Черный крест

      Произошедшее казалось сном. Голова не ощущалась своей от слова совсем. Острые лучи солнца пробились сквозь шторы. Рядом лежало теплое родное плечо.       Подумать только, сколько всего они вместе пережили.       Вдали коридоров зарождался шум рутины. Знакомое Уингфилду начало рабочего дня. А тело ватное. Ощутить какую-либо эмоцию ему не удается. Лишь колкое чувство текущей по венам жизни.       Пытается встать, это удается без тяжелого труда. Тело точно невесомое; кровать без единого скрипа выгнулась, оставляя Шнайдера одного спать дальше. Уингфилд двигается без шорохов. Надевает халат, ботинки, трет недавно зажившие раны. Вздыхает.       Где-то под сердцем нещадно тянет. Пейзаж за окном с того времени практически не изменился. Хьюстон частенько работал в соседнем кабинете, пока не перевелся в другой корпус. Ракурс тот же, планировка помещения тоже. Лишь листва поменяла свой цвет, а небо…       Небо все так же оставалось самим собой. Дымка с самого утра, местами охристые пятна на облаках.       Стоит ли будить Шнайдера?       Пока не хотелось. Доигрались, вот вам и эмпатичный Уингфилд.       Хотелось отдать больше. Ему не описать словами то, как солдат ему помог. Хотелось оберегать. В этот раз по-настоящему. Не из врачебного долга, не из простой благодарности. Даже не из своего экспериментаторского интереса.       Просто самому по себе. Хотелось подарить ему настоящий покой. Максимум, что он только сможет дать. Да, он мог дать не густо. Да, не то чтобы что-то поменялось. Да, пожалуй, только хуже стало. И все же…       Вздыхает тяжело. Чувство не уходит. Глаза за комнату не цепляются — ничего интересного. Может что-то и было, но не сейчас. Ей богу, не сейчас.       Сейчас оно — невесомое ощущение покоя на чужом лице. Ксено подходит ближе к солдату, всматривается. Глаза того чуть дрогнули. Веки тянет вниз бесконечная череда неудач и проблем. И то не мешает ему выглядеть умиротворенно. Так по-ангельски невинно. Уингфилд не садится на койку, боится потревожить. Лишь так, на колени рядом с кроватью опустился, позже совсем на пол садясь. И наблюдает, пытаясь урвать часть этого чувства.       Так хорошо.       Так теплее, хоть в комнате и не прохладно совсем. Так не одиноко, хоть они и окружены людьми, готовыми помочь. И тем не менее, лучше только так, поближе к кровати. Вглядываться в слегка хмурящегося ото сна солдата, что, кажется, верой и правдой лишь одному тебе служит. Мысленно благодарить и молиться за его благополучие.       Черт дернул опять к руке его потянуться, за пульсом. А там живые, теплые, неугасаемые, ритмичные удары. Ксено их не просто подушечками пальцев ощущает, уже всю руку на запястье кладет. Кожа под ней теплая, совсем отличается от его собственной. И он на контрасте ощущает, насколько ему самому все-таки холодно.       Не отдавая себе отчета, голову на край кровати опускает, подпирая второй, согнутой в локте рукой. Пальцы с запястья ползут дальше, с чужими переплетаются. Голова кругом. Челюсти сжаты сильнее, чем нужно.       Шумы за дверью все громче, активнее, но Уингфилд все углубляется в мысленные просьбы. Не сейчас, позже, оставьте это все пока, прекратите, замолчите на секунду. Замрите, ощутите покой. И дайте ему ощутить его тоже.       В дверь стучат. Три раза. Так ненавязчиво только один человек из всех возможных стучать может. Замечательно, значит, вставать пока не нужно.       — Доктор Уингфилд… — Дверь открылась, мягкие шаги за спиной становились все ближе. — Как вы тут? — На шепот перешла. Умница, Луна, сообразила. Не нарушать покой, не будить.       А он и не убрал руку, только голову приподнял.       — Я в норме. — По виду не скажешь. Пускай так, пока он хоть на самую малость так считает, он правда в норме. — Сама выспалась? Виделась с остальными?       — Я проснулась, когда Рури уходила. К нам после первого обхода подойдут, я думаю. Но остальных пока не видела.       — Ген жив, знаешь?       — Жив? — Сколько облегчения в шепоте. — Слава богу. Хоть он спасся. Уингфилд не поворачивается, но уверен, что взгляд она опустила. И снова эта меланхолия в воздухе.       — Отдохни пока еще, Луна. Можешь тут посидеть. — Нехотя убирает руку, встает. Кожу вновь окатывает холод. В глаза наконец смотрит.       Зрительный контакт. У обоих взгляд донельзя уставший. Нельзя так, это ведь только начало дня.       Луна сейчас заплачет, несмотря на попытки улыбнуться.       Не нужно, давай держаться дальше.       — Я рад, что мы целы, Луна.       Объятия. Тепло крупицами вновь собирается в один согревающий комок. Ничтожная малость, меняющая своим существованием всю реальность. Небольшая надежда.       — Я раздобуду где-нибудь кофе. Тебе принести?

***

      По знакомым коридорам проходить без боли было невозможно. Ребра стискивает, на лице ничего не меняется. Лишь изредка он кивает с улыбкой, проходя мимо знакомых лиц. Кто сдержанно отвечает кивком, а кто машет, откровенно радуясь знакомому. Пара коллег даже увязываются следом, пару вопросов успевая задать. Уингфилд отнекивается, проходя дальше.       Знакомая кухня, знакомые вещи, приборы, лица. Много новых, конечно, тоже.       Никаких проблем, отработанный механизм. Захватить две… Нет, три кружки, налить кофе, уйти. Нести три штуки — вот это уже непривычно.       Глазами выглядывать знакомых и незнакомых коллег, мысленно сортировать на любимых и еле выносимых, идти дальше. Цепляться за внешний мир, захватывать все детали, перемещать взгляд от лица к лицу, продолжать кивать и обмениваться парой добрых слов с каждым пятым. Все что угодно, лишь бы сильнее убедить себя в здравом функционировании.       А число работников явно прибавилось. Это хорошо, справляться с таким объемом работы будет проще. Только коридор из-за массы людей становится еще длиннее. Путь тянется невыносимо долго. И тем не менее, достигает конца. Хьюстон заходит обратно в кабинет. Протягивает кружку обернувшейся на звук Луне, две другие в руках держит. А фигура, недавно спящая, открывает глаза, потягиваясь. Взгляд как-то неподвластно теплеет.       Неестественно.       — Выспался? — Кружку протягивает, ожидая, пока тот встанет.       В ответ мычание. И не поймешь, больше это было похоже на “мгм” или “м-м”. Ксено пробивает на мелкий смешок. Шнайдер опускает ноги с кровати на пол, забирая кружку с кивком. Хьюстон рядом садится, из своей отхлебывая. На Луну оглядывается. Все молчат, и она, грея руки о кружку, покой соблюдает, в окно смотря.       Загляделась. Очухивается, оглядывается, снова глоток делает.       — Доброе утро, Стэнли.       — Доброе-доброе, — отвечает тот с хрипотцой. И черт знает, почему все шепотом говорят, за дверьми-то уж совсем давно шум царит.       Так и остаются в комнате, тихо ожидая, пока рутина и до них доберется, прервав общий покой. Теперь точно теплее. Они все вместе. Почти все, если уж так думать, но… Хотя бы не одни. Со схожими судьбами, с одинаковыми теплыми кружками в руках.       Так минуты проходят. Так Уингфилд с реальностью мирится. Так вступают в силу чувства, слегка убирая его немоту. Он постепенно задумывается о ближайшем будущем. Сейчас они все поговорят, а там, скорее всего, войдут в уже привычный режим существования. Вероятно и Стэнли им помогать будет. Позже его стоит хотя бы с азами познакомить.       Стук в дверь. Вот и пришла госпожа рутина. В комнату вошли все знакомые вчерашние лица. Броди, Рури, Хром; все в халатах, готовые к работе. Пришли явно обсудить произошедшее, пока их рабочий день не начался.       — Выспались?

***

      — …и мы оторвались. Преследования, конечно, практически не было, но мы не знаем всех масштабов. Не думаю, что там полноразмерный отряд, но Луна говорила, что видела кучу погибших на верхних этажах. Не уверен, какие цели вообще они преследовали, кроме как грабеж складов.       — Да-а, специфичная ситуация. — Броди единственный из тройки сохранял свное хладнокровие, сосредотачиваясь на деталях. — Во сколько, говоришь, было нападение?       — Ближе к вечеру. Часов пять, может шесть.       — Меньше суток прошло, значит… Стоит чуть позже выйти на разведку.       В горле образовался ком. И снова пробило на холод.       — Да, сам понимаю. — Взгляд сразу к Луне бросился. Та опустила глаза в пол, практически не участвуя в диалоге.       — Так, это поняли. Генштабу многое уже доложили, позже подробный отчет предоставить надо будет. Но это потом, после проверки, думаю. Так. На утреннем обходе будете подменять наших ребят. Они на вылазке, через часа три готовьтесь к работе. Он будет работать? — Вопрос к Уингфилду, но пальцем указали на Шнайдера. Тот же стоял, не сказав ни слова.       — Сегодня точно нет. Ему все еще нужна реабилитация. Ближайшие два дня будет лежать тут.       — Да не вопрос. — Броди понимающе поднял руки — Если что, пусть обращается.       Солдат кивнул в ответ на улыбку Броди.       Тот же хлопнул в ладоши, встав.       — Ну, мы тогда готовиться пойдем. Знаешь, где искать, если что.       Фигуры постепенно стали удаляться. Одна за другой исчезали в дверном проеме. Даже Луна, заговорившая с Рури, вышла.       На Уингфилда медленно находит чувство ностальгии. В голове постепенно складывается картина ближайшего будущего. Так и будут они… вместе продолжать свою деятельность. Проводить осмотры, ходить на вылазки, потом он Шнайдера и в помощники встроит…       Они остались в комнате лишь вдвоем. Уингфилд к окну подходит, забирая с подоконника пачку сигарет. Открывает, глазами подзывая солдата к себе.       — Ты ни слова не сказал им. Неужели боишься? — Поджигает сигарету, смотря на Шнайдера в ожидании.       — Будет плохо, если акцент выдаст меня. — Тот повторяет те же действия, устраиваясь у окна. Привычная “процедура”, не вызывающая никаких усилий. — Прикидываться, что я знаю один немецкий, я умею, как ты знаешь, но не наоборот.       — Кому плохо-то? Мне нравится твоя осторожность, но не сторонись их так сильно. Обращайся к ним, если тебе нужна будет помощь. — Затягивается, останавливая разговор на секунду. — К тому же, скоро тебе, вероятно, придется с нами работать.

***

      Уингфилд выходит из кабинета в совершенно ином расположении. Преодолевать трудности можно только силой. Внутренней, конечно же. Собраться, не пускать в голову ненужные мысли. Ни одна не должна проскочить. Начни процесс заново, вычлени сухие факты и забудь о всяком, что не касается дела. Тогда можно включать и ум. Шагать по коридорам, ощущать наконец под ногами твердую землю. Открывать двери, без замедления начинать работу. Держать в руках папку документов, записывая для отчета каждую важную деталь.       И правда, только так можно остаться на плову. Все окружающие тебя люди — воины. И эти, павшие — жаждущие помощи. И те, хрупкие — ангелы в халатах.       Ведь каждая медсестра проходит тот же бой.       Машина работает в усиленном темпе. Подсистема помогает системе. Отточенный людской механизм выполняет обязанности еще эффективнее обычного.       И наконец в груди Уингфилда начинает зарождаться что-то основательное. Что-то похожее на надежду. Нет, не просто ложные грезы, привносящие больше хрупкости в его душевное состояние. Сухие факты. Надежда, основанная на сухих фактах. Оценка ситуации: союзников стало больше, умения их отточены, хорошо функционируют, прогресс идет всем ходом. Может быть, его хромая, только зародившаяся уверенность в завтрашнем дне простоит чуть дольше.       По крайней мере, он очень на это надеется.

***

      Пара минут отдыха после многочасовой работы очень хорошо разгружает мозг. Свежий воздух, циркулирующий в легких, вперемешку с продуктами горения. Затяжка за затяжкой — разум все яснее. Мысли улетучиваются сами собой.       — Привет, болтолог. — Подкравшуюся со спины персону трудно было не заметить.       — Оп, вот и бдительность вернулась. Функционируешь лучше, чем я думал. — Асагири заходит в поле зрения, пряча ладони в рукавах.       — Анекдоты мне свои пришел рассказывать?       — А как же, вон, работа кипит, ты в строю… Самообманом не увлекайся.       — Придется. Ты Луне уже показывался?       — Показывался. Она так рада была, растрогалась, бедняжка… Поговорили, она с сестрами поладила неплохо. В кои-то веки с подобными ей дружить будет.       — С подобными ей? — смеется, чуть закашлявшись — Насмешил. Она из под моей руки вышла, какое уж.       Взгляд в сторону старого корпуса направлен. Ген стал серьезнее, былой улыбки и не видать. Снова… холодный взгляд.       — Совался уже туда, Ген?       — Боюсь.       Да ну. Он и боюсь? Впрочем, Хьюстон, ты и сам не лучше.       — Тебе несвойственно.       — Сам знаю. Думаешь, я там весь день торчал?       — Ну, мало ли. Нам через пару дней на разведку идти, вдруг ты опять подшаманил. Сам не знаю, как туда пойду.       — Я вроде всякое видал, мы не просто так тут все еще живы, но… не знаю… Даже для меня все слишком запутанно стало. Меня даже на месте в тот момент не было, а идти все не решаюсь.       — Понимаю. Как думаю про корпус, сразу дыхание сбивается. Хорошо, что ты эту картину сам не видел.       Вспомнился Стэнли.       — Забавно так… Именно враг меня спас. Если бы не он, я бы и не выбрался из того места.       — Если бы не он, ты бы изначально там не оставался. Сбежал бы за день-два, как я сказал.       Ксено сжимает кулаки крепче. Ему было, что защищать. И есть до сих пор.       — Почему я ему не сказал? — Вопрос не Уингфилду. Ген говорит это слишком тихо. Так тихо, словно вопрос этот даже и не для себя.       — Он бы донес информацию до других. Те, кто выше, собрали бы всех, и все зашевелились бы раньше нужного. Если бы это был ложный вызов, было бы хуже, твоя мотивация вполне ясна.       — Это война, Хьюстон. Ложных вызовов тут быть не может!       — Это сейчас нам ясно. А тогда мы практически ничего не знали. Радуйся, что сам жив. Ты сделал правильный выбор.       Молчание. Все знают, что это правда. Оба знают, что так не легче. На плечо Гена прихемляется рука.       — Береги свой разум, Асагири. Он нам всем нужен. Тебе особенно.       Ксено удаляется. Незакрытая дверь запасного выхода вела обратно к сердцу здания, где работа и не прекращала течь. Вдалеке уже и Луна, кажется, Хьюстона подзывает.       — Доктор Уингфилд! — Рукой машет, ближе подбегая. — Вы закончили с прибывшими?       — Да, ты с двадцатой разобралась? Не нужна помощь?       — Нет, мы с девочками все сделали. Я к Стэнли зашла, осмотрела. Ходить больно, говорит. Он вам вообще не отчитывался? Сказал, что напрягать не хотел, я ему и прочитала лекцию об осложнениях. Он, конечно, не хотел, чтоб вы знали. Но вам, как доктору, я обязана передать. Повязку я наложила, на реабилитацию его позже сводите, хорошо?       У Ксено даже слов не было.       Да, правда. Лучшая его ученица. Как же быстро встроилась в режим! Везде успевает, все всегда сделает. Контролировать даже не нужно, она знает, как будет правильно.       — Спасибо, Луна. Об остальном я позабочусь.       — Еще что-то хотела… Ах, да, с отчетом потом нужно будет к Рури подойти, но это так. Еще что-то…       — Луна! Сюда бегом! — По голосу точно Кохаку. Крикнула из дальнего кабинета, да Луна и умчалась к ней.       Оборачивается — Асагири тоже исчез. Проходит дальше. Коридоры опустели, к вечеру активность снизилась. На закат даже намека нет, а люди уже погружаются в анабиоз. Покой необходим. Им особенно. Нет, только им он и нужен. Его же ждут дела. Силы на них он найдет.       Твердо шагает по коридорам, заглядывая в нужные кабинеты по пути. Тут отметиться, здесь документы нужные занести. Все на автопилоте. За чашкой кофе тоже можно заскочить. Ужин прошел недавно, людей на кухне совсем мало. Пара медбратьев разговаривают, стоя у стены. Там, кажется, и Хром стоит. Короткий кивок, шаги к столу. Набирает чашку до краев, делает пару глотков. Тепло опускается по телу, успокаивая. Пора обратно в кабинет.       А привыкание его усугубляется. Поставленная ранее норма в две сигареты в день перестала давать достаточно удовлетворения.       Он пытается держаться. Выходит с трудом. Ключевое слово — выходит. Труд никогда не покинет его.       Нужно будет запросить еще несколько пачек, думает, прежде чем дверь открыть.       А в кабинете картина снова непривычная. Знакомые лица сверлили взглядом зашедшего Хьюстона. Все разошлись по углам. Кто у окна, о подоконник опираясь стоял, кто на кровать приземлился. А выражения лиц у всех разные. Преобладает… сожаление?       — Какой повод? — Ксено отпивает из чашки, оглядывая каждого. На секунду взгляд задерживается на лице Стенли. Слишком экспрессивно смотрит. Волнение, беспокойство, даже страх.       — Хьюстон, слушай, — Рури неуверенно подала голос, ища поддержку в лицах других. — Броди поговорил с начальством, в общем… На разведку выйти нужно будет сейчас.       Мнимая уверенность рухнула. Чашка в руках была сжата крепче нужного. На лице Хьюстона ничего не изменилось, он надеется.

***

      — Мы не готовы. — Попытка. Знает, что провал. Не он тут приказы раздает. Но… можно попытаться. — Сами посудите, у нас ни отряда, ни подготовки толковой. Информации вообще ноль. — Руки начинают дрожать. В сторону Шнайдера он больше не смотрит, но слишком въедливо ощущает на себе его взгляд.       — Понимаем, но приказ был. — Голос Броди уставший — Единственный плюс — время. Скоро начнет темнеть, но времени достаточно, чтобы осмотреть все нужное.       Хочется поспорить. Убедить кого-то дать больше времени, только убеждать-то некого. Решение не за ними. Единственный его выбор в том, кто отправится с ним на разведку.       — Хорошо. — Выпивает кофе залпом, оставляя кружку на столе. Руки дрожащие на груди скрещивает. Комнату осматривает. Беспокойство растет. Как свое, так и чужое.       Не смотри так, Стэнли.       — Пойти смогут не все. Броди, Кохаку и я сегодня на дежурстве, но твое право выбрать остальных нужных тебе людей. Я позову тех, кого назовешь. Если что, могу привести новеньких, они…       — Не нужно.       Ксено погрузился в размышления. Нужные люди… На ум сразу пришли все необходимые ему, но рассмотреть других правда можно. Первый на кого падает взгляд — Ген.       А среди всех людей Ксено его не сразу заметил. Весь разговор Асагири прослушал с опущенной головой. Он поднял взгляд лишь когда Хьюстон сам на него посмотрел. Он даже не скрывает. Лицо его выглядит как обычно, но глаза… они совсем-совсем несчастные. Слабость, страх. Желание убежать. Все это есть.       Но Уингфилд кивает, смотря на него. Уингфилду кивают в ответ. Он знает, что нужен.       Следующий человек. Рури. Она занята. Луна…       А Луна пустые глаза с Уингфилда не убирала. Смотрела беспокойно, утопая умом в тех воспоминаниях.       — Я пойду, — уверенно озвучивает, не смотря на ее вид. Она не дрожит совсем.       Какая же ты сильная, Луна.       —Хорошо. — Уингфилд кивает, переводя взгляд.       Один единственный человек остался. Взгляд задерживает. А тот все смотрит так же. Слишком обеспокоенно. Слишком тревожно. Словно вот-вот рот откроет, спорить со всеми начнет, убежать в чем то. Но он просто смотрит. И Уингфилд смотрит в ответ. Возможно дольше, чем нужно. На лице намек на улыбку сам собой образуется.       Хьюстон разворачивается, смотря на Броди.       — Мы поедем втроем. Можешь пока осмотреть машину? И нам понадобятся сумки. Подготовьте пару аптечек. — Броди и Рури направились к выходу, приняв все указания.       — Луна, Ген. Десять минут на сборы и встречаемся на улице.       Тело поддается внутреннему голосу. Хьюстон ступает ближе, обнимая этих двоих руками. Лишь на секунду почувствовать, что они близко. Хотя бы капля ощущения безопасности. Хлопает их по спине, прежде чем отпустить, направив к двери.       Глаза всех троих несчастнее некуда. Сердце щемит не только за себя.       Когда комната опустела, виноватый взгляд перешел на Шнайдера, что молча ждал, пока каждый покинет комнату.       — Почему трое? Ксено, я должен поехать с вами, я…       — Ты не в состоянии, Стэнли.       Ксено заново охватывает дрожь. Мелкая, но даже этого хватает, чтобы понять, насколько его состояние нестабильно. На край кровати садится, пальцами простынь сжимает.       — Я смогу, Ксено. Там все еще может быть опасно, ты это знаешь. Будет лучше, если я тоже пойду.       — Стэнли. — Хьюстон встает, смотрит слишком холодно на обеспокоенного солдата. — Я был на более опасных вылазках. Это просто разведка, я могу о себе позаботиться. О других тоже.       А Шнайдер лишь смириться пытается. Знает, что не переспорит. Знает, что даже если бы пошел, стал бы обузой, вероятно. Но знает, насколько мал шанс того, что они будут в безопасности.       Стэнли встает, начинает в вещах рыться. Тех, что они в первый день оставили. Находит старый “Кольт”, который Хьюстон в тот день носил. Проверяет — патроны есть.       — Возьми с собой. — Успевает схватить Ксено за руку, вложив в ладонь пистолет.       — Спасибо. — Хьюстон кивает коротко, направляясь к вещам. Халат снимает, выкладывая все вещи из карманов на стол. Собирается. Молча двигается по комнате, ощущая на себе тот же взволнованный взгляд.       Он почти готов.       Сигареты со стола подхватывает. Достав две штуки, протягивает пачку Шнайдеру. Одну сигарету себе, вторую, по традиции, ему. Поджигает. Ксено берет собранные вещи, оглядывая кабинет напоследок. Мысленно прощаться с комнатой — лишнее, но что-то внутри вынуждает. Сам знает, что это не простая вылазка.       В последнюю секунду подбирает со стола старый жетон Шнайдера. В руках сжимает, сразу же в карман пряча, и к выходу направляется.       — Береги себя, Ксено.       — И ты себя.       Дверь кабинета закрывается, оставляя солдата в одиночестве. Открывается дверь, выходящая на задний двор. Три фигуры обернулись, смотря на пришедшего Хьюстона.       — Машина и вещи готовы, доктор Уингфилд. Вам бы поторопиться.       — Ага, спасибо, Броди. Отправляемся. — Вещи кидает в машину, садясь на водительское. Истлевшую сигарету тушит. Ждет, пока двое сядут по местам. Отъезжая, видит фигуру в окне его кабинета, что наблюдает за ним.       Он не готов к этой вылазке. Только думать о готовности уже поздно.       Время просто делать свою работу.