Та самая ночь

Какой необычный день был сегодня! А сейчас наступила невероятная ночь! Он, Шэнь, теперь уже Шэнь Вэй. Юноша про себя ещё раз повторяет новое имя, имя, данное ему легендарным воином, о подвигах которого сложены сотни песен в обоих мирах. И теперь он сделает всё возможное и невозможное, чтобы оправдать высокую честь, оказанную ему сегодня. И отныне жизнь, спасённая великим Куньлунем принадлежит тому без остатка. Шэнь Вэй робко поднимает взгляд на собеседника. Знаменитый синий пао, отороченный мехом чернобурой лисицы; ходят слухи, что сама правительница хули-цзин подарила ему свой девятый хвост, влюбившись без памяти. Что ж, Шэнь Вэю кажется, что он понимает фею-лису, не поддаться этой бездне обаяния очень и очень нелегко. Лучистые, с едва заметной хитринкой глаза, заразительный смех, яркие, по-детски пухлые губы, беспрестанно улыбающиеся, то широко и открыто, то задумчиво и даже чуть печально. Хорошо, что Куньлунь спросил его о прошлом. И он говорит, говорит, говорит, пытаясь скрыть за множеством слов, охватившее смущение, от которого маковым цветом полыхают уши. Он говорит о своём отце, который учил их с младшим братом искусству рукопашного боя и владения цзяном(1) и более благородным гуаньдао. О матушке, одевающей их в чёрное и белое не для того, чтобы различить, а для того, чтобы привить упрямому и своевольному Е Цзуню немного смирения и кротости, а ему, Шэню - твёрдости и решимости. О болезненном диди, мечтающем о судьбе великого воина и правителя, о собственном желании стать поэтом и каллиграфом. Он говорит о пепельных лотосах, цветущих на лавовых озёрах Дисина. О соседской девчонке, вечно путающей их, несмотря на разный цвет одежды. О маминых юэбинах, о крепких отцовских руках, ласково треплющих по голове или отвешивающих подзатыльники. Куньлунь интересуется тем, как он стал Хэй Пао Ши, и он вспоминает смерть родителей от молниеносной болезни, унесшей жизни почти всех жителей их деревни, нелёгкий путь на Хайсин и падение метеорита, потерю брата и его бесплодные поиски, желание отстаивать справедливость, неожиданные способности к дипломатии и военный талант. Шэнь Вэй с лёгкой усмешкой говорит о своей сложившейся репутации, и это помогает не смотреть на чёрное зёрнышко родинки на правой щеке Куньлуня. Смеющийся Куньлунь стремительно срывает с Шэнь Вэя так нужную ему маску и внезапно севшим голосом говорит о том, какая нежная у него кожа. От этих слов, а ещё сильнее от их звучания, мириады мурашек бегут по телу, дыхание прерывается, а руки почему-то начинают мелко дрожать. Шэнь Вэй ещё мужественно пытается рассказать о необходимости быстроты при владении гуаньдао, как его прерывают весьма необычным способом. Хулигански ухмыляясь, Куньлунь засовывает ему в рот что-то круглое, гладкое и… сладкое? Ошарашенный Вэй, широко распахнув глаза, в недоумении смотрит на своего… друга? Можно ли назвать человека другом, если знаешь того лишь несколько часов? Этого – можно, решает Шэнь, завороженный искорками смеха, пляшущими в карих глазах. – Это надо есть. Вот так, - Куньлунь высовывает кончик языка, показывая, как нужно управляться с неведомым лакомством, и от этой картины становится жарко, хотя ночь довольно прохладна. Он послушно повторяет, и теперь Куньлунь уже не смеётся, а судорожно сглатывает, окидывая Шэнь Вэя каким-то голодным взглядом. А ночь продолжает творить своё особое волшебство: крутобокая луна обливает серебряным светом вершины и склоны гор, свежий ветерок играет сухими макушками трав, цикады выводят свои звенящие рулады. Шэнь Вэй подносит свою маску к лицу, и половина звёзд прячется за её краями. Убирает - и Лазоревый Дракон Востока вновь гонится за Белым Тигром Запада, Золотая рыбка вспенивает плавниками звёздную пыль, а Павлин распускает хвост. Что-то незнакомо шуршит под ногами, он опускает взгляд на землю и видит яркую блестящую обёртку от леденца (теперь он знает это название), подбирает её и тщательно прячет в потайном кармане. Теперь, чтобы ни случилось дальше, у него останется доказательство того, что эта ночь ему не приснилась. Шэнь Вэй оборачивается к сидящему поодаль Куньлуню и замирает под его взором: жаждущим, алчущим, манящим. Он невольно облизывает вдруг пересохшие губы и глаза Куньлуня загораются тёмным пламенем. В два стремительных шага тот преодолевает разделяющие их расстояние: - Я больше не могу! И жадные губы накрывают рот Шэнь Вэя. Кружится голова… Воздуха не хватает… Колени подгибаются… Нужно как-то удержаться… Твёрдые плечи… Да, ухватиться за них… Его губы… Солнечные брызги на нежной коже… Я тоже так хочу… Лава в венах вместо крови… Пламя… Ледяные капли горной реки… Дрожь… Его руки… Везде… Ещё… Шёпот… Сла-а-а-дко… Слова ещё слаще… Солнце моё… Сокровище… Нежность… Снова огонь… Быстрее… Задыхаюсь… Звёздная круговерть… Вэй… Вэй… Вэйвэйвэйвэй… ВЭЭЭЭЭЙ! Звездопад… А ночь продолжается. И Шэнь Вэй больше всего на свете желает остаться здесь навсегда, где ветерок с гор приятно холодит обнажённое тело, где шелест травы, где светлячки как звёзды, а звёзды как светлячки, где Куньлунь расслабленно гладит его растрёпанные волосы. Но ночь всё же кончится. И нужно успеть сказать. И печальные слова сами слетают с губ: - Даже если тоска сердце мне разобьёт. И оно разлетится сотней мелких осколков. Ни в одном, даже самом ничтожном, не погаснет любовь к тебе…(2) А Чжао Юньлань, целуя своего Вэя, тихонько шепчет ему в губы: - Я знаю, баобэй, я знаю. Ты пронесёшь свою любовь через века. 1) Цзян - прямой меч. 2) Строчки стихотворения Идзуми Сикибу.