Ведь первая любовь самая сильная.

Как бы сильно Йеджи ни пыталась понять геометрию - у неё ничего не выходит. Поначалу она боролась, учила теоремы, оставалась после уроков, лишь бы получить новую информацию, объяснение того или иного упражнения. Но потом просто забила. Забила, сдвинув всю вину на учителя. Разве она виновата в том, что совсем не хочет учиться? Нет, просто преподают плохо. Хëнджин прекрасно понимает, но иногда осуждает свою дочь. Понять действительно можно, ведь девушка - полная копия своего отца. Да, Хван тоже был ещё тем раздолбаем, лодырем, лентяем. К нему вообще много подобных синонимов можно подобрать. Но осудить тоже надо. Ведь Джин сам по себе знает - дальше будет только хуже. За одним пробелом в учёбе идёт ещё один пробел, а после ещё и ещё. Так вот сейчас результат отчётливо виден на Хване старшем. А он, в свою очередь, не хочет, чтобы его дочь стала такой же, как и он сам. Не хочет, чтобы по подростковой глупости вошла в какую-нибудь "крутую" компанию со словами "юность это простит". Не хочет, чтобы связалась не с теми людьми, а после осталась совсем одна. Не хочет, чтобы всё было так, как у него. Хëнджин души не чает в дочери. Постоянно хвалит, прощает проступки, проводит много времени с младшей и заботится, не надеясь, что ему отдадут ту же любовь, что отдал он. Но ему отдают эту любовь. Отдают, улыбаясь и рассказывая об очередном весёлом дне. Отдают, делясь переживаниями. Отдают, ведь знают - без этой любви Хëнджин просто не выдержит. Прогулки с отцом после окончания уроков уже стали привычными для Йеджи. Они с Хëнджином гуляли по паркам, реже - заходили на набережную. Обычно прогулкам там мешала именно погода, ведь на берегу моря довольно прохладно. А лечить Йеджи, подхватившую непонятную простуду из-за прогулок там Хëнджин не хочет. Но почему вместо того, чтобы пойти в парк, Хëнджин заходит в школу? Почему поднимается в кабинет, где сидит его дочь вместе с преподавателем? Ответ прост: Йеджи опять не сдала какой-то тест. Да, и это она унаследовала от отца. Хван заходит в класс, оглядываясь. За последней партой сидит Йеджи, что нервно теребит подол платья, надеясь, что профессор Хан расскажет всё без детальных подробностей (например, умолчит о недавно сожжëнной прямо у него на глазах тетради). Грусть Джи не скрывается от внимания Хëнджина. Хëнджину не очень нравится видеть, как она поджимает губы, боясь следующих слов старшего. Насколько мужчина помнит самого себя, его родителей в школу вызывали только два раза. И эти два раза он хочет забыть, как страшный сон, ведь это было что-то более, чем позор на всю планету. Да, Хëнджин - тот ещё драматик, что делает из мухи слона. Возможно, всё было не так плохо, но вспоминать об этом всё равно неприятно. Хëнджин знал наперёд, что именно служит причиной плохого настроения дочки. И это всегда одно и то же: геометрия. Несчастные 9 букв, что заставляют Йеджи проклинать весь мир и тихо материться, ибо если услышит отец - будет поучительно-агрессивная тирада о том, что маты - это плохо. Оглядываясь по сторонам, Хëнджин отмечает про себя, что класс довольно комфортный. В том смысле, что от помещения так и веет уютом и какой-то особенной атмосферой. Он сам бы хотел учиться здесь, ведь для мужчины школа ассоциируется с серыми стенами, полуразваленными партами и ужасным запахом из-за не пойми чего. Только вот Йеджи не пропитана такой же любовью к этому классу. Ни к самому помещению, ни, тем более, учителю, которому этот кабинет принадлежит. Преподаватель Хан всегда казался девушке слишком странным. Вёл себя так, словно обижен на неë: занижал оценки, придирался к каждому слову и стыдил на глазах у всего класса. Но отец воспитал её не так, чтобы она прогибалась под буллингом учителей. Она просто перестала делать что-либо на уроках геометрии. Но это определëнно не значит, что она такая же двоешница по другим предметам, нет. Просто у вредного и заносчивого Хан Джисона изначально сложилось ужасное впечатление о девушке. А может быть, он просто не любит таких, как она, вот и отыгрывается на Джи. – Хван Хëнджин? – знакомый голос нарушает тишину, что так приятно и атмосферно царила в кабинете до этого. Хван хмурится, всё ещё вглядываясь в стену, и пытается понять, кому же этот голос принадлежит. Где-то он его уже слышал, когда-то, вероятно, очень давно, раз уж сейчас вовсе не помнит. Неужели..? – Джисон? – повернув голову в сторону нарушителя покоя, Хëнджин замер. Это не тот, кого он ожидал здесь увидеть. Не тот, кто должен быть тут. В голове моментально проносятся все воспоминания, от чего начинает кружиться голова. Кажется, ещё чуть-чуть и Хван действительно упадëт в обморок. Потому что он должен был забыть этого человека. Все слëзные обещания о счастливой, а главное совместной жизни сейчас не более, чем слова. Обычные ничего значащие слова. Они оставили всё в прошлом. Или только он? А может, несмотря на то, что Хëнджин пытался построить семью и наладить жизнь с другим человеком, Джисон всё время думал о нëм? С трепетом в сердце ждал момента, когда они вновь встретятся, гадал на картах и высчитывал дни, смотря на то, что скажут расклады? А может, это судьба решила их свести? Судьба решила отобрать у Хëнджина любимую девушку, что, смеясь, махала ему рукой на прощание, целуя другого человека? А может, им надо быть вместе? Ведь первая любовь самая сильная, не так ли? Джисон устало вздыхает, понимая, что донести что-то до глупого одноклассника = биться головой об стену. Старший опять дурачится, смеëтся, совсем забывая, зачем пришëл к Хану, но при этом вовремя уворачивается от учебника, что достаточно быстро пролетел мимо него. – Идиот? – глаза Хëнджина расширяются, а в глазах появляется страх. – Он же порвался! – А тебе по-другому никак не объяснишь! – сердится младший. Он прикрывает глаза, чувствуя, как закипает кровь в жилах. Хван Хëнджина невыносимо терпеть. – Да ладно тебе. – улыбается Хван, обнажая ряд ровных зубов. Джисону нравится улыбка старшего, нравится весь он, но пока Хан, не готов признаться в этом даже самому себе. – Кажется, я понял. Давай решу сам решу задание? На это заявление Джисон лишь кивает и тянется к своему пеналу, что лежит по правую сторону от Хëнджина, тем самым задевая старшего локтем. – Аккуратнее надо быть! – Хëнджин удивлëнно отодвигается, хмуро глядя на Хана. – Больно вообще-то, – он потирает лоб, делая максимально страдальческое выражение лицо и, конечно, надеется, что Джисон это не проигнорирует. – Ой, прости! – ловким движением пальцев младший цепляет пенал, кладя его рядом с собой. – Что я могу сделать? "Поцеловать меня" - проносится где-то в подсознании, но Хëнджин тут же отгоняет эти мысли. – Сиди и не двигайся, – обиженно фыркает он, всё ещё держась за лоб. Хван надеется, что младший не заметит его покрасневшие уши, ведь, чëрт, они были так близко друг к другу. Кожа в месте ушиба начинает гореть, при чëм не сколько от того, что совсем недавно Хвану нехило зарядили туда локтем, сколько от самого прикосновения. В голову резко ударила мысль о том, что он хочет обнять младшего, хотя по сути, ударила по ней только рука. И лучше бы было действительно так. Без лишних мыслей. – Можно я тебя поцелую? – интересно, Хвану действительно настолько сильно дали по лбу, что ему мерещится такое, или вовсе не мерещится? Но почему руки, что тянутся к лицу парня кажутся такими реальными? А дальше всё, как в тумане. Неловкий кивок, а после не более уверенные и, кажется, даже дрожащие губы, накрывающие собой губы Хëнджина. Это его первый поцелуй. Первый поцелуй с парнем. И ни один, ни второй не хочет сделать так, чтобы что-то пошло не так. – Кажется, нас сблизила не только любовь к геометрии. – отстраняясь, шепчет Джисон. Он смеëтся и, словно кот, ласкается о руку старшего, выпрашивая ещё поцелуев. А Хван не сможет ему отказать. Ни за что и никогда. – Джисон.. – кивает Хан, поджимая губы. Он ожидал, что отцом Йеджи может быть именно Хëнджин. Но ведь человек с фамилией "Хван" не один на всю планету? Хотя.. Нет, именно Джина он узнал в девушке. Его лисьи глазки, на которые так любил засматриваться, немного пухлые целовательные губы, иначе их охарактеризовать нельзя. Он узнал эти родные черты лица, поняв, что полностью погряз в Хван Хëнджине. Спустя столько лет, но понял это. – Решил не мелочиться и стать учителем? – хмыкает Хван, поворачиваясь к младшему лицом. И тут ему действительно становится больно. Больно за то, что он бросил этого парня. Бросил, ни разу не пожалев. Но пожалел теперь. – Ты думаешь, что я не наигрался с тобой и отыгрываюсь на твоей дочери? – на немой вопрос "как?" от Хëнджина, что буквально читается в его глазах, Хан лишь фыркает. – Да она - твоя копия. Я ни разу не вызывал её родителей в школу, но подумал, что если её папа не ты, перерождение или что-то в этом роде реально существует. Ну, ты меня понял. А теперь к первому. Йеджи вся в тебя пошла. Ты был таким же лени.. – Ленивым, да.. – Хëнджин вспоминает все свои попытки начать зубрить, которые, к сожалению, остались тщетными. Джисон лишь склоняет голову набок, всё ещё смотря на старшего. Кажется, он никогда вдоволь не насмотрится на него, не насладится этими родными чертами лица, этим прекрасным голосом. Они потеряли слишком много времени. Джисон всё ещё немного в ступоре от накативших воспоминаний. Ему казалось, что их не так много. Но каждое воспоминание, каждый день, проведëнный с Хваном так больно врезается в сердце. – Что тут происходит? – тихо даëт о себе знать Йеджи. Она не понимает ровным счëтом ничего. Почему старшие спорят, почему их обсуждение больше похоже на обсуждение личных проблем, а не учëбы девушки. И главное, что её интересует - они были знакомы..? – Всë в порядке, милая. – Хëнджин улыбается, глядя на дочь. Она не должна всё узнать. Должна думать, что её мать - первая и последняя любовь Хвана, что так грубо оттолкнула его. – Почему ты так возненавидел её? – Я не ненавижу Йеджи. Она ленится много. Но, скажу честно, очень много раз я сравнивал её с тобой. – Что ты, чëрт возьми, несëшь?! – Я всё ещё люблю тебя! Слова перекрывают все дыхательные пути, не давая нормально вдохнуть. Слова, в которых Хван так нуждался. И он получил это. Но почему весь мир буквально замер сейчас? Джимон сидит, не смея и пальцем шевельнуть, Хëнджин переваривает всю информацию, что сейчас получил, не понимая, точно ли он находится сейчас тут, а не где-нибудь в своём раю, где, впрочем-то, частенько витал, будучи подростком. – Любите? – Йеджи хмурит взгляд, выглядя максимально растерянно. – Всё ещё? – Если твой отец посчитает это нужным, он обязательно расскажет тебе. – кивает Хан, немного грустнея. Старший всë ещё не двигается, смотря то в пол, то в потолок. Ему страшно. Страшно за все дни, что они потеряли. Страшно за то, что Хан, пусть и любит, но не сможет простить. Ведь простить предательство будет действительно сложно. В один из дней Хëнджин заявился к Джисону с радостной новостью о том, что он, кажется нашёл себе девушку, что по его словам была слишком идеальной для этого мира. А после тихого "я думал, что ты встречаешься со мной", лишь пожал плечами, решив, что теперь он будет строить отношения с Сухëн. Та уж получше этого Хана будет. И, о чëрт, как же сильно он ошибался. Бросив на Хвана годовалую дочь, Сухëн также радостно заявила старшему о том, что теперь не любит его. Также радостно, как и он говорил об этом Джисону. И в тот момент ему стало действительно больно. Не сколько за самого себя, сколько за Хана. – Я тебя тоже. – Хëнджин смотрит доверчиво, но теперь уже не боится: ныряет в объятия Джисона, всем телом прижимаясь к нему. Шепчет, что не забыл, что жалел, но Хан его не слушает. Лишь бормочет, чтобы тот замолчал и дал насладиться моментом. Ведь первая любовь самая сильная. И никто не сможет их в этом переубедить. Даже Йеджи, что выглядит так, словно смотрит свободу любимую дораму, где главные герои, должно быть, обязательно поцелуются. И сама себе признаëтся, что была бы не против посмотреть дораму, где главные герои - её отец и преподаватель.