Ночная музыка

      Лань Чжань являлся каждую ночь и всегда с подношениями: вино, фрукты, орехи и сладости. Словно лёгкая белая птица, он бесшумно вторгался в тихую обитель Вэй Ина, так крепко заключая супруга в объятия и до изнеможения зацеловывая, словно между их встречами лежали не шестнадцать часов, а шестнадцать лет.       Не могу поверить, что это происходит со мной. Разве такое случается в настоящей жизни? — не прекращал удивляться своему счастью Вэй Ин.       Казалось, действительность обратилась обетованным сном, в котором Вэй Ин полностью растворился. Каждую ночь в теле и душе звучала божественная музыка — каждую ночь его прекрасный, богоподобный, родной Лань Чжань, пустивший по ветру уйму непреложных правил собственного клана, был с ним — боготворил его ласками, причащался поцелуями, благословлял страстью, купая сердце в космическом пламени.       Когда Лань Чжань со мной, всё прочее неважно, — тонул в неге забытья Вэй Ин, пока пальцы юного мужа обрисовывали ямочки на его пояснице, мимоходом избавляя от ненужной одежды.       Руки Нефрита, не знавшие устали, нежно огладили линию спины, надавили на бёдра. Густая грива чёрных волос рассыпалась по белоснежным плечам и спине. Ладонь смело и одновременно бережно коснулась сокровенного между выпяченными ягодицами Вэй Ина, низко замычавшего и задышавшего чаще, переживая круговерть острых ощущений. Лань Чжань не оставлял без внимания ни одну часть его тела, целовал, гладил, сжимал.       — М-м-м… — Вэй Ин выдохнул стон, прогнулся ещё ниже, подставляясь под его трепетные пальцы — спустя столько дней уже без прежней робости.       Болезненно напряжённое естество ждало, чтобы его потрогали, но Лань Чжань оттягивал этот момент и не позволял Вэй Ину самому заняться делом.       — Сколько можно меня мучить? — хныкнул последний, ощущая, как нежные касания дразнят чувствительную промежность.       Лань Чжань не скупился на масло, смазывая им жаждущий принять его вход, разогревал Вэй Ина массирующими движениями и только потом позволил пальцам скользнуть внутрь него и обратно.       — Слишком узкий.       — Сжалься, гэгэ, — Вэй Ин вильнул тазом, требуя отбросить прелюдию.       Плоть, казалось, помнила ласки предыдущих ночей и горела огнём в ожидании.       — Хочу тебя внутри! Быстрее, Лань Чжань! — Вэй Ин ещё интенсивнее заёрзал, резко насаживаясь на растягивающие его пальцы.       С каждым таким рывком будто окаменевший член проезжал по ткани под ним, заставляя тихонько скулить.       — Какой нетерпеливый, — Лань Чжань льнул, изучал, любовался теряющим разум Вэй Ином, пока медленно ввинчивал пальцы в его тугое, как в первый раз, тело.       Наконец и его самого покинула выдержка.       — Не больно?       — Хах… Нет… Да и плевать уже! Пусть, — проворчал Вэй Ин, перемежая слова стонами и елозя животом и тем, что под ним, по одеялу, которое сейчас, казалось, опаляет. — Ну же, — он снова с силой насадился на пальцы Нефрита. — Я больше не могу!       — Не могу, — вторя ему и шумно вдыхая, прохрипел Лань Чжань, рывком притягивая его к себе, стискивая талию до синяков, сминая ягодицы, притираясь скользкой головкой ко входу. — Хочу тебя.       Одним размашистым движением он ворвался в Вэй Ина и, не давая тому ни зажаться, ни опомниться, задвигался всё убыстряющимися толчками. Вэй Ин замотал головой, задохнулся, заскрёб ногтями по простыне. Ощущения были уже не новы, но массивный орган Лань Чжаня распирал неимоверно, причиняя муку и наслаждение.       — Медленнее! Мягче! Не долби так, — пытаясь ослабить вторжение, запротестовал Вэй Ин, когда Лань Чжань, словно утратив власть над собой, принялся вонзаться в него ещё более жёстко. — Пощади!       Видя, что призыв не возымел действия, Вэй Ин оттолкнулся руками от постели и выпрямил корпус. Упираясь коленями, он прижался лопатками к груди Лань Чжаня, завёл руки назад и обнял его за шею.       — Лань-гэ, прошу, умерь пыл, это слишком…       — Прости, — пальцы чуть смирившего темп и напор Лань Чжаня прогулялись по бокам Вэй Ина и сомкнулись вокруг его члена, нежно скользя по влажному стволу, вынуждая его обладателя напрячься и захлебнуться очередным стоном.       — А-ах… М-м… Так лучше… Да, очень хорошо!       Вэй Ин прогнулся в пояснице, умостил затылок на плече целующего его в шею Нефрита, натянул, сжимая в кулаках, его волосы.       — Лань Чжань… Я… Сейчас… Сейчас…       Предоргазменные спазмы в его теле передались пульсацией Лань Чжаню. Он вновь растерял размеренность в частых и сильных рывках и, перехватив вскрикнувшего и забившегося Вэй Ина поперёк груди, также начал содрогаться, изливаясь вместе с ним. Перед глазами Вэй Ина всё вспыхнуло, загорелось, заклубилось, а потом поплыло.       Обрушившиеся лавиной чувства оглушили, ослепили, отняли способность соображать. Воспарив до небес, он в следующий момент обмякшим кулём повалился на постель, сквозь сгустившуюся в сознании дымку ощущая, как Лань Чжань падает рядом. Время, выравнивая дыхание и остужая кожу, потекло размеренно. Сделавшись вялым, Вэй Ин не находил в себе сил пошевелить и пальцем.       — Я умру за тебя, — пьяным от любви голосом шептал Лань Чжань ему на ухо, баюкая в своих руках, очищая его тело и кутая в одеяло.       — Нет, Лань Чжань, — превозмогая леность, усмехался Вэй Ин. — Хочу, чтобы ты жил для меня, улыбался для меня, был самым счастливым для меня! Я всё тебе отдам, всего себя, я всё для тебя сделаю, ты, главное, будь рядом.       В свете подрагивающего огня лампы глаза Лань Чжаня сияли как драгоценные кристаллы.       — Буду. Каждый день отведённого мне срока.       На его точёных скулах мерещился намёк на румянец.       — Скоро возвратится отец, и я соберу семью для разговора.       — Не торопись, — с нотками опасений ронял Вэй Ин. — Дождись, пока я вернусь в Облачные Глубины. Предстанем перед старейшинами вместе.       — Тогда переговорю вперёд с дядей.       — Нет, Лань Чжань. Лучше пусть узнает со всеми разом, а то изведёт тебя загодя нотациями и упрёками.       — Не боюсь я его нотаций и упрёков. Я обо всём подумал и ко всему готов.       — Знаю я, что не боишься, ни его, ни кого-то другого. Ты у меня неустрашимый и отважный, как тигр, — бегая пальцами по его подбородку, дразнил Вэй Ин, уводя беседу в сторону несерьёзности. — Белый и кусачий… Аа-ай!       — Ррр… — подыгрывая ему, уже попривыкший к его выходкам Лань Чжань со свирепым рыком отпихнул одеяло, в доли секунды перевернул его на живот и вгрызся в ягодицу.       — Ах ты так, да?! — возмущённо взвизгнул Вэй Ин. — Всего меня изгрыз уже! Места живого не оставил!       Он вывернулся, словно уж, выскользнул из его рук, скатился с кровати и, дико хохоча и сверкая голой задницей, понёсся к воде, чтобы, будучи настигнутым Лань Чжанем у кромки источника, продолжить балагурить и дурачиться уже в нём. Очередное шуточное сражение несколькими минутами позже обернулось нешуточной страстью. В пещере не осталось ни единого свободного клочка пространства, неопробованного ими в качестве места для занятия любовью.       Они дышали друг другом, проводили всё доступное им время в неразрывном слиянии во всех мыслимых и немыслимых позах и ритмах. Едва сближаясь, их тела попадали в плен притяжения — сплетались, свивались, сливались в гипнотической пляске движения; вертелись в слепой канители нежности и трепета, пыла и задора. Их бросало из жара в озноб, из агонии в блаженство, метало по истерзанной постели в неутолимом и беспощадном голоде друг по другу, словно день ото дня необходимость близости только увеличивалась.       Порой всё происходило весьма жёстко и походило на настоящую борьбу, приправленную шлёпающими звуками соприкосновений, срывающимися стонами, сдавленными ругательствами Вэй Ина и задушенными требованиями не выражаться от Лань Чжаня. В иных случаях таинство единения творилось медленно и тягуче.       Их пальцы оставались переплетены всё то время, что Нефрит двигался в теле Вэй Ина, не отводя от него переполненного нежностью взгляда, помечая собой снаружи и изнутри. А утром Вэй Ин с трудом размыкал глаза и не без усилий сползал со своего безжалостно измятого ложа. Порой они так увлекались, что даже ходьба давалась ему через силу. Отголоски боли в теле стали неотъемлемой частью сладостного безумия, но к ним он понемногу привыкал и умудрялся почти уже не замечать.       Лань Цзе сперва никаких перемен в подопечном не улавливал, но, видно, со временем они стали столь явными, что бросились в глаза даже ему. Всё чаще он посматривал на Вэй Ина озадаченно, с недоумением.       — Как спалось? — начал интересоваться наставник.       — Нормально спалось, — заверял Вэй Ин, вскидывая на него чуть мутные от недосыпания глаза, и усмехался одурманенной улыбкой, словно перебрал вина. — И сны снились прекрасные.       — То-то я гляжу, ты словно всё ещё витаешь в них, — беззлобно отмечал старик. — Совсем потерялся в своих фантазиях.       — Я исправлюсь, учитель, — обещал Вэй Ин, а к следующему занятию вновь являлся замороченным и размякшим от залюбленности не знающим усталости Нефритом.       Ночное труженичество, к счастью, не стало помехой тому, чтобы поражать Лань Цзе просыпающимися в Вэй Ине необычайными умениями. Заклинания, не то чтобы выученные на зубок, а скорее интуитивно направляемые, огранённые внутренним неисчерпаемым источником вдохновения, вдруг стали выходить как никогда раньше могущественными.       Лань Цзе одобрительно кивал да нахваливал подопечного, во всём проявляющего неоспоримый талант, хотя порой до того чудного, что становилось не по себе, а Вэй Ин продолжал удивлять размахом необъяснимо растущих сил, то ли не понимая, то ли просто не замечая, насколько за последние недели преобразился. В его сознании кружила лепестками цветов вишни красавица-весна, разгорячёнными трелями перебрасывались птицы, грело кожу солнечными лучами хмельное солнце.       Вэй Ин готов был петь и сам — танцевать среди оживающих лужаек и кричать на весь свет о своей любви. На лице его было выражение ничем не сдерживаемой радости. В глазах колдовским блеском сияла окрыляющая душу тайна. В голове теснились разнузданные образы их с Лань Чжанем любовных утех. Не хватало ощущения его твёрдости глубоко внутри.       — Ты не заболел случаем? — под конец одного из дней вкрадчиво обронил Лань Цзе, вглядываясь в Вэй Ина всё более внимательно.       Подопечный с недавних пор носил одежду с высоким воротом и закрывающими кисти рукавами.       — Разве похоже, что меня изводит хворь, учитель? — лучился ослепительной улыбкой Вэй Ин.       — За последние недели ты сильно потерял в весе. Стал бледнее.       — Похудел, потому что благодаря самосовершенствованию достиг успехов в инедии, а бледный, потому что солнце в моих хоромах редкий гость… — без труда нашёлся ученик.       — Если дело только в этом, я спокоен. Через три дня заканчивается срок твоего пребывания здесь, так что скоро всё вернётся на круги своя — и пища, и солнце, и твои прежние увлечения.       Новость, что отведённое Лань Цижэнем время в Баошань Бай вышло, на миг оглушила Вэй Ина. Он потерял счёт дням, ведь ночи его были полны захватывающих открытий и запретных приключений. В какой-то момент Вэй Ин перестал стремиться прочь из крепости, она стала его убежищем, колыбелью исполнения его желаний. Теперь же всё обещало перемениться, и предстояло волноваться о том, что ждало их с Лань Чжанем впереди.       — Я напишу Лань Цижэню письмо, — не понимая, почему ученик сник, пытался ободрить его Лань Цзе. — Ты показал себя даровитым и способным. Был послушен и исполнителен. Прибыл сюда ребёнком, а вернёшься обратно юным мужчиной. Лань Цижэнь строг, но и справедлив, он непременно оценит твою прилежность и достижения по достоинству.       Мне бы вашу уверенность…       Вэй Ин смешался, затих, а через мгновение снова оживился. После того как Лань Чжань сказал, что Лань Цзе близорук и никогда не покидает крепость в тёмное время суток, он разуверился, что старый заклинатель может оказаться тем самым музыкантом, что некоторое время назад наигрывал по ночам чудесную мелодию, но дабы убедиться, решил спросить прямо.       — Учитель, я давно хочу задать вам один вопрос.       — Какой? — охотно отозвался мужчина.       — Всем известно, в клане Лань много одарённых заклинателей, и большинство из них весьма хороши в игре на музыкальных инструментах… — начал издалека Вэй Ин.       — Верно-верно, — подхватил Лань Цзе. — Традицию обучаться музыке заложил основатель клана — Лань Ань, прах которого оберегают эти стены.       — Ещё до наступления лютых холодов и частых метелей я несколько ночей кряду слышал музыку… Гуцинь. Должно быть, это вы выходили за стены крепости, чтобы развеяться, и играли. Ничего красивее той дивной мелодии мне слышать не доводилось. И если то и правда были вы, признаюсь, я восхищён вашим мастерством, и вопрос мой скорее уж просьба. Коль скоро мне возвращаться в Облачные Глубины, не могли бы вы ещё раз сыграть ту музыку. Хочу запомнить получше, а как заимею надлежащий инструмент, исполню сам.       На лице Лань Цзе проступило странное выражение: брови задумчиво сошлись к переносице, губы слегка дрогнули в улыбке, а взор в немой догадке застыл на Вэй Ине.       — Говоришь, ты слышал в этих горах гуцинь?       — Да, — слабо кивнул Вэй Ин, внезапно засомневавшись, что поступил правильно, пустившись в расспросы о полюбившейся ночной музыке. — То ведь были вы, правда? — сбивчиво допытывался он.       — Нет, дитя, — Лань Цзе приблизился и сел напротив юноши. — Я очень-очень стар. Годы отняли у меня возможность играть — слух притупился, да и стены Баошань Бай после заката я не покидаю, ведь давно подводит зрение. И даже если бы не всё это, тот, кого ты слышал, не я. Мой инструмент — флейта. Когда я был моложе, играл именно на ней.       Старый заклинатель на миг задумался, а потом взмахнул рукой, и в воздухе перед ним материализовалась чёрная ди с алой кисточкой.       — Взгляни. Она сделана из кости чёрного дракона и впитала в себя его цвет. Раз тебя посетило желание заняться музыкой и в качестве избранного инструмента ты назвал флейту, почему бы тебе не взять эту. У меня нет родных, которым я бы мог передать её. Пусть послужит тебе.       — Я не могу её принять, учитель. Это ведь ваш духовный спутник.       — В эту вещь давным-давно не вливали энергию. Десятки лет ею не пользовались. Ты напитаешь её собой, вдохнёшь в неё новую жизнь, огонь своего мятежного духа. Что-то подсказывает мне, судьбой тебе уготованы великие свершения. Надеюсь, она убережёт тебя от ошибок и напомнит при необходимости, что «самый тёмный час всегда перед рассветом». Ты явился сюда с поникшей головой и тяжёлым сердцем, а что уносишь?       Старик прищурился и загадочно улыбнулся, словно видел Вэй Ина насквозь. Он ещё мгновение покрутил в пальцах чёрную флейту и медленно вложил её в раскрывшиеся ладони послушника.       — И не забудь дать ей имя, своё старое она забыла.       — Спасибо, учитель! — Вэй Ин подскочил на ноги, вытянул прохладный и на удивление прочный предмет перед собой и поклонился. — Я постараюсь быть достойным столь щедрого дара.       — Не сомневаюсь, что так оно и будет. Ступай сегодня к себе пораньше. Наложи защитное заклинание на выход наружу. Ночь предстоит неспокойная.       — О чём вы, учитель?       — Надвигается буря — сильнее всех предыдущих. Она обрушится на горный хребет к ночи и не успокоится ближайшие дни.       Вэй Ина его слова настигли как скальная осыпь, обрушившаяся на голову. Ноги подкосились, пришлось ухватиться за полки с книгами, чтобы не упасть.       — Что с тобой? — переполошился Лань Цзе, поймав его под локоть. — Ты весь побелел.       — Всё уже хорошо, — пытаясь взять себя в руки, выдавил Вэй Ин. — Просто от тревоги за путников, которых ненастье застигнет в дороге, пошла кругом голова.       — До чего ж чувствительный ты, оказывается, парень. Надо уповать на лучшее, — похлопал его по плечу Лань Цзе, провожая из библиотеки. — Как уляжется буря, за тобой явятся из ордена. Должно быть, ты соскучился по знакомым лицам?       — Да, учитель, не терпится всех увидеть, — торопливо согласился Вэй Ин, мысленно молясь о том, чтобы Лань Чжань грядущей ночью остался в Облачных Глубинах.       Когда Лань Цзе проводил его в комнату и уже собирался уйти, Вэй Ин окликнул его.       — Скажите, учитель, а до Облачных Глубин буря тоже докатится?       — Отголоски её, вероятно. Но тебе не о чем волноваться. Твои друзья под надёжной защитой. Стены Облачных Глубин возведены особым способом и защищены магией. Чары не допустят жертв и разрушений, даже если стихия обрушится на земли клана внезапно.       — Хорошо, — с некоторой долей облегчения выдохнул Вэй Ин. — И спасибо вам ещё раз за подарок.       Лань Цзе с улыбкой качнул головой и исчез, а Вэй Ин, перебегая от стены к стене, словно заведённый, ещё битый час ломал голову, что же ему делать — как предупредить Лань Чжаня о грядущем и заставить остаться в Облачных Глубинах.       Хоть бы его остановили, хоть бы уберегли.       От волнения и напряжения пальцы Вэй Ина дрожали, как у столетнего старца. Он не смог проглотить ни кусочка пищи за ужином. Навалилась усталость, но не та, что клонит в сон, а та, что ломит кости, натягивает нервы, истязает ум чудовищными предположениями.       Лань Чжань — один из умнейших людей, что встречались мне. Он хорошо знает природу этих мест и точно не сунется в горы в непогоду. Вот только мы ведь не раз с ним это обсуждали. Я просил его не летать сюда в метели, а он делал по-своему. Ни одной ночи не пропустил. Упёртый и бесстрашный!       Измучив себя тревогой окончательно, Вэй Ин тяжело рухнул на колени у своей примятой постели, поддавшись наитию, соединил перед собой ладони в молитвенном жесте и опустил голову.       Небожители, милостивые и справедливые! Я взываю к вам с одной лишь просьбой — пожалуйста, сохраните Лань Чжаня! Оградите его от опасностей! Заступитесь за него перед любой стихией, что способна ему навредить! Где бы он сейчас ни был, пусть будет в порядке!       Чеканя мысленно слова в отчаянном призыве о помощи, Вэй Ин с ужасом выхватывал звуки поднимающейся над горным склоном вьюги. Пурга обрушилась на землю как гнев небес, а вместе с её нарастающим стенанием в душу Вэй Ина пробирались ещё более тягостные предчувствия.       Удержался ли Лань Чжань от порыва явиться ко мне сегодня? Не сорвался ли в путь раньше, чем понял, что надвигается снежный буран?       Вопросы оставались без ответов. Страх разъедал нутро Вэй Ина, копился, мешая дышать, свивал стальные кольца, как невидимый коварный змей, сворачиваясь мёртвым холодом у частившего сердца. Вэй Ин заполз на постель, упал на неё, не раздеваясь, подтянул к груди колени и уткнулся в них лицом. Его колотило как в лихорадке, что-то непонятное творилось с чувствами. Он закрыл глаза, стараясь вдыхать через нос и выдыхать через рот, чтобы успокоиться, попробовал применить технику расслабления, но волна паники росла.       Если Лань Чжань пострадает, то — будет моя вина. Я не должен был позволять ему носиться ко мне каждую ночь, попирая здравый смысл и рискуя собой.       Вэй Ин задрожал. Веки обожгли слёзы.       — М-мне… так… жа-а-аль, Лань Чжань. Что же я наделал…