Обещание

«Когда почуял жизнь безжизненный кристалл, Когда впервые капля дождевая Упала на него, в лучах изнемогая. О, я не даром в этом мире жил!»

Н. А. Заболоцкий, «Завещание»

      Я пропустила тот момент, когда Слепой решил поговорить с Волком, и вернулась в Четвёртую — неожиданно мирную — с удивлением заметив, что ко мне больше не обращены ни усмешки, ни выдержанные смутные фразы, значение которых я понимала, и даже взгляд Волка редко был направлен ко мне. Я наконец чувствовала себя спокойно вместе со всеми и не пряталась, гуляя по коридорам и ночуя у Птиц.       Прошло дня три с возвращения моей мирной жизни в стае. Часто, как сейчас, я сидела за столом, попивая чай, и мысленно благодарила своего спасителя, возможно, даже слишком часто. В последнее время я заметила, что так же часто не просто благодарю, а просто думаю о Слепом — это могло быть всё, что угодно, главное — мои мысли были заполнены только им. Когда я осознала это, то пришла в ужас и старательно пыталась стереть из мыслей каждое упоминание о нём, но они так же быстро возвращались и заполоняли мой разум. В определённый момент я сдалась — ведь нет ничего плохого, что я думаю о своём спасителе, правда? Дань благодарности и всё такое…       Думала я обо всём подряд, но это «всё подряд» часто имело лишь одно общее — Слепой; все мысли косвенно или прямо были связаны с ним, я даже дошла до такого кощунства, как поиск преимуществ слепоты — их на самом деле оказалось немало! К примеру, всем известная фраза «людей встречают по одёжке, а провожают по уму» — все слышали её и все знают, что она абсолютно правдива — от этого становится обидно, ведь люди часто недооценивают тебя, руководствуясь лишь внешностью, но, в свою очередь, слепые сразу судят по разуму, умениям и характеру, не придавая ни малейшего значения внешности — разве это не преимущество? Я думаю, что оно неоспоримо и что все мы, обычные люди, лишены его.        — Эй, Талант, над чем задумался? — меня прерывает Сфинкс, и от неожиданности я вздрагиваю, едва не перевернув кружку, затем расслабляюсь и смотрю на него.        — Что мне делать, Сфинкс? — голос кажется грустным, сожалеющим. — Я не могу перестать думать о Слепом.        — Подумай о чём-нибудь другом.       Я резко выдыхаю и судорожно смеюсь, всем своим видом показывая, что это сложнее, чем кажется.        — Хорошо, — я делаю попытку, — вот, к примеру, эта кружка, — поднимаю её к своему лицу и кручу, разглядывая рисунок, — это моя кружка, я принёс её из дома. Я постоянно пью из неё чай, но часто вижу её у Слепого, и когда я сам предлагаю ему чай, он берёт именно мою кружку. Возможно, я даже замечаю её у него чаще, чем у себя, и, может, она давно перестала быть моей, а…        — Хорошо, хорошо, — перебивает он, размахивая клешнями. — Всё хуже, чем могло быть.        — Да? Что, думаешь, надо делать?       Он пожимает плечами. Я печально вздыхаю.        — Смотря почему ты задумался об этом человеке… — загадочно протягивает он и отводит взгляд к окну.       Я краем глаза замечаю какое-то шевеление, но игнорирую его и с любопытством наклоняюсь к Сфинксу.        — А это же может быть благодарностью?.. — спрашиваю я.        — Хм… Думаю, может, — он кивает. — Но долго ли ты думаешь?        — Дня три уже.        — О-ох… — он прерывается, глядя в сторону. Я прослеживаю его взгляд и замечаю премило пристроившегося к нам Табаки.        — Любовные переживания, Талант? — ехидно отмечает он.        — Да нет… — протягиваю я и хмурюсь.        — Почему «нет»? — удивляется Сфинкс. — Верно подмечено, Табаки.        — Ну, так. — Фыркает Шакал и пожимает плечами.        — Ну, нет… — снова протягиваю я и хмурюсь сильнее.        — Вот какой неверующий! — ворчит Табаки. — Мы, два взрослых человека, говорим, что влюбился, а он не верит!        — Точно, точно. — Кивает Сфинкс.       Я испуганно гляжу на них.        — Так, раз мы во всём разобрались, — подытоживает Шакал, — скажите хоть, о ком вы говорили?       Сфинкс отмахивается.       И, прежде чем Шакал успевает возразить о своих правах, дверь с ужасающей резкостью открывается, крепко впечатывается в стену, и в спальню гневным шагом входит Волк. Он заглядывает в ванну, затем под кровати и только потом подходит ко мне.        — Ты наябедничала Слепому?! — вопит он.        — Что? — тихим голосом поражаюсь я.        — Ты рассказала обо всём!        — Волк… — зовёт Сфинкс, но тот пропускает это мимо ушей.        — «Ла»? — недоумевает Шакал, я мимолётом смотрю на него, затем поднимаюсь с места, но моя попытка сравняться с Волком в росте была фатальной с самого начала, судьба давно устроила этот розыгрыш специально для меня.        — Я-я ничего не говорил! — защищаюсь я.        — Не ври! — возмущается Волк. — Он не мог обо всём узнать сам!        — Волк, — более грубо прерывает его Сфинкс, — я не знаю, что там между вами произошло, но уверен, чем бы ни было то, что узнал Слепой, он вполне мог узнать об этом сам.        — Что?! Это невозможно!        — Вполне возможно, — пропевает Шакал.        — Но, нет! Я на это не куплюсь, — Волк почти смеётся. — Ты рассказала ему!        — Погоди! — на этот раз его прерывает Табаки. — Почему «рассказала»? Талант же парень! — он встречается с холодным взглядом Сфинкса. — Разве нет?..        — О, ты не знал?! — наигранно изумляется Волк. — Наш дорогой Талант девушка.        — Прекрати! — кричу я, едва справляясь с тем, чтобы не расплакаться. — Какого чёрта ты делаешь?! Если ты хотел узнать, говорил ли Слепому я — то нет! Не говорил! Я не знаю как, но он сам сделал это! Сам узнал! — я беру небольшую передышку, а затем продолжаю: — Хватит! Прекрати вести себя, как скотина! Зачем ты раскрываешь мои секреты?! Хочешь, чтобы я так же рассказала им, чего хочешь ты?!        — Лопни мои глаза! — поражается Шакал. — Так это правда!        — Волк, чего это ты скрываешь? — спрашивает Сфинкс, нахмурившись.       Волк крепко стискивает зубы и зло хмурится, потом резко разворачивается и распахивает входную дверь, за которой стоит то ли только что появившийся, то ли чего-то выжидавший Слепой, Волк фыркает и проходит мимо него, покидая Четвёртую.       Я поворачиваюсь к Сфинксу и Табаки, последний с интересом смотрит на меня.        — Да, прости, Табаки, — сожалеющим тоном говорю я, — это правда.        — Серьёзно? И ты знал? — выпытывает Шакал у Сфинкса.       Сфинкс кивает.        — И ты знал? — он поворачивается к Слепому.       Тот молчит, но его молчание выразительней слов, так что мы быстро понимаем, что оно означает.        — Мне все лгали!        — Слепой, о чём говорил Волк? — обращается Сфинкс к всё ещё стоящему в дверях вожаку.        — Я не могу рассказать, — он делает два шага вперёд и останавливается.       Сфинкс уже собрался спросить у меня, но Слепой продолжает:        — Волк сам расскажет тебе, если посчитает нужным. А если нет, то тебе расскажет Талант, но не сейчас и не в ближайшее время. Талант расскажет, если этого не сделает Волк, — многозначительно заканчивает он — очень в его духе.       Сфинкс снова порывается что-то сказать, но Слепой опережает его:        — Талант, пойдём. Мне нужно поговорить с тобой.        — Что? Я-я?        — Да, идём, — и он скрывается в прихожей.       Я послушно иду следом, оборачиваясь на Шакала и Сфинкса, по взглядам которых становится ясно, что они так же, как и я, не понимают, чего хочет Слепой, и мы вместе с ним выходим в общий коридор.        — Ты хотел что-то спросить у меня?       Слепой не отвечает, мне следовало догадаться.        — Не здесь, — внезапно, когда я уже потеряла надежду, говорит он.       И я только в этот момент замечаю, что он перестал игнорировать мои вопросы. От этой мысли губы невольно растягиваются в улыбке, а взгляд смущенно опускается к полу.        — Спасибо, — совсем тихо благодарю я.        — Талант! — зовёт меня кто-то.       Я поднимаю взгляд, и оказывается, что звал меня Первый. Он стоял довольно далеко и махал мне рукой, я помахала ему в ответ.       Неожиданно Слепой останавливается — я не сразу замечаю это — открывает одну из дверей, ведущих в класс, и позволяет мне пройти первой — надо же, какой джентльмен — заходит следом и закрывает дверь. В классе никого нет, за окнами начали опускаться сумерки, что создаёт почти романтическую атмосферу уединённости в кабинете.       Я прохожу к ближайшей парте и сажусь на стул, Слепой же садится там же, где и стоял — у двери, и я, почувствовав себя неуютно, встаю со стула и сажусь рядом на пол.        — Чего хочет Волк? — спросил Слепой.        — А… Разве ты не знаешь?..        — Я знаю, но мне нужны подробности. Что случилось?        — Ну, он хотел, чтобы я… — слова не даются мне, и в нещадных попытках я опускаю голову, быстро прошептав: — Он хотел, чтобы я избавилась от тебя.       Слепой молчит.        — А если я не сделаю этого… — от одних воспоминаний на меня накатывает смертельная обида, и слёзы снова дают знать о себе. — А если я не сделаю этого, он обещал раскрыть мой секрет… — я делаю паузу, пытаясь успокоиться, но ничего не выходит, и продолжаю я уже, вытирая рукавами слёзы: — Тогда мне пришлось бы вернуться домой. Но… но я не могла сделать это, я не могла…       Я закрываю глаза руками и тихо всхлипываю, пока на голову не ложится рука Слепого. Подняв на него глаза, я вижу, что его взгляд направлен в сторону и выглядит более мягким, чем обычно, без прежнего холода.        — Я понял. — Тихо говорит он. — Не надо, не заставляй себя.       Я киваю, и он убирает руку.        — Знаешь, много лет назад я всерьёз раздумывал уйти из Дома, — начинает он, доставая сигареты из нагрудного кармана рубашки.        Я смотрю на него пораженно, не веря что он решил поговорить со мной так откровенно.        — Когда я только появился здесь, был только один воспитатель, который не пытался перевоспитать меня, — он почти улыбается, говоря этот каламбур, — его звали Лось. Я обожал его. Но в ночь выпуска старших он вмешался в их драку и его убили — думаю, это была случайность. Я долго не мог смириться с этим и уже решил, что мне не место в Доме.        На этом месте он затих, распечатывая упаковку сигарет и доставая одну из них. Курил он медленно и очень сосредоточенно, и когда я уже решила спросить, что же произошло, он продолжил:        — Стая тогда выглядела немного иначе, но в тот момент я особенно остро почувствовал, что, после ухода старших, мы стали единым организмом и мой уход несомненно пошатнет единство остальных. Позже нашлось множество причин, чтобы остаться, сейчас я даже не представляю себя вне Дома. — На мгновение он замолчал, вдавливая окурок в паркетный пол. — Что ж, это я к тому, что ты теперь стала частью Дома, тебе удалось очень быстро влиться в нашу жизнь. Тебе нельзя уходить.        Я молчу, не зная что ответить на его впечатляющую речь. Я размышляю насколько мне действительно удалось сжиться с людьми в Четвёртой и за её пределами.        — Я разберусь с Волком, - подытоживает он, вставая, - а ты можешь посидеть здесь ещё немного и подумать над моими словами.       Он тихо открывает дверь, на секунду впустив в комнату резкие крики, а затем снова закрывает, скрывшись за ней.       Встаю с места и оглядываю комнату. У самой стены стоит фортепьяно, а подпирают его несколько чехлов разных размеров, я предполагаю, что в одном из таких должна находиться скрипка. Медленно подхожу к нему и открываю — там оказывается запылившаяся и по виду довольно древняя, но целая скрипка, кажется, на ней даже можно играть.       Найдя чуть дальше смычок, я принимаюсь разыгрывать один из вызубренных мной этюдов — скрипка расстроена, но в целом вполне рабочая. Зажав смычок в зубах, я пытаюсь настроить скрипку, хотя и не могу похвастаться острым слухом. Что-то у меня всё-таки выходит: не уверена, что сделала всё как полагается, но звучание инструмента резко становится более привычным, так что я удовлетворённо выдыхаю, гордясь своими умениями.       «В каждом новом деле тебя ждёт успех» — вспоминаются слова Стервятника, когда я в очередной раз осталась в Гнезде. Не знаю, что именно он имел в виду, сказав это, но оно придало мне уверенности.        Мне определённо придали уверенности слова Слепого. Я перебирала в памяти людей, с которыми познакомилась в Доме. Я действительно очень привязалась к ним, а к Четвёртой особенно сильно.       Сейчас я думаю, что люди, живущие здесь, кажутся куда старше своего возраста. В особенности вожаки — им нет и восемнадцати, но в разговоре они слышатся стариками, повидавшими многое и знающими не меньше. Меня радовало, что, несмотря на свои знания и, возможно, какой-то жизненный опыт, они были всем близкими и родными, теми, у кого можно спросить совета и кто не побрезгует помочь. Они знали больше, чем могли знать другие. Сейчас я почти уверена, что эта странная привычка Слепого отвечать на вопросы через раз, а также отвечать на них слишком прямо связана с тем, что он слишком многое знает и не может быть уверенным, что хотят услышать от него другие, задавая какой-то вопрос, поэтому он отвечает строго на поставленный вопрос, ни шага в сторону.       Дом был странным местом, более странным, чем места, встречавшиеся мне раньше. Он был более живым, и жители относились к нему с уважением. За всё время здесь я ещё не чувствовала себя одинокой, даже будучи запертой одной, всегда мне казалось, что кто-то здесь рядом и что-то происходит в шаге от меня, но каждое такое наваждение испарялось, стоило мне проверить свои догадки. Что-то прятали от меня, и прятали с особой тщательностью, но это «что-то» всё приближалось ко мне, однажды оно захлестнёт меня, и я не знаю, что мне придётся делать тогда.       Мои раздумья, как и игру, прервал громкий топот, который раньше доносился только из-за двери. Подняв голову, я увидела столпотворение девушек, едва ли не окруживших меня, стоявших в пяти шагах. Они смотрели с восхищением, а я даже не могла вспомнить, что именно сейчас играла.        — Это очень здорово! — воскликнула одна из из них.       Тут начались неразборчивые переборы восхищений, где каждое новое перебивалось следующим, мне только оставалось смущённо улыбаться и делать вид, что мне совершенно не страшно оказаться окружённой.