Профессор Лектер.

Я сидела на кухне, наслаждаясь последними глотками ароматного кофе, когда услышала голоса. Они звучали сначала приглушённо, но постепенно становились всё ближе. Один из них был глубоким, властным, знакомым — голос Ганнибала. Второй принадлежал мужчине, сдавленный и слабый, с оттенком дрожи. Я замерла, чашка застыла у моих губ. Осознав, что разговор приближается к кухне, я поспешно поставила чашку на стол, собрала посуду и кинула её в раковину. Шум стекла, столкнувшегося с металлом, показался мне оглушительным. Тихо, почти на цыпочках, я направилась на звук голосов, которые теперь раздавались из коридора. Подойдя ближе, я спряталась за углом стены и осторожно выглянула, стараясь остаться незамеченной. Ганнибал стоял в своём обычном, безукоризненно уверенном облике. Его взгляд был спокоен, движения размеренны, как всегда. Рядом с ним находился мужчина, болезненного вида, в очках и слегка помятой рубашке. Его худощавое лицо казалось уставшим, а глаза выглядели разбитыми, словно он пережил слишком много. — Вы же понимаете, — раздался глубокий голос Ганнибала, — что всё, что вы сделали, имеет последствия. — Мужчина сглотнул, нервно вытирая пот со лба. — Я... я же сказал, что это было недоразумение, — пробормотал он, его голос дрожал, как натянутая струна. — Недоразумение? — повторил Ганнибал, его тон был едва заметно насмешливым, но достаточно твёрдым, чтобы мужчина почувствовал себя ещё меньше. Я замерла, прижавшись к стене. В коридоре повисло напряжённое молчание, которое я больше не могла выносить. Наконец, я решилась. Сделав шаг вперёд, я вышла из укрытия. Оба обернулись ко мне. Ганнибал, как всегда, выглядел невозмутимым, его взгляд был проницательным и чуть тёплым. А мужчина в очках быстро бросил на меня короткий взгляд нервный, полный внутреннего напряжения. После этого он тут же отвёл глаза, будто боялся встретиться со мной вновь. Но этого мимолётного взгляда было достаточно, чтобы я заметила, насколько он разбит изнутри. — Алиса, — с лёгкой улыбкой сказал Ганнибал, жестом приглашая меня подойти ближе, — позволь представить тебе Уилла. Он мой хороший приятель.— Мужчина, которого Ганнибал назвал Уиллом, кивнул в знак приветствия, избегая прямого взгляда. Его осанка была слегка сутулой, а напряжение буквально скручивало его фигуру, будто он пытался стать меньше, чтобы спрятаться от внимания. — Здравствуйте Уилл.— сказала я, чувствуя, как моё любопытство борется с лёгким беспокойством. Ганнибал наблюдал за нами обоими, словно анализировал каждый жест, каждую паузу в разговоре. Его лёгкая улыбка осталась на месте. — Уиллу, как и мне, нравится утренний кофе, — сказал он, словно пытаясь смягчить атмосферу. — Правда, его вкус к компании более... избирателен.— Я уловила тень насмешки в его словах, но не была уверена, была ли это шутка или скрытый намёк. Я внимательно посмотрела на мужчину, пытаясь уловить что-то в его чертах. Его лицо казалось знакомым, но где я могла его видеть? Внезапно всплыла мысль, обжигая сознание, как электрический разряд. Уилл… как его… точно! Уилл Грэм! Я вспомнила это имя из отчётов отца. Уилл Грэм — один из тех, кто помогает находить убийц. Профайлер, человек с необычайным даром, но также с тягостной репутацией. Мои глаза невольно задержались на нём чуть дольше, а он, словно почувствовав это, ещё больше сгорбился, словно хотел исчезнуть. Вдруг воздух прорезал резкий звук телефонного звонка. Мы все замерли на мгновение. Ганнибал бросил взгляд на телефон, затем перевёл взгляд на меня. — Я на минуту, — холодно произнёс он, его голос был лишён эмоций, но приказ в его словах чувствовался явственно. — Алиса, будь добра, проводи Уилла на кухню. Сделай ему кофе.— Я кивнула, неуверенно взглянув на Уилла, который, казалось, всё больше погружался в себя. Ганнибал не стал ждать ответа, развернулся и уверенным шагом удалился, оставив нас вдвоём в неловкой тишине. Я кивнула и посмотрела на Уилла, пытаясь придать своему взгляду тепло и нежность. — Пойдёмте, — произнесла я спокойно и повернулась, чтобы пойти вперёд. Он неохотно последовал за мной. Мы вошли на кухню. Атмосфера здесь, наполненная ароматами готовки, казалась чуть более расслабленной, но молчание всё равно висело между нами, как плотная завеса. Я посмотрела на Уилла, изучая его лицо, пока не решилась спросить: — Какой кофе вы предпочитаете? — Он поднял на меня взгляд, холодный и отстранённый. — Я не хочу кофе, — ответил он коротко, почти резко. — Можно просто воды?— Я на мгновение замерла, но потом кивнула. Открыв шкаф, я достала стакан, наполнила его водой из кувшина и протянула ему. — Спасибо, — сказал он тихо, беря стакан. Молчание снова повисло в воздухе. Оно напрягало меня, словно натянутая струна, готовая лопнуть. Наконец, я не выдержала. — Я знаю вас, Грэм, — вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать. Он поднял голову, усмехнулся — холодно. — Как и я вас, Алиса, — ответил он, произнося моё имя с таким спокойствием. Я подняла брови, стараясь скрыть смятение, и облокотилась о край стола, скрестив руки на груди. — И что вы обо мне знаете, Уилл? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, даже слегка игриво. Он не сразу ответил. Сделав маленький глоток воды, Уилл медленно поставил стакан на стол, его пальцы слегка дрожали. Затем он поднял на меня взгляд, и его глаза, глубоко посаженные и слегка усталые, казалось, просвечивали насквозь. — Достаточно, — наконец сказал он тихо, с едва заметной хрипотцой. — Ваше имя не просто мелькало в скрытных отчётах, Алиса. Оно оставляет след.— Я почувствовала, как внутри всё напряглось. Его слова звучали как комплимент, но что-то в тоне заставляло меня насторожиться. — След? — переспросила я, чуть насмешливо, приподняв одну бровь. — Это похоже на завуалированное обвинение в чём-то— Он слегка усмехнулся, но улыбка не дошла до его глаз. — Не обвинение, скорее... предупреждение. Я вижу, как люди скрывают свои тени. А иногда как они живут в них. — Эти слова повисли в воздухе, как тяжёлый груз, от которого не укрыться. Я закусила губу, чувствуя, как воспоминания о той ночи нахлынули внезапной волной. Вспышка гнева, тяжёлый шум дыхания, руки, сжимающие что-то... то самое мгновение, когда я чуть не убила таксиста. Полиция даже не пришла мне в голову тогда. Но, решила я, этот момент лучше оставить в стороне. Сейчас не время. Я вернулась к Уиллу, стараясь вновь сосредоточиться на разговоре. — И что же именно пишется обо мне там? — спросила я, придавая голосу лёгкую нотку любопытства. Уилл скривился, словно ему не хотелось продолжать этот разговор. Он поправил очки, опустив взгляд на стол, и тихо ответил: — Вы сами знаете. Ганнибал меня скажем так, просветил меня в курс вашего дела. — Мой желудок сжался. — Что именно? — настойчиво уточнила я, пытаясь скрыть беспокойство. Уилл поднял глаза, и его взгляд был глубоким, и болезненным. — Про ваши психические проблемы, — сказал он прямо, но без осуждения. — Про вашу особенность. — — Особенность? — я усмехнулась, чтобы скрыть внутреннюю дрожь. — Я вижу то, что видите вы. Мы оба живём на большом уровне эмпатической связи. Это редкий дар. Или проклятие. Но суть в том, что я вас понимаю. — Я усмехнулась, слегка склонив голову набок, глядя на Уилла. — Знаете, Уилл, я слышала о вас. У вас весьма… скверная репутация, но одновременно и завидная. Честно, я не буду лгать. Если вы со мной честны, то и я с вами. Я слышала, что в общении вы, мягко говоря, не самый приятный человек. Полный мудак, если быть точной. Но, как наслышана, вы прямолинейны. А мне это нравится. — Я сделала паузу и медленно захлопала в воздухе, добавляя с долей иронии: — Вы хороши в своём деле. Браво, Грэм. Репутация, видимо, всегда бежит впереди вас. — Уилл, напрягшись, слегка отступил назад. Его взгляд стал ещё более настороженным. Даже раздражённым. — Я не удивлён, — ответил он сухо, его голос был чуть хрипловатым, как будто разговор причинял ему физическую боль. — Алиса, вы жертва. Именно поэтому я мягок с вами.— Мои глаза сузились, но я молчала, позволяя ему продолжить. — Я хочу дать вам совет, — сказал он серьёзно, его голос обрёл твёрдость. — Будьте осторожны с Ганнибалом. Я хочу вам помочь, пока не стало поздно. — Я хотела ответить но не успела. На кухню вошёл Ганнибал. — Я вижу, вы нашли общий язык, — сказал он с лёгкой улыбкой, переводя взгляд с Уилла на меня. — Это радует. — Уилл скривился, его лицо слегка исказилось от неприязни, но он быстро взял себя в руки. Сжав губы, он кивнул, отступая на шаг. — Мне пора, — произнёс он, его голос звучал напряжённо, но сдержанно. Он посмотрел на Лектера с недоверием— Увидимся позже, Ганнибал. — — Безусловно, Уилл, — мягко ответил Лектер, словно не замечая скрытой враждебности. Уилл бросил на меня ещё один короткий взгляд. Затем развернулся и вышел из кухни, оставляя меня наедине с Лектером. — Интересная личность, не так ли? — спокойно произнёс Ганнибал, возвращая своё внимание ко мне, словно Уилл никогда здесь и не был. Я посмотрела на Лектера, чувствуя, как напряжение, оставшееся после разговора с Уиллом, постепенно сменяется любопытством. — Интересный... пожалуй, это подходящее слово, — сказала я, задумчиво проведя пальцем по краю стола. — Хотя он оставил после себя ощущение, будто знает обо мне многое— Ганнибал слегка улыбнулся, словно мои слова подтвердили его собственные мысли. Он подошёл к столу и облокотился на него, внимательно изучая меня своим пронзительным взглядом. — Уилл человек особенный, — произнёс он тихо, почти шёпотом, но каждое слово звучало отчётливо. — Его восприятие настолько тонко, что он видит в людях их тени. И иногда ему самому трудно справляться, что аж мигрени и галлюцинации сопровождают его.— Я вздохнула и откинула волосы назад, чувствуя, как его слова погружаются глубже, чем я ожидала. — он сказал что хочет мне помочь— сказала я, глядя прямо на Лектера. Он слегка наклонил голову, его лицо оставалось невозмутимым. — Уилл Грэм всегда искренен в своём желании помочь. Однако ты должна решить для себя, дорогая Алиса, стоит ли доверять человеку, который страдает тем что и ты— — А вам, Ганнибал? Вам можно доверять? — выпалила я, ловя его взгляд. Он улыбнулся шире, уголки его губ приподнялись, но улыбка оставалась беззвучной, загадочной. — Доверие это вопрос выбора, Алиса. И я никогда не настаиваю, чтобы мне доверяли. Я лишь предлагаю возможность увидеть, насколько искренними могут быть мои намерения. И я говорил тебе, Ты можешь мне верить. Я никогда не сделаю тебе плохо— Я не знала, что ответить. Его слова, как всегда, были сложны, но завораживающе честны. Ганнибал мягко улыбнулся. Он выпрямился, раскрыл руки в приглашающем жесте, молча давая понять, что хочет, чтобы я подошла. Я немного помедлила, обдумывая его молчаливое приглашение, но затем, повинуясь внутреннему порыву, подошла ближе. Мои движения были осторожными, как будто я боялась нарушить ту невидимую границу, что всегда окружала его. Обняв его, я почувствовала, как его сильные, но невероятно мягкие руки обвили меня, даря неожиданное чувство безопасности. Я положила голову ему на грудь, слыша ровное, почти успокаивающее биение его сердца. Он слегка наклонился, одной рукой обнял меня за талию, а другую положил на мою голову, его пальцы легко и бережно коснулись моих волос. Его жест был нежным, почти ласковым, словно он охранял. — Со мной, — прошептал он, его голос прозвучал низко и мягко, как бархатная мелодия. — ты в безопасности, моя дорогая. От всех.— Я закрыла глаза, чувствуя, как тревоги растворяются в этом моменте. Но Ганнибал мягко, отделил меня от себя, его глаза оставались спокойными, даже когда он заметил моё недовольство. Он аккуратно взял меня за талию, и его взгляд стал ещё более сосредоточенным, почти непроницаемым, когда он заправил мои волосы за ухо. — Солнце моё, — сказал он с тихой, почти нежной интонацией, — я должен тебе кое-что сообщить. Послушай, к сожалению, ты не сможешь вернуться на учёбу, пока потрошителя не поймают. Я не могу позволить рисковать тобой. Здесь, только здесь, ты в безопасности.— Я замерла, удивлённо смотря на него. Он не мог это сказать всерьёз. Я отступила на шаг, вырываясь из его объятий, и почувствовала, как в груди начинает нарастать волна раздражения. — Что? Нет. Нет. Нет! — вскрикнула я, почти теряя контроль. — Вы не можете так. Я хочу вернуться на обучение! Я не хочу сидеть в этих четырёх стенах и ждать, пока поймают этого упыря! Это не справедливо! Я должна сама решить, что мне делать! Я не боюсь этого урода.— Мой голос дрожал от гнева, и я чувствовала, как эта буря эмоций нарастает, не давая мне покоя. Я стояла напротив него, не в силах скрыть своё разочарование и обиду. Ганнибал поднял руку ладонью вперёд, как бы призывая меня остановиться, его взгляд был решительным, но в нём не было злости. Он был спокоен, почти успокаивающе ровен. — Нет, не затыкай меня!! — сказала я, громко. Я почувствовала, как во мне накатывает волна гнева и беспокойства. Я была готова протестовать, не понимая, как он может так поступать, как он может решать за меня. Я открыла рот, чтобы продолжить, но он уже заговорил снова. — Послушай, моя дорогая, — его голос стал более серьёзным, — если ты вернёшься на учёбу, твои припадки, галлюцинации, мигрени вернутся. Я не смогу тебе помочь так, как должен. Ты не можешь подвергать себя этому снова. — Его слова, словно удары, били по мне, я сжала кулаки, ощущая, как волна разочарования снова накрывает. В его глазах не было сомнений, и это мучило меня больше всего. — Ты не можешь решать мою жизнь за меня! Я сама должна выбрать, что для меня важно! — я почти кричала, чувствуя, как моё сердце начинает бешено колотиться. Ганнибал тихо вздохнул, я чувствовала как он начинал раздражаться. — Я понимаю твоё желание. Но, поверь мне, ты не готова. Ты не видишь этого сейчас, но когда твои симптомы начнут возвращаться, ты поймёшь, насколько это опасно для тебя. Ты мой приоритет, Алиса. Я не могу позволить тебе страдать снова.— Я почувствовала, как в груди нарастает паника. Эти чувства , вернулись, и вдруг меня пронзила резкая боль в голове. Звон в ушах, как оглушительный молот, ударил в мои виски. Я схватилась за голову, пытаясь удержать себя от того, чтобы не сорваться в полный хаос. В этот момент я едва уловила его голос «Алиса, что такое?» Я попыталась выдохнуть, но в груди было пусто, и слова не могли выйти. Он подошёл. Я протянула руку, с трудом отодвигая его. Я не знала, говорю ли я это вслух или просто думаю — «всё хорошо». Но боль вернулась, как удар молнии, она пронзила меня так сильно, что я едва удержалась на ногах. Я сжала глаза, пытаясь выжить из этого аду, но когда я открыла их, передо мной не стоял Ганнибал. Нет. Это было не то, что я видела раньше. Из его головы, из темного месива, торчали рога, окровавленные, а по его лицу текла кровь, которая не была его. Лицо исчезло, исчезло само его человеческое присутствие. Он стал чем-то другим, какой-то ужасной тенью, его тело поглотила тьма, как жидкая масса. Вокруг нас была кровь, она стекала по кухне, и я видела человеческие органы, разбросанные, как детальки какого-то ужасающего пазла. Я не могла дышать. Я не могла думать. Я отшатнулась, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Но ноги не слушались они словно застряли в том, что раньше было реальностью. Оно стояло передо мной, Это было нечто, поглощённое тьмой, его глаза чёрные, безжизненные не было в них того холодного интеллекта, который я так хорошо знала. Теперь в них была пустота, которую невозможно было объяснить. Я делала шаг назад, пытаясь удержать себя, но моя рука не смогла найти опору. Все вокруг казалось чуждым и искажённым. В воздухе висел запах крови горький, едкий, от которого мне становилось плохо. Я взглянула на руки, и они были в крови, как будто я сама стала частью этого кошмара. «Алиса...» Этот голос. Он был искажен, как эхо. Он был не его, и в то же время... был. Он шевельнулся в воздухе, как нечто живое, ползучее, и я почувствовала, как у меня снова начинает кружиться голова. Я повернулась, и теперь видел его в полумраке кухни. Я прижала ладонь к глазам, не в силах смотреть на этот кошмар. Но затем я почувствовала, как его присутствие стало ближе. — Ты убийца — его голос пронзил тишину. Я не могла ничего ответить. Руки мои стали сжатыми кулаками, как если бы это могло вернуть контроль. Я встала на колени, пытаясь держаться. — ты скрываешь свою настоящую часть— его слова как ножи. Они резали, но я не могла отвернуться. И зажала уши, дабы не слышать его. Я сидела на коленях, мои плечи сотрясались от рыданий, и слёзы катились по щекам. Я повторяла себе, что это всё неправда, что это какой-то кошмар, и что я скоро проснусь. Но, несмотря на мои слова, мир вокруг становился всё более чуждым. Я пыталась оттолкнуть этот страх, который сжимал моё сердце, но чем сильнее я пыталась верить в свою реальность, тем больше она растворялась. И вдруг — резкий, болезненный рык в моей голове. Это было не просто слово, это был крик, который разрывал сознание, как молния. Гроза, что бушевала внутри меня, не давала мне покоя. Я вздрогнула, и, собрав последние силы, попыталась фокусировать взгляд. Я не могла остановиться, не могла просто сдаться. Я посмотрела вперёд, и внезапно, как если бы мир вернулся на свои места, я поняла, что всё это закончилось. Тьма исчезла, рога исчезли, кровь, что залила кухню, — всё растворилось, как утренний туман. Я выдохнула, пытаясь вернуть себе дыхание. Передо мной сидел на полу Ганнибал. Его лицо было серьёзным, полным беспокойства. Он держал моё лицо в своих руках. Я ощутила, как его пальцы касаются моей кожи, и это было так по родному. — Алиса... — его голос был глубоким, тихим, словно он пытался заглушить внутреннюю бурю, что бушевала во мне. Я посмотрела в его глаза, и в них не было того ужаса, который я ожидала увидеть. Там была только тревога.. . Я не могла говорить. Моё дыхание всё ещё не стабилизировалось. Но в этот момент, когда его руки нежно касались моего лица, я вдруг поняла, что всё прошло. Мы были снова здесь. Мы были снова настоящими. Я не могла сдержать себя. Словно потеряв всякую связь с реальностью, я кинулась в его объятия, прижавшись к его груди, чувствуя, как всё моё тело содрогается от слёз. Как тогда... в раздевалке. — Прости меня... — я едва могла выговорить эти слова сквозь всепоглощающее отчаяние. — Прости, ты прав!— Я почувствовала, как его ладонь бережно касается моей головы, как он начинает гладить мои волосы, успокаивая. —Если ты продолжишь реагировать на эмоции и нервничать, это может спровоцировать новые приступы. Стресс активирует нервную систему, что усиливает мигрени и может вызвать галлюцинации. Учитывая, что ты уже пережила много, важно сохранять спокойствие. Напряжение лишь усугубит твое состояние, и последствия могут быть гораздо более серьезными.— Я тяжело дышала. Мои руки дрожали, но постепенно, под его присутствием, я начинала успокаиваться. Лектер оставался неподвижным, его дыхание ровным и уверенным. Он словно впитывал мою слабость. Его губы коснулись моей головы, едва ощутимо, но этот жест был таким тёплым. Затем он аккуратно отодвинул меня, его руки всё ещё держали моё лицо, заставляя меня встретиться с его взглядом. Он медленно провёл пальцем по моему лицу, стирая оставшиеся следы слёз, и наклонился ближе, чтобы поцеловать меня. Его губы касались моего лица, нежно и внимательно. Щёки, лоб, подбородок — он целовал меня так, как если бы хотел собрать по кусочкам всё, что я потеряла. Я вдруг не удержалась и издала лёгкий смешок — нервный, но искренний. Лектер приподнял бровь, но затем улыбнулся. — Я всегда рядом, Алиса, — тихо произнёс он. Прежде чем я успела ответить, он наклонился снова и нежно поцеловал меня. Этот поцелуй был уверенным, но удивительно мягким, как будто он хотел убедить меня, что я действительно больше не одна. В какой-то момент я повалила его на пол, мой пыл, казалось, удивил его, но только на мгновение. Я начала осыпать его поцелуями — его скулы, губы, шею. Его бархатный смех раздался, как глубокий аккорд, отзываясь во мне теплом. Он держал меня за бедра, его хватка была крепкой, но нежной. Я улыбалась, ощущая, как его смех проникает в каждую клетку моего тела, заставляя меня забыть обо всём. Я подняла голову, чтобы взглянуть на него, всё ещё сидя на его бёдрах. Мои волосы спадали вниз, касаясь его лица, но он не отводил взгляда. Его глаза, тёмные и глубокие, казались пронизывающими до самой сути. Он сузил глаза, его улыбка исчезла, сменившись серьёзным, сосредоточенным выражением. Его рука поднялась, чтобы заправить мои волосы за ухо, жест был медленным, почти ритуальным. — Мне нужно идти— произнёс он спокойно, но в его голосе звучала тихая печаль, как если бы он действительно не хотел покидать этот момент. — Я бы с удовольствием провёл с тобой этот день. Но дела есть дела.— Он смотрел на меня, так будто, словно хотел оставить этот момент у себя в памяти. Я с трудом выдавила улыбку, стараясь скрыть разочарование. Мои руки всё ещё дрожали, но я кивнула, принимая его слова, хотя внутри меня всё протестовало. Ганнибал поднялся с пола, и, прежде чем я успела отойти, он притянул меня к себе, заключив в долгий, чувственный поцелуй. Его губы касались моих медленно, настойчиво, а когда его язык начал исследовать мой рот, я почувствовала, как во мне разгорается жар. Это было почти невыносимо. Я не смогла сдержаться и сделала толчок бёдрами, прижимаясь к нему, словно умоляя о продолжении. Он оторвался, его глаза тёмным омутом вонзились в мои. Его рука внезапно схватила меня за волосы, заставив запрокинуть голову. Мой выдох был резким, почти хриплым, а другая его рука твёрдо легла на мой пах. Я громко ахнула, и пытаясь полностью прижаться к его руке. — Дорогая, ты разжигаешь во мне пламя, которому суждено поглотить нас обоих, — его голос звучал низко и бархатно, что мои колени ослабли. — Но всему своё время.— Его губы наклонились к моему уху, и я почувствовала тепло его дыхания, от которого по телу пробежали мурашки. — Я возьму тебя на нашей постели. Я разберу тебя на части и соберу заново.— Он медленно поцеловал меня в висок, почти с нежностью, которая противоречила ему. Ганнибал медленно опустил меня. И развернулся и плавно направился к выходу, его шаги были беззвучны. Я осталась стоять на месте, закусив губу, чувствуя жар, который ещё не успел угаснуть. В голове кружились мысли о том, что только что произошло, и, главное, о том, что ещё могло случиться. Я тяжело вздохнула, провела руками по волосам и убрала их за уши. Затем, пытаясь отвлечься, хлопнула себя по бёдрам. — Ну ладно, — тихо произнесла я самой себе, будто стараясь вернуть себя в реальность. Я направилась к раковине, где всё ещё лежала посуда, оставшаяся после ужина. Тёплая вода и мыло казались успокаивающими, руки машинально скользили по тарелкам, но мысли всё равно возвращались к нему. Внезапно я услышала, как где-то в доме с тихим щелчком закрылась дверь. Значит, Лектер действительно ушёл. Его присутствие исчезло, и дом вновь стал странно пустым. — Ну что ж, теперь можно спокойно всё обдумать... и, пожалуй, выпить, — сказала я себе вслух, пытаясь рассмеяться, но смех вышел коротким. Я продолжила мыть посуду, чувствуя, как одиночество и мысли вновь заполняют пространство вокруг меня. Помыв последнюю тарелку, я вздохнула и оперлась о край раковины. Мысли, которые я так старалась прогнать, словно хищники, захватили меня в свой поток. Ганнибал Лектер... Он был для меня чем-то необъяснимым. Бесспорно, он меня будоражил, разжигал во мне чувства, которые я не могла понять до конца. Он становится мне дорог. Нет, больше, чем дорог. Он близок мне так, как никто прежде. Чёрт... Возможно, я слишком расслабилась в его присутствии, позволила себе забыть об осторожности. Я вытерла руки о полотенце, но уже не замечала, что делаю. Мысли заполняли меня, становились громче с каждым мгновением. "Кто он для меня на самом деле? Почему он знает обо мне больше, чем должен?" И вот, будто в трансе, я уже стояла перед дверью его кабинета. Вся его сущность — загадка, головоломка, которую я не могла разгадать. Я плохо знаю его. Почти ничего. Его манеры, его голос, его прикосновения всё это кажется таким близким, но кто он на самом деле? И ещё... что стало с тем таксистом? Эта мысль пронзила меня неожиданно, как холодное лезвие. Почему Ганнибал так легко уводит разговоры от того, что мне нужно знать? Я прижала руку к двери, колеблясь. Почему он знает обо мне так много? Почему его слова всегда звучат так складно, так идеально, словно он читает из книги, где я главный персонаж? Я хочу узнать больше. Я должна знать больше. Я, задержав дыхание, решилась. Рука сама потянулась к дверной ручке, словно это было неизбежно. Сердце глухо билось в груди, а мысли кричали: "Не делай этого", но я всё равно повернула ручку. Но дверь не поддалась. Она была закрыта. Я осталась стоять перед ней, слегка растерянная. Закрыта. Конечно, закрыта. Это кабинет Ганнибала Лектера место, которое хранит его тайны, его жизнь, его загадки. Я опустила руку, ощущая, как внутри меня разрастается любопытство, вперемешку с лёгким разочарованием. Что он там скрывает? Кроме моих картин. — Конечно, закрыта, — прошептала я себе, пытаясь успокоиться. Я задержалась ещё на мгновение, смотря на дверь, словно она могла мне ответить. Затем сделала шаг назад, вздохнула и отступила, но мысль об этом кабинете, о том, что скрыто за дверью, уже засела в моей голове. Я почувствовала, как внутри меня закипает нетерпение, переходящее в отчаянное желание узнать правду. Это было сильнее меня. Я знала: если не сделаю это сейчас, то буду терзать себя бесконечными вопросами. "Я должна открыть эту дверь", — подумала я, и, оглянувшись, быстро направилась на кухню. Моя голова работала быстро, адреналин заполнял меня. Я искала что-то, что могло бы помочь мне открыть дверь без шума, без следов, чтобы он ничего не заподозрил. Взгляд метался по кухне, пока я не заметила небольшой тонкий нож для разделки рыбы. — Подойдёт, — пробормотала я, схватив его. Я осторожно вытащила ещё одну небольшую металлическую шпажку из ящика для приборов. С этой импровизированной парой инструментов я вернулась к двери. Моё сердце гулко билось, словно протестуя против того, что я собиралась сделать, но я не могла остановиться. Теперь, стоя перед дверью кабинета, я ощутила, как руки чуть дрожат, но я глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. — Тихо... аккуратно... — шепнула я самой себе, вставляя тонкий нож в замочную скважину. Каждое движение было точным и медленным. Я не хотела оставить следов, не хотела, чтобы он узнал, но мысль о том, что скрывается за этой дверью, жгла меня изнутри. Я сосредоточилась, стараясь не думать о том, что будет, если Лектер узнает. Мои руки двигались осторожно, но с каждым мгновением я всё сильнее чувствовала, как адреналин захватывает меня. Нож был узким, а шпажка оказалась достаточно гибкой, чтобы я могла нащупать механизм замка. — Ну же, откройся, — прошептала я, почти молясь, чтобы всё получилось. Щелчок. Такой тихий, но в то же время оглушительный. Замок поддался. Сердце гулко ударило в груди, я замерла, прислушиваясь, будто ожидала, что Ганнибал внезапно появится из тени за моей спиной. Но в доме было тихо. Я осторожно вошла в кабинет, стараясь не издать ни звука. Здесь всё было таким же, как в прошлый раз. Ничего не изменилось. Каждая вещь находилась на своём месте: идеальный порядок, строгие линии, приглушённый свет, пробивающийся через плотные шторы. Я сделала шаг вперёд, обернувшись, заметила на стене свои картины. Те самые. Воспоминания об этом моменте нахлынули волной, заставив меня замереть. Я смутилась, ощущая, как тёплый румянец поднимается к щекам. — Хватит, — пробормотала я себе, резко тряхнув головой, чтобы прогнать лишние мысли. Сейчас не время для воспоминаний. Я сосредоточилась, быстро оглядела комнату, стараясь найти хоть что-то, что могло бы дать ответы на мои вопросы. Шкафы, стол, книжные полки — всё это было заполнено вещами, которые на первый взгляд казались обыденными, но я знала, что за этой обыденностью может скрываться нечто большее. Мои глаза остановились на тяжёлом деревянном столе в центре комнаты. "Может быть, он хранит что-то в ящиках?" — подумала я, подходя ближе и проводя рукой по идеально гладкой поверхности. На его рабочем столе всё лежало так идеально, будто каждая вещь была частью тщательно продуманной композиции. Всё дышало порядком и контролем, словно сам стол был продолжением его личности. Я медленно села в его кресло, чувствуя, как его присутствие будто окутывает меня. Неожиданно внутри разлилось странное чувство — смесь волнения и лёгкого возбуждения. Мои пальцы коснулись подлокотников, и я на мгновение закатила глаза от самой себя, поймав себя на этой мысли. — Не время! — тихо прошептала я себе, заставляя сосредоточиться. Я осторожно начала открывать ящики стола. В первых ящиках были бумаги, ровно сложенные документы и записи, касающиеся его пациентов. Ничего подозрительного, всё выглядело так, как и должно быть в кабинете профессионала. С каждой находкой моё разочарование росло. Я уже почти сдалась, когда заметила ещё один, последний ящик. Потянув за ручку, я с удивлением обнаружила, что он заперт. Я замерла, ощущая, как сердце ускоряет ритм. Это был единственный запертый ящик во всём столе. Что он прячет? Моя рука скользнула по замку, и я чуть прикусила губу, размышляя. Отступить сейчас? Нет, слишком поздно. Моя чуйка кричала, что нужно остановиться, что я захожу слишком далеко, что лучше уйти прямо сейчас, пока ещё есть возможность. Но что-то сильнее меня заставляло остаться. — Чёрт, — прошептала я, осознавая, что это момент, когда пути назад уже нет. Я заставила себя выпрямиться и оглянулась по сторонам, ища хоть что-то, что могло бы помочь мне открыть этот ящик. Мой взгляд упал на скрепку, которая лежала идеально ровно на краю стола, словно ждала, чтобы её использовали. Это было так просто и так доступно, что на секунду я замерла, пытаясь осмыслить. "Слишком легко," — подумала я, но рука сама собой потянулась к ней. Я взяла скрепку, осторожно выпрямила её, стараясь не шуметь, и тихо выдохнула, снова сосредоточив взгляд на замке. — Блять давай— пробормотала я себе, чтобы хоть как-то справиться с напряжением. Скрепка оказалась неожиданно удобной. Я вставила её в замок, нащупывая механизм, стараясь действовать уверенно. "Ещё чуть-чуть", — говорила я себе, ощущая, как внутри поднимается странная смесь страха и любопытства. И вот, наконец, раздался щелчок. Звук открытия, тихий, но оглушительный в тишине кабинета. Моя рука замерла на мгновение, а потом я осторожно потянула ящик на себя. И... Внутри лежала бутылка красного вина и один-единственный бокал, идеально уложенные на мягкую, бархатистую обивку. Я уставилась на это зрелище и почувствовала, как из груди вырвался тихий стон разочарования. — Ты издеваешься, — прошептала я себе, схватившись за голову. Всё это напряжение, все эти шаги, на грани риска, ради... вина? Я едва не рассмеялась, нервно и раздражённо. Я закрыла глаза, стараясь справиться с волной эмоций. Может, это был знак? Что я не должна лезть дальше? Или же это был очередной хитрый ход Лектера? Я опустилась на пол, обессиленная разочарованием и злостью на саму себя. Всё это ради бутылки вина и бокала? Это было просто смешно. Мне хотелось что-то сделать, выплеснуть эту бурю эмоций. Я размахнулась и пнула стол ногой. Дерево глухо заскрипело, и я тут же пожалела о своём импульсивном действии. Но в этот момент тишину прорезал тихий, еле заметный звук щелчок, словно что-то пришло в движение. Я замерла, затаив дыхание, и медленно подняла голову. На столе ничего не изменилось, но затем мой взгляд опустился ниже, и я увидела, как из-под столешницы выдвинулся крошечный ящичек. Он был настолько маленьким, что я бы никогда не заметила его, если бы не этот случайный удар. Словно загипнотизированная, я тихо поднялась на ноги и подошла ближе. Ящичек был меньше моей ладони, аккуратно встроенный в скрытую часть стола. — Что это? — прошептала я, протягивая руку. Открывая его, я обнаружила внутри небольшой ключ. Он был старинным, с изящной гравировкой, которая блестела в слабом свете. — Ключ... — прошептала я снова, сжимая его в ладони. Но ключ от чего? И почему он был так спрятан? Мой взгляд метался по комнате, а в голове вихрем носились догадки. Этот ключ явно хранил доступ к чему-то важному. — Думай, думай... — шептала я себе, закрыв глаза и встав в полный рост, чтобы сосредоточиться. Я старалась мысленно поставить себя на его место. Где бы он спрятал что-то столь важное, чтобы никто не нашёл? Картины? Слишком очевидно. Книги? Нет, это тоже слишком просто. И тут меня осенило. — Отвод глаз... Вино! — сказала я себе, резко открывая глаза. Всё вдруг стало на свои места. Бутылка и бокал, уложенные с таким педантичным изяществом, и бархатная обивка — это было не просто хранилище. Это обман, отвлекающий внимание. Я опустилась обратно на колени перед открытым ящиком и медленно, осторожно убрала в сторону бутылку и бокал. Мягкая обивка выглядела идеально, но мой взгляд был пристальным. Я провела рукой по бархату, пытаясь найти что-то необычное, и вдруг почувствовала: под тканью что-то было. — Вот ты где, — прошептала я, уже уверенная в своей догадке. С усилием я потянула за край обивки, осторожно приподнимая её, и замерла, когда под ней обнаружился второй отсек. Всё выглядело так, словно здесь никогда не ступала чужая рука. — Я была права, — тихо произнесла я, чувствуя, как сердце гулко бьётся в груди. Я медленно и осторожно сняла обивку, стараясь не нарушить безупречный порядок, который так ценил Ганнибал. Под ней открылась маленькая металлическая панель, практически незаметная, если не знать, что искать. Замочная скважина. Моё сердце забилось сильнее. Это было то, что я искала. Я крепче сжала ключ в руке, ощущая его холодный металл, словно он был живым, пульсирующим. Не раздумывая, я вставила ключ в скважину. Щелчок. Я замерла на мгновение, чувствуя, как адреналин затопляет меня с головой. Дыхание стало коротким, как перед прыжком в пропасть. — Только вперёд, — прошептала я себе, стиснув зубы, и повернула ключ. Сквозь шум в ушах я услышала, как механизм поддался. Я осторожно потянула крышку отсека вверх, ощущая, как механизм с лёгким скрипом поддаётся. Сердце стучало так громко, что я едва слышала, как тайный отсек полностью открылся. Внутри лежала папка. Белая, аккуратная, небольшого размера, она казалась почти невинной, но в этой невинности скрывалась угроза. Мои пальцы слегка дрожали, когда я протянула руку и взяла её. Она была лёгкой, но я чувствовала, что её содержимое может стать для меня тяжёлым грузом. — Что ты скрываешь? — прошептала я, глядя на неё, словно она могла ответить мне. Я медленно вытащила папку из отсека и закрыла крышку, чтобы всё выглядело так, как будто я здесь не была. Теперь она лежала у меня в руках, и я не могла решить, открыть её сейчас или сбежать с ней подальше. Я медленно подняла взгляд на папку, и моё сердце, казалось, остановилось. На обложке крупными буквами было написано: **"Алиса Джонатан Свифт "**. — Что? — прошептала я, чувствуя, как кровь отхлынула от лица. Моё дыхание замерло. Это папка про меня. Досье. Но как? Почему? И главное — зачем? Мои руки дрожали, и в голове бушевал хаос. Я не понимала, что здесь происходит, и от этого становилось ещё страшнее. Ганнибал собрал обо мне информацию? Я ощущала, как по спине пробежал холодный пот. Я резко встала, всё ещё держа папку в руках, и принялась действовать. Быстро и чётко, насколько позволяли нервы. Я положила папку на стол и начала убирать всё так, чтобы следов моего пребывания не осталось. Достала ключ, спрятала его обратно в тайный ящичек, затем вернула обивку, вино и бокал на место. Каждую вещь я поправляла так, чтобы всё выглядело идеально, как прежде. Проверив всё ещё раз. Сделав глубокий вдох, я схватила папку, убедившись, что ничего не оставила не на своём месте, и выскользнула из кабинета, закрывая за собой дверь. На кухне я поспешно вернула нож на место и убрала всё, что могло бы навести на мысль о том, что я что-то затевала. С папкой в руках я почти бегом поднялась к себе в комнату, стараясь не издавать ни звука. Как только я вошла, я закрыла за собой дверь, прислонилась к ней спиной и с облегчением выдохнула. Я опустилась на пол, держа папку в руках. Сердце бешено колотилось, а мысли смешались в беспорядочный вихрь. Не успев осознать, что я делаю, я открыла первую страницу. Моё дыхание сбилось. Передо мной лежала моя фотография. Но это было не официальное фото из университета, не снимок с каких-то документов. Нет. Это было сделано на улице, в парке. На фото я сидела на скамейке и читала книгу, абсолютно погружённая в свои мысли. Я почувствовала, как всё внутри холодеет. — Это... — прошептала я, закусывая губу, пытаясь сдержать подступающую панику. Это фото было сделано скрытно. Кто-то следил за мной. Ганнибал следил за мной. Мои пальцы, дрожащие, перелистнули страницу. Я должна была узнать, что ещё здесь есть. Документы, заметки, фрагменты из моей жизни — всё это было собрано с ужасающей тщательностью. Там были упоминания о моих друзьях, о местах, которые я часто посещала, о родителях, даже о моих предпочтениях в книгах и еде. Словно кто-то месяцами собирал меня по кусочкам, как мозаичное полотно. Каждое слово в этих записях было пропитано странной смесью восхищения и анализа. Читая их, я чувствовала себя объектом изучения. Мой взгляд упал на заголовок: **"Психическое состояние"**. Я замерла. — Он изучал меня... как клиента? — прошептала я, ощущая, как внутри всё холодеет. Слова на странице прыгали перед глазами, но я заставила себя читать. > "Делирий, высокая эмпатия, тревожное расстройство, панические атаки, галлюцинации. С малого возраста начались психические отклонения, самый первый зафиксирован в 7 лет. Причинение боли себе." Я почувствовала, как рука, держащая страницу, задрожала. Сердце билось так, словно вот-вот выскочит из груди. Это был не просто список диагнозов. Это была моя жизнь, разложенная на отдельные фрагменты, словно я была объектом научного исследования. Я пыталась вспомнить, о чём идёт речь. Семь лет... Но в голове была лишь путаница и белые пятна. Кто рассказал ему об этом? Как он узнал? Я чувствовала себя обнажённой, беззащитной, словно каждую частичку моего внутреннего мира разорвали на куски и вынесли на всеобщее обозрение. > "В юношеский период жизни, под опекой своего отца, Джонатана Свифта, Алиса подвергалась воздействию весьма нестандартных методов 'воспитания'. Отец, обладая глубоким погружением в юридические дела, систематически знакомил её с материалами уголовных расследований, сопровождая процесс детальным изучением фотографий и документов, содержащих сцены насилия и последствия преступлений. Такое воздействие, направленное на формирование аналитического мышления, неизбежно оставило глубокий отпечаток на её психике, вызвав определённые искажения восприятия и эмпатии." Слёзы медленно потекли по моим щекам, когда я увидела эти слова. Как ножом по сердцу. Моя собственная жизнь, то, что я скрывала, то, что я пыталась забыть, оказалось на этих страницах, словно выставлено на показ. Я чувствовала, как моя грудь сжимается, и не могла сдержать слёзы. Это было слишком. Слишком больно. > "Алиса, под тщательным контролем её отца, Джонатана Свифта, с ранних лет развивала патологическую склонность к самоповреждению. Используя различные острые предметы, она пыталась справиться с внутренними терзаниями, одновременно прибегая к химическому подавлению сознания. Джонатан Свифт, обладая определённым пониманием психологии и манипуляции, настоятельно просил мать Алисы, с целью усиления воздействия, добавлять в её напитки смесь успокоительных средств и снотворных, что, безусловно, способствовало возникновению психоделических состояний и дальнейшему разрушению её психики. Эти манипуляции были тщательно рассчитаны, направленные на создание полного контроля над её сознанием и эмоциональным состоянием." Когда мои глаза задержались на этих словах, всё внутри меня обрушилось. Я не могла поверить тому, что только что прочла. Мой разум отказывался принимать эти факты, но они стояли передо мной, такими же реальными, как и бумага, на которой они были написаны. Я не знала об этом. Не могла даже представить, что мой отец, Джонатан Свифт, мог быть таким человеком. Я не могла представить, что мать могла участвовать в этом. Эти воспоминания, которые я думала были забытыми, теперь превращались в живую, уродливую реальность, от которой не было укрытия. Я не могла сдержать рыдания. Мои слёзы стекали по щекам, и я не могла остановиться. Это была не просто боль, это было полное разрушение моих представлений о том, кто я и откуда. Я чувствовала, как всё во мне распадается, как бы не желая верить в это, но не имея сил отвергнуть правду. > "Алиса, по мнению специалистов, должна была пройти особое лечение в специализированной психиатрической клинике, учитывая её нестабильное состояние и опасность для самой себя и окружающих. Однако её опекуны, стремясь скрыть реальное положение дел, предприняли решительные шаги: они замяли все официальные записи, изменили её фамилию и вуалью забвения накрыли её темное прошлое. Таким образом, они надеялись, что её психическое состояние никогда не станет предметом общественного обсуждения. > > Тем не менее, всё это было лишь фасадом. Тревожные симптомы оставались, как и невыразимая сила её эмпатии. Эти связи с окружающим миром стали угрозой не только для неё самой, но и для тех, кто был рядом. Алиса, в силу своей исключительной чувствительности, начала видеть галлюцинации, которые по сути были правдой, и этот дар становился для неё проклятием. > > Зафиксированный случай в возрасте двенадцати лет стал поворотным. В момент сильной эмпатии, охватившей её, она увидела что-то, что повергло её в пучину отчаяния. Не понимая, что делает, она схватила нож и без колебаний вонзила его в тело своей няни. Этот акт, страшный и необъяснимый, стал свидетельством того, насколько опасным было её внутреннее состояние, где реальность и иллюзия переплетались в смертельном танце." Мои глаза не могли поверить тому, что я только что прочла. Я замерла, как будто время остановилось. **Няня... я убила няню...** Эти слова продолжали эхом звучать в моей голове, словно издалека, но они были настолько чёткими, что я не могла от них сбежать. Я не помнила этого. Не могла этого помнить. Это было невозможно. — Нет! — прокричала я, хватаясь за голову, пытаясь остановить бешеный поток мыслей. Но боль оттого лишь усиливалась, как будто всё внутри меня разрывалось на части. Я откинула документ, и резко поднялась, в отчаянии стараясь прогнать образ той страшной сцены. Но, как и в случае с фотографиями, как и с воспоминаниями из детства, мне не удавалось избавиться от этого. Боль в голове становилась невыносимой. Я с трудом держалась на ногах, ощущая, как мир расплывается перед глазами. Смех. Крик. Просьба о помощи. Эти звуки внезапно прорвались в мой разум, и я не могла их остановить. Все они слились в один хаотичный вихрь. Я вспомнила. Я... помнила. Смутно, как в тумане, но я знала, что произошло. Я убила её. Беззащитную женщину, которая только пыталась заботиться обо мне. Мои руки задрожали, и я прижала их к лицу, пытаясь скрыться от этой мысли, от того, что я стала чудовищем. Что мои внутренние демоны, которые я так долго пыталась подавить, вырвались наружу. — Я ненормальная... Я ужасна... — шептала я, словно эти слова могли как-то вернуть мне утраченное чувство человечности. Но оно ушло. Я уже не была той, кем думала себя раньше. Слёзы заполнили мои глаза, и я не могла остановиться. Это была не просто боль, это был разрушительный обвал всего, что я когда-то знала. Я была виновна. Виновна в том, что потеряла контроль, в том, что стала тем, кого боялась. Смех вырвался из меня сам собой — остервенелый, безумный. Он был неестественным, болезненным. Словно каждый звук, каждый хрип был порцией муки, которую я не могла контролировать. В голове все перемешивалось, и я не могла отличить, где заканчиваются мои мысли и начинается безумие. Мои руки бессильно опустились, а тело перестало слушаться. Боль была невыносимой, она сжала меня в своих клещах, и я уже не могла удерживать себя. В какой-то момент я почувствовала, как разум начинает отступать, словно уходя в темный и тихий угол, где я могла бы забыться хотя бы на мгновение. Смех постепенно угасал, и я почувствовала, как всё исчезает — словно я растворяюсь в пустоте, отступаю от этой боли и страха. И в тот момент, когда я почти потеряла себя, мир вокруг меня поглотил меня. Я сидела на кровати, тупо уставившись в одну точку. В комнате было тихо, но воздух казался тяжелым, как будто он сдавливал грудь. Мои руки… они были в крови. Я заметила нож, который лежал рядом со мной. Он был таким холодным, таким неестественным, как и всё, что происходило вокруг. Я не могла отвести взгляд от его блеска, от того, как его лезвие отражало тусклый свет из окна. Это было моё. Я это сделала. Мои руки дрожали, когда я осознала, что держала его, что использовала его. Я заплакала. Горькие слёзы катились по щекам, смешиваясь с кровью, которая всё ещё оставалась на моих руках. Я могла бы обмануть себя, как это делала раньше, убедить себя, что всё это было не по-настоящему, что это просто какой-то кошмар. Но теперь, когда я смотрела на всё это, я знала. Я знала, что не могу больше закрывать глаза на то, что я сделала. Я пыталась отговорить себя, убеждала, что это было не я, что я не могла быть такой. Но теперь, когда я сидела здесь, в этом пространстве, полном разрушений, я не могла скрыться от своей собственной тени. Я не могла вытерпеть это больше. Я резко встала, не замечая, как мои ноги подкашиваются от слабости. В голове царил хаос, но в тот момент всё стало ясно, как никогда раньше. Я понимала, что я должна уйти, бежать. Нужно было ускользнуть, вырваться, не оглядываясь. Ганнибал. Он был рядом. Он всегда был рядом, и теперь я осознавала. Он был опасен. Сердце бешено колотилось, а в ушах стоял звук моего дыхания, как глухой гул, заглушающий все мысли. Я огляделась, но не могла найти себе точку опоры. В комнате было всё чуждо. Этот мир стал ловушкой. Я шагала к двери, и каждый мой шаг отдавался эхом в тишине. Я должна была выбраться. Это было не просто желанием, это было вопросом выживания. Я открыла дверь, не думая, не чувствуя ничего, кроме того, как мой разум кричал: "Беги! Беги!" Мои ноги едва успевали следовать за этим криком, и я поняла, что не контролирую свои движения. Я бежала по коридору, не оглядываясь, и каждый шаг отдавался в груди, как удар. Спустившись по лестнице, я чуть не упала, но не могла остановиться — я должна была выбраться. Я бежала по первому этажу, не замечая ничего вокруг, кроме отчаянной мысли о том, чтобы найти выход. И вот, передо мной появилась дверь. Выход. Я почти достигла её, мои руки сжались на ручке, я рванула её, не в силах остановиться, и… Он стоял, будто ждал меня. Ганнибал. я замерла, не в силах двинуться дальше. Он не двигался, просто смотрел на меня. Его взгляд, холодный и проницательный, пронизывал меня насквозь. Я пыталась дышать, но казалось, что воздух перестал существовать. Он знал, что я убегала. И теперь, здесь, в этот момент, я поняла, что мне не уйти. Он осматривал меня с таким взглядом. Его глаза с пристрастием скользили по моим рукам, где всё ещё стекала кровь, и я почувствовала, как его лицо меняется. Первоначальная холодная доброжелательность сменилась на нечто гораздо более темное, гораздо более зловещее. Он был зол. — Дорогая, — его голос стал тише, но всё равно звучал угрожающе, как шелест ножа по коже, — Я говорил, не нужно идти на поводу у эмоций.— Он сделал шаг ко мне, и я инстинктивно сделала шаг назад. Я не могла двигаться, но с каждой секундой ощущала, как нарастает напряжение. Он не переставал смотреть на мои руки, как на какую-то мерзость. Я всё ещё дрожала, ощущая, как сердце колотится в груди. — Любовь моя, что ты сделала? — его голос был теперь полон холодного недоумения, и я почувствовала, как меня захлестнула волна отчаяния. Я не могла ответить. Я не могла ничего сказать. Он цокнул языком, будто разочарованный, и вдруг резко схватил меня за рубашку. Взгляд его был холоден, как лёд. — Ты слишком рано нашла это, — произнёс он, и я почувствовала, как мир рушится вокруг. — Я хотел сам тебе поведать, но не успел. Я недооценил твоё любопытство.— Я стояла как загипнотизированная, не в силах сдвинуться с места. В его словах не было ни сожаления, ни ярости, только раздражение, что всё пошло не по плану. И в этот момент я поняла, что он не собирался меня спасать. Он собирался контролировать всё. — Прошу, Ганнибал… — Я стыдилась, но слёзы всё равно текли, горячие и бессильные, оставляя следы на моих щеках. Я не могла остановить их, не могла заткнуть этот ужасный крик, который вырывался изнутри. — Ну-ну-ну, тшш, — его голос был мягким, но в нём не было ни капли сочувствия. Он подошёл ко мне, и я почувствовала, как его руки, холодные и твёрдые, обхватывают моё лицо, приподнимают меня, заставляя смотреть только на него. Я положила свои руки на его. — Лиса, дорогая моя, — он произнес это как ласковое имя, но я знала, что это не было проявлением любви.— Я очень зол, что ты сделала с собой. — Я сжала его руки с такой силой, как только могла, пытаясь сделать ему больно, хоть как-то. Но это было бесполезно. Его лицо оставалось неподвижным, как будто его страдания не касались. — Вы! Вы! Такой же псих! — крик вырвался из меня, и я почувствовала, как это слово разрывает меня. — Вы изучали меня, как какую-то куклу! Я была вашей игрушкой, вашим… экспериментом!— Я надеялась, что эти слова как-то затронут его, как-то пробудят его человеческую часть. Но я знала, что Ганнибал Лектер не был человеком. Или, по крайней мере, не в том смысле, в котором я его понимала. Вместо того чтобы ответить, Ганнибал неожиданно отпустил моё лицо, и его рука, крепкая и холодная, в один момент сжала мою запястье с такой силой, что я не могла подавить вздох боли. Я пыталась вырваться, но его хватка была неумолима. И затем, как будто ничего необычного не произошло, он опустил взгляд на мою руку, где ещё капала кровь, и с невыразимым спокойствием провёл языком по струйкам, что стекали по коже. Его глаза не отрывались от моего взгляда, когда он делал это — медленно, как наслаждаясь каждым мгновением. Это была демонстрация — собственности. Я чувствовала, как его язык скользит по моей крови, и меня охватило желание оттолкнуть его, выкрикнуть что-то в ответ, но я не могла ничего сделать. Я была как загипнотизированная, не в силах отвести взгляд от того, как он тщательно облизывал мою руку, словно наслаждаясь этим актом более, чем-либо другим. После того, как он закончил, Ганнибал остановился, но не отпустил мою руку. Он отдалился, но его взгляд не покидал меня. Его губы были покрыты моей кровью, и я могла видеть, как его лицо сохраняло то же хладнокровное спокойствие. Он стоял так, будто собирался что-то сказать, но вместо этого резко подался вперёд, и его губы, горячие и требовательные, встретились с моими. Я пыталась оттолкнуть его, но, прежде чем я успела это сделать, его зубы внезапно вонзились в мою губу. Боль была неожиданной и резкой. Я вскрикнула, но он не отступил. Он удерживал меня, сжимая мои губы, не давая мне уйти. —Мне нужен огонь, мне нужны твои ожоги— прорычал Лектер и резко отпустил меня, я не смогла удержать равновесие. Моё тело, ослабленное, упало на пол. Я ударилась головой о холодную плитку, и остальная часть мира растворилась в темноте. †††††††††††††††††††††††††††††††††††