Йоптельбургское происшествие

      Морис очнулся с большим трудом, когда почувствовал, что и без того недоеденный завтрак стремился вырваться наружу не самым приятным способом. Он, казалось, находился почти что в горизонтальном положении, но то и дело подскакивал, будто ехал в самой худшей в мире повозке. Открывать глаза было страшно, но, когда несколько крупных хлопьев снега упали прямо на нос, все-таки пришлось. Обнаружилось, что дела обстояли совсем не так, как Морис поначалу подумал. Ехал он ни в какой не в повозке, а на самой что ни на есть настоящей ящерице невероятно крупных размеров, да еще и в седле! Наверное, от повторного обморока спасло только вкрадчивое замечание Ауфии: — Ох уж эти неженки, чуть что, так сразу сознание теряют, не то, что мы с тобой, Салазарушка! — То-то верно, госпожа ведьма, — ответил мужчина, которого Морис никогда раньше не видел ни в кабаре, ни за пределами. Неужто еще один приезжий? Владельца огромной ящерицы не запомнить было бы трудно, особенно зимой. — Что случилось? — не выдержал он и все-таки задал вопрос, который первым пришел в голову. В совершенно затуманенную квадратную голову, которую толком не хватило сил повернуть в сторону, откуда донесся короткий визг. Наверняка кто-то просто испугался гигантской рептилии… у нее вообще имя есть? — Переутомился ты, парень, — ответил мужчина, которого старушка-ведьма прежде назвала Салазаром. — Отдохнуть тебе надо как следует, а другу твоему — тем более.       Морис промолчал, потому что возразить толком было нечего. А что вообще можно ответить человеку, который чуть ли не единственный за последние годы фамильярно назвал его «парень», а не «заместитель директора кабаре» или «Морис»? Пожалуй, что ничего. Впрочем, даже если бы и было что, он ни при каких обстоятельствах не рискнул спорить с мужчиной, который зимой, посреди усыпанного снегом города, как ни в чем не бывало щеголял в жилете без рукавов и с тканевым ромбом, перекинутым через плечо. Ох, бедняга Йонас, как же его укачало! Оставалось надеяться, что у ромбов нет желудков или чего еще.       К счастью или к сожалению, спорить ни с кем не пришлось, как и терпеть неудобную поездку, которая даже в пределах Йоптельбурга, где привыкли к любым странностям кого угодно приезжего, выглядела чем-то из ряда вон выходящим. Ох и слухов же наплодят любопытные горожане: заместитель директора Йольского кабаре с квадратной головой перемещается по улицам на огромной рептилии! Вот новость так новость! — Вот и пришли, милок, — наконец-то оповестила Ауфия.       Морис почти расплакался от счастья, услышав эти слова, и так быстро поспешил оказаться на земле, что едва не столкнулся с ней нос к носу. Удержаться на подгибающихся ногах получилось чудом, особенно когда он понял, что ни разу за прошедшие несколько лет не добирался до этой части города. Здесь, окутанный тишиной леса, стоял большой деревянный дом, откуда, едва завидев гостей, выскочила радушная женщина в тапочках и наспех накинутом на плечи тулупе. Ауфия вскинула подбородок и махнула рукой. — Принимай гостей, — бодро сообщила она. — Двое к тебе на отдых, а Салазарушка за компанию. — А вы, добрейшая, как? — уточнила женщина, ничуть не изменившись в лице.       Ни превратившийся в ромб Йонас, ни заместитель директора с квадратной головой, ни огромная рептилия (так есть у нее имя или нет?) совершенно ее не побеспокоили. Только на легко одетого Салазара женщина покосилась с небольшим подозрением. Морис не мог не заметить, как ее плечи передернуло то ли от холода, то ли от жути. То-то же, кто в такой мороз без рукавов расхаживает! — А я, милочка, в кабаре пойду, представление ждать. Ты уж позаботься о трудягах! — Все в лучшем виде сделаю, добрейшая!       Ауфия серьезно кивнула и, взяв под уздцы ящерицу, пошла назад по проторенной дороге. Салазар широко улыбнулся и с тканевым ромбом наперевес первым пошел вслед за хозяйкой бани, Морис даже не думал отставать. В конце концов, совсем скоро начнется представление, и они с Йонасом просто обязаны вернуться к работе. Внутри деревянного дома все выглядело, закономерно, таким же поразительно деревянным, но Морису осматриваться было некогда. Баню растопили, веники подготовили, от одежды избавили, вручив взамен большое мягкое полотенце, и усадили на скамью. Один только Салазар лениво и совершенно беззаботно откинулся назад после того, как потянулся с нескрываемым наслаждением. Морис же сидел и не шевелился, чувствуя, как от жара из головы исчезали остатки мыслей, так и кричащие о том, что управиться надо как можно быстрее, пока начальник не прознал, чем он здесь занимается. — Расслабься, парень, — сказал Салазар, похлопывая веником чужую покрасневшую… Спину?!       Морис протер глаза и присмотрелся: и правда спину, живую, человеческую и очень даже мускулистую. Он-то всегда считал Йонаса худощавым, а тот вон каким оказался. Руки и ноги, тонкие и обвисшие, тоже стали наполняться силой, а на квадратном лице с пышными усами заиграла почти что блаженная улыбка. — Так быстро в себя пришел! — поразился Морис. — Может, и не отстаем от графика! — Старушка наказала никуда вас не пускать, пока оба не станете похожими на людей, — строго сообщил Салазар. — Так что отдыхайте как следует и не морочьте голову. Не хватало еще такими же, как вы, стать. — А ты сам-то кто такой? — хрипло спросил Йонас, наконец открывая крупные голубые глаза. Морис едва сдержался, чтобы не всплеснуть руками от радости. Ну точно сработало! Мудрейшая Ауфия права оказалась: баня — настоящее спасение от бед! — Имя мое вы слышали, — пожал плечами Салазар. — Простой путешественник и бездельник, приехал вот вместе с Белочкой давнюю знакомую навестить, а тут вы. — Белочка?! — воскликнул Морис, не сумев сдержать удивление. — Это… Существо так зовут? — Так удивляешься, будто в мире ничего похожего не видал, — Салазар громко засмеялся, а Йонас, и без того тихий, совсем замолк и слегка побледнел. — А про рыцаря, чуть южнее отсюда, который свой доспех в кредит купил, а потом продал в ломбард, лишь бы расплатиться, тоже не слыхал? — Не слышал, — покачал головой он. — Выдумываешь ты все. В нашем кабаре принимают только почтенных гостей, и сам я никаких кредитов не беру. — Начальник хорошо нам платит, — добавил Йонас, но под строгим взглядом этого странного парня снова стих, нервно разглаживая густые усы.       Салазар нахмурился, замолчал на время, а после — подорвался с места так резво, будто кто-то бросил ему в спину раскаленный уголь из печки. Он стал расхаживать туда-сюда, то и дело бубня что-то под нос, но вдруг резко остановился и шлепнул ничего не ожидающего Мориса веником по спине. — Платит хорошо?! — воскликнул Салазар. — Да разве это хорошо, когда вокруг столько чудес, а вы, кроме кабаре своего захудалого, ничего и не видели? — Не захудалое оно… — попытался оскорбиться Морис.       Как заместитель директора он вложил в это заведение едва ли не столько же мастерства и старания, сколько повар — в приготовление лучшего в мире блюда, пускай из чужих ингредиентов. Между прочим, именно он всем этим добром и управлял, пока сам директор занимался… А чем он, собственно, весь год занимался, Морис и не знал. Знал только, что все деловые переговоры из раза в раз приходилось на себя брать, чтобы со своей вспыльчивостью начальник ничего не испортил. Заместитель-то хотя бы умел остановиться. — И вот об этом мы мечтал? — продолжил, между тем, Салазар. — Эдгардо, рыцарь наш несчастный, вот тоже денег хотел заработать, убивать чудовищ до гробовой доски и жить вместе со своей принцессой в мире и достатке, а что потом? Так помешался на охоте, что принцесса его не выдержала, ждать не стала и выскочила замуж за поэта. Чудовища и без него все извелись, а денег не прибавилось.       Морис все молчал, слушая вдохновенную речь нового знакомого, и вдруг в груди резко что-то потяжелело, так, словно на нее в один миг свалился не просто тяжелый камень, а высочайшая в мире гора. На глаза навернулись горькие слезы, ведь до боли знакомо прозвучали слова. Неправду сказал — слышал он эту историю, но давным-давно, когда был совсем ребенком. Мать его местной была, а отец приехал в Йоптельбург из какого-то южного государства. Он так самозабвенно рассказывал маленькому сыну о разных чудесах, что тому не терпелось пуститься в дальнюю дорогу, лишь бы увидеть своими глазами каждое.       Мать лишь качала головой: «Вот заработаешь так много, как отец, тогда и поезжай куда захочешь». Тогда Морис стал работать, упорно и самозабвенно, а потом встретил хозяина Йольского кабаре, в чьем заведении так и остался на долгие годы. Не замечал он, как с прошедшими годами стиралась память о былой мечте, а счастливые часы отдыха сокращались, сменяясь нескончаемой работой, одной и той же изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Теперь, когда тело наконец расслабилось, а мысли отправились в добровольное странствие в далекие неведомые дали, это стало слишком очевидно. Неужто все это время Морис был так слеп? Неужто не замечал главного? — Ну вот, хоть на людей стали похожи, — улыбнулся Салазар, и теперь в его улыбке Морис уловил что-то теплое, умудренное, чего раньше толком не замечал ни у кого, даже у добрейшей Ауфии. — Возвращаемся!       Морис посмотрел на Йонаса, и теперь вместо уставшего от жизни квадратноголового создания перед ним предстал красивый мужчина с ясным взглядом, блестящей черной шевелюрой и крепким телом. Он с благодарностью пожал руку Салазару, прежде чем все они собрались и пешком отправились в обратную дорогу. Не так уж далеко баня оказалась от кабаре, где у самого входа уже нервно наворачивал круги тонкий, как тростинка, человек. Добрейшая Ауфия стояла неподалеку, умиротворенно поглаживая Белочку, но не успела ничего сказать. Директор Йольского кабаре подпрыгнул на месте, заметив потерявшихся работников, и громко всплеснул руками. — Ну вот вы где, два бездельника! — воскликнул он. — Я вас обоих битый час ищу! Сейчас же возвращайтесь к работе! — Выдохнуть бы тебе, Джулиан, — с улыбкой заметила Ауфия, отпуская ящерицу обратно к хозяину. Та с особенной радостью потерлась огромной мордой о ладонь Салазара и запищала. Или так только показалось, и на самом деле это директор так выражал свой праведный гнев? — Выдохну, когда эти двое бездельников наконец-то возьмутся за свою работу! — прошипел он, и Морису даже почудилось, будто из покрасневших ушей потихоньку начал валить пар. — Только отпустил актеров и что вижу? Подавальщица подменяет моего заместителя! Неслыханно! Еще и женщина какая-то неприглашенная отказывается уходить, пока не вернется ее брат! Это что еще такое?       Йонас все время стоял молча, пристыженно опустив голову, но живо встрепенулся, стоило услышать слово «брат». Конечно же, в печальном виде истончившегося ромба он все слышал и не мог не знать, что где-то здесь все это время сходила с ума Маргарет. Он нервно заглянул за спину Джулиана и облегченно выдохнул, когда в проходе показалась сестра, с растрепанными волосами и опухшими от слез глазами. Она, не обращая ни на кого внимания, живо бросилась к Йонасу, но директора кабаре совсем не тронула сцена радостного воссоединения. Его сухое лицо покраснело от злости, и только изо рта было собирался вырваться хоть какой-то звук, как Морис уже по привычке взял слово в переговорах на себя. Несдержанный Джулиан нередко пугал гостей, а его обходительный заместитель умел подобрать правильные слова. Конечно, если намеренно хотел это сделать. — Благодаря добрейшей Ауфии и любезнейшему Салазару наш дражайший виночерпий Йонас снова в порядке, — сказал он. — Это ли не радость, господин директор? — Да вы издеваетесь надо мной?! — взвыл Джулиан, цепко хватаясь за остатки роскошной когда-то каштановой шевелюры. — В порядке или нет, марш работать, пока другие гости не прибыли!       Морис, как бы сильно ни старался, не сумел сдержать тяжелый вздох. Поговаривали, будто он один способен выдержать нелегкий нрав господина директора кабаре, но всем известно, что рано или поздно какая-то из капель становится последней, и переполненная чаша не выдерживает. Он глубоко вдохнул, медленно выдохнул и посмотрел на хмурого Йонаса, который вышел вперед, загораживая испуганную Маргарет. — Знаешь, что, директор Джулиан? — процедил сквозь зубы он, но следующие слова произнес уже в один голос с Морисом. — Мы увольняемся!       Джулиан открыл рот и тут же его закрыл, когда подошедшая ближе Ауфия похлопала по плечу. Она по-прежнему улыбалась, как и Салазар, который с интересом наблюдал за всей развернувшейся сценой. Только сейчас Морис заметил, что глаза у него удивительного фиалкового оттенка, которого у простых людей не бывало, а небрежно распущенные волосы в свете вечерних фонарей переливались, как черная смола. Маргарет же, посмотрела на брата и снова всхлипнула, закрывая лицо руками. — Где теперь денег искать-то? — спросила она. — Кто же в Йоль возьмет нас на работу? — Йонас может поработать на меня, — спокойно сказала Ауфия. — Такого толкового виночерпия упускать нельзя. Зелья будет разливать лучше всех! — Ах, какое облегчение, — выдохнула Маргарет. — От всей души спасибо Вам, добрейшая!       Когда без лишних слов и прощаний, Йонас и его сестра ушли вместе с Ауфией в сторону ведьминого квартала, Морис снова вздохнул. Накоплений у него хватало, чтобы несколько лет жить припеваючи, но что же теперь делать? Разве мог он просто взять и в одиночку уехать из Йоптельбурга, так еще и накануне Йоля? — Хочешь, с нами поехали, — предложил Салазар. Теперь, верхом на огромной ящерице в своем безрукавом жилете он казался не выжившим из ума странником, а благородным героем из отцовских рассказов. — С Ауфией мы все дела решили, пора дальше в путь, пока Белочка не решила впасть в спячку от вашего холода. Действия эликсиров не вечные.       Джулиан, прежде застывший изумленной статуей, опомнился и бросился к Морису, хватая его за руки. Голова его расширилась, а искры раздражения в глазах угасли. Теперь в них плескался страх. — Морис, одумайся! — взмолился он. — Я в два раза больше буду платить! Не увольняйся! — Извини, Джулиан, — Морис отстранился и отошел на два шага, чтобы оказаться поближе к источающему насмешливое спокойствие Салазару. — Хватит мне пока денег. Тебе и самому бы отдохнуть, а то голова квадратная. — Что?! — закричал Джулиан, но бывший заместитель уже не желал ничего слушать. Он развернулся и сделал первый шаг по своему собственному пути.