Ожоги

Амрита смотрит на свои обожжённые руки, словно наслаждаясь видом стекающей по пальцам охлаждающей мази. Нежная ухоженная кожа горит и краснеет, но внутри наступает долгожданное чувство облегчения. Ей не страшно. И больше не больно. Возможно, никогда и не было больно. Амрита не знает. И не хочет знать. Чем больше времени проходило с её становления главной госпожой Дубей, тем стремительнее любовь к Раджу превращалась в нечно иное. В то, что она испытывать не должна. Сочувствие, горе и зияющая в душе пустота. Амрита понимает: расставание мужа и Радхи — не её вина. Он женился бы на ком угодно, кроме госпожи Басу. Дубей готова расплакаться прямо сейчас, давясь от сожалений и бессилия. Готова сжать в кулаки больные ладони и разбить серебряное зеркало перед ней. Она ненавидит женщину, смотрящую из отражения пустыми глазами. Ненавидит за то, что упустила этап, когда стала жить не своей жизнью. Когда близкие люди превратились в незнакомцев, и она каждый день стала надевать невидимую маску и играть чужую роль. В какой момент нежность и внимание Раджа перестали быть так необходимы? Почему его любовь к Радхе уже давно не пронзает сердце острым копьём? Они разлюбили друг друга? Или разлюбила Амрита? А может, и то, и другое? — Амрита? — Муж возникает за спиной неожиданно, держа в руках рулон чистых бинтов. — Почему ты выгнала лекаря? Женщина едва не пугается, разворачиваясь и выходя из долгих размышлений. Рефлекторно пытается спрятать за спиной руки, но Радж ловко перехватывает её запястья. — Со мной ничего страшного не произошло. — Она смотрит в его глаза с решимостью. — А тяжело пострадавших слишком много. Радж на это только кивает не в силах спорить. Только не после сегодняшнего пожара в загородном поместье Басу. Дубей отводит жену к кровати и мягко усаживает. Сам становится на колени, начиная бинтовать ожоги. Движения быстрые, но настолько невесомые и аккуратные, что Амрита не замечает, как маленькие волдыри полностью прячутся за белой марлей. — Камал места себе не находит. Она измученно выдыхает, мысленно даёт себе слово, что завтра посетит резиденцию Рай. Но не сейчас. Смотря на тоску своего брата из раза в раз, ей хочется повернуть время вспять, чтобы не выходить замуж и стать кем-то большим, чем тенью Махараджа Бенгалии. Статус и зависть наследниц Дюжины больше не имеют для неё значения. Украшения и изысканные сари из дорогущих тканей ещё давно потеряли свою ценность. — Эрит выжил? Амрите ещё надолго запомнится почти истеричный крик Тхакура, растворяющегося на пороге задымлённой детской. — Там дети, дети! От воспоминания по коже бегут мурашки, и Радж, кажется, впервые смотрит на жену с той успокаивающей теплотой, которую мог бы подарить только муж. — Жив. — Он усаживается рядом и обнимает её. — Но важнее то, что я не потерял сегодня тебя. И свою дочь. Голос мужчины странный, дрожащий, ласковый. И благодарный. Нет, не только за спасение чужого ребёнка, есть ещё причина, спрятанная где-то глубоко в душе. Таким его могла видеть лишь Радха? Он целует её и впервые в жизни говорит, что любит. Но уже поздно. Амрите больше не нужна его любовь. Каждый день она натягивает самую правдоподобную из улыбок, делает безупречный макияж, надевает роскошнейшее сари, обшитое золотом. И в тайне мечтает, чтобы вместо всех этих побрякушек и богатейшего мужчины рядом на ней была форма воина и подвязанный к поясу кинжал. Чтобы не бояться также, как не испугалась тогда, когда решила побежать вслед за Эритом и голыми руками вытащить малышку Индиру из огня. Она хочет быть свободным воином, похожей на старшего брата Камала. И не уступать в своих заслугах ни одному мужчине. Амрита смотрит на следы от заживших ожогов и знает, она не станет прежней после того дня. Поэтому надеется, что ей снова приснится свободная страна, которой не существует. Там никому не важно, знатный ты или бедный, мужчина ты или женщина. Там никто не осудит за увлечения и не заставит жениться по долгу. Деви с самого начала была права. Такое желанное с детства замужество забрало у неё всё. Но разве у индийской женщины может быть другой путь? Если он и есть, то Амрита о нём никогда не узнает. Всё, что ей остаётся — грезить о мире, который окажется лишь сном. Или не только сном?