Чёрное в белом

      Доверие.       Когда я отвечал взаимностью на слова Гюилома о любви, я чувствовал, что сильно рискую. Но я надеялся на то, что внизу пропасти меня поймают. Я доверился и оказался обманут.       «Я влюбился в тебя. Сам не понял как, но я не хочу оставлять тебя тут одного, без помощи.»       Он оставил меня.       Он соврал мне.       Я больше не смогу ждать от него помощи. Больше не смогу обратиться. Мне снова не за кем спрятаться. Снова не на кого опереться.       Когда-то давно, будучи совсем маленьким ребенком, помнится, я так же ждал маму. Надеялся. Верил. Мне не хотелось думать, что она оставила меня. Что я ей не нужен. Но я быстро понял, что так оно и есть. Я не мог рассчитывать на неё. Не мог рассчитывать на дедушку-алкоголика. Тогда я пытался найти друзей. Но ни своим сверстникам, ни старшим детям я был не интересен. У меня никогда не было весёлых историй, или чего-то, чем можно было похвастаться. Не было харизмы или пресловутого детского креатива. Задора. Я не был весёлым ребёнком. Не любил гонять по двору, сбегать, лазать на заброшки, строить шалаши и бить крапиву. Единственное, что у меня было – готовое домашнее задание.       Я был тем самым ребёнком, на которого даже взрослые смотрели или с пренебрежением, или с сочувствием. Старая одежда, на пару размеров больше, потрёпанный рюкзак, никаких карманных денег. До старших классов у меня не было даже кнопочного телефона.       Когда приехала мама, что бы забрать меня в город, я был потерян. Гораздо позже я стал на неё злиться. Вспоминал её слова и с каждым разом ненавидел всё больше.       Многие, кто слышали эту историю, говорили мне простить её. Говорили, что прощение родителя означает и прощение себя, ведь по сути, обвиняя другого в том, что он бросил, человек сам бросает себя или бросает других. Принятие и прощение позволяют прекратить хождение по кругу. Но что тогда, что сейчас, я не смог понять этих слов. И не смог простить. Лишь забыть ту женщину, имя которой напрочь стёрлось из моей памяти задолго до её смерти. Впрочем, забыл ли я её по настоящему? Даже сейчас её вспоминаю.       Обида на окружающих меня людей стала сильнее, чем чувство доверия. Я хотел доверять. Тянулся к тем, кто хотя бы делал вид, что рад мне. Но ничем хорошим это никогда не кончалось. И тем не менее, я раз за разом продолжаю наступать на одни и те же грабли, даже в новой жизни.       Я хочу вернуться к Гюилому. Самое страшное для меня – одиночество. А плохие отношения я готов перетерпеть. Остаться без них, это остаться без, пусть и надуманной, но опоры. Хотелось броситься к Гюилому, извиняться, просить принять меня обратно. Хотелось что бы кто-то меня обнял. Удерживало только то самое чувство обиды. Такое ноющее, холодное и трепыхающееся. Детское.       — Софьен? — Госс завёл меня в дом, в котором жил и провёл до кухни, усадив за стол. Наверное, моё отрешенное состояние обеспокоило его. Ведь стоило мне поднять голову и столкнуться со взглядом его розовых глаз, я отчётливо увидел в них тревогу.       А могу ли я доверять ему? Кто сказал, что у него нет какой-то своей выгоды так себя вести? Как было с Нилом, которого он бросил сразу же, как тот стал не нужен. Впрочем, я уже даже не знаю, возможно ли разбить то, что уже было разбито и криво склеено не один раз. Будто бы, доверившись ему я что-то теряю. Нет, ничего не теряю. Тогда к чему переживать, верно...?       — Госс... Я не знаю, что мне делать.       — А ты хочешь, что бы за тебя это решил я? — он сел напротив, по-доброму усмехнувшись. — Помнишь, что было в прошлый раз, когда за тебя решили, что тебе делать? Помнится, ты чуть не бросил всё ради человека, который, теперь, как я понимаю, бросил тебя.       — Я просто хочу уже хоть в чём-то определиться.       — А ты разве этого не сделал? Мне казалось, что ты довольно основательно взялся за учёбу.       — Я хотел показать Гюилому и родителям, что у меня всё получится. Что я оправдаю их любовь... Заслужу её.       — Заслужишь? Софьен, любовь нельзя заслужить, — он тяжко вздохнул и упёр щёку на кулак.       — Почему же? — я чуть нахмурился. — Думаешь, я бы не смог этого сделать?       — Знаешь, Софьен, я лучше тебе кое-что расскажу, — он откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу, — у меня есть четыре младшие сестры и младший брат. Они редко делают что-то так, как я хочу. Брат так и вовсе часто спорит со мной, ругается, вредничает. Но я люблю их. Не потому что они что-то для меня сделали, или потому что они этого заслужили. А просто потому что они у меня есть. Вот такие, какими их воспитали родители. Со своими взглядами, увлечениями, хобби. Я могу им лишь что-то советовать. Поддерживать. Оберегать, если им нужна моя помощь. Но я никогда не стану любить их меньше, если они что-то натворят. Будут как-то не так себя вести или выглядеть. Если их мнение будет отличаться от моего. Они моя семья. И я просто их люблю. Не по каким-то причинам. У тебя ведь есть брат и сестры, разве не так? Что ты чувствуешь по отношению к ним?       — Да... У меня есть младшая и старшая сестра. Младший брат, — сказал я, немного растерянный после такого монолога. Ответить на последний вопрос Госса казалось трудным. Я быстро прикипел к Лили, Роберто и Исэйе, но спустя столько времени порознь... — я не уверен, что любовь ощущается именно так. Да и ты думаешь, что можно сравнивать любовь семейную и... к партнеру?       — Думаю да. Ведь твой партнер станет частью твоей семьи.       — А ты... Любил кого нибудь? Не как брата или сестру. Не как друга.       Госс отвёл взгляд на окно, сложив руки на груди, чуть нахмурив брови. Повисла тишина. Слышалось, как медленно тикают настенные часы. Наверное, я снова влез не в своё дело.       — Прости.       — Нет, ничего. Я просто... Задумался. Да, я любил. И, наверное, люблю до сих пор. Но, речь ведь сейчас не обо мне, — он снова глянул в мою сторону. — я к чему это говорил – любовь должна быть безусловной. И если кто-то заставляет тебя подстраиваться... Вряд ли он действительно искренне к тебе что-то испытывает. Если сомневается в тебе, твоих чувствах, если ты сам не уверен, что это за отношения, вряд ли это что-то хорошее. Когда ты действительно кого-то полюбишь, а тебя полюбят в ответ, ты это почувствуешь. У тебя не будет сомнений. Не будет чувства стыда и вины. Ты будешь любимым просто потому что ты есть.       — Если буду...       — Думаешь, что тебя невозможно любить просто так? — он от чего-то фыркнул с лёгким смешком. — Я тоже так думал, пока мне не доказали обратное. Жаль только, что я не сохранил эту любовь, — он снова как-то помрачнел и качнул головой.       — Ты про Нила? — вдруг встрепенулся я. Госс пялился в стол, а после на секунду зажмурился и тяжело выдохнул сквозь зубы.       — Я не хочу об этом говорить.       Мне оставалось только поднять ладони в жесте "сдаюсь". Не буду же я его пытать. Хотя, что уж говорить, кажись, он своим отказом ответил мне и так достаточно ёмко. Он жалеет о том, что бросил Нила? Но почему тогда не извинится? Хотя бы. Я более чем уверен, что они не разговаривали по душам, раз Нил продолжает пытаться привлечь к себе внимание Госса. Раз всё ещё зол на него. И что-то испытывает.       Впрочем, не мне судить и не мне что-то советовать Госсу. В прошлой жизни у меня тоже не получалось строить отношения. Не получалось понять людей. Каждый, кто узнавал меня ближе в итоге уходил. И я не могу их винить. Меня не за что любить. Как бы Госс не пытался что-то мне объяснить, я не особо верю в безусловную любовь. Будучи обычным парнем – Максимом Краевым, я тоже думал, что найдётся человек, который полюбит меня просто "потому что". У меня не было денег, не было друзей, я был не красив, у меня не было хобби. Только учеба и языки, которые были мало кому интересны. У меня были проблемы. Но у меня не было сил их решать. А вскоре, даже смысла не осталось. Я просто перестал пытаться.       Найти хорошую работу - не вышло.       Сбросить лишний вес - тоже.       До конца своей жизни я так и не смог улыбнуться своему отражению в зеркале. Оно мне не нравилось.       Я не смог научиться вливаться в компании. Вечно только ходил за кем-то хвостиком, с их немого позволения. Приходил на тусовки, где меня использовали в качестве груши для морального битья. Или как мальчика на побегушках. Когда кто-то говорил: "иди обними или поцелуй Макса" это значило, что кто-то проиграл желание. Я был наказанием для других. Я был им всем неприятен. По разным причинам, и в разной степени, но неприятен.       Этот мир решил только две мои проблемы. Внешность и деньги.       У меня даже появилась подруга. От меня не отворачивались родители, а брат и сёстры, кажись, искренне любили. Вот только теперь Вироя далеко, как и моя новая семья. Луиза на меня в обиде, а что думают остальные, мне даже страшно предполагать. И даже Гюилом, на которого я так рассчитывал, в итоге исчез. Теперь рядом со мной остался только Госс. Человек, совершенно мне не понятный. Настораживающий. Но, будто бы у меня много выбора...       — Не расскажешь мне подробнее, что произошло? — снова подал голос Госс, наверное, имея в виду мой конфликт с Гюиломом. Я вздохнул и начал всё с самого начала. Про приезд Вирои, про её предположения. Про слова Гюилома и мой удар по его лицу.       Госс молчал. Оперевшись локтями о стол, он не смотрел на меня, размышляя о чём-то, даже когда я закончил говорить.       — Я тоже что-то слышал про его Фамилию. Что-то подобное, — всё-таки заговорил он, — поэтому относился настороженно к нему. Особенно когда узнал о ваших взаимоотношениях. Но я был не уверен, поэтому не стал лезть.       — Все всё знали, один я, как слепой котенок, — хмыкнул я, нервно улыбнувшись. — даже Жерар и тот, оказывается, давно Гюилома не взлюбил.       — Вот про Жерара я не знал. Они общаются слишком с многими людьми, что бы я обращал на это внимание. Да и, честно говоря, как-то всё-равно было.       — Почему ты вообще продолжаешь терпеть их, — тихо буркнул я, глянув куда-то в стену.       — Никого я не терплю. Они были мне нужны, а сейчас наши договоренности с ними не имеют смысла. Зачари и Доган вообще, вроде как, пытаются договориться о том, что бы их или меня переселили в другой дом. Они не хотят жить со мной больше.       — Чего это так? — я удивленно поднял бровь. Я скорее ожидал такого решения от Госса. Мол, всё, вы больше мне не нужны, я ухожу. А тут эти двое первые решили ретироваться. — Готовить им отказался что ли? — попытался я пошутить, чуть улыбнувшись. Госс на секунду приподнял уголки губ, а после покачал головой.       — Это тоже, конечно, но не только. Просто я больше не вижу смысла любезничать с ними. Раньше они были мне хорошей защитой и источником информации. Физически я не особо силен, да и больше предпочитал учиться, чем носиться по всему Талю и что-то вынюхивать. Подслушивать, выпытывать. Этим занимались они. А я в обмен просто... Облегчал им жизнь. Как слуга.       — А теперь вы стали друг другу не нужны. Знаешь, наверное, мне очень повезло, что я попал к вам. Не хотелось бы тоже быть кому-то должным.       — Боюсь тебя расстроить, но ты можешь остаться должным Гюилому. Если он поймёт, что не сможет вернуть тебя, вряд ли он так просто смириться с потраченным на тебя временем.       Я поджал губы и напрягся.       — Что ты имеешь в виду?       — Он выложил тебе очень много информации за просто так. И, скорее всего, не раз помогал и по-другому. Конечно, возможно, он пошлёт всё это к бесу, но... Готовься к тому, что он может тебе что-то предъявить.       Я лишь вздохнул. Что ж, наверное, такое стоило ожидать. Гюилом действительно по меркам этого места был непростительно добр ко мне. И теперь, когда ему ничего от меня не светит, у меня могут появиться с ним проблемы. Вот уж чего мне хватало для полного счастья, так это врага среди некромантов.       Невольно вспомнился день, когда Гюилом помог мне поставить защитные чары на сумку. Чёрт. Он ведь может что-то с этим сделать, наверное? Судя по тому, что я узнал о магии за эти дни – он может изменить плетение заклинания когда ему вздумается. И кто знает, что он там может придумать.       Вот же ж блядь, теперь и с этим разбираться...