Талая вода

Адамберг проснулся. - Ну, удачи, - послышался голос Шато. – Что? Сейчас попробую разбудить. Да, до встречи. Адамберг открыл глаза. Шато, в сером костюме-тройке и белой рубашке с бледно-сиреневым галстуком, стоял у стола, держа в руке телефон. Кресло было сложено, плед и подушка лежали на сиденье. - Я уже проснулся, - хрипло сказал Адамберг. Шато внимательно посмотрел на него, склонив голову к плечу. Опустил телефон в карман пиджака, взял со стола бутылку минералки: - И очень об этом сожалеете, насколько я могу судить. Пшикнуло, забулькало, Шато протянул комиссару полный стакан. - М-м-м, - Адамберг пил взахлеб, не отрываясь. Шато развернул стул и присел у изголовья кровати, как врач у постели больного. - Как вы себя чувствуете? – спросил он. - Что вчера было? – задал встречный вопрос комиссар. Шато забрал у него стакан и, не глядя, поставил на стол. - А вы совсем ничего не помните? - В общих чертах, - Адамберг задумался. Это причинило ему явные страдания. – В самых общих. Шато поднял брови. - Господин комиссар, нельзя же так, - сказал он. Встал и вернул стул на место. – Ничего не было. Вы просто выпили. Много. Я не знаю, сколько, но шли вы с трудом. Говорили… тоже. Я довел вас до номера, вы… упали на кровать и заснули. Уже половина девятого, через полтора часа здесь будут Виктор и Амадей Мафоре, я с ними созвонился, они в Акюрейри. Вам очень плохо? Адамберг перевернулся на живот и влип лицом в подушку. - Мсье Шато, - сказал он. – У вас доброе сердце. Я знаю. Либо кофе, либо я сейчас сдохну. - Понятно, - Шато вздохнул и нажал кнопку электрочайника. Полтора часа спустя Адамберг и Шато курили в маленькой комнатке возле туалета. Адамберг, чисто выбритый, с влажными волосами, в черных джинсах и футболке с длинным рукавом, сидел на скамейке. Шато стоял рядом, у приоткрытого окна, и размышлял вслух: - По времени, они уже должны были приземлиться. Или птиц пугают. - Вы вообще спали? – поинтересовался Адамберг. - Да, - откликнулся Шато. - Я пришел… чуть позже. - А что я говорил? – спросил комиссар, щурясь и глубоко затягиваясь. - Когда? – Шато мельком глянул на него и высунулся в окно. - Ночью. Когда вы меня вели в номер. Я же что-то говорил? - Я, простите великодушно, не вслушивался, - с ноткой раздражения ответил Шато. Тут же воскликнул другим тоном: - О, я их вижу! – и погасил сигарету: - Пойдемте, господин комиссар. Я встречу братьев Мафоре в холле, внизу, а вы… может быть, лучше подождете нас в номере? Вода забурлила, чайник выключился. Адамберг порылся в плетеной хлебнице, которая сменила на подносе вчерашнюю тарелку с бутербродами: несколько видов печенья, сухарики, конфеты. Рядом с хлебницей стояли четыре чистых чашки. В коридоре послышались голоса и шаги, что-то стукнуло, дверь открылась. Вошел Виктор, в зеленой парке с капюшоном, затем Шато, а следом – стройный молодой человек с темными кудрявыми волосами. На нем было бежевое пальто нараспашку, костюм-тройка цвета небеленой шерсти, белая рубашка, вишневый галстук и шарф в черно-красную шотландскую клетку. Молодой человек держал в руке серую фетровую шляпу и выглядел, как обладатель пятидесяти миллионов евро – которым он и являлся. - Добрый день, господин комиссар, - произнесли братья Мафоре почти одновременно. Виктор шагнул назад в коридор, Амадей сказал: - Да оставь. Положил шляпу в кресло и забрал у Шато чайник. - Виктор, действительно, - Шато взялся за сахарницу. - Пусть они там постоят. Все равно мы сейчас кофе выпьем и пойдем в тот номер. - Сумки, - пояснил Виктор комиссару, присаживаясь рядом с ним на кровать. Сбросил с плеч парку, оставшись в свитере и джинсах, принял чашку из рук Шато, отхлебнул и блаженно зажмурился. – Ох, господи… Стены, пол, потолок, ничего не трясется. Какое счастье. - Сильно устал? – заботливо спросил Амадей. Виктор помотал головой, не открывая глаз: - Главное, что это закончилось. – Глянул на Адамберга и помрачнел. – Перелет, я имею в виду. Кофе допивали в молчании. Комиссар хрустел печеньем, Шато выбрал пару конфет и протянул одну Амадею. Наконец, Виктор поднялся и поставил чашку на стол: - Ну что, переселяемся. Господин комиссар, вам помочь? - Спасибо, справлюсь, - буркнул Адамберг и поволок из угла к двери большой рюкзак. Амадей надел шляпу, повесил на плечо замшевый портфель с ноутбуком, лежавший на столе, и перехватил у Шато серую сумку на колесиках. Шато улыбнулся, собрал на поднос всю посуду и вышел из комнаты вслед за Виктором. Новый номер оказался гораздо уютнее прежнего и напоминал скорее квартиру: миниатюрная прихожая с вешалкой и зеркалом, две комнаты со светлыми обоями, тюлевыми занавесками и полосатыми ковровыми дорожками, и санузел с душевой кабиной – тесный, повернуться негде, зато отдельный. В первой комнате, проходной, стоял большой диван, кресло – близнец того, что осталось в номере Адамберга – журнальный столик и шкаф-купе. Во второй – две кровати, еще один шкаф-купе, письменный стол и пара стульев. - Отлично, - с энтузиазмом сказал Виктор, садясь на диван. – Можно жить. Комиссар опустился в кресло и вытянул ноги. Шато подошел к подоконнику, поставил поднос и спросил: - Господа, кто где хочет расположиться? Мсье Мафоре, Виктор? - Мне все равно, - Виктор пожал плечами. – Амадей, что скажешь? Мы где будем? - Где угодно, - откликнулся Амадей. Он стоял у дверей, отчужденный и элегантный в своем костюме цвета небеленой шерсти, и никакого интереса к распределению спальных мест не проявлял. - Подождите, - опомнился Адамберг. – Мсье Шато, мы что с вами, в одной комнате? Опять? - А что такое, господин комиссар? Неужто я вам вчера мешал спокойно отдыхать? – с издевкой осведомился Шато. – Мне почему-то кажется, что все было… несколько иначе. Но я же не возражаю? – Он махнул рукой, сердито и беспомощно. – Ладно, до вечера разберемся, а сейчас предлагаю позавтракать, если там еще что-то осталось. Мсье Мафоре?.. И Шато выжидательно посмотрел на Амадея, который по-прежнему стоял у дверей с безразличным видом. Амадей оживился. - Я не против, - сказал он. - Господин комиссар? – Шато перевел взгляд на Адамберга. – Виктор? - Я пас, простите, мсье Шато, - ответил Виктор. – Я еще после этой болтанки в себя не пришел. - Я тоже… не голоден, - поспешно присоединился к нему комиссар. - Тогда мы с мсье Мафоре позавтракаем, а вы пока осваивайтесь, - Шато направился к дверям. - Минутку, - сказал Адамберг. Шато остановился и обернулся. – Вы прямо так идти собираетесь? - А в чем вы видите проблему, господин комиссар? – Шато вздернул подбородок. - В костюмах и галстуках. Да еще вдвоем! Вы всех туристов распугаете. Здесь так никто не ходит. - Мы – ходим, - удостоил объяснением Шато. Амадей застегнул пиджак, посмотрел на что-то, находящееся за спиной Адамберга, открыл дверь и пропустил Шато вперед. - М-да, - сказал Адамберг, когда шаги в коридоре стихли. – Деньги все-таки меняют людей. И очень быстро. - При чем здесь деньги? – не понял Виктор. - А, то есть он и раньше был такой? – Адамберг разозлился и не сумел это скрыть, из-за чего разозлился еще больше. – Просто передо мной дурака валял? Как и вы, кстати, у вас отлично получалось. Налогового инспектора вы испугались, чуть под стол не полезли. Кто это был? - Хороший знакомый Рольбена, но это сейчас не важно, - ответил Виктор, не шелохнувшись. – Господин комиссар, Амадей сильно нервничает… - Нервничает? Как по мне, так он даже чересчур спокойный. Или это действие препаратов? - Он ничего не принимает уже две недели, - отчеканил Виктор. – У нас все с собой, но мы надеемся, что лекарства не понадобятся. Раньше вы видели Амадея в состоянии сильного стресса… - И непрерывного вранья! – Адамберг стукнул кулаком по подлокотнику, тут же поморщился и запустил руку в волосы. - Господин комиссар, у вас же голова болит, - в голосе Виктора звучало неподдельное сочувствие. – Не надо так. Мсье Шато его увел, чтобы мы с вами могли обсудить… некоторые вопросы. Если вы готовы. - Я готов! - рявкнул Адамберг. – Я ко всему готов. Вплоть до того, что Аделаида Мафоре съела сама себя, а Амадей – потомок Людовика XVI. - Представляете, а вы почти угадали, - сказал Виктор. – Причем дважды. Комиссар выпрямился в кресле, словно кто-то приподнял его за шиворот, и посмотрел на Виктора долгим тяжелым взглядом. - Я начну, если вы не против, - Виктор был сама невозмутимость. Адамберг смог только кивнуть. - Моя мать, Мари-Аделаида Мафоре, в девичестве Пуйяр, - заговорил Виктор с такой интонацией, словно читал протокол вскрытия, - родилась в небогатой семье. Мой дед работал на заводе, бабушка была продавщицей. Аделаиду… Виктор кашлянул. - Я не хочу называть ее матерью, - сказал он. – Извините. Комиссар снова кивнул. - Аделаиду это не устраивало, - продолжал Виктор, уже не таким механическим голосом. – Ей хотелось большего. Всего и сразу. Славы, денег, положения в обществе. Она мечтала о каком-нибудь титуле… - Что? – ушам своим не поверил Адамберг. - Ну да, - подтвердил Виктор. - А что вас удивляет, господин комиссар? Титулы по-прежнему существуют, хотя, конечно, уже не играют такой роли, как раньше. Но многих они все равно притягивают, прямо зачаровывают, как магия какая-то. Аделаида считала своих родителей плебеями, презирала их. Она готова была душу продать, чтобы добавить к своей фамилии приставку «де»… - Нотариус, - сказал вдруг комиссар. И спохватился: - Нет-нет, продолжайте, пожалуйста. - Мой отец – английский лорд, - безо всякого перехода заявил Виктор. – Настоящий. Можете смеяться, если хотите. - Не хочу… и не буду… - протянул Адамберг, разглядывая своего собеседника. – А ведь и в самом деле, вы на англичанина похожи больше, чем на француза. И лицо, и волосы… - Это у меня от нее, - Виктор взбил свою и без того пышную шевелюру. – У Аделаиды были вьющиеся волосы, от природы. Но она их всегда выпрямляла. Считала, что так благороднее выглядит. - Значит, Амадей своими кудрями тоже ей обязан, - пробормотал комиссар. – А как вы узнали, кто ваш отец? - От нее самой. Я потом объясню. В общем, Аделаида хотела подняться как можно выше. Из грязи в князи, в прямом смысле. В кино она рвалась, просто чтобы стать известной. Как бы, звездам есть из кого выбирать, да? Многие актрисы выходят замуж за богатых людей, Грейс Келли вон за принца вышла. Но у Аделаиды не было актерского таланта, только красота. Спать с ней спали, а ролей не давали. Точнее, талант у нее был, но небольшой. Этакая живость характера. Ну, чтобы окрутить Анри, ей хватило… Виктор вздохнул и замолчал. Вытащил из кармана сигареты. - Тут есть где курить, господин комиссар? - Пойдемте, - сказал Адамберг, вставая. - Когда Аделаида родила меня, ей было чуть меньше двадцати лет, - Виктор откинулся на спинку скамейки и выдохнул дым через нос. Адамберг закрыл окно, сел на подоконник и тоже закурил. – Роды были анонимные. Она заявила, что отец ребенка отказался на ней жениться. Это была правда, жениться на Аделаиде он действительно не собирался. Однако деньги ей высылал исправно. Десять лет подряд. - Ничего себе, - сказал Адамберг. – Как так получилось? - Он тогда работал в Париже, мой отец, - сказал Виктор. – В крупном банке. А в Лондоне у него была семья, жена и дочь. Ему не нужен был скандал. Он действительно лорд, фамилия известная. Вскоре после моего рождения он вернулся в Англию. Сейчас его уже нет в живых, с его вдовой и дочерью я не знаком. Адамберг почесал в затылке. - Ну дела… А как ей удалось узнать, где вы находитесь? Да еще и провернуть, чтобы Амадея отдали на ту же ферму? Насколько я знаю, если женщина рожает анонимно – все, считай, что ничего и не было, свободна, как ветер… - Она упросила врачей сразу сообщить, если меня захотят усыновить, - ответил Виктор. – Сказала, что не хочет навсегда потерять сына, вот помирится с любимым человеком и вместе с ним вернется за ребенком. Нашла этих Гренье – Бернадетта ей какая-то четвероюродная тетка по матери – договорилась, что они подадут заявку на патронат и выберут меня, а она им будет деньги присылать. Аделаида тогда молодая была, красивая, умела давить на жалость – там улыбнулась, там поплакала, там конвертик сунула. В общем, решила вопрос. И через десять лет то же самое проделала с Амадеем. Только его она рожала в другой больнице, в соседнем городе. А то в первой ее бы врачи вспомнили. Серый столбик пепла свалился на пол с сигареты Адамберга. Комиссар растер его подошвой и спросил: - А кто отец Амадея, вы знаете? - Знаю, - сказал Виктор. – Он испанец. Принадлежит к очень знатному семейству, состоит в родстве с испанскими Бурбонами – почему я и сказал, что насчет Людовика XVI вы почти угадали. Это была вторая попытка Аделаиды выйти замуж за аристократа, и опять неудачная. - Поэтому у вас и имена такие, да? Виктор – часто встречается и в Англии, и во Франции, а вот Амадей… - Это имена наших отцов, - сухо ответил Виктор. – На которых мы очень похожи. - Извините, - буркнул комиссар и выкинул дотлевший окурок. – То есть, она вас на этой ферме Тот… держала про запас, что ли? На случай, если кто-нибудь из отцов разведется, например? - Вроде того, - кивнул Виктор. – Ну или в ком-то из них чувства проснутся, к Аделаиде или к сыну. У моего отца была только одна дочка, больше детей не было. Отец Амадея на тот момент был не женат. Но Аделаида в качестве супруги ему была совершенно не нужна. Хотя отступные он ей заплатил. Не знаю, сколько, но довольно много. - Неплохо так она устроилась, - сквозь зубы проговорил комиссар. - Да, - сказал Виктор. – Расчетливая ведьма. Tölva. Он потушил сигарету в высокой железной пепельнице с решеткой и невесело рассмеялся, глядя на озадаченного Адамберга: - Пойдемте в номер, господин комиссар. Кофе попьем. Или вы уже проголодались? - Пару бутербродов можно, - подумав, определился Адамберг. – Заодно посмотрим, как там Шато и Амадей. Однако в обеденном зале не оказалось ни Амадея, ни Шато, а когда Адамберг и Виктор вернулись в номер, неся тарелки с бутербродами, то обнаружили на вешалке в прихожей только две теплые куртки. Бежевого пальто и серого плаща не было. - Они что, по острову пошли гулять? – спросил комиссар. Поставил тарелку на журнальный столик и включил чайник. – Прямо в костюмах и в туфлях? Хоть бы на скалы не лезли. Там скользко, между прочим, и высоко. Шею сломать – как нечего делать… - Совершенно с вами согласен, господин комиссар, - сказал Виктор. – И Аделаида тоже так думала. Именно так она собиралась убить своего мужа, Анри Мафоре. Точнее, это должен был сделать ее любовник. Эрик Куртелен. - Твою мать, - сказал Адамберг и уронил чашку. Кофе и сахар рассыпались по ковру. – Черт! Виктор, простите! - Я уберу, - Виктор нагнулся к большой сумке, лежавшей под окном, вжикнул молнией наружного кармана и вытащил пачку влажных салфеток. - Ч-черт… - комиссар с размаху сел на диван и вцепился в волосы всеми десятью пальцами. – Она с ума сошла? Чего ей не хватало? Деньги, поместье, светские тусовки. Ей мало было? - Ей всегда было мало, но дело в другом, - ответил Виктор, собирая с ковра сахар и кофе. – После совершеннолетия Амадея у Аделаиды не осталось бы ничего. Ну, почти ничего. Анри не собирался выгонять ее без гроша в кармане, он готов был назначить своей бывшей жене пожизненное содержание – но, конечно, ей пришлось бы сильно умерить аппетиты. - Он хотел с ней развестись? – спросил комиссар, присев на корточки, и сгреб в кучу скомканные салфетки. – Почему? Узнал про любовника? - Не совсем, - Виктор помог Адамбергу подняться. – На самом деле, Анри принял это решение вскоре после того, как в Бреши появился я. Давайте, я выброшу, там в туалете урна. Виктор и Адамберг по очереди вымыли руки, заново вскипятили чайник и некоторое время молча жевали бутерброды с сыром, бужениной, огурцами и петрушкой, запивая их обжигающе горячим кофе. - Ферма Тот… - сказал Виктор. Вздохнул, сделал последний глоток и полез за сигаретами. Комиссар поднялся. В курилке сидела какая-то компания – две девушки и парень. - Пойдемте на улицу, господин комиссар, - предложил Виктор. – Заодно мсье Шато поищем. Может, они с Амадеем вернулись уже? В обеденном зале Шато и Амадея не было. Пухленькая итальянка, сидевшая в одиночестве за столиком у окна, вопросительно посмотрела на Адамберга. Адамберг покрутил головой и развел руками. Во взгляде итальянки появилось беспокойство. - Давайте пройдемся немного. Хорошо? – Виктор шел по дорожке быстрым широким шагом. – Фух. Вон они. Две фигуры, в светло-сером и бежевом, не бросались в глаза на каменистом пляже. Шато и Амадей стояли почти у самой воды, Амадей был в шляпе, Шато держал берет в руке и что-то говорил. - Тропа нормальная, - оценил Виктор спуск на пляж. – Выберутся, ничего. Пусть пообщаются спокойно, в кои-то веки… Адамберг глянул на него, приподняв одну бровь. Виктор сосредоточенно закуривал, пряча огонек зажигалки в ладонях. - Так вот, про ферму, - сказал он и помахал зажигалкой, как будто гасил спичку. – Это не я ее спалил, сразу скажу. Хотя – честное слово – меня за это ни люди, ни Бог бы не осудил. Они садисты, эти Гренье. Были. Нет, они нас не пытали, не калечили – все-таки иногда приезжала инспекторша, проверяла, как мы там. Нормальная тетка была, кстати. Да и деревенские могли бы заметить, к нам соседка заглядывала, Роберта, и в школе тоже – я же в школу ходил. Но по шее нам каждый день прилетало. А больше всего им нравилось нас унижать. Издеваться. Особенно над Амадеем. Я-то… ну, вы видите, - усмехнулся Виктор. – На меня где сядешь, там и слезешь, промолчу и все. А он, чуть что – сразу в истерику. Очень бурно на все реагировал. Амадей ранимый, чувствительный… Виктор глубоко затянулся и закашлялся – не то от дыма, не то от подступивших слез. - Я не знал, что он мой брат, мне просто жалко его было, он же маленький был совсем. Как он рыдал, господи… Гренье ему говорила – «вырастешь плаксой и педиком». Это четырехлетнему ребенку! Ну и однажды он взял и порубил уток. И больше ни разу там не плакал. Просто садился в угол, обхватывал колени и так застывал. На несколько часов, а то и на всю ночь. Я сидел с ним рядом, тормошил, говорил, а он не слышал. У него руки становились холодные, еле дышал… Я так боялся, что он умрет. Комиссар курил, как перед расстрелом – удерживая в легких каждую затяжку. - А потом приехала Аделаида, - Виктор бросил окурок на землю, затоптал, поднял и сунул в карман куртки. – От мсье Шато заразился, - пояснил он. – Так вот. Являются Аделаида с Анри – я их впервые видел, Амадей тоже – и они его забирают. Он не хотел с ними ехать, вцепился в меня и не отпускал. Пока я не пообещал, что я его найду. Обязательно найду. Чего бы ни стоило. Виктор втянул носом воздух и отвернулся. - И сдержали слово, - сказал Адамберг, просто чтобы что-то сказать. - Сдержал, - Виктор набросил капюшон. Комиссар последовал его примеру. – Но я не торопился. Как Амадея забрали, Гренье попритихли. Мне все-таки уже пятнадцать было, я мог и в ответ нагрубить, а если бы полезли, то и сдачи дать. Но я чувствовал – не в этом дело. Как-то очень странно Аделаида на них смотрела, когда за Амадеем приехала. Я потихоньку обшарил дом и нашел ее письма. Простите, комиссар, я соврал, что это случилось раньше, мне тогда проще было вам подыграть. На самом деле нет. Когда она забирала Амадея, я еще не знал, что она наша мать. Я бы не выдержал, если б знал. Короче, нашел я письма, прочитал и все понял. Часть забрал, остальные на место положил. Гренье не заметили. А может, заметили, но говорить не стали. Виктор подошел к краю обрыва и посмотрел вниз, на пляж. Комиссар встал с ним рядом. Шато примостился на большом камне, упираясь в него одной ногой, согнутой в колене, а другой – в песок. Амадей бродил вокруг камня. Шляпу он снял, темные локоны разметались. - А длинные у него волосы, - заметил Адамберг. - Да, - кивнул Виктор. – Ниже плеч. Просто он их обычно скручивает узлом, и не видно. Кудри и кудри. То есть, вы понимаете, да? Виктор повернулся к комиссару: - Его мать. И моя мать. Меня бросила, и его бросила. Его забрала, меня оставила. Это бы ладно, если из нас двоих – то его и надо было забирать, я-то уже привык. Но ей ведь не денег было жалко. Или, там, жить негде было. Она боялась потерять Анри. Точнее, его миллионы. Но это я потом понял. Виктор отошел от обрыва, сел прямо на землю и снова закурил. Адамберг с сомнением посмотрел на траву и опустился на корточки. Свой окурок он так и держал в кулаке. - В общем, исполнилось мне восемнадцать, и я ушел от Гренье. Когда получал документы, поменял фамилию. Просто хотел, чтобы у меня была, как у Амадея. Не знаю, зачем, думал – вдруг пригодится. Перебрался в Париж. Хватался за любую работу, сдал на права, купил мотоцикл. Много читал – высшего образования у меня так и нет, не до того было, пришлось самому себя учить. Иногда ездил в Брешь, смотрел издали на Амадея, как он верхом по лесу катается вместе с Анри или с конюхом. Вроде, думаю, у него все хорошо. Но я же ему обещал. И однажды я решился. Мне было двадцать пять, ему пятнадцать. Я подумал – он уже не ребенок, сумеет справиться с эмоциями… Виктор потыкал сигаретой в траву, отправил в карман еще один окурок и поднялся на ноги. Подошел к краю, помахал. - Амадей меня заметил, - сказал он, обернувшись к Адамбергу. – Сейчас они поднимутся. - Он ведь вас узнал? – спросил комиссар. - Ну да, - Виктор улыбнулся, тут же нахмурился, что-то соображая, и улыбнулся еще шире. – А, тогда? Естественно! - Ваши волосы раз увидишь – не забудешь, - Адамберг наблюдал, как Шато и Амадей поднимаются по тропинке. Шато шел первым и ставил ноги правильно, разводя ступни под углом, Амадей упорно наступал на носки и слегка соскальзывал вниз. – Роберта вон и то вспомнила, сказала – «кудри, как у ангела». Виктор кивнул и заправил под капюшон золотистую прядь: - Узнал, конечно. И Аделаида узнала. Моментально. Волосы у меня точно такие же, как у нее. Она, кстати, в молодости парикмахершей работала. Так что глаз наметан был. На половине подъема Шато остановился, обернулся к Амадею и что-то проговорил, показывая на землю. Потом протянул ему руку и повел вверх, идя спиной вперед. - Где он так лазить научился? – лениво полюбопытствовал комиссар. – Он же вырос в окрестностях Парижа. - Не знаю, - Виктор пожал плечами. – Где-то научился. Шато и Амадей преодолели последние метры подъема – Шато снова шел нормально, не пятясь – и выбрались на траву. - Там так здорово, - сказал Амадей, обращаясь к брату. Он разрумянился, спутанные черные кудри выбивались из-под шляпы. – Морем пахнет. Холодное, правда, я руку окунул. Шато перчатками отряхивал песок с плаща и брюк. - Мсье Мафоре, - сказал он, поправляя берет, - а ноги вы заодно не промочили? Амадей отвел глаза. Шато вздохнул: - Господа, давайте пообедаем. Да? Четыре часа, как-никак.