«божий дар»

Маленький городок, затерянный среди пыльных просторов, словно пленник собственного уныния, вечно погружен в мрачные мысли. Блеклые фасады домиков кажутся подавленными, словно не способны пережить последующий закат. Деревья тухнут на улицах, подобно листве, осушенной холодным ветром, вкрадчиво шуршащими в сумеречном полумраке. В переулках горожане движутся, словно несут в себе долю утраты, присущей этой затерянной обители. Их лица скрыты тенью разочарования, их глаза погружены в бессильное чувство безысходности. Им казалось, что время остановилось в этом унылом мире, где счастье сливается с иллюзорностью, а радость стала привычкой из далекого прошлого. Ни один день не приносит никаких перемещений в пораженные души жителей. Голоса на улицах звучат как эхо головокружительного ничто, их мимолетность только увеличивает пустоту, шатающуюся по улочкам. С ноткой скитальческой меланхолии, они шагают по пустырям никуда, наполняя пространство резкими отсутствиями смысла. Единственные которые не смогли утратить радость бытия, были люди с глубокой зависимостью от запрещенных веществ. Лишь они были способны прочувствовать то ложное счастье которые было неизведанное другими. То счастье которое рассыпалось от первой героиновой ломки, то счастье которое рассыпалось об осознание своей ничтожности жизни и скорой кончины. Таким был и сам Осаму. Он не был тем самым наркоманом который сидел возле уличных баков и колол крокодил, вечно нуждаясь в очередной дозе, словно боясь - вновь протрезветь взглянуть на мир полным горечи, а самое страшное осознать всю бессмысленность и крайнее убожество своего присутствия в этом и без того отвратительном мире. Нет, Дазай не такой. Он швырялся преимущественно колесами запивая их алкоголем. Аптечные наркотики в свою очередь были легко доступны в их небольшом городке. Многие предпринимателные личности открывали аптеки для сбыта кодеина содержащих препаратов, тем самым наживаясь на глубоко несчастных людях. Осаму поддался иллюзии контроля своего употреблении или же просто не желает смирится с действительностью.

***

Пробудившись, глаза медленно открывались, словно сопротивляясь свету и проникающему в комнату шороху. Голова, словно замерла в одном из тех мощных моментов времени, когда на тебя обрушивается информационный шквал, прокручивающийся в твоей памяти с отвратительной регулярностью. Еще не успев полностью проснуться, Дазай окунался в мир смутных образов и невнятных мыслей. Утро после ломки феназепама. Очередной "убийца времени" был расправлен на раме окна. Пустые упаковки раскиданы по всей комнате, словно остатки сражений, где каждая победа обернулась новым поражением. И откуда только эта невыносимая тишина? Дневные звуки кажутся искаженными, заглушенными, словно сквозь ватное полотно. Чувство потеря собственной идентичности и неконтролируемая сильнейшая тревога которая поедала все изнутри. Страх возникшей из ничего поселившейся во всех кончиках тела, пропитывая всю комнату той безысходностью которая поселилась в теле Осаму. Тот судорожно начал искать ещё дозу таблеток дабы заглушить головную боль, подавить тот шквал мыслей о собственной ничтожностью и осознание своей слабости. Закинувшись тремя колесами, тот глянул на "6:30" —По всей видимости сегодня я иду ко второму. - Осаму решил дождаться прихода, ведь уснуть из-за сильной тревоги тот навряд-ли сможет. Он не собирался мучаться на первом уроке от шквала тех мыслей которые атаковали его трезвую голову.

***

Терзающий звон после урока раздался эхом по коридорам школы. Обед. Дазай учился в 10А классе, учился средне не прилагая к учебе минимум усилий, ведь просто не видел смысла во всем этом. Он просто плыл по течению стараясь наслаждаться ею, а вот куда она его заведет - даже ему не были известно, но подозревал что жизнь его будет не одной из самых приятных. Как минимум его бытие усугубляло не приязнь к своему телу, Осаму было максимально мерзко от физиологический потребностей собственной плоти. Он часто отказывался от употребления пищи, что не могло не сказаться на его физическом состоянии, которое также усугублялось злоупотреблением наркотиками. Больше всего он ненавидел еду, ощущение от осознания что внутри переваривается вызывала отвращение к самому себе, желание разрезать себе живот и достать от туда все органы, свернуть их в мусорный мешок и сжечь или скормить уличным собакам. Единственное что ему помогало очиститься, стать чистым хоть на 4% давали слабительные, из-за которых цвет кожи Осаму приобрел бледный оттенок. Если была бы такая возможность стать куклой лишенный всех чувств, а самое что не на есть главное с идеальным телом без единого органа внутри - Осаму бы с радостью согласился. Он бы избавился от всех ненавистных шрамов на своем теле. Дазай как то представлял как красиво бы он смотрелся на полке будь какой-то коллекционной куклой, наблюдая за своим обладателем, пока тот любуется, восхваляет тельце Осаму. Позже когда он станет не нужен, его просто выкинут, и он будет жить до того, пока пластмассовая модель не сгниёт... Хотя исход гниением ему тоже не собо симпатизировал, ведь от одной лишь мысли от столь долгой и мучительной смерти и то, как его лицо изуродует время Дазая тошнило. — Уебан, есть то будешь? - Чуя лишь презрительно взглянул на Осаму, который безэмоционально пялился в полную тарелку еды, хотя если еду в столовой возможно назвать таковой... — Я тебя блять зря обеды оплачиваю? жри давай уебище, твое отвращение к еде в могилу тебя сведёт к хуям, а кого мне ещё пидорасить как не тебя — Да-да завтра же в могиле окажусь - съязвил Дазай, но всё-же решился попробовать нечто лежащие в тарелке, ведь в любой момент тот мог "очиститься" почувствовать себя вновь свежим - не живым. —Нахуй ты в обще мне эту поебень покупаешь? — Чтоб ты не сдох, а то блять уже скоро самостоятельно на ногах ходить не сможешь, как принцессу тебя на руках носить буду — Я не против, можешь хоть сейчас брать и нести - С усмешкой проронил Осаму, продолжая жадно поедать то, что было в тарелке. Ему было максимально противно от того, что с ним сейчас происходит, но чувство голода и жадности которое тот испытывал были гораздо сильнее его убеждений. Очередной срыв. В этот самый момент он чувствовал сильное отвращение ко всем особенно к Чуе. К человеку который вынуждает его есть, вынуждает чувствовать себя ещё более грязным чем он есть на самом деле. Осаму понимал, что тот лишь в действительности переживает за него, правда, своеобразным образом... — Бедняжка ты наша, посмотрите-ка на него, сам не есть, а теперь на руках его носите - с явной иронией в голосе сказал Накахара. — Хватит уже, я все. — Замечательно, могу-ли поинтересоваться теперь. Где наш хвалёный новенький про которого ты мне говорил, наебал меня? или че, опять нарката в голову ударила? — Да я ебу что-ли, все Чуя не до тебя, я в туалет - Осаму лишь демонстративно отвернулся, в надежде что Накахара не увяжется за ним.

***

Запах гнили и хлорки, смешанный с нечистотами, проникал в самые глубины восприятия и погружал в состояние дискомфорта. Черная от грязи плесень, покрывающая стены, казалась живой и отвратительной, она словно оживёт, вольётся в одно цело с Дазаем, будет медленно пожирать его изнутри оставляя за собой сквозную дыру в груди. Заставляя погрузиться вновь в то безмятежное одиночество, которое терзало душу вновь и вновь не давая вздохнуть, пленяя в свои сети вечной тоски, уныния и чувство безнадёжности. Даже общество не помогло Осаму спастись от удушающей тоски, которое захватило всего его тело, оставляя в нем дыру, свой след. Унылое освещение, от которого кажется, что даже собственные мысли бледнеют, словно затерянные в тумане. Дазай явно переборщил с дозировкой слабительных. Чувство сильного головокружение и боли в голове, давали ему понять это. Тот лишь схватился за голову от осознания собственной беспомощности, интуитивно рвя волосы у себя на голове, в надежде что вот вот и тот придет в себя. Страх сковал его полностью, пропитывая все частицы его тела. Он дрожал, от осознания скорой смерти, хоть насколько жизнь не было ненавистной, он не хотел умирать, но жить также. В попытке выбраться из столь злосчастного места, Осаму попытался встать на свои ноги, которые не в состоянии были его держать. Они дрожали, словно ломаясь под его весом тем самым загоняя его в ловушку тесного пространства. Сжимая его горло, не давая возможности вдохнуть. Ели как тот смог открыть кабинку туалета. Ноги уже были на в состоянии удерживать тяжёлую плоть Осаму и тот вывалился из кабинки словно мертвый. Слава богу что тот догадался натянуть на себя трусы, а то в действительности это картина выглядела ещё более жалко. Порывы ветра пронизывают кожу, а темнота окутывает с той же холодной непреклонностью, мир сжимается вокруг Осаму, затягивая силами неведомыми. Зыбкость реальности начинает проникать в каждую клетку существа, словно зеркало, начавшее трескаться, отражает картину, искаженную и непонятную. Ощущение, что твердая почва уходит из-под ног, а временные ориентиры растворяются в бездне неизвестного. Все стандарты и устои, на которых когда-то опирался Дазай, кажутся серыми тенями, неразличимыми фигурами в безформенном пространстве. Осознание скорой смерти наступает с неумолимостью клокотащего водоворота. Каждое дыхание напоминает о тщетности усилий, о бренности человеческого существования. Время вытекает из пальцев, стекая вниз, словно песчинки, исчезающие в пустоте. Твердая уверенность в долголетии, пусть и подкрепленная наивной мыслью о вечности, рушится перед кардинальной реальностью. Страха уже нет, есть лишь чувство безысходности. Нет больше надежд. Глаза смыкаются, лишь на секунду тот заметил блеск чьих-то янтарных очей, которые словно глядели в его душу, доставая все самой темное, сокровенное что было только в душе Осаму