as pure as I need you to be

Коллинз Сьюзен «Баллада о певчих птицах и змеях» Баллада о певчих птицах и змеях
Гет
Перевод
Завершён
R
as pure as I need you to be
Iron.butterfly
переводчик
Автор оригинала
Оригинал
Пэйринг и персонажи
Метки
AU
Описание
Можно ли сделать человека хорошим? Можно ли вдохновить человека на доброту? На чистоту?
Посвящение
Космолучику В этот раз ОТП вновь совпали.)
Поделиться

Часть 1

Она думала, что сбежала от Игр, от Капитолия, от всего этого, когда бежала на поезде в Дистрикт-12. И уехала Люси Грей не в вагоне для скота, в котором приехала, а в вагоне второго класса, с деньгами в кармане и кошмарами, преследующими её по пятам. На неё с любопытством поглядывали другие люди и работники Капитолия, а некоторые даже просили её спеть им песню прямо здесь и сейчас. Было трудно понять разницу между её пением на арене или по телевидению, когда она пела ради спасения своей жизни, и её пением в поезде, поезде Капитолия, за которым следили охранники-миротворцы. Люди слышали её пение, когда она думала, что умирает, обвитая змеями, они смотрели на неё и думали, как красива и как печальна эта умирающая девочка. Трудно было не думать о себе как об умирающей девушке. Трудно было не думать о дронах, о камерах, о том, что её могут ударить в спину, если она заснет. Но знакомое тепло Кови, шум Котла, её сверкающие сценические одежды — все это, несомненно, сглаживает воспоминания. Рев и одобрительные возгласы толпы, возбужденные лица, радость (и алкоголь). Друзья, песни и танцы. Этого достаточно, думает она, хотя все ещё иногда подпрыгивает от резких и неожиданных звуков, хотя темно-красная помада, которую она наносит за кулисами дрожащими руками, выглядит во мраке как кровь. Ей казалось, что она сбежала и от него, своего наставника. Мальчик с большими голубыми глазами и жестоким ртом, которого она околдовала, чью жизнь она спасла, а тот в ответ спас её. Декан Хайботтом, странный пьяница, создатель Игр, поздравил её с тем, что она пережила этого мальчика, вручив ей билет на поезд и кучу денег. Сказал, что она может ехать, а Кориолан будет наказан за жульничество на Играх и отправлен в восьмой дистрикт. Жульничество. Так вот как это называется, с презрением думает она. Он спас ей жизнь. Насмешка над Играми, которые по своей сути были обманом, извращенной игрой? Ну, Кориолан теперь не в восьмом дистрикте, думает она, глядя на него в толпе с растрепанными волосами и широко раскрытыми глазами. Неужели он пришел наказать её, неужели он винит её в своем наказании? Люси Грей совсем не сбежала от Игр, думает она, и сердце замирает в горле, когда она поет ему, а он улыбается ей, как солнцу в разгар бури. И тогда Билли Бурый устраивает сцену, напивается и пытается хватать её грязными руками. Его руки так похожи на руки трибутов на арене. Её наставник снова спасает её, избив Билли Бурого до крови прямо у неё на глазах. Внезапная жестокость Кориолана потрясает её, ведь она знает его лишь как прилежного школьника в рубиново-красной школьной форме. Его тело оказывается отточено и закалено тренировками, о которых она даже не подозревала. Почему она не догадывалась, что под такой цивилизованной внешностью скрывается мужчина? Ревнивый, безрассудный и голодный, как все остальные мужчины? Люси Грей вовсе не свободна, бедная певчая птичка. *** — Ты подкупил кого-то или приказал сказать тебе, где ты можешь меня найти? — спрашивает она, когда он оказывается с ней на лугу, её песня все еще витает в воздухе, а губы всё еще чувствуют тепло его поцелуя. Он не винит её, Кориолан. Он считает её все еще чистой, все еще его девушкой. Он позаботился о том, чтобы оказаться здесь, в Дистрикте 12, только ради неё. Он хочет, чтобы их история стала историей любви. Он хочет, думает Люси Грей, чтобы в его поражении и изгнании была хоть какая-то победа. — Я просто попросил. Значит, приказал, думает она. Даже одетый в форму, Кориолан не понимает, что такое власть. Вопрос миротворца всегда является приказом. — Не могу поверить, что ты здесь, — говорит она, качая головой. Миры Капитолия и её дома не должны соприкасаться, с отчаянием думает Люси Грей, все должно было закончиться, ей должны были вернуть её. Но кем была Люси Грей? Её назвали в честь девушки-призрака из песни. — Мы сделали это, мы победили, — говорит Кориолан, беря её лицо в свои большие руки и нежно, осторожно поглаживая щеки большими пальцами. У него теперь мозоли от оружия. Его прекрасные волосы сбриты, плечи стали шире от тренировок и ношения ненавистной униформы. Он хочет, чтобы она снова спасла его, думает Люси Грей, от его падения с небес, от того, где он оказался сейчас, в грязи с такими, как она. Она позволяет ему поцеловать себя ещё раз, даже приветствует это, когда её глаза закрываются, а руки обвиваются вокруг его шеи. Потому что, когда Кориолан целует её, когда обнимает её, она не чувствует себя девушкой, что едва не погибла. Кориолан рядом с ней сильный, теплый и живой. И вот теперь, думает она, когда они отстраняются друг от друга, чтобы отдышаться, когда она чувствует вкус крови из его разбитой губы, ты поймала своего змея, Люси Грей, и что ты надеешься с ним сделать? Очаровать его? Выдрессировать? В Капитолии для неё было важно, чтобы не угасло в нем идеалистическое пламя — та её часть, которая все еще способна любить и верить, что любовь должна победить все — ради её выживания, а возможно, и ради её собственных надежд. Люси Грей всегда была неравнодушна к любовным историям, во всяком случае, к тем, которые можно напеть. Дрожа от страха и ужаса на арене, она успокаивала себя мечтой о том, что человек, наблюдающий за ней, человек, вершащий её судьбу, любит её и заботится о ней. Кориолан действительно любит её, по-своему. И какой же это путь, Люси Грей? — Прости меня, — говорит он, качая головой и облизывая губы, большим пальцем поглаживая её шею. — Я просто хочу продолжать целовать тебя. — Тогда так и сделай, — ободряюще говорит она. Чем дольше он её целует, тем дольше ей можно будет подумать. Тем на дольшее время Люси Грей может забыться. Она прижимается к нему, Кориолан поднимает её на руки и, пошатываясь, несет к стволу дерева. Она чувствует, как он прижимается к ней. Его дыхание прерывистое, а поцелуи такие голодные. Ему было одиноко в Капитолии, Кориолану. Голодный и вечно настороже. Доверял ли он когда-нибудь другой девушке? Наверное, нет, думает она, дотрагиваясь рукой до его члена через штаны, и он дрожит, прижимаясь к ней. На улице ещё было светло, дерево не давало им особого укрытия, а Кови отлично знали, что именно здесь она любит проводить время. Не самое подходящее место для поцелуев. Но его рука скользит к её груди, сначала нерешительно, а потом все увереннее, когда Люси Грей стонет ему в рот. И он чувствует себя так хорошо. Возможно, если она не сможет сбежать от него — а как она может, глупая девчонка, ведь теперь Люси Грей поцеловала его, как вернувшегося героя, поцеловала так, словно совершила хороший поступок. Кориолан не собирался убегать от неё или позволять ей наслаждаться этим, находить какое-то извращенное утешение в мужчине, который готов гнаться через весь Панем только ради возможности получить один-единственный поцелуй с её губ. — Мы не должны, — задыхаясь, говорит Кориолан. — Нам нужна кровать или хотя бы пол, — добавляет он, но его рот уже прильнул к её шее. Он оставляет отметки, хотя, возможно, и не осознает этого, думает Люси Грей. Помечает её, ставит на ней клеймо. — Я хочу. — Правда? — спрашивает он, будто Люси Грей предлагает ему весь мир. — Ты делала это раньше? — Кориолан усаживает её под тенью дерева, одергивая подол юбки. — Не так далеко, — отвечает она, покачав головой. Он хочет, чтобы она была чистой, Люси Грей в этом уверена. У него старомодная мораль и, кроме того, собственнические наклонности, когда дело касается её, вспоминая, с какой жестокостью он бил Билли Бурого кулаками по лицу. — А ты? — Я позабочусь о тебе, — говорит он вместо ответа. По её мнению, это достаточный ответ. Но Люси Грей не хочет позволить ему возиться, как мальчишке. Если они собираются сделать это, она собирается научить его. — Сначала потрогай меня. Я покажу тебе, как мне нравится. Я знаю, что все девушки разные, — смущенно добавляет она, робко глядя на него из-под ресниц, словно представляя себе все его прошлые завоевания. Он красив, Кориолан, так что вряд ли для других было бы сюрпризом, если бы он оказался опытным. Вот только Люси Грей знает его, знает лучше, чем кто бы то ни был. Его тело накрывает её, и она просовывает его большую руку себе под юбку. — Ты так себя трогаешь? — бормочет он, отчасти удивляясь, отчасти дразня, его горячий взгляд прикован к ней. Люси Грей кивает и задыхается, когда он проводит большим пальцем там, где ей хочется больше всего. — Развратная девчонка. От этих слов на её щеках выступает румянец. А может, это движение его большого пальца или движение других его пальцев внутри неё. Солнце слепит даже сквозь листву, но когда Кориолан входит в неё, его голова заслоняет солнце. Он большой, Кориолан. Высокий… и большой. Люси Грей стонет, а он задыхается, стараясь не двигаться, стараясь дать ей время привыкнуть. — Поцелуй меня, — говорит она, потому что уверена, что все закончится слишком быстро. Под её спиной твердая земля, и при каждом его толчке она трется об неё сильнее, ветки и камешки впиваются в её нежную плоть. — Я причиняю тебе боль? — спрашивает он, задыхаясь, и его бедра дрожат от напряжения. Он целует её щеку, глаза, лоб. — Земля твёрдая, — говорит она, и Кориолан переворачивает их одним головокружительным движением. Он входит в неё еще глубже, и Люси Грей хнычет и крутит бедрами. — Боже, какая ты, — стонет он, откидывая волосы, чтобы увидеть её лицо, а потом сжимает их в кулак. Она опирается руками на его грудь, задыхающаяся, раскрасневшаяся, и двигает бёдрами, доводя себя до кульминации. — Прекрасная. Ты прекрасна. Блядь, — Кориолан переворачивает её на спину. — Прости, мне просто нужно, просто позволь мне… — его толчки усиливаются, и она обхватывает ногами его бедра. — Кончи для меня, — говорит Люси Грей, и он, шепча проклятия себе под нос, делает это. Кориолан лежит на ней, стараясь привести дыхание в норму, а она гладит его колючие волосы. Ей не хватает его кудрей. Он собирается с силами и садится, опираясь на дерево, притягивая её к себе на колени. — О, Люси Грей, — говорит он с нежностью и удивлением. — Я была такой, как ты себе представлял? — спрашивает она. Нервная нотка в её дразнилке не совсем напускная. — Даже лучше, — отвечает он, качая головой, убирая травинки из её волос и целуя в щеку. — Тебе здесь нравится? — спрашивает Люси Грей, положив голову ему на плечо. Сегодня прекрасный день, солнце светит ярко, небо чистое, так далеко от шахт. Ветер шумит в высоких травах. — Я никогда раньше не бывал в дикой местности, но, полагаю, здесь красиво, — говорит Кориолан, прижимаясь поцелуем к её макушке. Похоже, он не совсем верит своим словам. — Но ты же останешься здесь? — спрашивает она, поворачиваясь, чтобы посмотреть на него. — А куда мне еще идти? — фыркает он. — У меня контракт на двадцать лет, — его лицо становится жестким, а глаза смотрят вдаль. — Зря они тебя наказали, — говорит она, дергая его за рукав. — Однажды я заставлю его заплатить за то, что он сделал, — говорит он, и Люси Грей верит в это. Заставит ли Корио её заплатить, если она однажды предаст его? О, Люси Грей, думает она. Как ты оказалась в двух романтических трагедиях за один год? Сначала Билли Бурый и его спятившая подружка, а теперь этот парень-миротворец с обидами на милю и собственническими наклонностями, которые её пугают. В поезде Люси Грей слышала, как кто-то говорил о том, что он сын великого героя войны, влиятельного человека. И мальчик, выросший в тени такого отца, не будет доволен тем, что оказался здесь, в дистрикте. — Тот мальчик, о котором ты пела, тот, что был вчера в Котле? — спрашивает он, но, конечно, уже знает ответ. — Он больше не станет со мной связываться, не после того, что ты сделал. — Ну, а если и станет… — Кориолан целует её линию челюсти. Мягкие поцелуи, от которых дрожат бедра. — Он пожалеет. *** — Этот парень — плохой выбор, — говорит ей Барб Лазурь два вечера спустя, когда они одеваются перед выступлением в Котле. — Ты думаешь, что сможешь превратить уголь в бриллианты поцелуями, песнями и улыбкой? Кови не нравится Кориолан. Но что она может сказать? Что вовсе не планировала быть с ним, но что ей оставалось делать, когда он появился на её пороге в таком виде? Прибыл в двенадцатый дистрикт с большими глазами и голодным сердцем? Неужели она должна была прогнать его жестоким словом? Особенно теперь, когда Кориолан служил здесь в качестве миротворца и каждую ночь ждал конца её выступлений, притаившись у черного хода? Когда её отдали ему во время Игр, когда сказали по телевизору на весь Панем, что теперь она принадлежит Кориолану Сноу, казалось, что власть имущие и уж точно сам Кориолан, приняли это как нерушимую клятву. Возможно, выкованную на крови, яде и смерти. — Я заворожила гору змей, разве ты не видела это по телевизору? — ярко улыбается Люси Грей. — Я очаровываю многих пьяных бездельников, которые грозятся устроить беспорядки в Котле. — В прошлый раз, когда ты выступала, как раз и начались беспорядки, и Билли Бурый чуть не утащил тебя со сцены, — говорит Барб Лазурь, совершенно не впечатленная её словами. — Что и говорить, я так действую на мужчин, — говорит Люси Грей, поправляя цветы, вплетенные в её волосы. Барб Лазурь поворачивает её лицом к себе: — Ты можешь очаровать его, хорошо, но ты не сможешь его изменить. Он нехороший, Люси Грей. У него нет ни души, ни сердца. Он просто влюблен в тебя, вот и все. Притворяется благородным человеком. — А я хорошая, Барб Лазурь? Я убила двух человек на арене, я бы убила и больше, если бы пришлось. — Ты больше не участвуешь в Играх, так же, как и он. — Ну, и здесь я тоже много лгала и обманывала. — Мы делаем то, что нужно, чтобы выжить. — Именно так. Барб Лазурь изучает её: — Думаешь, твои песни помогут? Они сделают его милым и хорошим? — она печально качает головой. — Чтобы превратить капитолийского мерзавца во что-то хорошее, нужно нечто большее, чем песня, — Барб берет в руки гитару и наигрывает новые аккорды новой песни. — Намёки в ней далеко не прозрачные, особенно про «снег на голову». — Я и не пыталась сделать их прозрачными, — упрямо отвечает Люси Грей. В дистрикте что-то назревает, они обе это чувствуют. Она вернулась не в мир, если он вообще существует для человека её племени. Бунтари и убийцы, дочери продажных мэров и жестокие миротворцы. Чего бы она только ни отдала за настоящий покой. Затем Люси Грей напевает под нос свою новую песню и улыбается в помутневшее зеркало, висящее на ржавой стене. На середине её выступления Кориолан уходит, этот идиот, и когда она идёт за ним, кто-то направляет на него пистолет. В хаосе он достает ещё один пистолет и стреляет в Билли Бурого. Кориолан убил его ради неё, и она это знает. О, он сделал это, чтобы спастись самому, из этого клубка мятежа, в который их втянул его друг, чтобы спасти свою шкуру, но все равно, его взволновало устранение соперника, Люси Грей знает это. Можно ли сделать человека хорошим? размышляла она позже той ночью, прижимая колени к груди в темноте дома Кови. Можно ли вдохновить человека на доброту? На чистоту? Мужчина, который убивает ради тебя — разве это чистота? Чистота цели, любви, одержимости — возможно. Кто же был её идеалом? Кем Люси Грей хотела бы его видеть? Кем-то чистым, благородным и добрым? Но как он может быть таким, будучи Миротворцем? Только если они уедут отсюда, оба, у них будет шанс оставить все эти ошибки позади. Начать все с чистого листа, упрямо думает она. *** Но у них нет такого шанса. Потому что внезапно на дереве висельников прибавляется тел, сцену в Котле сносят, а её милого парня-миротворца вызывают обратно в Капитолий, и он сообщает ей, что у него есть билет на поезд и для неё. Что есть клуб, который хочет, чтобы она там пела, что человек по имени Плюриб предложил свою помощь для того, чтобы она стала знаменитой. — Я испытал огромное облегчение, — говорит Кориолан, обнимая её за талию в одном из переулков города. Пряталась ли она там от миротворцев, возвращаясь с рынка за припасами, или ждала, когда он пройдет мимо, чтобы сказать ему, что она убегает из дистрикта? Сейчас Люси Грей уже не вспомнит, зачем стояла там, мысли вихрем проносятся в голове, а его глаза блуждают по её лицу. — Мне не нравится мысль о том, что ты останешься здесь, — говорит Кориолан. — Это небезопасно, — он выглядит так благородно, когда произносит эти слова. Ты сам создал опасность, Кориолан, хочет сказать она. Но это не совсем так, опасность уже была здесь, с дочерями мэров, мальчиками-идиотами и смертоносными миротворческими силами. — Ты хочешь, чтобы я была там, в Капитолии, с тобой? — спрашивает она. Люси Грей не уверена, что ей нравится название клуба, хозяин которого хочет, чтобы она там пела. Она не уверена, что ей нравится, как все это предложение звучит. Она должна была спеть ему песню, а Кориолан должен был полюбить её и уехать с ней, и они должны были быть милыми и хорошими и жить дико и свободно в пустыне к северу от всех дистриктов. — Конечно, — говорит он. — Люси Грей… — он держит её лицо в своих руках, его брови нахмурены. — Я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю, — отвечает она. Его ответная улыбка так же сладка, как мороженое из давних воспоминаний. Но его подбородок, отведенные назад плечи — все это триумф, думает она, удовлетворение. Молодец, мысленно аплодирует Люси Грей, ты заполучил девушку, Корио. — Есть ли в клубе комната, где я могу остановиться? Мне нужно собрать вещи… — Ты там не останешься, — говорит Кориолан так, будто она сказала что-то смешное. — Ты останешься со мной. *** Признаться, он не совсем точно все продумал, думает Кориолан, шагая вместе с Люси Грей от вокзала к особняку Сноу. Он был так взволнован тем, что ему удалось уехать из Дистрикта 12 и забрать с собой Люси Грей, и что ему предложили место в университете и солидную стипендию от Плинтов, что даже не подумал о том, что она будет жить в одном доме с бабушкой. Люси Грей крепко держит его за руку, пока они идут, хотя на её лице играет приятная легкая улыбка. Она нервничает, почти так же, как в первый раз, когда выходила с ним на арену. Ей кажется, что она хорошо скрывает это, его девочка, но она не совсем довольна тем, что вернулась сюда. Люси Грей не чувствует себя комфортно, да и с чего бы ей чувствовать себя хорошо, она — девушка из дистрикта, но он заставит её почувствовать себя лучше, он покажет ей, как хорошо они могут здесь жить. И он внушит бабушке необходимость быть доброй к ней, хорошо к ней относиться. Люси Грей и её победа, даже с учетом обвинений в мошенничестве, ставших причиной его ужасного пребывания в двенадцатом, в конце концов, косвенно ответственны за то, что они могут оставаться в своем доме, а также за комфорт и богатство, которые он планирует привезти сюда. — Сейчас мой дом не в лучшем состоянии, — говорит он Люси Грей, когда видит здание. По крайней мере, он лучше, чем её собственный лачужный дом в двенадцатом. — Когда я говорил тебе, что моя бабушка голодала, на самом деле голодали мы все. Деньги, причитающиеся нам после смерти отца, были украдены. У него были фабрики в тринадцатом дистрикте до восстания. Но не волнуйся, особняк будет восстановлен раньше, чем ты успеешь глазом моргнуть. — Я могу отдавать тебе часть зарплаты. — О, тебе не нужно этого делать, — говорит Кориолан, приходя в ужас от одной мысли о том, что, вернувшись из клуба, она отдаст ему несколько грязных монет. — Ты здесь под моей опекой, — говорит он и сжимает её руку, утешительно улыбаясь ей. Люси Грей улыбается в ответ. Он наклоняется, чтобы украсть её поцелуй. Он не уверен, как их отношения будут продолжаться здесь, в Капитолии. Но здесь, помимо снобизма, любят зрелища. Они влюбились в её пение на телевидении, в её нахальство, обаяние и душу. Когда он оденет её в капитолийскую одежду и приведет в порядок, они влюбятся в неё еще больше. И он займет достаточно высокое положение в обществе, чтобы люди просто не могли относиться к ней плохо, даже говорить грубые вещи, потому что тогда они потеряют его расположение, с удовлетворением думает Кориолан, пока они пересекают фойе здания. — Тигрис, моя кузина, она полюбит тебя, — успокаивает он её. — Моя бабушка может быть более холодной, но она растает, я уверен. Если только ты оставишь в покое её розовый сад. — Я не буду туда заходить, обещаю, — говорит Люси Грей, глядя на парадную лестницу. Тигрис прыгает к нему на руки, когда он заходит в дверь: — Я не могу в это поверить, — радостно кричит она. — Я не могу поверить, что ты дома, Корио. — Наш дом, Тигрис, — говорит Кориолан, поднимая её на руки и кружась. — Тебе больше никогда не придется уезжать отсюда, клянусь. — Половина счетов уже оплачена, — удивленно сообщает она ему. — А вторая половина будет оплачена в течение месяца, — обещает он кузине. Его радует, что он наконец-то может вознаградить её веру в него. Видишь, хочет сказать он, я могу быть таким же хорошим человеком, как мой отец. — Разве ты не собираешься нас представить? — спрашивает она, улыбаясь. — Да, извини, это Люси Грей. — Очарована знакомством с вами, — говорит Люси Грей, делая реверанс. — О, вживую ты еще красивее, — говорит Тигрис, целуя её в щеку. — Корио сказал нам, что ты вернешься с ним, и я так рада, что ты здесь, — она вопросительно смотрит на него через плечо Люси Грей. — Да, она останется с нами. Надеюсь, это нормально. — Это замечательно, — тепло говорит Тигрис. — Любой друг Корио — мой друг. — Друг, — дразняще повторяет Люси Грей. Он краснеет. Ему было трудно удержаться от того, чтобы не наброситься на неё во время долгого путешествия в Капитолий. Кориолан не может дождаться, когда же она, наконец, окажется в его постели. В его постели. Но сначала нужно разобраться с бабушкой, подумал он с внутренним вздохом. — Останется здесь? — повторяет пожилая женщина, и её голос дрожит от ужаса. — С чего бы ей здесь оставаться? — Она со мной, бабушка, — говорит он, кладя руку на плечо Люси Грей. — Я не потерплю здесь такого существа. Я не потерплю это непотребство. — Бабушка, она всего лишь девочка. Её победа означает и мою победу, вы же знаете, я выиграл стипендию Плинтов благодаря этой победе, — правда, это не совсем премия Плинта, это были деньги, которые убитый горем Страбон Плинт решил отдать ему, потому что у него больше не было сына. — Девочка? — повторяет мадам бабушка. — Она уже давно не девочка. Люси Грей натягивает на себя пальто — его пальто, которое он одолжил ей на время путешествия. — Достаточно, — твердо говорит Кориолан. — Я не позволю тебе говорить о ней в таком тоне. — Твой отец в гробу перевернулся бы, увидев это, — со слезами на глазах бормочет мадам бабушка, а затем спешит прочь и поднимается по лестнице в свой сад. Он вздыхает. — Она это переживет, — говорит Тигрис. — Правда? — Люси Грей бормочет себе под нос. — Вам обоим, наверное, нужно поесть, — говорит Тигрис. — Сегодня утром нам доставили корзину с продуктами. Подождите, пока вы не увидите, что у нас есть, — её глаза сияют так ярко, словно она снова ребенок. — Я так устал после путешествия, — говорит он. — Думаю, мы оба устали. Люси Грей кивает: — Может, позже? — У вас есть ванна? — спрашивает Люси Грей, подхватывая сумки, чтобы отнести их в свою спальню. — У нас есть душ, — говорит он. — Вон там. — Я сейчас вернусь, — говорит Люси Грей, подмигивая ему. Кориолан смотрит ей вслед. — Все звучит так, будто это был планом, — говорит Тигрис. — Ты всегда планировал взять её с собой? — Да, — говорит он, потому что так и было. По крайней мере, в его мечтах. Вернуться в Капитолий, чтобы занять свое законное место, и чтобы его девушка была рядом с ним. — Ты, должно быть, очень любишь её, — говорит Тигрис. — И она, должно быть, любит тебя, раз вернулась сюда с тобой, будучи из дистрикта и все такое. — Да, — отвечает Кориолан. — Так оно и есть. *** Она поймала змея и сделала его своим мужчиной, но вместо того, чтобы отпустить их обоих на волю в дикую природу, она оказалась здесь, в особняке гадюки, думает Люси Грей, вытираясь после теплого душа в ванной. Когда-то эта комната была величественной, но теперь она покрылась плесенью, а плитка потрескалась и разбилась. Он снова сделает её величественной, Кориолан. Он преобразит особняк и забудет, что когда-то был беден. Возможно, он захочет преобразить и её. Сделать её более блестящей, украсить изысканными одеждами и модными вещами. Что ж, ей всегда нравилось все самое приятное в жизни, язвительно думает она, глядя на своё отражение в зеркале и пощипывая щеки, чтобы придать им румянец. Она не обращает внимания на мысли о том, какие еще глубокие трансформации он может пожелать сделать с ней, как ей придется измениться, чтобы соответствовать этому миру. Будем жить сегодняшним днем, — твердо говорит она себе. Если заглядывать слишком далеко в будущее, если слишком много думать, можно только свести себя с ума. *** Сноу ждет её в своей спальне. В руках у него тарелка с крошечными пирожными и бокал с каким-то красным напитком. Он немного смущенно протягивает ей пирожные и наблюдает за тем, как она откусывает кусочек и запивает их. — Значит, мы собираемся вздремнуть? — спрашивает она. — Что-то вроде этого, — отвечает он с ухмылкой. — Ты разденешь меня? — спрашивает Люси Грей. В её голосе звучит нервозность от того, что она здесь, в Капитолии. Он сглатывает, его глаза темнеют: — Конечно. Кориолан раздевает её так, словно делал это с сотней женщин, его руки уверенны и аккуратны. Затем он снимает с себя одежду, пока Люси Грей смотрит на него. Он хорошо сложен, Кориолан, она уже знала это по прикосновениям, но видеть это приятно: — Ты просто красавец, — говорит она. — И ты тоже, — отвечает он глубоким голосом, притягивая её на кровать. На этот раз ему не нужны её наставления, он сам понимает, что нужно делать. И гораздо приятнее делать это на кровати, а не на земле, думает Люси Грей, заглушая свои стоны его плечом, когда он с проклятием входит в неё. Она вспоминает разговор в коридоре, обвинения старой карги. — Ты был первым мужчиной, с которым я была, ты же знаешь, — бормочет Люси Грей, когда он прижимает её к себе, а её ноги поднимаются выше, обхватив его бедра. — Я знаю, — стонет он, покачивая бедрами. — Значит, я теперь твоя, не так ли? — говорит Люси Грей, стараясь, чтобы это не прозвучало как мольба. Скорее, как клятва. — Да, — отвечает Кориолан, кивая куда-то ей в плечо. Он поворачивает её лицо к себе, чтобы поцеловать, и чтобы увидеть её глаза. Он всегда хочет видеть её глаза, знать, о чем она думает. — Ты моя, — повторяет он. — И все это знают. — Твоя девочка, в твоей постели, — соглашается она. Его большой палец надавливает на клитор и делает круговые движения, заставляя её потерять рассудок. — Вот так, — говорит Кориолан, будто она никогда не знала удовольствия до него, будто он учит ее и этому. — Хорошая девочка, Люси Грей, — говорит он, когда она кончает. *** Люси Грей приходит в клуб с новым гардеробом и шкатулкой с кучей украшений, а также с новой группой, которая сначала смотрит на неё настороженно, но потом быстро начинает её понимать, учит её песням Капитолия и с удовольствием разучивает композиции, которые она придумывает сама. Кориолан приходит посмотреть на её выступление в первый же вечер и садится за столик у самого входа. На нём новый костюм, а его отросшие волосы аккуратно зачесаны назад. В течение всего вечера он пьет дешевое вино, не сводя с неё глаз. Ему не нравится, как другие мужчины смотрят на неё, когда она поет. Ему не нравится, как они потом подходят к ней, чтобы поговорить, пофлиртовать. Люси Грей понимает это еще до того, как он говорит ей об этом во время поздней прогулки домой. Она легко все читает по его лицу, это же её мужчина. На третью ночь её выступлений он избивает одного из мужчин в переулке за клубом. Да, мужчина был слишком настойчив, и конечно ей это не понравилось, и Люси Грей не желала бы часто видеть в клубе, но Кориолан оставляет его почти бесформенной кучей костей и мяса. Вечером, вернувшись домой, она обрабатывает его разодранные костяшки, а он морщится. — Что они подумают о тебе завтра на занятиях, когда увидят твои руки в таком состоянии, а? — бормочет Люси Грей, прижимаясь поцелуем к одной из костяшек. — Я просто скажу, что слишком много тренировался на боксерском ринге, — Кориолан пожимает плечами. — Ты не можешь приходить и смотреть на меня каждую ночь, знаешь это? — осторожно начинает она. — Почему это я не могу? Мне нравится слушать, как ты поешь. Мне это нравится больше всего на свете, — его глаза смотрят так искренне. Ты хочешь, чтобы я тоже была твоей, только твоей, думает Люси Грей. — Знаешь, — нерешительно говорит она. — Ты убил ради меня двух мужчин. Одного на Играх и одного не на них. — Я бы убил еще сотню, ты же знаешь, — шутит он. Внутри она вздрагивает. Кориолан говорит серьезно, вот в чем проблема. — Я ведь не буду петь в этом клубе, так? — Может, ты будешь делать это время от времени? — говорит он, ковыряя пушинку на своих брюках и избегая её взгляда. — Например, раз в неделю? — Раз в месяц? — предлагает он. — Как же я буду зарабатывать? — спрашивает Люси Грей, обхватывая его лицо своими руками. — И разве Плюриб не будет против? — Тебе не нужно зарабатывать. Я сам могу тебя обеспечить. — Мой герой, — говорит она, проводя большим пальцем по его щеке. Когда-то на Играх он был её героем. Кориолан спас ей жизнь. Но он сделал это и для себя, ради своей гордости, своего имени и своего будущего. Его мотивация никогда не была кристально чистой. «Девушка и приз — как удобно, что он решил, что ему не нужно выбирать», — вспоминает она слова его декана. Что ж, Люси Грей рада, что ему не пришлось выбирать, потому что это означало, что она была бы мертва. И как она может все еще думать о чистоте, когда вот она сама, притворяется благодарной влюбленной девушкой. — У нас все получится, Люси Грей, — говорит он, беря её руки в свои. — То, что ты здесь, немного непривычно, я знаю. Но я так счастлив, что ты здесь. А ты? Кориолан так внимательно смотрит на неё, когда задает подобные вопросы: — Я бы не хотела быть где-либо еще, — говорит она, и это не ложь. Если бы её не было здесь, она была бы либо мертва, либо голодала, либо бродила по лесу в поисках спокойной жизни, которая, как она уверена, в Панеме больше не существует. — Думаю, какая-то часть тебя не рада, что ты здесь, — говорит он с грустной улыбкой и понимающим наклоном головы. — Я не дурак. Но я сделаю так, что ты не пожалеешь, обещаю. Ты будешь хорошо вознаграждена за то, что осталась здесь, за то, что была рядом со мной. Сноу серьезно относятся к верности. — И ты защитишь меня, — вдруг отчаянно восклицает Люси Грей, вспомнив, как каждую ночь просыпалась от кошмаров, что она снова на арене, что огромная толпа детей идет её убивать. — Я сделаю это, обещаю, — говорит он, с ошеломленным видом заключая её в свои объятия. Он высокий, Кориолан, он может легко поднять её на ноги, может нести её и крепко удерживать рядом столько, сколько захочет. И он теплый, думает Люси Грей, когда он усаживает её на кровать, смахивает слезу с её щеки, хмурится и выглядит обеспокоенным. На самом деле он совсем не похож на снег, думает она, когда Кориолан целует её, когда подминает её под себя и натягивает одеяло на их разгоряченные тела. *** Снег всегда ложится сверху, думает Кориолан каждое утро, одеваясь в университетскую одежду; осматривая новое великолепие особняка, обновленного в соответствии с его собственными вкусами, а не вкусами отца; склоняясь над дремлющей девушкой, чтобы поцеловать её в щеку, а Люси Грей сонно улыбается ему. Его девушка, в его постели. Другие студенты высмеивают его за верность ей, когда они пьяны на вечеринках или веселятся в ночных барах, а вокруг снуют другие девушки. Они думают, что если с ним живет девушка из дистрикта, то в этом есть что-то грязное или достойное сплетен. Конечно, Кориолан не против, чтобы о нем так думали, это лучше, чем альтернатива. Но зачем ему тратить время на этих чопорных капитолийских девчонок с их нервными смешками и холодными взглядами, если дома его ждет прекраснейшая девушка? Кроме того, Люси Грей видела его в худшем его состоянии: бедным и потерянным, и знает все его стороны, хорошие и плохие. Так же как и Кориолан знает все её стороны. Её доброту, которую не смогли заглушить даже Игры, её своенравие, её проницательные шутки, которые нельзя назвать шутками, её силу, её стремление выжить. Иногда она считает его грубым и готовым идти по головам, и Кориолан это знает. Но Люси Грей тоже убийца, и она никогда не отступает в бою, а просто зализывает раны и находит ещё один способ победить. Они идеальная пара, правда. Со временем Люси Грей поймет это. Все поймут.