало-помалу выходит на поверхность и становится очевидной для окружающих?       Алина и сама не заметила, как быстро пролетало время за раздумьями над всем и вся: основные уроки подошли к концу, и в стенах лицея стало заметно тише. В глубине узких коридоров едва слышались переговоры оставшихся преподавателей и студентов. Среди таких девушка была и сегодня, в пятничный день, когда все ее сверстники восторгались привычным для местных праздником. Теперь, однако, скучные дополнительные занятия по латыни с раздражающим девушку месье Дуяром (что, в чем была уверена сама Алина, было взаимно) она разделяла с милейшим из ее одноклассников — Ивом Ламазьером.       Светловолосый юноша не внимателен, но очень старался быть полезным в преподавании языка своей подруге — правда, к концу дополнительного урока Алина поняла, что скорее они изучают его вместе почти на одинаковом уровне. И все же, против компании приветливого Ива девушка не была — и за общим тихим хохотом, неумелыми попытками выучить новые слова и составить из них незамысловатый текст, Алина не заметила, как и этот час пролетел незаметно: солнце уже через несколько часов спрячется за домами маленького Сен-Жан-д’Анжели.       — Будем считать это пробным занятием перед следующим семестром, — с неловкой усмешкой делает вывод Ламазьер, поставив «точку» в сегодняшней неуклюжей сессии латинского. Парень театрально закрывает собственную тетрадь, смахивая ее одним движением к себе в портфель. Алина хихикает, мысленно соглашаясь с приятелем и собирая свои вещи в ранец.       — Мне жаль, что Дуяр втянул тебя в эту историю, Ив, — Беликова сочувствующе улыбается блондину. — На твоем месте я бы тоже хотела улизнуть отсюда пораньше.       — А мне нет, — Ив неловко покачивается на собственном стуле. Он смотрит на девушку почти без прежнего стеснения, что ожидаемо после целого часа, проведенного наедине — и Алина ловит себя на том, что ей нравится расслабленная, легкая улыбка доброжелательного юноши. — Без тебя Дуяр заставил бы меня сдавать ему эссе. А так я отработаю долг в приятной компании.       — Ну спасибо, — брюнетка легко хихикает. — И тебе не жалко, что пропускаешь День святого Валентина?       — Его же празднуют со своей парой, — Ив пожимает плечами, и Беликова не может не заметить, как краснеют его веснушчатые щеки. — И-и, раз уж так совпало, что мы сегодня остались в школе, я хочу тебе кое-что отдать.       Алина со сдержанным интересом наблюдает, как Ламазьер лезет в глубину своей школьной сумки, выудив оттуда что-то похожее на открытку. Двустороннее сердце, подклеенное по краям неумелыми в бумажные поделки юношескими руками, было забавно разрисовано мелкими цветочками и котятами от руки. С легкой дрожью Ив передал Алине открытку, и девушка смогла подробнее разглядеть бумажное изделие, подписанное аккуратным, красивым почерком.

«С твоим первым Днем всех влюбленных!

Алине Б. от Ива Л.»

      — Это — наимилейшая открытка из всех, что мне когда-либо дарили, Ив, — Алина с восхищением улыбается, разглядывая по-простому нарисованных котиков на обратной стороне подарка. Взгляд ее перевелся на взволнованного, но улыбающегося со всей своей неловкостью и старанием Ламазьера — юноша нервно перебирал пальцами края вязаного жилета, ожидая реакцию одноклассницы на такой знак внимания. — Спасибо тебе большое!       — Я рад, что понравилось, — Ив краснеет пуще прежнего.       — Так ты хочешь, чтобы я была твоей парой? — вопрос, поставленный Алиной прямо «в лоб», моментально шокирует стеснительного Ламазьера, к такому вопросу не готовому. Алину эта реакция забавляет; уголки губ ее приподнимаются не слишком сильно, чтобы выдать свое веселье и не задеть товарища.       — Н-ну как сказать, — Ив многократно запинается, неосознанно чешет щеку ладонью, и тут же тянется к мгновенно «затянувшемуся» на шее галстуку, — я этого не гов-ворил, в том плане, чт-то бы ты была моей девушкой… я не это имел в виду, если т-ты этого не хочешь!       Алина тихонько, не нарушая неловкую, но светлую идиллию между ними, посмеивается себе в кулак. До чего же очарователен парень, когда стесняется признаться девушке в своих чувствах! К собственному стыду, в голове навязчиво возникает образ другого ее одноклассника — полной противоположности добродушному Иву Ламазьеру. Жозеф Декамп игрив, но отстранен; повязка на глазу делала его выражение лица, что в моменты спокойствия было холодным, еще более мрачным, но речи его были дерзкими, и даже порой грязными. Одноглазый юноша не был добр, как Ив; однако, его внимательное участие в ее жизни, что с самого начала было лишь волей случая, особое отношение к Алининой персоне, все самые личные, и даже интимные моменты, разделенные между ними, заставляют Алину лишь стыдливо пытаться стереть образ Жозефа из своей головы.       Вспоминаются и слова бабушки о достойном замужестве здесь, во Франции; о том, что искать надо такого, как Ламазьер — порядочного парня из приличной семьи. Нередкие науськивания Надежды Михайловны в пользу этого невольно заставляют Алину сравнивать двоих юношей, что, возможно, испытывают к ней одинаковые чувства, но проявляющих их совершенно разными способами. Ведь Декамп, пусть и сам был откровенным сорванцом, тоже происходит из благополучной и надежной семьи. Да и вообще, к чему это нужно? Беликова с большим усилием пытается отбрасить от себя мысли, навязанные чужим влиянием. В конце-концов, много чего из того, что происходит и произойдет в ее жизни — результат ее собственного выбора.       А свой выбор она, несмотря ни на что, все еще не может сделать.       — Ни к чему переживать, Ив, я тебя не засмею за твои чувства, — Алина успокаивающе протягивает ладонь, кладя ее на юношеское предплечье. — По правде говоря, я сама очень волнуюсь…       — Почему? — Ив, немного взяв себя в руки, обращается к однокласснице чуть более спокойно, но глаза его все-же предательски бегают от Алининого лица к ее руке, что она продолжала держать на его собственной.       — Это очень милый жест, и твое признание делает меня счастливой от того, что не для каждого я являюсь «диковинкой» в вашем обществе, — девушка неловко опускает глаза куда-то себе в ноги, но тут же восстанавливает зрительный контакт. — Но и несчастной делает тоже.       — От чего же?       — От того, что не могу пока ответить тебе взаимностью.       Услышав ответ, парень несколько мгновений продолжает взволнованно смотреть на нее, прежде чем выдыхает. В этом жесте обескураженная Алина не видит ничего негативного — и все же испытывает неудобство от всей этой ситуации.       — Вот как… — Ив, до того нервно трясущийся, теперь был от чего-то расслаблен. — Извини, что заставил тебя чувствовать себя некомфортно.       — Нет, это ты меня извини… — Алина спешит оправдаться, но Ламазьер тут же прерывает ее.       — Почему ты извиняешься? Ты честна со мной, а это лучше, чем насмешка или соглашение из вежливости, — Ив смотрит на нее так, что сердце девушки чуть не разрывается надвое: со всей своей добротой, чистотой души и откровенностью он буквально заставляет Алину тихо ненавидеть себя. И все же, она благодарна ему за разумность. — Меньше всего я хочу давить на тебя, но мне любопытно — у меня совсем нет шанса?       — Все очень сложно, Ив, — они оба искренне и с грустью улыбаются совсем легко. — Слишком много событий происходит в моей жизни. Травма, переезд, долгое лечение… Я думаю, меня может не хватить на отношения, понимаешь? Я не хочу мучать ни себя, ни других, и поэтому мне стоит разобраться с текущим этапом жизни, прежде чем переходить в другой.       — Я не могу прочувствовать все то, через что ты проходишь, — Ив медленно качает головой, выслушав размышления Алины. — Но я тебя понимаю. И в таком случае мне ничего не остается делать, как согласиться с тобой.

***

      — Я пойму, если ты захочешь перестать общаться со мной.       Молодые люди неспешно брели до Алининого дома. Предвечернее солнце тепло и нежно светило прямо в лица юных студентов. Со стороны они вполне могли бы показаться юной, стеснительной парочкой, каких вокруг множество, но Ламазьер и Беликова выглядели вполне неплохо и в роли хороших друзей — до тех пор, пока их обоих это устраивает. Алина рада, что одноклассник принял ее нерешительный отказ спокойно и даже благородно, и в очередной раз убедилась в его светлом характере и добрых намерениях.       — Не захочу, конечно, — блондин вскидывает брови в удивлении. Казалось, от его былой нервозности не осталось и следа. — Я не буду навязываться тебе, но мы все еще друзья, и я поддерживаю твою адаптацию в нашем городе так же, как поддерживал когда-то Ахмеда.       Девушка не собирается сдерживаться в благодарной улыбке, и обхватывает руку юноши в локте, любезно им предложенную. Они подходят до дома семьи Беликовых, продолжая болтать на отвлеченные темы: от обсуждения занятий и вредных преподавателей, до мелких невинных сплетен среди сверстников. К удивлению Алины, произошедший между ними откровенный диалог только сильнее сплотил их двоих, хотя бы как друзей. И хотя ей все еще было неловко от всей ситуации, брюнетка как никогда рада такому понимающему и искреннему человеку в своем окружении.       Как раз когда Алина с Ивом подходили к двери ее дома, через несколько метров девушка замечает высокую фигуру. Жозеф Декамп, до того беззаботно куривший неподалеку от собственного дома, уже обратил свое внимание на идущих вдалеке одноклассников. Сквозь слепящие лучи солнца Беликова не может разглядеть выражение лица соседа, но подсознание заставляет ее чувствовать себя как-то странно от сложившейся сцены. Декамп одним своим присутствием вызывал в Алине противоречивые чувства, но когда рядом с ней еще и Ламазьер, чьи чувства к ней весьма очевидны для всех вокруг, девушке совсем становится неудобно. Ив, кажется, тоже замечает издали одноклассника, и юноши лишь сдержанно обмениваются кивками друг другу.       — Спасибо, что проводил, — Алина смотрит на Ива с былой дружеской нежностью вперемешку с легким напряжением от того, что за ними откровенно наблюдают. — И за поддержку твою тоже спасибо. Увидимся в новом семестре?       — Конечно. Хороших каникул тебе, Алина! — на этом одноклассники прощаются, и блондин, разворачиваясь, оставляет Беликову на крыльце.       Девушка мнется на пороге собственного дома, провожая взглядом удаляющуюся спину Ламазьера. Взгляд темно-карих глаз на нем задерживается недолго — и вот опять она пересекается взглядом со своим злополучным соседом. Жозеф долго и внимательно наблюдает; со стороны глядя на своих одноклассников, он ощутил въевшуюся под кожу злобу. Чувство несправедливого собственничества охватывает юношу вместе с едва различимым стыдом: он прекрасно знал, что Алина Беликова, хоть и незаметно изменившая ход его мыслей за последние месяцы и связавшаяся с ним ни то из-за обстоятельств, ни то из-за подозрительно возникших взаимных чувств, все же ему не принадлежала.       Ее очевидное сближение с Ивом Ламазьером напрягало Декампа, чей авторитет в школе никогда бы не позволил ему быть с девушкой хоть и сомнительного этнического, но все-таки состоятельного происхождения. Алина — примерная студентка, эталон трудолюбия и достижения целей, несмотря ни на какие обстоятельства. Ив — доброжелательный молодой человек с хорошим будущим. А что же ждет Жозефа, несмотря на состоятельность его отца-карьериста? Протоптанная дорожка в сфере политики или разочарование в нем всей семьи?       Неприятное чувство сравнения обжигает горло вперемешку с сильным затягом, когда Беликова скрывается в дверях дома. Жозеф, до того успевший забыть, откуда и куда шел, раздраженно выкинул бычок куда-то в кусты и задумчиво побрел в сторону района, где он договаривался о встрече с друзьями.

***

      Луна, до этого скрывавшаяся за горизонтом, сменила закатное солнце над Сен-Жаном в тот период, когда Алина, беззаботно укутавшаяся в белоснежный плюшевый плед, говорила по телефону уже несколько десятков минут, то сидя на диване, то опираясь у стены. Провод, позволявший девушке болтать с Мишель на другом конце линии, был достаточно длинным, чтобы девушка могла пользоваться телефоном, не сгибаясь над декоративным столиком у стены в гостиной. По вечерам, что на западной части Европы проходили быстрее, и быстрее сменялись ночью, разговоры по такому аппарату стали полюбившимся для девушки занятием последнее время.       — В общем, у меня четыре валентинки, — закончила свой подсчет с внимательным перечитыванием Мишель, едва прерываемая не слишком стабильным соединением. Алина, до того хохотавшая с подругой над забавными подписями на этих самых валентинках, сдерживалась от нового прилива смеха, вспоминая о самой нелепой ошибке в одной из открыток.       — И какая тебе нравится больше? — поинтересовалась Алина, когда ответ для нее был давно очевиден.       — От Лабрака, конечно же.       Беликова ухмыляется под мечтательный голос подруги, что с придыханием произносила фамилию своего возлюбленного. Ей нравилось, что у Мишель пока идет все неплохо: несмотря на непонятную для Алины репутацию Алана во французском обществе среди старшего поколения, сам парень создавал хорошее впечатление и был приветливым ко всем девочкам, и особенно хорошо относился к Маньян. В разговоре с ней Алина, несмотря на легкость между ними, испытывает неуемное напряжение, что понемногу дает о себе знать глубоко в груди. Осознание, что Беликова не по своей воле знает о том, что их общая подруга, Симон, скрывает от нее не самую хорошую тайну, оседает неприязнью к самой себе. Честно говоря, девушка, хоть и не имеет голоса в этой ситуации, не видит никакой проблемы в том, что Палладино встречается со старшим братом своей лучшей подружки, однако сам факт того, что они оба, а теперь еще и Алина скрывают это от Мишель, досадно коробит душу.       — А у тебя сколько валентинок?       Взгляд угольно-черных глаз ненароком перемещается вверх. Как будто бы Алина могла разглядеть через потолок собственную комнату на втором этаже, где на комоде, обретя свое новое место, находилась единственная подаренная Ивом открытка в форме сердца.       — Нисколько, — врет девушка. — Но я и не ждала особо, ты же знаешь.       А это уже было правдой. Не считая Ламазьера, Беликова прекрасно знала, что на вряд ли нашелся бы мальчик в школе, который решился бы открыто ухаживать за иностранной девочкой, чья явная хромота видна за километр. При всей неочевидной, но очень манящей для не скованных консервативными убеждениями молодых людей красоте девушки с восточной внешностью, Алина частично чувствовала себя главным экспонатом в «цирке уродов», когда в очередной раз ловила на себе любопытные, скептичные или вовсе презрительные взгляды.       — И все же, — доносится из трубки, — они все пожалеют, когда ты полностью выздоровеешь и будешь сиять ярче прежнего.       Мишель этого не увидит, но Алинины губы растягиваются в чувственной широкой улыбке. Мысль о том, что ей, несмотря ни на что, повезло все-таки найти друзей в новой стране, отдавала теплыми импульсами прямо в сердце. Когда Маньян, в конце-концов, довела родителей бездумным часовым пользованием домашнего телефона, девочки распрощались. Алина поднялась к себе — Надежда Михайловна уже отдыхала в своей спальне, потому еще какое-то время перед сном девушка предоставлена самой себе.       Исключая собственные сегодняшние события, составить какое-то мнение о Дне всех влюбленных Алина никак не могла; конечно, отрадно было видеть, как подружек и остальных девушек вокруг в разной степени балуют юношеским вниманием, и смело можно было сказать, что в этот теплый февральский день, когда здесь уже давно расцветала весна — в отличие от родного дома Алины, — любовь и романтика витали в воздухе. И даже ей самой было очень приятно получить знак симпатии от своего одноклассника; но в глубине души девушка наверняка ждала, когда другой ее знакомый, известный своей проказливостью, остротой характера и речей и повязкой на отсутствующем глазу, как-либо проявится к Алине, чтобы развеять все ее сомнения и додумывания. Ведомая то ли подростковым максимализмом, то ли собственной расшатанной за последний год нервной системой, Алина чувствовала себя уязвимой каждый раз, когда мысли смешивались с чувствами и в нестабильном тандеме приводили ее к Жозефу Декампу.       Поверхностное задумчивое дыхание сопровождало Алину весь ее путь до ванной комнаты, где она умылась и заплела длинные локоны волос в одну толстую расслабленную косу перед сном. Маленькие ритуалы красоты, которые девушка подглядела у бабушки и частично переняла, теперь были что-то вроде успокаивающей не только кожу, но и нервы процедуру, которая в силу возраста раньше девушку не интересовало. Это же дыхание было с ней, пока она брела до собственной спальни.       Однако, стоило ей открыть дверь в свою комнату, воздух одним резким рывком испарился чуть более, чем полностью, когда взгляд ее непроизвольно задержался на неожиданном госте. Жозеф Декамп стоял к девушке полу-боком, разглядывая личные вещи Алины на деревянном комоде возле зеркала во весь рост, едва склонившись над разными мелкими статуэтками, украшениями и всякой мелочи. Из-за повязки, что с такого ракурса закрывала половину лица парня, брюнетка с трудом могла понять, в каком настроении пребывал юноша, однако без всяких размышлений Алина знала, что Жозеф разглядывал бумажное сердце — сегодняшний подарок Ламазьера.       — Декамп? Что ты тут делаешь? — шокировано вопрошает Беликова, мигом закрыв дверь. Она кратко посмотрела на окно, что было лишь слегка приоткрыто ей в целях проветривания комнаты — деревянная рама была плотно закрыта, и на полу под ней из-за задвинутыми шторами выглядывали носки мужских туфель. Возмущенный женский взгляд столкнулся с неожиданно печальным мужским, когда Жозеф повернулся к ней всем корпусом и «открылся» единственным целым глазом.       — Симпатичная, — сухо сказал Жозеф, повертев в руках открытку. Алина в два шага оказалась возле него и, отняв у него подарок, засунула бумажное изделие в верхний ящик.       — Тебя не учили, что проникать на частную территорию — преступление? А если тебя кто-нибудь видел? — шептала не лишенная недовольства брюнетка. Ей собственное возмущение не помешало разглядеть, каким грустным и поникшим, к ее удивлению, выглядел сосед, и это заставило девушку немного расслабиться и обратить внимание на состояние одноглазого.       — Я же уже говорил, это будет нашей тайной, — пробормотал себе под нос юноша так, чтобы Алина на достаточно близком расстоянии могла его услышать.       — И все же, — сбавив тон, Алина теперь обращалась к Жозефу ровным, спокойным голосом, — зачем ты пришел?       — Ты стала близка с Ламазьером, — Декамп былой наглостью в голосе теперь не отличался — более того, то, каким удрученным он сейчас выглядел, не на шутку беспокоит девушку. — Теперь я понял, что не просто так.       — Какое отношение это должно иметь к тебе, Декамп? — непонимающе уточняет Беликова. К ее еще большему недоумению она аж дергается, когда Жозеф нервозно запрокидывает голову наверх, и тут же возвращается в исходное положение, глядя на Алину совершенно отчаянно. Таким прежде она его не видела.       — Я просто хочу знать, — обреченно спрашивает одноглазый. Медленным движением худой ладони он стягивает с лица повязку, обнажая свое увечье перед девушкой. — Имеет ли он такое же представление о тебе, какое есть у меня? Показывал ли тебе он свои шрамы, если они у него есть? Знает ли он о твоем прошлом столько, сколько знаю я? Был ли он к тебе так же близко, как я?       — Жозеф, ты меня пугаешь…       — Ха! — едва ли не переходя на свой обычный голос, восклицает хриплым шепотом Декамп. — Ты впервые назвала меня по имени, ты знаешь это?       — Тебя это беспокоит? — недоумевающе вспыхивает Алина, все еще помня о спящей бабушке у них дома. — Разве мы не просто одноклассники и соседи, которые едва здороваются друг с другом и делят парту на литературе? Что же изменилось, что заставило тебя злиться? Открытка от человека, которому я нравлюсь?       — Алина, — Жозеф взмахивает руками безвыходно, вставая посередине ее комнаты, когда сама девушка смотрит напротив, облокотившись о комод, — из нас у меня только один глаз, но слепой притворяешься почему-то ты. Неужели ты не поняла, что все изменилось и уже очень давно?       Заторможенное дыхание вышло из груди девушки вместе с полу-истерическим выдохом. Декамп, все эти месяцы игравший с ней чуть ли не в кошки-мышки, то взаимно отстраняясь друг от друга, то дразняще притягиваясь друг к другу, теперь решил расставить все точки над «и»? Для этого ему нужно было закатить истерику у нее в комнате после того, как он застал ее наедине с другим парнем?       — Ты для этого пришел? — обескураженно спросила Алина. — Выяснить, приемлемо ли будет дразнить меня, когда у меня появился ухажер?       — Так ты все-таки приняла ухаживания Ламазьера? — поджав губы, уточняет Жозеф. На небольшом расстоянии Беликова видит, как искаженная шрамом бровь над зашитой глазницей нервно дергается, а целый глаз смотрит на нее хмуро.       — Нет!       Алина смотрит на Жозефа настолько сердито, насколько позволяют ей собственные чувства, что сама не заметила, как ее кулаки сжали края обвернутого на плечах пледа в оборонительном жесте. Она не понимала до конца, чего добивается юноша, чье моральное состояние будто бы было сильно подкошено после увиденной им ранее сцены. Беликова и злится, и негодует, и хочет перейти на повышенные тона — единственное, что ее останавливает, так это обстоятельства, в которых они сейчас находятся. Мало ли, какие прохожие могут проходить мимо и случайно подслушать разразившийся скандал, или Надежда Михайловна легко могла проснуться и застать соседского парня в комнате у юной девушки.       Зрачки ее глаз бегают вверх-вниз, пытаясь понять, что же не так было с Жозефом, и от чего такими разительными были перемены в его настроении и манере разговора с ней. Вспоминались Алине и ее давние конфликты с ним, но даже в те моменты, когда он достаточно грубо с ней обходился, он не выглядел таким отчаянным. Он мог быть саркастичным, холодным, и даже угрожающим, но таким подавленным Беликова не видела его даже когда Жозеф вернулся в лицей в первые дни после травмы. Алина понимала, что между ними с тех пор действительно многое изменилось, но как давно это произошло? И как могло дойти до того, что они имеют сейчас?       — Не приняла? — парень, обрабатывая ее ответ у себя в голове, даже как-то расслабленно опустил плечи. — Почему?       — Потому что ты прав, Жозеф, — признается тихо Алина. — Он не близок ко мне так, как ты.       Повисшая тишина заморозила все пространство вокруг на считанные минуты; легкий холодок прошел по босым ногам девушки, но едва ли ей было до этого дело. Декамп в моменте посмотрел на нее совсем иначе, чем мгновениями до этого: единственный его глаз был открыт широко несмотря на продолжительную хмурость бровей, и тонкие губы его, до того сжатые в злую ниточку, распахнулись с застывшем в воздухе немым вопросом.       Интимность момента, образовавшаяся в Алининой комнате, достигает своего предела в этой точке. Жозеф, каким видит его девушка, сейчас выразителен в своих эмоциях, как никогда прежде. Открытый шрам олицетворял искренность его слов в данную секунду, да и сам факт того, что ради этого разговора он не стал дожидаться следующего дня, говорил сам за себя. Считается ли это признанием в чувствах? Ведь Алина сдалась первой, ответив на его вопрос максимально честно. Жозеф смотрел на нее иначе, чем раньше — интрига сменилась трепетом, коварству он давно предпочел нежную игривость, а недоумение в собственных чувствах освободило место в его сердце для совершенно искренней, чистой симпатией к такой непростой и удивительной девушке, как Алина Беликова.       Жозеф долго сомневался в себе, и он бы соврал, если бы начал убеждать себя в том, что ныне у него не осталось никаких сомнений, однако теперь, обнажив перед ней не столь шрам, сколь собственную душу, картина взаимоотношений с Алиной стала для него чуть более яснее, чем она была все эти месяцы. Все события, конфликты, переломные моменты, происходившие между ними в прошлом, казалось, вели к одному событию — к ним двоим, стоявшим напротив друг друга в маленькой девичьей спальне. С этим осознанием одноглазый сделал свой первый шаг навстречу. Прохладные руки, не снимая с девушки согревающий ее плед, легли на ее талию совершенно мягко и идеально — будто бы там им самое место. Алина трепетно, еле слышно дышала, но отстраняться девушка не спешила — ладони ее легли Жозефу на плечи и слабо сжали, придвигаясь корпусом чуть ближе. Ореховый глаз юноши отблескивают теплым светом от лампы, прежде чем он закрыл его и приблизился к ней.       Поцелуй с Алиной ощущается как отчаяние и боль вперемешку с освобождением и наслаждением. Мягкие девичьи губы неумелы и больше поддаются влиянию Жозефа, но он не против — и вместо того, чтобы отпрянуть, лишь сильнее прижимает девушку к себе. Пальцы, негрубо сжимавшие тонкую талию, заледенели и застыли от мелких покалывающих ощущений на самых кончиках фалангах, а в ноги, от колен и до самых лодыжек, прилило жгучее тепло, да так, что стоять прямо становилось все труднее. Хотелось припасть ниже, прижаться к девушке сильнее, опереться об комод и буквально вдавить Алину в него, но Жозеф остается на месте, оставляя их первый поцелуй трепетным и нежным. Таким, какой Беликова и заслуживает — глубокий и деликатный, полный чувств и эмоций, нашедших свой выход только сейчас, спустя несколько месяцев томительного ожидания и напряжения.       Жозеф, отпрянув от Алины, слышит ее неровное дыхание, видит отчетливый румянец даже при приглушенном освещении ее комнаты — и понимает, что именно сейчас он наконец просыпается от долгого кошмара.