У меня её лицо, её имя

1525 год

      Совсем недавно выпавший снег таял под её босыми ступнями, что словно горели изнутри. Кровь кипела в теле молодой девушки, которая за одну ночь превратилась из невинного ангела в беспощадную убийцу.       Но она знала всегда. В глубине души догадывалась о том, что рано или поздно ее темная сторона даст о себе знать.       Когда на горизонте показались первые лучи солнца, а за спиной догорали последние напоминания о былом жилище, белокурая девушка без гроша в кармане и осознания своего будущего поплелась в сторону деревни, надеясь отыскать там хоть какую-то помощь.

1530 год, дорога в Эдирне

      Что может быть хуже, чем одна карета на две наложницы? Султан словно насмехался над своими любимицами, когда решил взять обеих с собой в Эдирне. Запрыгнув на коня, он оставил Махидевран Хатун в компании Хюррем, которая всю дорогу не произнесла ни слова, и лишь старательно избегала взгляда черкешенки. Сложно было сдержать слезы, видя ее ухмылку. — Правда прекрасная погода? — словно невзначай поинтересовалась Хатун, пристально рассматривая проносящиеся за окошком деревья.       Хюррем лишь вздернула голову и отвернулась, надеясь таким образом завершить нежеланный разговор, однако Махидевран не могла так просто замолчать. — Вы на меня обижены, Госпожа? — с фальшивой обеспокоенностью спросила девушка, хотя не заметить иронию в ее голосе мог только глупец. — Не стоит, ведь я выбор Падишаха, а его слово закон. — Перестань! — возмутилась рыжеволосая. — Не разговаривай со мной!       Как бы Султанша не пыталась держать себя в руках, но отчаяние все равно волной накрывало её каждый раз, когда она оставалась один на один с недругом. Без поддержки Султана, или хотя бы Нигяр Калфы, Хюррем совсем теряла внутренний стержень. — Ой, что такое? Вы плачете, Госпожа? Разве такое пристало жене Султана? — Махидевран прижала руку ко рту, скрывая расплывшуюся по всему лицу улыбку.       А Хюррем вовсе зарылась головой в угол, скрыв горькие слезы за подушкой.

***

      В кабинете Паргалы царил беспорядок. Со всеми заботами беспокоиться о чистоте приходилось в последнюю очередь. Очередная стопка документов была отложена в сторону, и Паша наконец позволил себе сделать перерыв.       Медленно потянувшись и размяв мышцы, Ибрагим встал с кресла и направился в сторону балкона. Прохладный морской воздух положительно повлиял на самочувствие грека, позволив ему на крошечный миг расслабиться и со вздохом опустить уставшие плечи.       Где-то вдали колыхались волны, укачивая потерянные корабли. Где-то на краю земли Ибрагим оставил своё счастье, не имея возможности за неё бороться. И теперь, каждый миг своего существование он находился по ту сторону жизни. — Паша Хазрет Лери, — сзади прозвучал голос друга, звуки шагов которого Ибрагим пропустил мимо ушей. — Не помешал? — А, это ты, Рустем, — обернулся Паргалы с вымученной улыбкой. — Проходи. У тебя дело?       В свойственной ему манере хорват цокнул языком и, нахмурив брови, встал рядом с Визирем. — Дело? Хм, дела плохи. Паша, — пожаловался мужчина, а затем перевел пристальный взгляд на друга. — И чем дальше, тем хуже. Восстания, заговоры, нескончаемые жалобы. Ещё немного и ничего сделать мы уже не сможем. — И что ты предлагаешь? — раздраженно выпалил Ибрагим. — Ты знаешь, что, — многозначительно проговорил Рустем. — Не бывать этому! — процедил грек. — Я не предам своего Султана! — Не предашь? Выбираешь утонуть вместе с ним? — Молчи! — выставил руку вперед, пресекая дальнейший разговор. — Не хочу слышать.       Рустем действительно замолчал. Он сжал челюсть, размял кулаки, словно они должны были помочь ему выбить из кого-то решение всех проблем. Нервные подергивания хорвата вынудили Ибрагима вновь повториться. — Послушай. Никто не примет чужеземца на троне. Неужели не понимаешь? Для них лучше полоумный Султан, чем неверный, хоть и достойный. — Не сказал бы. — настаивал на своем Рустем. После недолгого молчания, он выразил весьма, как ему казалось, остроумную мысль. — Раз не хочешь править сам, используй для этого Шехзаде. — Ты сейчас серьёзно? Шехзаде, которых родила Хюррем Султан? — Какая разница, кто родила? И вообще, что ты имеешь против нее? — Рустем усмехнулся и приблизился к другу, дабы его слова не были услышаны. — Между нами говоря, управлять ею будет проще простого. — Да уж… — Ибрагим вздохнул, на миг словно задумался над словами Рустема, однако после все же добавил. — Ты не болтай только направо и налево. А то головы тебе не сносить.       Хорват разразился хохотом, похлопал Визиря по плечу, а затем скрылся в тени, словно его и не было.

***

      На небе плыли белоснежные облака. Где-то вдалеке скрывалась луна, а солнце дарило свои лучи так сильно их жаждущей природе.       По дворцовому саду Манисы прогуливалась молодая Госпожа. Широкой улыбкой на губах она пыталась скрыть печаль в глазах. К счастью или нет, этого никто не замечал. — Хатидже? Девочка моя, ты простудишься так! — Валиде, я не заметила вас, — слегка вздрогнув, Султанша повернулась и склонила голову. — Погода прекрасна. — улыбнулась она. — Несомненно, моя дорогая. Несомненно.       Рука об руку Султанши направились в сторону небольшого озера, где их уже ожидали Шехзаде Селим и Баязид. — Благо, ничего серьезного моим племянникам не грозит. Всего-то надо тщательнее следить за их питанием, — проговорив, Хатидже нахмурилась, видимо от мысли о супруге брата. — Знаю, о чем думаешь. Но не стоит, дочка. Я вижу, она старается, но видимо не каждой дано стать хорошей матерью. — Разве подобает жене Султана вести себя так легкомысленно? — раздраженно выпалила Хатидже, теребя шлейф платья.       На свой вопрос она получила лишь тяжелый вздох. Следующие несколько минут прошли в молчании, пока мать Султана не затронули еще одну важную для себя тему. — Дочка, мне кажется, и тебе пора задуматься о создании семьи. Выйти замуж, родить детей. — За кого, Валиде? Есть ли хоть один достойный кандидат? — Конечно есть. Ибрагим Паша, например.       Имя грека больно укололо сердце молодой Султанши, но она всем своим видом излучала равнодушие. — Его сердце занято, Валиде. Я не хочу жить рядом с тем, кто не сможет меня никогда полюбить. — Любовь проходит, милая. Прежде всего в семье должно быть уважение.       Спорить с матерью Хатидже не хотела вовсе, а потому промолчала. Лишь в мыслях пронеслось:       «Не проходит»…

***

1525 год

      Жители небольшой деревни были уже вовсю погружены в рутинную работу. Маленькие дети то и дело попадали под ноги торговцам, что загружали свои небольшие повозки для поездки в город. Время от времени монотонный гул прорезал лай собак, рыскающих в поисках пропитания где-то на окраине леса.       С трудом перемещая уставшие ноги, маленькими шажками белокурая девушка добралась до крайнего дома, что стоял на отшибе. Деревянные балки держались на честном слове, казалось, лишь одно дуновение ветра может снести затхлый дом. Как бы там ни было, девушка не могла и шагу ступить дальше. Выбор невелик.       Оказавшись на крыльце, она несколько раз постучала в дверь и, затаив дыхание, стала ждать. К счастью для нее, совсем скоро дверь отворила пожилая женщина, плотно укутанная во все самое тёплое. — О, Всевышний! Дитя? Что с тобой стряслось?!       Брови девушки взметнулись вверх. Внутри что-то щелкнуло, стоило ей услышать слова переживаний в свой адрес. Пухлые, искусанные губы задрожали уже не от холода, а по щекам наконец покатились долгожданные слезы.       Без лишних слов женщина притянула продрогшую путницу домой и плотно заперла за собой дверь, не позволяя морозу проникнуть следом.

***

1530 год, Эдирне

      Стол разрывался от обилия разнообразных блюд. Для Султана принято было готовить все самое лучшее, и, видимо, поэтому он никогда и не придавал особого значения слухам о якобы голодающих подданных. Явно преувеличивают. Вон ведь, стол накрыт на любой вкус и цвет… — Повелитель, — подала голос Махидевран Хатун, тем самым прервав напряженное молчание за столом.       Хотя, напряжение ощущала лишь она и Хюррем Султан. Падишах же ни капли не сомневался в том, что его женщины хорошо ладят между собой. — Да, Махидевран? — отозвался он с широкой улыбкой, переведя ярко синие глаза на наложницу. — Как думаете, может нам завтра удастся выбраться на охоту? Мне не терпится показать вам свои навыки, — натянув ангельскую улыбку, Махидевран уставилась на Султана, ожидая его ответа.       Однако Хюррем, всегда крайне впечатлительная, первая отреагировала: — Охота? Но я... я боюсь, Сулейман! Я не хочу видеть кровь! — Госпожа, вам ведь не обязательно идти с нами, — невинным голосом проговорила Махидевран, про себя ликуя, ведь прекрасно знала, что Хюррем терпеть не может охоту. — Да ты специально! — воскликнула мать Шехзаде, и было уже накинулась на соперницу, однако суровый взгляд Падишаха заставил её замереть. — Иди к себе, Хюррем! Никто не смеет поднимать голос, когда за столом сам Султан сидит!       В уголках глаз рыжеволосой тут же скопились слезы. Она и слова не проронила, покорно поднялась с места, поклонилась и побежала к себе в покои.       Через некоторое время, Махидевран придала лицу опечаленность и, подняв голову, проговорила: — Простите, мой Султан. Я и не думала, что Госпожа так отреагирует. — Ты не виновата, моя роза, — Падишах вздохнул и нежно погладил щеку возлюбленной. — Мы примем решение завтра утром, в зависимости от погоды.       Черкешенка кивнула, поцеловав ладонь Султана. Когда они вернулись к трапезе, один из слуг вошел в комнату и с явным беспокойством обратился к Султану. — Повелитель, срочные новости из столицы. — Говори. — Ибрагим Паша приказал немедленно доложить, что в Манисе, Амасье и еще нескольких санджаках начались крупные восстания. Мятежники хотят двинуться на Стамбул.       Комнату накрыл собой тихий ужас…