Мурчащая Талигойя

Первый маршал Талигойи шипел и рычал, распекая генералов Южной армии и ее маршала. Те слушали. Как умели. Мишель и Робер Эпине со стоическим спокойствием смотрели на беснующегося Рокэ, лишь порой слегка прижимая крупные кошачьи уши, когда в речь Первого вкрадывалось слишком много шипения, неприятно резавшего слух. Карлос Алва лишь слегка шевелил хвостом. В конце концов, все слова насчет обязанности чаще посещать свои войска и наводить в них подобие порядка были применимы к младшему Алва не меньше, чем к старшему. Да даже больше. Рокэ в том, кому препоручить рутинные обязанности, был настоящим виртуозом. Хотя, его за это и любили — Первый маршал раздавал обязанности, отчего офицеры чувствовали себя важными птицами, и потом внезапно спрашивал с ответственного в три шкуры, за что его любили уже солдаты. Так что на учения Рокэ редко выезжал сам — все же рутина — но эти тренировки для Южной армии они с Карлосом задумали еще до дня святого Фабиана… Карлос ловил себя на том, что терял нить, словом. Потому что смысл знал наперед. Хорхе Дъегаррон хмурился, ушки стояли торчком, напряженно подрагивая. В конце концов, частично сегодняшний разнос был виной его подразделения. Оскар Феншо едва слышно фыркал, прядая своими огромными каракальими ушами, словно застоявшаяся лошадь, а не кот. Вот кто получать разносы не любил и терпения еще не выработал. А Эмиль Савиньяк… Эмиль Савиньяк лежал в соседней палатке после того, как его наблюдательный пункт разнесло полетевшим не туда снарядом. Хотя огонь в сторону людей даже в порядке учений был, естественно, строжайше запрещен! *** — Твое рычание я даже здесь слышал… — попытался улыбнуться Миль, впрочем, не делая попыток пошевелиться. — Пусть скажут спасибо, что никому по уху не досталось, — независимо фыркнул Рокэ. — Хотя Феншо я когда-нибудь уши откушу! — Можно подумать, ты был терпеливее в его возрасте. Или сейчас стал, — усмехнулся Савиньяк. — Да-да, ты Первый маршал, я помню… — Вот именно! — Алва гордо вскинул хвост, располагаясь у постели пострадавшего. — Ты как себя чувствуешь? — сбавив тон, спросил он, взяв в руки безжизненно висящий золотистый хвост. — Как после недельной пьянки, — Эмиль выдохнул, тихонько мурлыча, когда Рокэ стал коготками перебирать пушистую шерсть. — Тошнит и перед глазами звезды пляшут. Ничего, пройдет. Я просто хорошо приложился, не в первый раз. Заодно нашим лекарям тоже будут… учения, — усмехнулся он и услышал отчетливое рычание. — Ну, перестань, Росио. Всякое случается. Иногда армия опасна и в учении. — А лучше бы в бою! — проворчал Рокэ. — Ты, конечно, не кисейная барышня, но Ли за тебя всю Талигойю разорвет прямо когтями, никакого оружия не надо… Миль ласково мурлыкнул. Росио всегда так делал. Вместо того, чтобы сказать, как переживает и любит, напоминал, что один близнец оторвет ему голову, если с другим Савиньяком что-то случится. Или всей Талигойе. Впрочем, сомневаться в способностях Лионеля было бы грешно. — Он и за тебя это сделает. И я тоже. Мы любим тебя, наш бесстрашный Первый маршал… Потому что Первому маршалу положено быть бесстрашным. И не признаваться, что сердце уходит в пятки и ушки сами поджимаются, стоит только подумать, что его золотистое солнце однажды останется на поле боя… А это ведь неизбежно, не найдут они, неугомонные, смерти в своей постели — ни он, ни Эмиль. Нет, Первый маршал должен гордиться решительностью и смелостью своих генералов и маршалов… Но еще — беречь их от нелепой смерти, и уж учения — точно повод неподходящий!