the right decisions.

Твои любовь и пыл изглаживают знаки, Наложенные злом на бедном лбу моем, Бранит ли свет меня иль хвалит — что мне в том? Лишь пред тобой бы я не скрадывался в мраке: Ты для меня — весь свет, и я хочу найти Себе в твоих устах хвалу и порицанье, Другие ж для меня — без звука и названья, И я ни для кого не уклонюсь с пути. В той бездне, где живу, заботу я оставил О мнениях других, а чувства быть заставил Холодными навек и к брани, и к хвале. Да, я смогу снести презрение во мгле Затем что в мыслях так моих ты вкоренилась, Что остальное всё как будто провалилось.

      — Дочитывая последнюю строфу, хочу спросить вас, что такое любовь?       Тишина повисла в классе после вопроса учительницы. Большие буквы, которые она только что вывела на доске, складывались в слово «любовь», и Рюджин сверлила его взглядом. Это ничтожное слово, ничтожное чувство, которое просто растоптало её в щепки — что оно означало? Лучше б она этого не знала.       Шин перевела взгляд на Йеджи, и та сразу отвернулась, не позволяя глазам задержаться на родных чертах лица. Казалось, она выстроила между ними пропасть, сожгла все мосты, стёрла все тропинки, и оставила Рюджин позади, где-то там в тумане, где она потеряется и ни за что не найдёт пути обратно. Пути к Йеджи. Она могла бы просто смириться с этим, просто дать Хван жить так, как она хочет. Но чёрта с два, она не хотела, Шин уверена.       Столько лет вместе, столько мечт, желаний, а сейчас — просто пустота. Как будто между ними ничего и никогда не было. Это ломало-ломало-ломало и выкручивало все внутренности, заставляло невыпущенный крик драть горло — так коршуны впивались в сердце Шин, клевали его, а она — задыхалась.       Неприступность, невидимая оболочка, крепость — Рюджин не могла пробить их, хоть и на кулаках красовались красные отметины и синяки, от которых было больно шевелить пальцами, — Йеджи всё так же была холодна.       — Я думаю, это привязанность. Это когда ты готов пожертвовать всем, что у тебя есть ради своей любви, — подала голос одноклассница.       — Хорошо, что на этот счёт думают другие?       — Очевидно, что это просто химическая реакция.       — Мне кажется, это зависимость, когда вы без друг друга ни дня не можете.       — Ни черта! Ни черта вы не знаете в этой жизни! — Встала с места Шин, искусав губу до крови от злости. — Всё это просто чушь! Любовь, она есть. Она просто есть, и ничего не сможет прогнать её, потому что только ради неё мы здесь, — остановилась она. — Это наивысшая точка, и, когда вы там, вы смотрите на всех сверху и вы там навсегда, потому что если вы пошевелитесь… Вы упадете… Вы упадете!       Она всё время смотрела на Йеджи в надежде, что хоть на секунду её губы дрогнут, на секунду что-то ёкнет у неё в груди, и она прекратит наконец издеваться над Рюджин. Но Хван только отвернулась, чуть покусывая пальцы, смотря в это идиотское окно, будто там было что-то красивое и интересное.       Каково это, когда твоё сердце кричит и разрывает всё живое внутри тебя, а человек, из-за которого всё это произошло, просто не желает слушать тебя? Рюджин ни одному врагу не пожелала бы такого. Она не понимала, как можно так просто оборвать, как ей казалось, самую прочную связь, выкинуть её из жизни, словно обёртку от мороженого, затоптать, как насекомое.       — Спасибо, Рюджин. — С гордостью произнесла женщина, — Думаю, ты права.       Она действительно знала, что такое любовь, что такое — любить. Но всё это не имело никакого значения, если Шин не могла разделить это чувство с Йеджи. Провались оно всё пропадом, это просто несправедливо — вот так отгораживаться. Сколько они уже не разговаривали? Неделю? Две? Хван только бросала пару сухих фраз в надежде, что младшая поймёт, что больше ничего не выйдет. Но она ведь знала, что Рюджин упряма и настойчива. Она ведь знала, что та не сдастся просто так. И это неимоверно душило.       — Шекспир пишет о своей любви так, словно только она имеет значение. Только она может указать ему путь, только она может указать на его ошибки, он ей не то что поклоняется, но он принимает её любой, понимаете? Он просит       О да, Рюджин понимала. Но даже чертов Шекспир не мог излечить её душу, он не мог зашить ей раны, он только писал такие вещи, от которых рыдать хотелось сильнее.

***

      Девушка дернула Йеджи за руку, уводя за собой. И если ещё пару дней назад это было такой повседневной вещью, от которой обе улыбались и трепетали, то сейчас это ощущалось как гроза средь бела дня; будто молнии кружили над ними двоими, норовя ударить и убить. Рюджин не хотела отпускать её. Не хотела, чтоб всё было вот так, как сейчас, потому что всё это напоминало какой-то кошмар, от которого она не могла проснуться.       Хван окинула девушку тревожным взглядом, словно та сделала что-то не то, и попыталась вырвать ладонь, но Рюджин крепко держала её, ведя в их комнату, заметно нервничая. Раньше она так себя не чувствовала. Дверь закрылась громким хлопком, и вот они вдвоём стояли друг на против друга словно заключённые, словно дикие звери, готовые почти порвать друг друга.       — Ты не хочешь ничего мне объяснить? Не хочешь что-нибудь сказать? — с дрожью в голосе спросила Шин.       — Я ничего не хочу, просто выпусти меня, я не хочу опоздать на урок.       — К чёрту его, мы должны поговорить.       — Я ничего тебе не должна, Рюджин. — с наигранным безразличием ответила Хван.       — Ты можешь объяснить мне, что между нами происходит? Ты избегаешь меня, не смотришь на меня, делаешь вид, что меня вообще не существует, что за херня, Йеджи? Мы не разговаривали нормально уже неделю!       — Забудь обо всём, что между нами было, ладно? Просто забудь всё это и больше не трогай меня.       — Ты вообще себя слышишь? Кто вбил тебе эту дурь в голову? Хёнджин, да?       — Не приплетай его сюда, так будет лучше для всех. — её холод бил под дых Рюджин, и она не верила своим ушам. Это была не её Йеджи. Нет, это точно была не она.       — Для «всех»? Ты хотела сказать, для твоей никчёмной семейки, которая лепит из тебя идеальную дочь?       — Они нужны мне, я не справлюсь без них.       — А я не справлюсь без тебя, понимаешь? — почти прошептала Шин, подходя ближе и вновь касаясь чужих ладоней.       — Я знаю, ты сильная. — Как же Хван ошибалась. Она ведь знала, какую власть имела над младшей. Она ведь знала, что только любя её — она может быть такой. Йеджи — её сила. Её любовь к ней — её щит. И она бы вытерпела что угодно ради неё одной, а сейчас она держала невидимый пистолет в своих руках, готовясь выстрелить ей прямо в грудь, — Ты справишься.       — Йеджи, я не хочу. Я не хочу без тебя.       — Поиграли и хватит, Рюджин. Пора нам вырасти из этого.       — Так для тебя все эти годы были просто игрой? Ты же знаешь, что это неправда.       — Отойди от двери, мне нужно идти.       — Ответь мне на чёртов вопросы! Для тебя всё это было просто игрой?       Йеджи больше не смотрела на неё, она отвернулась, сжимая кулаки и всё так же молча покусывая губы. Будто её слова должны были что-то изменить. Будто она могла как-то повлиять на ненавистное будущее и свою жизнь. Хван давно поняла только одно — она марионетка своей семьи, у неё нет ни права выбора, ни права голоса, ни уж тем более права на иную жизнь, кроме которой спланировали её родители.       — Прости, Рюджин. Мне просто… нужно идти.       Шин не стала преграждать ей путь, не стала ловить её в этот раз. Но такие отношения не то что разбивали, они связывали по рукам и ногам, заставляли поникнуть в какой-то прострации, потому что «почему?». Что она сделала такого, чтоб не заслужить даже объяснений? Разве она не заслужила услышать правду?       Разве она виновата в том, что просто любит?       Рюджин провожала её взглядом, наблюдая за тем, как закрылась дверь. Тогда ей казалось, что Хван заблокировала все пути к ней и бросила гнить в этой комнате, которая кишила одними воспоминаниями об их времени вместе.

***

      Между учебными занятиями следовал перерыв, которому Шин была рада, насколько могла. Пока она сидела в кабинете, вновь слушая монотонный голос преподавательницы, в голове был полный бардак, и она не могла думать ни о чём, кроме того, что произошло. Слишком много вопросов, на которые у неё нет ответов, и Хван давать их не собиралась. Поэтому прогулка по лесу пришлась как никогда кстати. Шелест листьев успокаивал её, но девушка всё ещё продолжала накручивать себя и строить догадки и предположения насчёт произошедшего.       Может, это был какой-то розыгрыш, или Йеджи просто погорячилась, и ей надо дать время остыть? Может, у неё ещё был шанс всё исправить, чтоб всё стало как раньше? Во всех отношениях бывают трудности, верно? В её мыслях это звучала вполне логично. Рюджин не привыкла опускать руки, тем более, если дело касалось Хван. Она просто не могла позволить всему идти своим чередом и делать вид, что всё так и должно быть, поэтому в надежда вновь, словно звезда, загорелась в ней.       Теперь она шла по знакомым тропинкам с неким воодушевлением, и на лице красовалась еле видная улыбка. Свежий воздух и правда немного отрезвил её разум и позволил отпустить всё плохое, по крайней мере, ненадолго. Хоть на сколько нибудь. Рюджин медленно прогуливалась, приподняв голову к небу, чувствуя, как солнце мазало теплом по её щекам. Она прошла ещё немного, и ей послышались посторонние звуки. Шуршание? В памяти сразу всплыл образ Йеджи. Старшая любила подкрадываться к ней вот так, а потом обнимать за талию. И Рюджин повернулась, надеясь увидеть знакомую фигуру и притянуть для долгожданного поцелуя.       И знакомую фигуру она увидела. К сожалению.       — Ожидала увидеть здесь любовь всей своей жизни? — плюнул в сторону Хенджин, поправляя волосы. — Какая жалость.       Разочарование облило её кипятком, и улыбка тут же исчезла с лица девушки, сменяясь морщинкой меж бровей от злости.       — Тебя избить или сразу придушить?       — Воу, полегче, извращенка, а то мне придётся тоже уехать.       — Что ты несёшь…       — А, так она тебе ещё не сказала? — нахально улыбнулся Хван.       — Заткнись.       — Ты только не плачь, хорошо?       — Я сказала, заткнись к чёртовой матери!       — Слушай, — Хёнджин подошёл ближе к Рюджин, кладя ладони на её плечи, — я понимаю, у тебя свои какие-то наклонности, но отпусти уже это всё. Йеджи нужен кто-то более похожий на парня, тот, кто сможет построить с ней настоящую семью.       — Наклонности? — усмехнулась Шин, хотя внутри всё сжалось от того, насколько сильно это задело её. — Это называется любовью, но до твоих мозгов это, наверно, никогда не дойдёт.       — Рюджин, такие люди не умеют любить. Это болезнь, которую нужно лечить, понимаешь? — его тон был отвратительным, он обращался с младшей, как с ребёнком, а от этого девушка еле держалась, чтоб не врезать ему за все, что он сказал и сделал.       — Заткнись и больше никогда не появляйся мне на глаза, иначе я точно прибью тебя, — сквозь зубы ответила она.       — Как скажешь, Шин. — развернулся Хёнджин, широко улыбаясь и удаляясь. — Она уезжает на следующей неделе! — и исчез средь деревьев.       Рюджин осталась стоять на месте, всё ещё сжимая кулаки от злости. Она ещё никогда не чувствовала себя так… убого? Что не так было с этим миром? Что, чёрт возьми, позволяли себе эти люди, которые диктовали ей, что правильно, а что нет? И, главное, что всё это значило? До неё только через время дошло то, о чём говорил Хван. Девушка оглянулась вокруг, распахнула глаза и вновь застыла, пытаясь понять, было ли это правдой, или всё же шутка зашла слишком далеко.

***

      — Прошу, позаботься о ней, хорошо? — Йеджи сидела в библиотеке, смотря на Черён и стараясь совладать эмоциями. Всё случилось так резко, что она до сих пор не могла до конца прийти в себя. Ли знала, что скоро всё поменяется кардинально, и не в лучшую сторону, поэтому считала, что должна быть рядом с Хван и Рюджин. Однажды — они не бросили её — одну и робкую и немного странноватую, теперь — настала её очередь.       — Знаю, я не в праве о таком просить, но ей нужен кто-то рядом.       — Но ты… что будет с тобой?       — Черён… Не спрашивай меня ни о чём, просто сделай так, как я прошу. Пожалуйста.       Черён посмотрела на старшую с подозрением, но спрашивать в который раз ничего не стала и лишь кивнула. Йеджи вела себя странно, они больше не ходили вместе на уроки, не сидели вместе в столовой и не сбегали ото всех в свободное время. Больше не было привычной компании Йеджи, Рюджин и Черён, и всё это волновало Ли. Тревожило. Девушка не присоединялась ни к чьей стороне, но чувствовала, как она отдаляется от них, а они от неё.       — Теперь так будет всегда, да?       — Не думай об этом.       — Нет, правда. Я беспокоюсь за вас и за нашу… Дружбу?       — Ты должна понять, что иногда… Иногда всё бывает не так, как мы хотим. И это просто нужно принять.       Дверь в библиотеку распахнулась с характерным звуком, и девушки повернулись. Хван столкнулась взглядом с Рюджин, которая направлялась к ней, плотно сжимая челюсти. О, Йеджи знала, что это значило. Она боялась этого больше всего.       — Когда ты планировала мне рассказать? — с грубостью произнесла Шин.       — Давай потише, пожалуйста.       — Когда ты планировала мне рассказать?! — еще громче повторила младшая, ударяя кулаком по столу так, что другие зашипели с замечаниями. — А! Или ты хотела по-тихому сбежать, и выставить меня полной дурой? Точно, ты же у нас святоша, тебе можно всё!       Йеджи знала, что это была защитная реакция. За этими криками и агрессией скрывалась настоящая Рюджин, которая не могла справиться со своими чувствами. Ещё немного, и она бы упала, разрыдалась в ногах у Хван и умоляла её остаться, но гордость не позволяла пасть так низко. И тем не менее, старшая не могла ничего сделать. Она не хотела видеть Шин такой, но и что-то поменять была не в силах.       — Девочки, нам лучше уйти отсюда, — почти шёпотом сказала Черён, пытаясь разнять подруг и увести их в другое место, но ни одна из них даже не пошатнулась.       — Ты ничего не знаешь обо мне, Шин. Слышишь? Всё кончено! — Йеджи пихнула её и убежала в неизвестном направлении. Идиотка. Она прорыдала ещё часа два после этого, пытаясь осознать, что натворила, но пути назад уже не было. Она сделала свой выбор. И теперь перед ней стоял главный вопрос — что будет дальше? Мучительная неизвестность пожирала её и изматывала. Что станет с её жизнью? А сможет ли она вообще с этим жить? Юное сердце так хрупко, что может разбиться в самый неподходящий момент. И никто ещё не придумал, как можно быстро склеить его.       — Рюджин, — Ли коснулась плеча девушки, и та вздрогнула, — Рюджин, пойдём отсюда.       Та помедлила, но не стала сопротивляться и позволила Черён увести себя подальше. Они шли в произвольном направлении, и, дойдя до волейбольной площадки, присели на лавочку рядом. Шин не знала, как себя вести. Нужно ли ей было объясниться? Извиниться? Ей было стыдно, что она втянула в это ещё и Ли, хотя та была вообще не причем.       — Всё наладится, — несмело попыталась подбодрить младшая, но это только било по больному. — Я буду рядом.       — Скажи, это правда?       — Правда что?       — Что она уезжает.       — Мне жаль, Рюджин.       — Она же вернётся, да? Её мать, как обычно, просто заберет её для своих этих деловых встреч и привезет её обратно, как только будет ей не нужна.       Черён не знала, что сказать. А главное — как.       — Какая я дура… Конечно, она не вернётся.       Шин зарылась пальцами в свои волосы, упёршись локтями об колени. В мыслях оглушительно звенело: «Всё кончено». Ей хотелось кричать, рвать и метать, разбить себе голову, чтоб потерять память и забыть все, что было связано со старшей. Невозможно было держать все те боль и отчаяние, которые убивали её изнутри. И ей бы хотелось вновь найти эту чертову надежду на то, что всё это несерьезно. Но Хван всегда была тверда в своих намерениях.       Как ей нужно было себя чувствовать? Просто принять это? Смириться? Да ни за что. Рюджин не могла представить свою жизнь без Хван Йеджи, с которой просыпалась в одной постели столько лет подряд, с которой она сбегала на переменах, которой она могла рассказать всё, о чём думала, что чувствовала. Йеджи была её укромным уголком. Сейчас — она сравняла бы себя с брошенной собакой, у которой не было даже собственного дома.       — Лисичка, как думаешь… Что будет дальше?