Талая вода

Войдя в спальню, Адамберг медленно закрыл дверь и поморщился, когда она все-таки скрипнула. - Прошу, - Амадей указал на кровать справа, отошел и встал спиной к окну, сложив руки на груди. Переодевшись в черное – джинсы и свитер – он в очередной раз преобразился. В нем не осталось ничего от высокомерного миллионера или сурового комиссара Конвента – обычный молодой парижанин, серьезный и напряженный перед неприятным разговором: - Господин комиссар, я буду рассказывать подробно и по порядку. Если у вас возникнут вопросы – сразу задавайте. Адамберг кивнул и сел на кровать. - Утром шестого апреля, в понедельник, - начал Амадей, - пришло письмо мадам Готье. Первым его увидел Виктор, когда разбирал почту. Показал отцу, они вместе его вскрыли и прочитали. Не думайте, что у нас принято было читать чужие письма – вовсе нет… Амадей замялся. - Честно говоря, - признался Адамберг, - на месте Анри я бы сделал то же самое. У меня сын ваш ровесник, обычно я в его дела не лезу, но бывают особые случаи. - Да, пожалуй, - Амадей провел пальцами по щеке, словно паутинку смахнул. – Отец подумал, что это какая-то ловушка. Хотел позвонить Алисе, но Виктор его отговорил. Он догадался, что мадам Готье пытается выйти с нами на связь, и почему-то именно таким способом. Значит, я должен к ней поехать. Но для этого надо было отдать мне письмо, а там шла речь об Исландии. Что, если Алиса действительно хочет сказать мне правду? Совершенно непонятно, зачем ей это – но вдруг? Они долго спорили и в конце концов решили, что все мне расскажут сами. - А что вам было известно на тот момент? – спросил Адамберг. - Официальная версия, - тихо проговорил Амадей. – Смерть от переохлаждения. Так заявили Виктор и отец, когда вернулись во Францию. Мадам Готье и мсье Дютремон подтвердили их показания. Остальных не допрашивали – они разъехались из Исландии кто куда, и отец с Виктором твердо стояли на том, что не помнят их фамилий, только имена. Так что разыскать никого не удалось. Даже подругу Алисы – она сразу улетела в Штаты, и ее не особо искали, честно говоря. Двое солидных ученых, преподавательница коллежа с безупречной репутацией… - Ясно, - сказал комиссар. – Мадам Готье и мсье Дютремон заранее знали, что будут свидетелями? Амадей кивнул. - Я вот чего не могу понять, - Адамберг сосредоточенно потирал ладони. – Вроде же взрослые, вменяемые люди! И тут такое. Трибунал, смертный приговор, две недели на необитаемом острове… Как Рольбену удалось их в это втянуть? Алису, Дютремона, всех остальных? - Насчет Дютремона и других – понятия не имею, – ответил Амадей, – а мадам Готье Рольбен знал много лет. Она была… очень своеобразным человеком. - А вы ее хорошо знали? Амадей покачал головой: - Нет. Я с ней общался всего один раз. В тот понедельник, шестого апреля. Правильно истолковав молчание комиссара, Амадей продолжил: - Около четырех часов дня я вернулся с верховой прогулки. На конюшне меня ждала Селеста. Она сказала, что отец зовет меня к себе, срочно. Мы вместе дошли до дома. Я поднялся на второй этаж, в кабинет… - А куда пошла Селеста? – спросил вдруг Адамберг. Амадей слегка растерялся: - Не знаю. - Ладно, неважно, - пробормотал комиссар. – Извините. - В кабинете были отец с Виктором. Я спросил – что случилось? Отец говорит: «Амадей, настал час открыть тебе правду». Именно так – «настал час». Они дали мне прочитать письмо Алисы и рассказали… все то, что вы уже знаете. Про Виктора. Про Гренье. Про Куртелена. И про Трибунал на Лисьем острове. Я спросил – как она умерла? Анри говорит: «Я не собираюсь это с тобой обсуждать. И Виктору запрещаю». Наступила тишина. - Мсье Мафоре, - прервал затянувшуюся паузу комиссар, - а вы действительно не догадывались, что Аделаида была вашей родной матерью? - Нет, - лицо Амадея исказилось, но он тут же справился с собой. – Когда они явились на ферму, я их испугался. Чужие люди. Я не хотел расставаться с Виктором, истерику устроил. А когда мы уже подъезжали к Парижу, у меня случился приступ. Они сначала ничего не поняли, я просто притих. Потом начал задыхаться. Я этого не помню. Анри в панике стал звонить друзьям, кто-то дал ему номер мсье Фоше и вместо Бреши мы приехали в Шато-де-Гарш. Доминик привел меня в чувство, успокоил, я ему даже рассказал кое-что про ферму… Он вышел и сказал Анри – с ребенком плохо обращались, у него нервное расстройство, его нельзя лишний раз волновать. И Анри запретил Аделаиде говорить мне, что она моя настоящая мать. Думал – может быть, позже. Потом увидел, как она ко мне относится… а ей на меня было плевать… и решил, что лучше не касаться этой темы, пусть все остается, как есть. Аделаида спорить не стала, ей и самой так было удобнее. - М-да, - Адамберг поднялся и побрел к шкафу. – Простите, но у меня нет слов. - Я тоже ничего не смог сказать, когда все это услышал, - Амадей выдвинул стул и сел. – Они боялись, что мне станет плохо, Виктор лекарства приготовил, а я был просто в каком-то ступоре. Отец попросил меня встретиться с мадам Готье. Я согласился. Лучше было двигаться, что-то делать, чем… пытаться осознать. Мы поехали в Париж – я, Виктор, трое охранников… - Люди Рольбена? – уточнил комиссар. - Да. Водитель и два телохранителя. Они зашли в подъезд с черного хода, один поднялся на пятый этаж, другой остался внизу. Виктор с водителем ждали меня в машине. Амадей глубоко вздохнул и начал правой рукой выкручивать под немыслимыми углами пальцы левой. Комиссар терпеливо ждал, прислонившись к шкафу. - Я позвонил в квартиру Алисы, - Амадей опомнился и положил руки на стол, перед собой. – Тишина, никто не открывает. Я еще раз позвонил, потом постучал. Слышу – шаги и женский голос: «Кто это?» Говорю – Амадей. Фамилию называть не стал – думаю, вряд ли у нее много знакомых Амадеев, которым она недавно писала. Она переспросила – «Кто?» Я повторил, громко, в полный голос – «Амадей». Тогда она открыла дверь – сначала на цепочке – впустила меня и говорит: «Извините, что я в таком виде, я вас не ждала». Я говорю – «но вы же сами…» - А как выглядела мадам Готье? – перебил Адамберг. – Во что она была одета? - Халат поверх ночной сорочки или пижамы, я особо не рассматривал. Вполне прилично, просто по-домашнему. - Угу… - задумчиво протянул комиссар. – А обувь? Прическа? - Обувь – шлепанцы, она ими шаркала. Прическа – ничего особенного, у нее были короткие седые волосы… - Ну да, ну да, - Адамберг сделал несколько шагов взад-вперед и снова сел на кровать. – И что было дальше? - Я говорю – «но вы же сами мне назначили встречу». И достаю ее письмо. Она на него посмотрела и говорит – «а! ну, спасибо, мадмуазель в красном». Я ничего не понял, спрашиваю – «мадам Готье, это вы писали?» Алиса говорит – да-да, пойдемте. Мы прошли на кухню… - Вы вообще видели ее раньше? – спросил Адамберг. - Так близко – нет, - ответил Амадей. – На фотографиях в газетах, и пару раз на заседаниях, издали, рядом с отцом. Как-то я подумал – может быть, поговорить с ней? Про Исландию, про… Лисий остров. Но я спросил Виктора, и он сказал – лучше не надо, мадам Готье не захочет вспоминать этот ужас. И я не стал. Беспокоить человека. Амадей криво усмехнулся: - Зачем? Мне ведь отец с Виктором рассказали, как все было… Комиссар неопределенно хмыкнул. - Так вот, - Амадей выпрямился, его глаза блестели. – Мы прошли на кухню. Алиса мне не то что кофе – куртку снять не предложила. На столе у нее лежал пазл с картиной Коро, полусобранный. Она включила радио, открыла кран с водой, подошла ко мне вплотную и говорит – очень тихо – «Слушайте и не перебивайте, у нас мало времени». Было минут двадцать восьмого. «Передайте вашему отцу: есть люди, которые не хотят, чтобы завод в Крёзе был достроен. И они готовы на многое, чтобы этому помешать». Я говорю – «откуда вы знаете?» - Именно, - Адамберг уперся локтями в колени и подался вперед. – Откуда Алиса могла об этом знать? - Она иногда смотрела телевизор, - сказал Амадей. – Научно-популярные программы, политические ток-шоу. В начале марта она случайно увидела передачу – мы нашли ее в записи, я вам позже покажу, если захотите – где обсуждались экологические проблемы. Бовен, замминистра промышленности, выступил против новых ограничений для вредных производств. Как он выразился, «ради туманного будущего алармисты хотят отнять у людей возможность удовлетворять свои насущные потребности». И привел в качестве примера моего отца. Алиса возмутилась и позвонила в студию, это был прямой эфир с горячей линией. Отчитала Бовена, как мальчишку. Сказала, что Анри – не алармист, а великий ученый, что он все говорит правильно, только никакие законы не помогут, пока на любое нарушение могут закрыть глаза за взятку – и, кстати, чем строже стандарты, тем больше взятки, так что зря министерство возражает… - Смело! – комиссар хлопнул ладонью по колену. - А она ничего не боялась, - ответил Амадей почти весело. – У нее был рак кишечника, ей жить оставалось максимум полгода. Хотя мсье Дрюо потом сказал, что она всегда такая была – принципиальная и упрямая, как дьявол. Через неделю после передачи Алисе позвонили на домашний телефон. Молодой мужчина. Не представился. Адамберг насторожился. - Сказал, что слышал ее разговор с Бовеном, - продолжал Амадей. – Обратился к ней по фамилии, хотя она в прямом эфире называла только свое имя, причем третье, Анриетта. И спросил, насколько близко она знакома с отцом. Якобы на телевидении, на другом канале, планируют сделать эксклюзивную программу с Анри, но сначала хотели бы пообщаться с кем-то из его окружения и понять, что он за человек… - Чушь, - не выдержал комиссар. - Разумеется, - Амадей кивнул. – Алиса сказала, что не собирается ничего обсуждать по телефону неизвестно с кем. На что мужчина ответил – мы можем подъехать, если вам так будет удобнее. И назвал ее адрес. Дом, квартиру. - А, ч-черт! – Адамберг вскочил. – Что ж вы раньше-то молчали? - Господин комиссар, - Амадей спокойно глянул на него. – Торопиться уже некуда, правда? - Ну, Алиса… - Адамберг, не в силах усидеть на месте, метался от кровати к двери и обратно. - «Ну, Алиса» будет дальше, - невозмутимо отозвался Амадей. – Они не знали, с кем связались. Мадам Готье все поняла. Она вступилась за Анри, это кого-то заинтересовало. Установили ее личность, наверняка раскопали исландскую историю. Очень похоже, что на отца собирают компромат. Хотят выяснить, нет ли в том деле чего-нибудь такого, чем его можно шантажировать. На следующий день сиделка Алисы внезапно уволилась, вместо нее пришла другая девушка. Алиса сразу подумала, что Ноэми – шпионка. И, судя по всему, она не ошиблась. - Если у вас паранойя, это еще не значит, что за вами не следят, - пробормотал Адамберг, облокотившись на спинку кровати. – Она побоялась звонить Анри или Рольбену, и решила написать письмо, адресованное вам? - Ну, для начала мадам Готье обратилась за помощью к Бушару, своему соседу. Это он дал показания в полиции, что к ней приходили в понедельник и во вторник. В понедельник там действительно был я. Во вторник – убийца. Не знаю, кто, но не Рольбен. С Бушаром у Алисы были интересные отношения… Несколько лет назад она застукала его с любовницей. Алиса иногда пользовалась черным ходом – чтобы лишний раз не видеться с консьержкой, у них конфликт какой-то был, что ли – ну и столкнулась с соседом на крыльце, когда он выходил из подъезда в обнимку с молодой девушкой. А Бушару за пятьдесят, у него сын учится в том же коллеже, где мадам Готье раньше преподавала. Алиса прочитала ему нотацию – это она умела. Сказала, что жене ничего говорить не будет, но ради ребенка ему стоило бы взяться за ум. То ли Бушар проникся, то ли что, но любовниц больше не водил. А когда Алиса заболела, стал иногда выполнять ее мелкие поручения. Эклеры ей покупал, например. - Что? – озадачился Адамберг. - Эклеры, - повторил Амадей. – Мадам Готье нельзя было сладкое, врачи запрещали, а она любила пирожные. Иногда она просила соседа принести ей несколько эклеров – в то время, когда сиделки не было. И съедала их тайком. - Ребячество какое-то, - буркнул комиссар. Амадей пожал плечами: - Она умирала. Могла позволить себе маленькие радости. - Ну хорошо, - Адамберг сел на кровать и привалился к стене. – И что Алиса поручила Бушару? - Передать записку ее кузену, мсье Мартену Дрюо, - сказал Амадей. – Вам это имя ни о чем не говорит, но мсье Дрюо довольно известный биолог, профессор университета Кюри – среди родственников мадам Готье много преподавателей. В той записке ничего такого не было, Алиса просто приглашала кузена ее навестить. Он удивился – они давно не виделись – но пришел. - Через черный ход, с отверткой? – въедливо поинтересовался комиссар. - Без отвертки, - в тон ему ответил Амадей. – В подъезд его впустил Бушар. Мадам Готье встретила кузена возле лифта и сунула ему еще одну записку, в котором просила очень осторожно разузнать, не было ли в последнее время каких-то странных событий, связанных с Анри Мафоре, и если что-то выяснится, сообщить ей при следующей встрече, причем письменно. Мсье Дрюо так и поступил. - Я смотрю, Алисе никто не мог отказать, - съязвил Адамберг. Амадей кивнул: - Да, она умела настоять на своем. В общем, через неделю Дрюо пришел снова и принес, как выразилась мадам Готье, целый меморандум. Ему удалось выяснить, что Анри Мафоре преследуют неприятности с заводом в Крёзе, где он собирается разрабатывать новые стандарты экологической безопасности, и в научной среде ходят слухи, что это не случайно. Алиса его поблагодарила и попросила забыть про это дело. - Она вам рассказала это все в понедельник на кухне? - Основную часть, - ответил Амадей. – Наш детектив потом общался с мсье Дрюо и с Бушаром тоже. Сейчас будет самое интересное, господин комиссар. Пока Дрюо наводил справки, мадам Готье изучала обстановку вокруг себя. Ей больше никто не звонил, но она заметила, что Ноэми украдкой роется в ее вещах, а на улице, напротив дома, подолгу стоит одна и та же машина. Точнее, две машины, по очереди. Потом пришел Дрюо со своими новостями, и Алиса решила действовать. Она написала мне письмо. Но! И Амадей неожиданно рассмеялся. Адамберг посмотрел на него с недоумением. - Мадам Готье… - Амадей, все еще улыбаясь, откинулся на спинку стула. – Мне было крайне неприятно называть эту женщину… оскорбительными словами – в разговоре с вами, господин комиссар, в Бреши. Но теперь я могу отдать ей должное. Какая изобретательность, какой характер! Наклонившись вперед, Амадей крепко сцепил пальцы: - Она написала мне письмо не для того, чтобы его отправить, а для того, чтобы оно попало в руки тех, кто за ней следил. И письмо, и она сама. - То есть? – комиссар нахмурился. - Мадам Готье хотела встретиться с этими людьми лицом к лицу. Ради этого она придумала и разыграла целый спектакль. Вышла из дома, с письмом, в сопровождении Ноэми, прятала от нее адрес на конверте, намекнула, что речь идет о какой-то давней тайне… Она собиралась притвориться, что ей стало плохо – чтобы ее преследователи могли подойти к ней под видом случайных прохожих. И ведь она все правильно рассчитала, все – кроме собственных сил. Ей стало плохо по-настоящему. Она упала, выронила письмо и его подняла та женщина, которая потом пришла к вам в комиссариат. А мадам Готье забрали. Спасатели подъехали очень быстро, и минуты не прошло. - Ясно… - Адамберг на мгновение сжал губы. – Куда они ее отвезли? - Да никуда, - сказал Амадей. – Так и ездили кругами по городу. Через пару часов вернули домой. Люди, которые общались с Алисой, были в медицинских масках и шапочках. Опознать она никого из них не смогла бы. Но помощь ей оказали вполне профессионально. Не угрожали, просто побеседовали. Спросили, в каких отношениях она находится с Анри Мафоре. Алиса сказала – ни в каких. Тогда они спросили, кому она писала. Она ответила, что на пороге смерти решила открыть сыну Аделаиды Мафоре правду о том, как погибла его мать. Ну и рассказала им… историю про Лисий остров. - Что, про Трибунал? – недоверчиво прищурился комиссар. Амадей фыркнул: - Нет, конечно. - А что тогда? - В изложении Алисы это звучало так, - Амадей поднялся, подошел к окну и принялся перебирать бахрому занавески. – Аделаида еще в первый вечер на Гримсее начала заигрывать с Эриком Куртеленом. На следующий день они пошли на Лисий остров, опустился туман и стало понятно, что быстро они не выберутся. Все делали, что могли, пытались построить укрытие, собрать топливо, а Аделаида пила и скандалила. Требовала от Анри, чтобы он немедленно вызвал полицию, спасателей, вертолет. Никаких объяснений не слушала. К вечеру третьего дня она замучила всех, Анри не выдержал, велел прекратить истерику и дал ей пощечину. Тогда Аделаида окончательно взбеленилась. Заявила, что вышла за Анри только из-за денег, никогда его не любила, изменяла при каждом удобном случае, собиралась переспать с Куртеленом, жаль, не успела - и что она не будет ждать смерти на этом проклятом острове, а вернется на Гримсей сама. И убежала. Никто не стал ее догонять, все были в шоке, молча сидели вокруг огня. Через пару минут они услышали крик Аделаиды. Виктор и Эрик пошли ее искать, Анри остался у костра. Аделаиду нашел Куртелен, она провалилась под лед в нескольких метрах от берега. Он сумел ее вытащить, но сам при этом промок насквозь. Аделаида потеряла сознание, ее пытались спасти, но было слишком поздно. У Куртелена поднялась температура, он стал бредить и к утру тоже умер. В группе был врач, он сказал – сердце не выдержало. Тела оттащили на пляж. Днем их начали клевать птицы. Вырыть могилу было нереально – сил нет, инструментов нет, земля мерзлая – поэтому тела просто столкнули в воду, там, где у берега было чистое место, и их затянуло под лед. Амадей оставил в покое занавеску и глянул на Адамберга: - Ну, а потом члены группы договорились между собой, что никому не расскажут про ту сцену, которую устроила Аделаида. Зачем? Ее все равно уже нет в живых, а у Анри сын… Умерли от переохлаждения – и все. Без лишних подробностей. – Я что-то сбился со счета, – комиссар устало вздохнул, – это уже которая версия событий на Лисьем острове? Четвертая, пятая? - Если первой считать официальную, а второй – ту, которую мы с Виктором рассказали вам в Бреши, - отозвался Амадей, - то с каннибализмом – третья, с Трибуналом – четвертая, она же единственно правдивая, а эта – пятая, да. - И неплохо придуманная, - Адамберг поднялся и начал бродить между кроватями. – Но я пока что все равно не понимаю – зачем это понадобилось мадам Готье. - Она хотела, чтобы эти люди, кем бы они ни были, убедились: в исландской истории нет ничего такого, чем можно шантажировать Анри, - ответил Амадей. – Да, отец не остановил Аделаиду и не побежал ее спасать, но это не преступление. Не захотел мне про это рассказывать – а кто бы захотел на его месте? Вот Алиса и решила взять это на себя, ей все равно недолго осталось. Так что пусть больше не копаются в событиях десятилетней давности, не пытаются подобраться с этой стороны к Анри и оставят в покое Алису. Она бы выждала какое-то время и попробовала связаться с отцом через Бушара… - А если бы к ней никто не подошел? Если бы письмо бросила в ящик Ноэми? Или кто-то из прохожих – как в итоге и получилось? Неужели мадам Готье об этом не подумала? - Я ее об этом тоже спросил. - И что она ответила? Амадей прикусил губу и посмотрел в окно. - Она на меня глянула – а мы так и стояли у стола, на кухне, вода шумит, радио играет – глянула и говорит: «Вам ведь известно, что на самом деле произошло на острове?» Я говорю – «Трибунал». Одно слово. Она говорит, очень спокойно: «Анри мне обещал, что все вам расскажет, когда вам исполнится двадцать пять». Я говорю – «До сегодняшнего дня я ничего не знал». Алиса… Амадей медленно обернулся: - Глаза закрыла и молчит. Потом спрашивает: «Вы показали ему мое письмо?» Нет, говорю, это он мне его показал. Она говорит – «Все, что ни делается - к лучшему. Рано или поздно вы должны были узнать правду о своей матери. Вы меня ненавидите?» Я говорю – «Нет, я вам благодарен». Это действительно так, господин комиссар. Звучит, конечно, странно, но… - Я понимаю, - мягко остановил его Адамберг. – То есть, Алиса была уверена, что вам все известно. Она надеялась, что если вы получите ее письмо, то догадаетесь, что она хочет сообщить что-то важное и просит вас приехать, а Исландия – просто повод? - Видимо, да, - Амадей сел за стол и уткнулся лбом в скрещенные руки. – Я спросил – «она сильно мучилась?» Я хотел знать, как она умерла. Мне нужно было знать. Алиса говорит – «не очень». И обняла меня. У меня… слезы потекли. Сами. Я показал на пазл, говорю – «красиво». Алиса говорит – «Да, только небо трудно собрать. А добраться до него еще труднее. Вам пора. Скоро придет моя сиделка». Проводила меня, я уже с ней попрощался, и вдруг она говорит: «Приезжайте завтра, я отвечу на любые ваши вопросы. Хотите?» Я говорю – «да». Она говорит – «Тогда жду вас в начале восьмого». И закрыла дверь. Амадей поднял голову: - Я сел в машину, мы вернулись в Брешь, я пересказал отцу наш разговор с Алисой и потерял сознание. Очнулся уже в больнице, у Доминика. Господин комиссар, давайте сделаем перерыв. - Конечно, конечно, - охотно согласился Адамберг. – Надо бы кофе выпить, покурить. Глянуть, как там Виктор и мсье Шато. Амадей встал и направился к двери. - Мсье Мафоре, - окликнул его комиссар. – Спасибо. Амадей молча вышел.