Я бы хотел залечить твои раны.

Прощание — Три дня дождя.

***

На постели лежит тело. Тело Фишера и, к счастью, живое. Он взвешивал разговор, который произошел уже две недели назад. С Ларри они не пересекались, будто патлатый умер в подвале. Он очень переживает за друга или за бывшего друга. Я без вести пропал, от меня нет новостей. Протезник поступил мерзко и низко, он это осознавал. Ему было жаль. Наверное, ему следует хорошенько промыть рот с мылом. Следует пойти и извиниться, ведь именно он отверг Ларри, но ему что-то мешает, и это что-то, видимо, важнее друга? Что может быть важнее шатена? Правильно. Ничего. Фишер так и лежал на постели, не имея сил банально встать. Сал боится. Нет. Это не тот страх темноты. Это именно тот страх из-за которого трясло, а тело не хотело слушаться. Почему он отверг Джонсона? Ответ не так уж и прост, потому что протезник сам до конца не понимал зачем он так сделал. Его тошнит от ответственности, а тут её будет слишком много. Он боится что не сможет дать патлатому именно то, что ему нужно и чего так не хватает. Он боится, что ошибается в своих чувствах, также и с Ларри. Вдруг он перепутал? Ну, надумал себе всякого, а после этого им придётся утонуть во лжи и неискренности. Хотя шатен будто лечит его раны, которые настолько болят, что хочется выть. Но, ведь разбитую вазу не склеить? Так почему Джонсон не купил новую, а взялся за починку? Именно это цепляло Салли. Ларри он особенный.

***

Резкий запах сигарет, казалось, теперь всегда будет присутствовать в этой комнате. Сломанные кисточки, разбросанные краски, равные клочки бумаги и парень, лежащий среди этого хауса. Карие глаза смотрели в потолок. В обычный серый потолок. Юноша лежал посередине комнаты, а возле него пустая пачка LD с ранее скуренными до фильтра сигаретами. Лиза уехала. Он даже не знал куда и зачем. Есть лишь один факт, что её нет дома, а если так, то он может позволить себе такое состояние. Думал ли он о Фишере? Да, всё это время. Пока я в атмосфере, словно пепел, сгораю. Ларри осмотрел комнату и его взгляд упал на мольберт. На чертов мольберт, который до сих пор накрыт чёрной тканью. Это лишь рассмешило патлатого. Работа была закончена в день ссоры. Работа посвященная ему. Ты тянешь меня в ад, а я тебя маню раем. Чёртовы голубые глаза, которые стали родными. Сердце билось чаще, по телу распространяется холод. Парень устал, невыносимо устал, хотелось бы вернуться в тот день и всё изменить. Чтобы всё было иначе. Джонсон ненавидит свои чувства. Джонсон ненавидит себя.

***

Блондин обходил ненавистные лужи, у него была одна цель — дойти и отдать товар. Он не понимал, зачем идёт в апартаменты к тому, с кем они почти всегда были в херовых отношениях. Наверное, по старой дружбе? Они помогали друг другу, а теперь находятся по разные стороны. Ты не узнаешь где я был и с кем. Я закопаю всё, что напоминало О наших нервах и измученных дней Сколько б не дрались, но нам, как всегда, мало. Вот он уже подходит к зданию, ему тошно от себя. Тошно от того, что принёс. Юноша зашёл в подъезд, и остановился напротив лифта. Он поступает очень глупо. — Тревис? — раздался голос позади обладателя пшеничных волос. — Что надо, Фишер? — он медленно повернулся и посмотрел на протезника. Фелпс облокотился на стенку. — Что ты тут забыл? — Салу не нравилось здесь его присутствие. Тут явно что-то неладное. — С каких пор в мамочки заделался, а? — язвительно произнёс блондин. — Тревис, что ты здесь делаешь? Обстановка накалялась. Хмурый взгляд карих глаз сверлил голубовласого. — Дела у меня тут, — и ведь не соврал, у него есть здесь дело, которое нужно как можно быстрее выполнить и свалить в закат. — Какие у тебя могут быть здесь дела? — Да, блять, Фишер, чего приебался? — Фелпс сжал руки в кулак. — Я не приебался, просто слишком подозрительно видеть тебя здесь. — Свали, просто свали, — отрезал Тревис и зашёл в лифт, который сразу же закрылся и поехал вниз. "Какого черта он забыл в подвале." Парень, будто ошпаренный, нажал кнопку вызова лифта. Он подозревал, но надеялся что ошибается. Лифт будто не хотел пониматься вверх. Наконец двери кабины открылись. Фишер быстро зашёл в него.

***

— Принёс? — спросил хриплый голос, принадлежавший Джонсону. Ты позвонишь, когда по новой накроет. — Принёс, — коротко ответил блондин. Тревис начал рыться в портфеле, доставая маленькие пакетики и шприцы. — Сначала это, — Фелпс протянул таблетки. — Амитриптилин, — недоуменно спросил Ларри, — нахуя мне антидепрессанты? Я тебе больная девочка? — Да завались, не хватало чтобы ты ещё сдох, — поставщику не нравилось поведение патлатого. — С каких пор ты за мою жизнь переживаешь? — С таких, что я принес тебе ебаные наркотики, — зло ответил тот, — и если ты сдохнешь, меня посадят. Так ещё и срок прибавят, если не на пожизненное, мало того, Фишер меня видел. — Блять, Трев, — возмущённо выкрикнул Ларри. — Не кричи, — героин, дезоморфин и метадон, всё как и просил. Не думаешь, что рано начинаешь? — Да чего ты пристал? — Я на твои похороны не приду. — Потому что их не будет, мудак. Стук в дверь. — Фелпс, ты придурок! — выкрикнул Ларри, взяв товар он кинул его под матрас кровати. Блондин закрыл сумку и закинул её на плечо, затем быстро направился в комнату Лизы.

***

Джонсон подошёл к входной двери. — Кто? — устало выдохнул кареглазый. — Ларри, открой, нужно поговорить, — послышался голос протезника. — В прошлый раз всё было иначе, смешно, правда? — нервный смешок выдавал самого себя. Себя, который не стабилен, и вот-вот утонет. Ты как всегда холодна. — Ларри, пожалуйста, открой. Патлатый открыл входную дверь. Фишер посмотрел на парня. В нос ударил резкий запах сигарет, который был по всей квартире. — Так и будешь стоять? — спросил Джонсон, опираясь на дверной косяк. Голубоглазый молча прошел в квартиру, его взгляд остановился на шатене. Он выглядел как мертвец. Синяки под глазами, а глаза словно потухли. Кожа как будто белая, а на плече глубокая рана в виде пореза. И кто кого довёл? — О чём поговорить хотел? — спросил Джонсон, так же опираясь, но уже об стенку. Было видно, что он не держится на ногах. — Я хотел извиниться, — тихо произнёс протезник. — Извиниться значит, — повторил он, — а за что тебе извиняться? За то, что не любишь? Ну так, я не хочу тебя заставлять. — Я виноват перед тобой, вёл себя как полный идиот. — Не верю людям в протезе. Фишер мгновенно снял протез. Глаза также выглядят уставше. Рядом с тобой не место мне, и я это знаю. — Я испугался, Лар, — начал мямлить Сал, — я не смогу дать тебе то, чего ты по-настоящему достоин. У меня множество недостатков, я не надёжен. Ты же понимаешь, что любовь не навсегда. Ничто не вечно. Я хотел как лучше, прости. — Да плевал я на недостатки, Сал, — Ларри начинал злиться, — ты не должен был так поступать! Так ведь нельзя. Я полюбил тебя, действительно полюбил, а ты будто наплевал на это. Ком в горле. Фишера съедала вина. Джонсон не знал, верить ли Салли или послать. Мозг говорил, что к черту, а сердце кричало о прощении. — Ларри, я знаю, что мои вечные извинения ничего не изменят, но я понял что люблю тебя. Я хочу быть с тобой. Ты нужен мне. Без тебя, я ничто, — глаза наполнялись слезами, голубоглазый держит себя в руках из последних сил. — Что ты сказал? — карие глаза смотрели прямо в душу. Опять эта надежда. Откуда у него столько надежды. — Я люблю тебя, Джонсон. — так уверенно сказано, что доводило до дрожи. — Блять, Фишер, ты придурок, — патлатый приблизился к Фишеру и прильнул своими губами к его. Обида жгла сердце, но сейчас было не до неё. Он так легко его простил, будто не было больно всё это время. Поцелуй выражал смешанные чувства, от ненависти до любви один грёбаный шаг и наоборот, кареглазый отстранился, — я тебя так ненавижу, но люблю, Сал. Вновь новый поцелуй. Сейчас они рядом. Всё искренне. Наконец-то никакой лжи. — Сложно остаться с тобой, так захотела судьба, — тихо произнёс Джонсон.