Черный крест

      — Как ты, Луна? — Ген оживился, обеспокоенный ее состоянием. Асагири сидел в кабинете Ишигами, рассказывая ему, что творится с бойцами, которых он успел "осмотреть".       — Все в порядке. Спасибо, что поддержал вчера. Не знаю, что на меня нашло. — Луна виновато глянула в пол. — Я больше за доктора Уингфилда беспокоюсь. Он совсем неважно выглядит.       — М-да, неэлегантно с его стороны. — Смеется, — но правда, я тоже замечаю, что у него крыша подтекает. Вот и пошла трещинами китайская стена. — И даже через шутки было видно беспокойство.       — Можно базарить как-то подальше от моего стола? — Вот и король территории подал голос. Сенку недовольно зыркнул на Гена. Тот своим смехом чертовски отвлекал от работы. Просьба, конечно же, осталась без реакции.       — Как думаешь, это как-то связано со Шнайдером? — У Луны совсем щенячьи глазки. Обращается к Гену, словно он может Хьюстона спасти, но и за комфорт Сенку хочет побеспокоиться.       Сенку и Луна были знакомы какое-то время, пока оба тут работали. Никогда близки не были, хоть ей и хотелось бы узнать его лучше. Она все поражалась, как легко Ген держал со всеми близкий контакт. Луна же слегка боялась Сенку. Не поймите неправильно, его сложно не остерегаться. Очень уж он был иногда строг по отношению к своим коллегам. Это чудо в перьях имело такой взгляд и тон голоса, словно его годами ковал и вытачивал сам Уингфилд. Но, увы, никакого участия в его прошлом он не принимал. Оттого еще интереснее, какая жизнь у него была до "креста".       — Ой, да у них с этим немцем такие брачные танцы! Постоянно их споры слышу. — Чересчур уж задорно пролепетал Ген, разводя руками.       — Стоять. Подробнее. — Птичка в клетке. Сенку отложил бумаги в сторону, поворачиваясь к этим двоим, образовывая треугольник.       — Ой, неужели интересно, Сенку-чан? — Снова хихикает, что Ишигами уже привычно игнорирует.       — Я не знаю, можно ли это рассказывать… — Луна огляделась по сторонам, убеждаясь, что это утро такое же безлюдное, как и все прошлые.       — Нормально, Сенку можно доверять, Уингфилд не будет против, уверен. — Асагири вновь развел руками. Вот совсем совести у человека нет.       — Время не трать, Ген. У меня, в отличие от некоторых, куча монотонной работы.       — В общем: дней пять назад Ксено подобрал немецкого солдата на вылазке. Он сидит в том кабинете, который у Уингфилда как индивидуальная палата.       — Знаю-знаю. И что он? На каких основаниях?       — Боюсь, этот вопрос объяснять слишком долго. Видишь ли, Хьюстон у нас…       — Я про техническую часть.       — Ну, по сути, правила этого не запрещают, но ты сам знаешь, как к такому относятся остальные.       — Да, понимаю. Около моего кабинета постоянно проходят такие. Будто всем в округе хочется слышать про то, как они врагов ненавидят. Ну и что он?

***

      Снова утро. Снова куча мыслей в голове.       Уже было чуть легче воспринимать все входящие мысли, хоть как-то да фильтруя их и синтезируя в адекватные домыслы. Здоровый сон — чудо.       Ну, насколько он может быть здоровым.       Но пара лишних часов и правда не были лишними. Он намеренно встал позже обычного, пропустил свой ритуал, что начинался с чашки кофе, а после продолжался различной его подготовкой ко дню и возможными беседами с его коллегами.       Он не удивится, если те его обыскались.       Но кофе, знаете, можно выпить и позже.       Он точно может дать себе эту слабину. Дискомфорт продуктивен, комфорт же будет стоить кучу времени. Тело противится и не хочет выходить из лежачего положения. Так спокойно. Тепло.       Спокойно было и там, в палате. Все равно, даже после той ссоры он, заснув, чувствовал себя приемлемо. С другой стороны… Он. Заснул. В палате. С фактическим врагом. Ладно, бывают в жизни огорчения. Он же ничего плохого не сделал.       И все же, изменения на лицо. Хьюстон, ты слишком много себе позволяешь. Можешь же все исправить.       Конечно может. Но как и было положено всеми судьбами — не хочет. Это интересно. Это свой эксперимент. Такой, что не завязан на исключительном состоянии его п̶о̶д̶о̶п̶ы̶т̶н̶о̶г̶о̶ пациента. Это тоже, но лишь на какую-то часть.       Ксено медленно сползает с койки, пытаясь хоть как-то привести себя в чувство. М-да, помотало его знатно. Сон сном, а раны он не лечит. Кровь почти полностью пропитала повязку, оседая плотной коркой на бинтах и коже. Даже на простыни осталась пара пятен. Как неэлегантно.       И либо его наручные часы сбились, либо внутренние крепко держат строй. Все еще оставалось время перед началом дня. Да, ему бы сейчас Луну проведать, только он это и на перерыве сможет сделать. А отчеты как-никак простаивают уже пару дней.       Ручка, листок, прямая осанка. Отчет номер бла-бла-бла: день, люди, затраты, потери… Все как Клара Бартон завещала.       Лист первый, лист второй, третий… Хорошо, время еще есть. Можно сдать сразу.       Приводит себя в порядок, меняя бинты, зачесывая выбившиеся прядки, надевая халат. И отправляется в путь, захватывая перед этим пустую чашку вместе с отчетом.       Коридор разочаровал своей пустотой. Стоя-ять. Разочаровал? Ты ж всегда радовался этой тишине. Вот и снова запишем: потребность в излишнем социальном взаимодействии. Дальше разбираться в чувствах, следствии и причинах не нужно, оставим это Гену, но… Хотелось жить. Видеть жизнь других. Не то, чтобы поделиться вчерашним с кем-то, но просто быть уверенным, что с ними все в порядке — это уже многого стоит. Даже не столько это касается пациентов. Луна с ее родным беспокойством. Асагири с его непрошенными советами, но все равно родными. Даже ворчунью-Шарлотту увидеть захотелось, хотя, кто тут из них двоих ворчун, разобраться еще надо. И Броуди, что помогал ему пару раз дотащить до палаты и склада все расходники. Да даже Сенку, с которым они знакомы всего-ничего.       А Стэнли… Уингфилд сам знает, что тот жив. Иного варианта он просто не позволит.       Кофе бы сейчас не помешал. Его отсутствие тоже не помешало бы ничему, особенно бедным его органам, пытающимся восстановиться после всех нагрузок, а также и написанию отчетов. Голова была вполне ясная.       Но нужно, не хотелось бы посреди осмотра вырубиться.       Значит, на кухню. Тут свернуть налево, здесь направо…       А тут голоса. Всех троих мелких любимцев, которые усиленно что-то обсуждали, говорили с эмоциями и выражением, но вполне тихо, так, что разобрать сложно.       Подходит ближе. Голоса чуть яснее, и они говорят о?       — Доктор Уингфилд! У вас все хорошо? — Луна говорит даже как-то чересчур встревожено. Тон голоса повысила, а после осеклась, стыдливо прикрывая рот рукой.       — Да, Ксено. Все в норме? Колокола не бьют еще? Выглядишь хреново.       — Можно было бы и уважительнее, Асагири. — Может самочувствие и улучшилось благодаря сну, но вот внешний вид… На лице Ксено и правда расположились нездоровые синяки вместе со впадинами у скул. Нет, зрелище ничуть не романтичное. Красота в нем оставалась, но была явно заключена не в этом следствии невроза и недельного нарушения режима.       — Нет, правда. Тебе бы отдохнуть ото всего. Я не вызываюсь заменять тебя, но серьезно, с этим надо что-то делать. Раньше такого не было. Я не поверю, если ты скажешь, что это общая усталость. Тут явно замешан… — Не договаривает. Брови лишь показательно поднимает, да глаза в сторону уводит. Правильно. Пусть меньше его имя звучит в этих стенах.       — Доктор Уингфилд, я могу вас заменить на осмотре сегодня. Мы все равно по одной палате направлены, но я…       — Ерунды не говори, Луна. Я не при смерти, сам справлюсь. Спасибо за инициативу, но не пойми неправильно, там половине всех медсестер самим помощь нужна, лучше за ними последи, а со своей работой я справлюсь. — Руку ей на макушку кладет, подбадривая как-то по-отцовски. — Правда, Луна. Спасибо за твое беспокойство, но ты сама-то как?       Та только открыла рот, как встрял Асагири:       — Не хочу мешать разговору, но у нас через пятнадцать минут начало рабочего дня. А ты, Хьюстон, с пустой кружкой стоишь, если не заметил. Айда за эликсиром жизни, поговорить на обеде успеем. — Ген махнул рукой на прощанье Сенку и побрел к кухне.       — Ладно, Луна. В любом случае жду тебя на перерыве. — Оставил отчет на столе Сенку, так же кивнув ему и сам направился в сторону, где только что промелькнул Асагири.

***

      Кофе и правда сделал все только лучше. Шестеренки встали на свои места, запуская механизм работы, что Уингфилд выполнял из раза в раз. Помогало держаться. Тягость никуда не ушла. Утренний осмотр не выдал положительных результатов — им пришлось не только доделывать работу, что не успели вчера, но и погружаться в этот террор вновь.       Лишь малое количество людей, отошедших ото сна, сохраняло спокойствие. Остальные если не стонали от боли, то были в отвратительном ментальном состоянии. В лицах их было запечатано столько ужаса, что их бы по-хорошему приковать к кровати, да не выпускать в общество порядочных людей. Не дай бог, начнут мстить подлому миру, что с ними так поступил. Кто-то отделался относительно неплохо, и сейчас с напарниками обсуждал прошедшие события, подбадривая друг друга.       Вот он, плюс совместных палат — некий общий дух. Насколько знает Уингфилд, в этой палате, как и в паре других, солдаты с абсолютно разных полков и отрядов. Более того, не все были одной национальности. И все-таки это не мешало им сплотиться, переживая вместе все невзгоды, даже язык не стал преградой: некоторые пытались поддержать и без слов.       Звуки вновь наполнили комнату. Царила жизнь. Ксено цепляется глазами за каждую деталь. Доктора проводят обход, строго выполняя свою работу. Вон и медсестры трудятся, не отвлекаются от дела. Тот человек корчится от боли, сжимая кусок ткани, чтобы звуков не издавать. Медбрат его подбадривает. Тут пара солдат даже улыбками обмениваются, да руки жмут друг другу, утешая. Жизнь была в каждом уголочке, она кипела и пульсировала, но… Почему так тяжело за нее ухватиться? Нынче эта всеобщая машина работала крепче и монолитнее иного другого раза, чему Ксено, казалось бы, несказанно рад, но разве так это ощущается? Он не может ухватиться ни за одну четкую деталь. Тяжело. Жизнь словно отсутствовала для него самого. Пульс свой находит. Так спокойнее. Так легче.       Нужно продолжать работу. Этому бинты уже заменили, обезболивающее ввели, кажется, его дыхание уже выравнивается.       Ну посмотрите-ка. Вот и перемены. Все еще не может концентрироваться на самом процессе. Карт-бланш одним рукам да моторной памяти, мозг же сейчас занят другим. В приоритетах выше своя персона. Но вот, казалось бы, участвует ли Стэнли в его мыслях сейчас? Соврет, если скажет, что точно нет, но его там было значительно меньше. Сейчас, вспоминая его, возродилось чувство вины. Здорово, конечно. Беспокойство за себя любимого затмило последствия прошедшей ночи. Уингфилд не чувствует себя виновным полностью, он был в состоянии аффекта, и черта с два вы его в обратном убедите.       Но все-таки что-то саднит. Можно было и помягче все это выразить. Даже нет, сам факт того, что Хьюстон высказался ему. Каким бы необычным не был, а все равно, он в первую очередь пациент. Очень непрофессионально, Уингфилд. "Aliis inserviendo consumor", свеча — символ медицины, не забыл? В который раз уже ломаешь свои принципы. Не хотелось доказывать самому себе, что Шнайдер был "пациентом" уже не первоочередно. Так, один из статусов. Остальные же красовались куда ярче, он был кем угодно: от подружки для сплетен и бесед до игрушки для битья. Как показала практика, мозг Ксено и не в таком свете его ставил. Кошмарно. Просто ужас, Уингфилд. Давай-ка, заканчивай с этой палатой и иди на перерыв. Луна уже заждалась, наверное.

***

      Перерыв был в самом разгаре. Большинство врачей разошлись по кабинетам, кто-то был на кухне, кто-то сопровождал солдат, которые выходили на перекур. Уингфилд успел пообедать и отнести порцию Шнайдеру. Они даже толком словами не обменялись, Стэнли только сонно мямлил и поблагодарил, кажется. Коридоры были заполнены солдатами, что выходили из палат размяться да поговорить.       Сейчас же Ксено сидел в пустующем кабинете вместе с Луной.       — ...Даже умудряюсь свыкнуться с этим. Не знаю, что со мной, но я стараюсь все меньше задумываться о судьбе каждого человека. Не зря вы, видимо, меня учили. Так и правда легче, хоть и жестоко. Ну а в целом, Ген вчера успокоил меня. Конечно, было страшно, этого не отнять. Но мне правда стало легче после разговора с ним. Сначала была ужасная паника, но я даже уснула вполне спокойно. Такая уж работа.       — Даже гордиться заставляешь. — Ксено хмыкнул. — Если б у меня это работало дальше. — Вздыхает глубоко — Как Шнайдера подобрал — так сразу начался какой-то сдвиг. Не поверишь, но вчерашняя вылазка оказалась почти такой же тяжелой, как моя самая первая. Не знаю до конца, что происходит, но мое мышление явно меняется. И не хочу признавать это, но сострадания во мне стало больше, вместе со всеми другими эмоциями. Вот это вообще не радует.       — Да, сама знаю. Но, может, оно и к лучшему? Ну, в смысле, это своего рода испытание, вы всегда говорили. — Смотрит куда-то вдаль с улыбкой. Этот ее оптимизм… На вес золота, честно. — В любом случае, сейчас нужно только на работе концентрироваться. Пока это все не мешает процессу, нужно просто наблюдать. Знаю, нам всем тяжело… — И вновь ее сострадательный взгляд. — Кстати, как его самочувствие?       — Не жалуется. И да, раз об этом, будет время — зайди на склад, ему реабилитироваться скоро нужно будет, с его ситуацией костыли тут будут ой как кстати.       — Поняла. Если не найду, то запрошу пару новых.       — Верно мыслишь. Ладно, Луна, идти пора. Отчеты сами себя не напишут.       — Удачи, доктор Уингфилд.       Вздыхает тяжело. Пора бы отпустить этот официоз, хотя бы для нее.       — Давай уже просто "Ксено". И тебе удачи.              Уингфилд покинул кабинет, краем глаза замечая напоследок, как Луна улыбнулась.