Приказ

Его слова эхом звучат в моей голове.

Что я должна сделать? Убить человека? Что?

      От шока я даже забываю на несколько мгновений про свой тотальный страх перед Макаровым, резко поворачивая к Нему голову и поднимая взгляд. Мои глаза широко распахнуты и явно выражают удивление таким приказом. – Чего?, – забыв о том, что на вопросы мне нужно Его разрешение, спрашиваю я.       Владимир не повторяет, лишь резко хватает меня за руку и буквально вталкивает в комнату с такой силой, что я падаю на пол, ударяясь коленями и ладонями о жёсткую поверхность. Я оказываюсь рядом с Его пленником, который дрожит не меньше, чем я сама, издаёт какое-то невнятное мычание, пытается дёргаться в стороны. Я смотрю на этого человека, совершенно не понимая, как и почему я должна его убить. За что? Для чего? – Вопросы без разрешения, – коротко произносит Макаров, смотря на меня сверху вниз тем самым взглядом, в котором не читается ни капли эмоции. Ни сострадания, ни жалости.       Я медленно поднимаюсь, сначала садясь на грязном полу, а затем встаю и на ноги, чуть пошатываясь от внутренней слабости. Перевожу взгляд с пленника на Владимира, вновь сталкиваясь с Ним взглядом. – Ты должна убить его, Елена, – повторяет свой приказ мужчина, чуть кивая в сторону связанного человека. На эти слова тот реагирует громким мычанием, которое лишь немного приглушается мешком на голове. – Но я..., – бормочу я, но сразу же замолкаю, вздрагиваю, когда Макаров делает шаг в мою сторону.       Говорю без разрешения. Спросила без разрешения. – Это проверка на преданность, – отчеканивая каждое слово, произносит Он, смотря на меня сверху вниз. Даже с учётом того, что наша разница в росте невелика, я всё равно ощущаю себя под этим взглядом маленькой и беспомощной. Такой жалкой, словно грязь на ботинке.       Мужчина протягивает руку в сторону Андрея, и тот, понимая своего командира без лишних слов, вкладывает в его ладонь свой пистолет. Именно его следом протягивает мне Владимир, неотрывно смотря мне в глаза.       Я опускаю взгляд на протянутое мне оружие, но даже не пытаюсь взять его. Никогда не касалась таких предметов, никогда не хотелось, даже никогда не могла подумать, что когда-нибудь буду им пользоваться.       Макаров смотрит на меня несколько секунд, не говоря ничего. Ждёт, пока я возьму пистолет, исполню его безумный приказ. Злится с каждой секундой всё больше. Теряет своё терпение, которого, кажется, и без того было мало.       Он резким движением дёргает меня за одну руку, вкладывая в неё оружие, сжимая мою ладонь своей. С силой, до боли, заставляя металл рукоятки и скобы спускового крючка пистолета больно впиться в мою кожу.       Я непроизвольно дёргаюсь, тихо шикаю от болевых ощущений, но у меня не получается отстраниться – Владимир крепко держит меня за руку, не позволяя разорвать дистанцию. А мои попытки злят его лишь сильнее.       Его вторая рука ложится мне на заднюю часть шеи, до боли впиваясь в неё пальцами, сжимая её и заставляя втянуть голову, чуть откидывая её назад. Он надавливает, опуская меня, заставляя склониться ниже, а следом, всё также крепко держа, подводит ближе к пленнику. – Ты. Убьёшь. Его, – цедит Макаров, ещё сильнее сжимая мою шею, заставляя морщиться, негромко пищать от и скулить от боли.       Это не адские ощущения, и я уверена, хоть и не помню, что в том подвале, откуда меня увезли на скорой, мне было куда больнее. Но всё же это больно, и я совсем не хочу этого ощущать.       На глазах проступают слёзы. Непроизвольно, но от боли и страха они появляются, лишая меня возможности чётко видеть.       Мужчина отпускает меня, убирая от моего тела руки и отступая на полшага назад, оставляя стоять перед трясущимся от ужаса пленником. Я тоже дрожу всем телом, в панике переводя взгляд от пистолета в своих руках на связанного человека с мешком на голове.       Я не могу. Я не могу заставить себя даже направить на него оружие, что уж говорить о том, чтобы нажать на курок, выстрелить и отнять у него жизнь. Я не могу не то, что пошевелиться, а даже двинуть рукой не способна. Мои пальцы всё также плотно вцеплены в рукоятку и скобу пистолета, будто бы ладонь Владимира всё ещё удерживает их там. Будто бы рука окаменела, как при посмертном окоченении конечностей.       От страха даже губы задрожали, так что я не могу произнести ни слова.       Стою. Дрожу. Сдерживаю слёзы, которые так и норовят политься из глаз ручьём от страха и безысходности.       Я должна убить этого человека, чтобы не умереть самой. Я должна лишить его жизни, чтобы не получить наказание. Я должна исполнить приказ Макарова.       Но я не могу этого сделать. Я не могу отнять чью-то жизнь. Не могу заставить себя даже навести оружие на него. Не могу нажать на курок.       Но если я не сделаю этого...       Я поворачиваю голову на Владимира, смотря на Него глазами, полными слёз. Я почти что умоляю Его взглядом не заставлять меня делать этого, хотя подсознательно знаю, что у меня нет такого права: ни просить, ни не подчиниться Его приказу. – Я... Я не могу, – сквозь слёзы и собственные всхлипы произношу я, смотря на мужчину.       Тот молчит. Просто продолжает смотреть на меня, ожидая, что я передумаю, подчинюсь Его приказу. Выполню то, что Он сказал. – Если ты не можешь, – наконец произносит Макаров, делая небольшой вздох и отводя взгляд куда-то в пол с таким выражением лица, будто бы я не значу для Него ровным счётом ничего, – то ты мне не нужна.       По телу пробегает дрожь.       Я боюсь Его. Я боюсь боли. Но ещё я боюсь быть выброшенной на помойку, как ненужная вещь. Это уже мелькало в моей голове не так давно.       Я смотрю на мужчину, перевожу взгляд на пленника, затем обратно. Мои метания меж двух огней не скрываются от внимательного взгляда Владимира, который украдкой, краем глаза, поглядывает на меня. Он видит, как я ломаюсь, пытаясь принять решение. И Ему это нравится. – У тебя лишь два варианта, Елена, – безразлично произносит Владимир, подходя ближе ко мне. Он склоняется к моему лицу и указывает на человека с мешком на голове, – либо ты убьёшь его, либо я избавлюсь от тебя.       Я хмурюсь, сжимая челюсти.

Не хочу, чтобы от меня избавились. Не хочу, чтобы меня убили. Не хочу. Не хочу. Не хочу.

      Я жмурюсь, буквально выдавливая слёзы из своих глаз, которые непроизвольно текут по моим щекам, оставляя после себя влажные дорожки на коже.       Макаров медленно берёт мою руку, в которой всё ещё зажат пистолет, и направляет на пленника, буквально заставляя меня навести дуло на его голову. Я приоткрываю глаза, ужасаясь тому, что оружие в моих руках нацелено на живого человека, что меня вот-вот заставят нажать на курок, выстрелить, отнять жизнь. – Нет, нет..., – бормочу я, мотая головой, отворачиваясь, боясь смотреть на того, кто стоит на коленях в центре комнаты и сам трясётся от страха не меньше, чем я, – я не могу. Я не смогу. Нет.       Я чувствую, как хватка мужчины ослабевает на моей руке. Чувствую, как Он отстраняется от меня. Поворачиваю к Нему голову, распахивая глаза ещё шире, и сталкиваюсь взглядом с Владимиром.       Холод. Безразличие. Никакого сострадания. – Я говорил, что у меня нет времени нянчиться с тобой, – проговаривает Он громко. Угрожающий тон Его голоса заставляет меня вздрогнуть и сжаться изнутри, – если ты не способна доказать свою преданность, отказываешься исполнять приказ, то ты мне не нужна.       Макаров окидывает меня взглядом, а затем поворачивается спиной и направляется к выходу из комнаты.       Он уйдёт. Он оставит меня одну, а потом меня выбросят на улицу, словно ненужную, бесполезную вещь. Сломанная игрушка.       Таково будет моё будущее – валяться на задворках этого мира без цели и смысла жизни. Влачить жалкое существование, пока старость или неудачное стечение обстоятельств не заберёт мою бесполезную жизнь.       Не хочу.       Я не хочу, чтобы меня бросили. Снова. Нет, не хочу снова быть брошенной. Я хочу что-то значить, хочу быть хоть как-то полезной, хоть кому-то. Это то, что я делала всю свою жизнь, потому как не знала ничего иного.

Делай то, что тебе говорят.

      Это кредо моей жизни. – Нет!, – я сама не осознаю, что повышаю голос и бросаюсь вперёд. От слёз, от страха и от дрожи во всём теле я спотыкаюсь, падая на пол прямо позади Макарова. Успеваю поймать Его за штанину, пока Он не покинул комнату. Будто бы хватаюсь за спасительную соломинку, – не надо. Я не хочу, чтобы... Я не... Я сделаю что угодно, только не бросайте меня.       Я не вижу Его лица, но именно в эту секунду Макаров расплывается в своей зловещей, победоносной улыбке. Он подвёл меня к той грани, той самой черте, к которой хотел. Мне остаётся лишь сделать шаг. – Выполни приказ, – всё также холодно говорит Он, не поворачиваясь, но останавливаясь на месте, позволяя мне, великодушно, держаться за Него. Будто бы понимает, какое значение для меня имеет эта хватка. Надежда. Вера в то, что я не буду брошенной.

Приказ.

Убить ради него.

      Я перевожу взгляд своих заплаканных глаз на пленника.

Я должна его убить.

      Медленно поднимаюсь на ноги, не отводя взгляда от мужчины с мешком на голове и не отстраняясь от Макарова, будто бы лишние несколько сантиметров между нами могут убить меня.       Навожу пистолет на голову человека, кладу указательный палец на курок.

Должна убить. Убить ради него. Иначе меня выбросят. Иначе я бесполезная. Иначе Он во мне не нуждается.

      Рука вместе с оружием, вложенным в неё, дрожит, и я никак не могу совладать с этой дрожью.       Я должна решиться, должна надавить на курок сильнее, должна выстрелить, должна убить. – Сделай это ради меня, – я слышу голос Владимира, но в моей голове он отзывается словно вкрадчивый шёпот. Словно голос в моём собственном разуме, как в те самые моменты, когда мой мозг выуживал Его слова из глубин моей памяти.

Убей ради меня.

Ради него.

      Я нажимаю на курок. С трудом, с дичайшим усилием, превозмогая себя и переступаю через ту самую грань, к которой меня уже подвёл Макаров. Я делаю шаг туда, откуда обратной дороги уже не существует.       Выстрел.       Человек с мешком на голове падает навзничь, и его голова с гулким звуком ударяется об пол.       Я стою на месте, не в силах опустить оружие, будто бы окаменела. Но, в то же время, всё тело бьёт сильная дрожь.

Я. Убила. Человека.

      Я чувствую прикосновение к своей голове. Мягкое, почти нежное поглаживание по самой макушке.       Затем чувствую, как рука ложится на мой подбородок и поворачивает меня лицом к Владимиру. – Ты доказала свою преданность Елена, – говорит мужчина, и впервые я вижу подобие радости на Его лице. Даже Его глаза кажутся сейчас не такими тёмными и бездонными. Даже улыбка не такая зловещая, – пойдём со мной. Нам ещё многое предстоит сделать... Ты ещё многих убьёшь... Ради меня.