И помните, потомки, чья кровь питает вас

Погибло солнце, нет преграды мгле.

Как я мечтал с небес увидеть

Две наших тени на земле…

Арм-Анн

Арман, шатаясь, вышел на лестницу. Его трясло. Кровь оглушительно стучала в висках, а перед глазами всё плыло и дрожало, как в мареве. Хотелось убежать, улететь куда-то далеко, чтобы там, в одиночестве, уверить себя, будто произошла ошибка. Что все это неправда или сон, что его… Что ребенок… Это была правда. Арман хотел только одного — взлететь. Громада замка душила его, как веревка душит повешенного. Краем сознания он поразился, как много перед ним путей, двери, коридоры, ступени, лестницы мельтешили перед глазами. Внизу — подземелье, клинописный зал, род. Наверху — башня, солнечный свет, воздух. Посередине — чёрный зев драконьих врат и ритуальная комната, где голос крови окончательно оглушит его. Кровь кипела. Арман бросился наверх, понимая, что не успеет добежать до вершины башни. Отчаянным усилием он сдержал метаморфозу, протиснулся в узкий ход и взмыл в небо. Дракон летел в сторону от берега, крылья хлопали неровно, из глотки рвался огонь и протяжный, мучительный стон. Нет. Не может быть. Нет! Это была правда. Это был не его ребёнок. Это было дитя ненавистного короля Контестарии, будь проклято его имя. О, несчастье! Вот оно, непоправимое несчастье! Вот оно, обещанное пророчеством горе! Лучше смерть, лучше бы он умер после боя с морским чудовищем и не ждал с Ютой ребёнка, и не видел… Никогда не видел… Кровь знала, что нужно сделать. Она не видела никакого другого пути, кроме единственно верного для нее, единственного ею желанного и… невозможного. — Убей!!! — ревела кровь, и Арман ревел в унисон, извергая пламя, — Убей выблядка, убей сына монстра, убей!!! Убей его! Вернись в замок и убей!!! Перед глазами Армана встало бледное лицо Юты, вытянувшееся, испуганное. Он осознал, что летит по направлению к замку и, с хрустом заламывая крылья, повернул снова в море. Юта… Что же, она знала?! Неужели она обманывала его все эти месяцы? Арман вспомнил, как прикладывал руку к её растущему животу, как они готовили детскую, как он придумал имя для сына и шёпот в темноте: «Ты отец… Ты отец моего ребёнка…». Обман? Всё — обман?! — Где мой потомок?! — бесновалась кровь. — Где носитель пламени? Как могла эта тварь занять его место в утробе твоей женщины?! Гадкая тварь, урод, враг! Убей!!! «Будет другой, — заставил себя подумать Арман. — Будет другой, мой, он будет! Юта жива, мы сможем…». Но эта робкая мысль потонула в вопле кипящей крови. — Не будет! Ты погубил меня, — кровь рыдала и выла. — Ты погубил род! Тысячи тысяч лет я жила, а теперь я умру! Арману было очень плохо. Его крылья ослабели, онемели. Он увидел летящего рядом огромного ящера, а потом еще, и еще. Весь род собрался посмотреть на то, как он… Как он сделает… — Убей!!! — взревела кровь, и громовой голос ее, вырвавшись из жил Армана, отразился от далеких гор и вернулся эхом. Драконы ревели. Они летали кругами, и Арман влился в их плотный строй. Круги превратились в спираль, центром которой был замок. Дракон почти ослеп, но не потерял направления. Лицо Юты бледнело и таяло, заволакивалось густой кровавой пеленой. И за миг перед тем, как оно окончательно исчезло, чей-то голос, похожий на голос деда, ободряюще сказал: — Ну вот, поиграл и будет. Иди, сделай то, что должен. Арман устремился в чёрные драконьи врата навстречу ритуальной комнате. Юта слышала надрывный горестный вопль, драконий рёв над морем и свист рассекаемого крыльями воздуха — то ближе, то дальше. Арман, её Арман, спасший её, её любимый супруг, бывший с ней эти бессонные полтора суток родов, кричал от боли, преданный ею, обманутый в самых искренних чувствах. Скованная ужасом, стыдом, отчаянием и осознанием беды, Юта не могла думать и рассуждать. Мысли текли медленно, словно тягучий мёд из узкого горлышка. Опустив глаза на притихшего младенца, молодая мать вздрогнула, заметив небольшую ямочку на его переносице — такую же, как у Остина. Остин… Как же так… Как же это могло произойти?! Арман взревел так, что у Юты заложило уши. Бывшая принцесса встала, держа ребёнка на руках. Она услышала, как дракон влетел в туннель. Сердце её сжалось. Женщина представила себе, как он обернулся человеком в ритуальной комнате. Вот открыл дверь на лестницу. Два пролёта. Шаги уже слышны. Открылась дверь… Этот взгляд. Двести первый потомок великого рода смотрел на Юту и ребёнка. Не человек, а дракон стоял в дверном проёме. Не Арман, но Арм-Анн. Древнее чудовище, предок которого пересек море за тем единственным, что она не смогла ему дать: своим потомком. — Пойдем, — сказал он. Юта, словно в страшном сне, поднялась. Юбка на ней густо напиталась кровью, липла к ногам. Каждый её шаг отмечен был кровяными каплями, точно след раненного зверя. Младенец спал, завернутый в одеяло из калидоньего пуха. Арм-Анн вывел Юту на лестницу. Он схватил её за локоть и повлек вниз, в клинописный зал. Факел он не взял. С каждой ступенькой света оставалось все меньше и меньше. Вот последний отблеск скользнул по личику малыша. Тьма окружила женщину с младенцем, холодная, враждебная. Юта обеими руками прижимала дитя к груди. Ей казалось, что в темноте на них смотрят горящие глаза бесчисленных Армановых предков. Она не сможет защитить младенца. Она больше никогда не увидит его. Эта тьма проглотит ее дитя навсегда. Нестерпимое предчувствие сковало ее душу. Сейчас Арм-Анн вырвет из ее рук малыша, и… — Дай мне его, — приказал хриплый голос, и прохладные ладони прикоснулись к тёплому свертку. Ютины руки ослабели. Дракон осторожно забрал младенца и отступил, растворившись вместе с ним во тьме. Юта бросилась было следом, но и мужчина, и малыш исчезли. Воздух ледяными иглами застыл у нее в лёгких, и глухое, звериное отчаяние сдавило грудь матери. Она металась между колонн, тщетно пытаясь отыскать своё дитя в кромешном мраке, вырвать его из лап чудовища, спасти, уберечь, но было поздно. Юта спотыкалась и падала, наугад бросалась в разные стороны, налетала на холодные каменные глыбы, расшибалась о них, сдирала кожу с костяшек судорожно сжатых в кулаки пальцев. Почему она отдала ему ребёнка?! Как она могла отдать ему это крошечное создание, ещё хранившее тепло её тела, беспомощное и лишь в том виноватое, что не носит в себе его крови? В исступлённом безумии Юта снова и снова ныряла в темноту. Прошло несколько мучительных минут, и под сводами мрачного подземелья раскатисто прозвучали слова. — Это мой сын, — ровным, спокойным тоном сказал Арман, обращаясь к предкам, к крови, к себе, — Это мой сын и брат моим детям. Мой первенец. Гир-Арр, второй в моем роду. Это мой сын.