Когда альфа уступает

Вечер окутывал офис мрачной тишиной. Оставшиеся сотрудники работали, словно призраки, их шаги эхом разносились по пустым коридорам. Большинство давно разошлись по домам, оставив за собой лишь слабый запах феромонов и глухой звук дверей, захлопывающихся вдалеке. Чонгук, как всегда, задержался. Его стол был завален бумагами, а экран ноутбука излучал слабый холодный свет. После утреннего разговора с Тэхёном он утопал в работе, пытаясь заглушить странный зуд тревоги и желания, который не отпускал его весь день. С тех пор они почти не общались. Только короткие, деловые фразы. Ни намёка на то, что произошло утром. Никаких взглядов, которые могли бы выдать эмоции. И всё же Чонгук не мог отделаться от мысли, что их молчание говорит больше, чем слова. Нет, они не избегали друг друга. Просто работа не оставляла места для личных разборок. Тэхён всегда был загружен по горло встречами и документами — расписание, которое Чонгук составлял каждое утро, оставляло омеге минимум времени даже на еду. А сам он — секретарь, чья жизнь вращалась вокруг потребностей этого человека. Чонгук тяжело вздохнул, мельком взглянув на часы. Почти девять. Ему нужно было бы уже отправляться домой, но отчего-то он всё ещё сидел здесь. Может, из-за того, что знал — Тэхён тоже не ушёл. Утренний разговор не напугал его, напротив. Теперь, когда всё было чётко оговорено, он чувствовал странное облегчение. По крайней мере, он знал, где границы. И всё же что-то внутри него сжималось каждый раз, когда он вспоминал холодный голос омеги и его колючие слова. В глубине души он был согласен с Тэхёном. Не смог бы он вынести чужих запахов рядом с ним. Его собственные феромоны реагировали слишком ярко, стоило только омеге оказаться рядом. Шоколадный аромат всё ещё витал в воздухе кабинета, словно тихое напоминание о его присутствии. Чонгук закрыл глаза, стараясь унять дрожь, пробежавшую по телу. Да, он влюблён. И это пугало его больше всего. Не позволяя себе утонуть в мыслях, которые словно шептали из темных уголков сознания, Чонгук коротко покачал головой. Его губы дрогнули в слабой, едва заметной улыбке, почти доброй, но лишённой прежней теплоты. Он вновь сосредоточился на клавиатуре, пальцы привычно стучали по клавишам, словно следуя ритуалу, который удерживал его от погружения в пустоту. Дела почти завершены. Остались мелочи — та скучная рутина, которая больше выматывает морально, чем физически. Он проверял отчёты, пролистывал документы, раз за разом убеждаясь, что всё на своих местах. Иногда его взгляд останавливался на экран ноутбука, иногда на бумагах, которые он машинально держал в руках. Пятнадцать минут пролетели в этом механическом круговороте. Последний документ был прочитан, последний отчёт отправлен. Чонгук закрыл ноутбук, с трудом подавив желание просто оставить всё как есть и уйти. Но нет, оставалась одна голубая папка — ключ к его свободе на этот вечер. Эту папку нужно было отнести Тэхёну. Последний рывок. После этого он сможет уйти из офиса и, возможно, попытаться забыть сегодняшний день. Его мысли, несмотря на усталость, на миг задержались на Тэхёне. Ему хотелось поговорить. Хотелось ещё раз обсудить их отношения, задать вопросы, которые вертелись в голове, и получить ответы, пусть даже колкие и холодные. Но это можно сделать завтра. Или послезавтра. Сегодня он уже выжат. Голова всё ещё гудела от утреннего похмелья, а тело ломило от недосыпа. Да, ночь оказалась беспокойной — ворочаться в постели с мыслями, подобными ядовитым змеям, оказывается куда сложнее, чем он ожидал. А затем этот день — утро, начавшееся с очередного провала, и напряжённый разговор с Тэхёном, который, несмотря на внешнюю сдержанность, всё ещё оставлял шрамы в его сознании. Он тяжело вздохнул, поднимая папку с документов. Усталость тянула его вниз, но что-то внутри — упрямство, гордость или же тихая, болезненная привязанность — заставляло идти вперёд. И он пошёл. Чонгук замер у двери на пару секунд, будто собираясь с духом. Постучал — аккуратно, почти неслышно. Услышав привычное, отрывистое "Входите!", он втянул воздух через нос, будто набираясь решимости, и толкнул дверь. Комната встретила его мраком. Как всегда. Единственный источник света — настольная лампа, бросающая слабый, жёлтый свет на кипу документов и склонённую над ними фигуру Тэхёна. Полумрак расползался по углам, наполняя кабинет атмосферой гнетущей тишины. Чонгук невольно нахмурился. Это была одна из тех странностей Тэхёна, которые он не мог понять. Как можно работать в таком свете, в таком полумраке? Разве глаза не устают? Разве это не неудобно? Но, с другой стороны, это был Ким Тэхён. Человек, который, казалось, мог жить вопреки всем законам логики и здравого смысла. — Добрый вечер, — пробормотал Чонгук, закрывая за собой дверь. Его голос прозвучал слишком мягко, будто неуместно в этой гробовой тишине. Тэхён поднял голову, его лицо, частично освещённое лампой, выглядело как изваяние. Холодное, отрешённое, с тенями, играющими на скулах. — Секретарь Чон, — сухо произнёс он, поднимая бровь. — Вы что-то хотели? Чонгук опустил взгляд на папку в своих руках. Её вес казался ему теперь гораздо больше, чем он ожидал. — Документы, — тихо ответил он, подходя ближе. Он поставил папку на край стола, едва удержав её от того, чтобы не соскользнула на пол. И тут же сделал шаг назад, словно эта близость к Тэхёну обжигала. — Это всё? — голос Тэхёна был бесстрастным, но в нём было что-то такое, что заставляло кожу покрываться мурашками. Чонгук сжал кулаки, стараясь подавить дрожь. Он ненавидел, что чувствует себя так. Что каждое слово этого человека задевает его сильнее, чем он готов признать. — Да. Это всё, — прорезал тишину его голос, грубее, чем он рассчитывал. Глухая тяжесть слов повисла в воздухе. Он старался сохранить спокойствие, но внутри него все крушилось, как тонкий лёд под ногами. Чувство отчаяния смешивалось с гневом, едким и всепоглощающим. Его феромоны уже начали предательски выдавать его. Эта чертова природа — слишком прозрачная, слишком очевидная. — Понял. Можешь идти, — тихо ответил Тэхён, но его голос прозвучал так, будто он отсекает что-то важное, словно лезвие ножа режет ночной воздух. Несколько секунд молчания тянулись, как вечность, оставляя за собой лишь холодную пустоту. Чонгук недоверчиво моргнул, глядя на него. Это всё? Вот так просто? Он ждал чего-то другого — ожидал, что Тэхён заведёт разговор о них, что заставит снова пережить эту пытку словами, острыми, как стекло. Но ничего не последовало. Альфа пристально смотрел на него, пока не почувствовал, как напряжение в комнате слегка спало. Он вздохнул, коротко и глухо, словно отпуская невидимый груз. Что ж, раз Тэхён решил отпустить его сегодня, он не будет спорить. Не сейчас. Но это только на сегодня. Чонгук ненавидел отложенные разговоры, эту липкую тишину, которая угнетает сильнее, чем крик. Ненавидел, когда кто-то избегает правды, прячась за дымкой времени. Но сейчас он вынужден был отступить. Только сейчас, потому что знал: его душа не выдержит больше. Сегодня он уходит, но не сдаётся. — Ладно, спасибо. Хорошего вечера, господин Ким, — проговорил он мягче, чем ожидал, но в его голосе всё ещё сквозила холодная вежливость. Чонгук изобразил слабую улыбку, коротко кивнул и добавил, уже уходя: — До свидания. Он закрыл за собой дверь кабинета, оставляя Тэхёна одного в тусклом свете. Звук щёлкающего замка эхом отразился в пустоте, поглотившей всё остальное.

***

— Серьёзно? — Юнги произнёс это тихо, но в его голосе скользнуло едва заметное недоверие, словно он пытался разгадать скрытый смысл в словах друга. — Ага, — коротко отозвался Тэхён, поднося чашку чая к губам. Его голос прозвучал пусто, безэмоционально, как эхо в заброшенном доме. Он даже не удосужился посмотреть на Юнги, погружённый в собственные мысли. Юнги хмыкнул, но в этом звуке сквозила лёгкая горечь. Его губы дрогнули в кривой усмешке, но глаза потемнели. — Ну ты и мудак, конечно, — бросил он с ненавязчивой резкостью, поднимаясь со стула. Его шаги гулко раздавались в помещении, когда он направился к плите. Там, у кастрюли, он пару раз лениво помешал варево, наблюдая за густым, почти зловещим клубом пара. Попробовав на вкус, он молча кивнул самому себе. Тэхён наблюдал за Юнги из-под тяжёлых век, его взгляд скользил по каждому движению друга, будто стараясь найти в них скрытую угрозу или упрёк. Ему всё ещё казалось, что он был прав. Что каждый его шаг, каждое слово были оправданы. Юнги выключил плиту, накрыв кастрюлю крышкой, и вернулся за стол. Он вымыл руки, двигаясь неторопливо, почти лениво, но в этом медленном ритуале ощущалось что-то тягучее, напряжённое. Усевшись напротив Тэхёна, он упёрся в него взглядом. — Ты хоть понимаешь, что твоя честность иногда ранит сильнее, чем любое враньё? — спросил он, прищурившись, в его голосе звучала опасная смесь разочарования и вызова. Тэхён наконец поднял на него взгляд, холодный и бесстрастный, как лёд. — А ты понимаешь, что не всегда всё заслуживает драмы? — парировал он, его голос прозвучал низко, почти шепотом, но в этом тоне таилась угроза. Тишина в комнате стала густой, будто её можно было резать ножом. Казалось, что даже воздух стал холоднее, как будто эта лёгкая перепалка скрывала что-то куда более мрачное. Юнги тяжело выдохнул, словно выпуская из себя всю тяжесть мира. Его взгляд был отстранённым, а пальцы чуть подрагивали, когда он, наконец, заговорил. — Тэхён, — голос его был низким, но твёрдым, словно удар колокола в мёртвой тишине. Он посмотрел прямо в глаза друга, не давая тому уклониться. — Ты предложил Чонгуку заниматься с тобой сексом без чувств. Без привязанности. И сделал это сразу после того, как он открылся тебе, признавшись, что влюблён. Ты даже не задумываешься, насколько это жестоко? Слова Юнги повисли в воздухе, как густой, удушающий туман. Тэхён выслушал всё без малейших изменений на лице. В его глазах не было раскаяния, только холодное, почти клиническое понимание. — Я понимаю, Юнги, — наконец произнёс он, его голос прозвучал тихо, как шорох страниц в пустой комнате. — Это было... отвратительно. Но он не смотрел на Юнги. Его взгляд блуждал где-то за окном, за пределами комнаты, будто он искал оправдание в пустоте ночи. — Тогда что я должен был сказать? — продолжил Тэхён, его голос стал резче, а взгляд, наконец, вернулся к другу. Он скрестил руки на груди, откинувшись назад, словно пытался защититься от слов, которые вот-вот обрушатся на него. — Отказаться? Обманывать его? Притворяться, что я чувствую то же самое? Юнги замер, его губы плотно сжались. В комнате стало так тихо, что казалось, будто даже время остановилось. — Ты мог бы просто не ранить его, Тэхён. Не причинять ему этой боли, — наконец сказал Юнги, но его голос теперь звучал тише, почти как шёпот. — Боль была неизбежна, — отрезал Тэхён, его голос был холоден, как сталь. — Честность — это всё, что у меня есть. Слова разрезали тишину, оставляя после себя только горечь. И в этот момент стало ясно, что их разговор был не только о Чонгуке, но и о самом Тэхёне — о том, как далеко он готов зайти ради своей правды, даже если она разрушит всё вокруг. Тэхён почувствовал, как комната становится для него слишком тесной, слишком душной. Бессмысленный разговор с Юнги, словно петля, затягивался всё туже, лишая его покоя. Он едва сдерживал раздражение, когда заметил, как Юнги собирается снова что-то сказать. Но тут в коридоре раздался щелчок двери. Тэхён прищурился, его взгляд метнулся к Юнги, вопрошая без слов. Лёгкая тень беспокойства скользнула по его лицу — внезапные гости никогда не предвещали ничего хорошего. Юнги, уловив немой вопрос, лишь лениво пожал плечами. — Должно быть, Чимин, — ответил он тихо, но в его голосе звучала какая-то странная усталость, словно он ожидал этого визита, но не радовался ему. Тэхён нахмурился. Имя Чимина прозвучало в комнате, как предупреждение, что-то мягкое и одновременно угрожающее, как звук ножа, касающегося камня. Тишина в комнате была столь вязкой, что казалась зловещей. Юнги небрежно поднялся из-за стола, его движения отдавали холодным безразличием, а голос, когда он заговорил, пронзил воздух, словно острое лезвие. — Не надо так кривиться, Тэхён. Чимин — мой муж. Ты ведь это прекрасно знаешь. Словно тяжелая тень, слова повисли в воздухе, оставляя после себя неприятный осадок. Тэхён лишь молча закатил глаза, пытаясь скрыть свое презрение. Он не мог выносить этого Чимина, с его наигранной приветливостью и липкой, как мёд, манерой речи. Но ради Юнги... Ради друга, которого он всё ещё, почему-то, считал близким, он подавлял раздражение, оставляя за маской холодной вежливости свои истинные чувства. Сквозь стены, словно глухое эхо, начали доноситься приближающиеся шаги. Тэхён напрягся, ощущая, как внутри всё сжимается от надвигающегося присутствия. Он скользнул взглядом по Юнги, который молча продолжал извлекать закуски из холодильника. Решив, что лучше занять руки, чем дать волю раздражению, Тэхён подошёл к полке и начал раскладывать на стол приборы, словно это могло отвлечь его мысли. — Дорогой? — внезапно раздался обеспокоенный голос. Звук словно вырезал из тишины часть спокойствия, обнажая что-то тревожное. Тэхён замер, боковым зрением замечая, как Юнги оборачивается, его лицо на мгновение становится мягче. Чимин появился на пороге с улыбкой, от которой у Тэхёна сжалось сердце — от отвращения. Он смотрел, как тот стремительно пересекает комнату, чтобы заключить Юнги в объятия, как будто это была единственная цель его существования. — Я скучал по тебе, — шепнул Чимин, его голос дрожал от переполнявшей его привязанности. Юнги ответил ему слабой, но искренней улыбкой, его взгляд светился теплом. На несколько секунд атмосфера стала почти невыносимо интимной, как будто они оказались в мире, где не было ни Тэхёна, ни его сдавленного дыхания. Чимин склонился к Юнги, собираясь коснуться его губ своими, но звук, напоминающий стальной скрежет, нарушил их момент. — Не могли бы вы оставить эти проявления чувств где-нибудь ещё? — ледяным голосом произнёс Тэхён, разрезая их иллюзию уединения, словно хищник, разрывающий добычу. Юнги бросил на друга короткий взгляд — напряжённый, с долей недовольства. Но Чимин... Чимин повернулся к Тэхёну, и его лицо внезапно стало таким холодным, что казалось, будто в комнате резко похолодало. — У тебя есть что-то против? — мягко, почти нежно спросил он, но в его словах скрывалась угроза, от которой у Тэхёна на мгновение пересохло горло. — Нет, — отрезал Тэхён, хватая приборы так, что его пальцы побелели. — Просто хочу напомнить, что не все здесь рады вашим... показным сценам. Юнги молчал, но его взгляд был нацелен на Тэхёна, словно предупреждение. Чимин же лишь усмехнулся, его улыбка была пустой, как растрескавшаяся маска. Тэхён отвёл взгляд, чувствуя, как внутри нарастает странная, почти животная ненависть. Ему нужно было успокоиться. Но единственное, чего он желал в этот момент, — чтобы Чимин исчез. Воздух в комнате, казалось, звенел от напряжения. За столом два взгляда — острые, словно лезвия, — сталкивались друг с другом, будто в тихой войне, где слова заменяли удары. Тэхён и Чимин язвили друг другу без конца, их насмешки били точно в цель, оставляя после себя невидимые порезы, которые, казалось, ни один из них не собирался признавать. — Хватит, пожалуйста, — голос Юнги прорезал напряжение, звуча умоляюще. Его взгляд метался между двумя мужчинами, но он прекрасно знал, что остановить их — всё равно что пытаться потушить пожар пеплом. Тэхён усмехнулся, откинувшись на спинку стула. — Что такое, Чимин? Тебе не нравится, когда тебе говорят правду? Чимин напрягся, его губы сжались в тонкую линию, а глаза сверкнули опасным огнём. — Правда? — его голос зазвенел ледяной насмешкой. — Ты называешь своим ядовитым языком правду? Знаешь, Тэхён, иногда мне кажется, что ты просто завидуешь. Юнги устало закрыл глаза, его плечи обмякли. — Вы, как всегда, невыносимы, — прошептал он, но его слова утонули в очередной волне язвительных комментариев. На самом деле, Тэхён не ненавидел Чимина. Если бы его спросили, он даже не смог бы объяснить, почему каждый их разговор превращался в словесную дуэль. Быть может, в глубине души он видел в Чимине равного, того, кто мог бросить ему вызов и выдержать этот бой. И, как ни странно, он чувствовал что-то похожее на... уважение. Или, может, это была та странная форма привязанности, которую он не осмеливался признать. Взгляд Тэхёна скользнул по Чимину, который сидел напротив, с надменной улыбкой на губах и огнём в глазах. Они играли свои роли слишком долго, чтобы остановиться. — Вы, как брат с сестрой, — произнёс Юнги с тихой грустью, смотря на них. Эти слова задели Тэхёна. Он не ответил, но где-то глубоко внутри признал правоту друга. Их ссоры были как старый ритуал, привычный и одновременно болезненно необходимый. — Может быть, — прошептал он почти неслышно, глядя в пустоту. Но, как и всегда, мир между ними был недостижим. Тэхён знал, что никогда не сможет относиться к Чимину иначе, чем с тонкой гранью презрения и уважения. И, честно говоря, ему это нравилось. Вечер опустился на дом, принеся с собой тяжёлую, почти осязаемую тишину, лишь изредка нарушаемую скрипом деревянных половиц или мягким шорохом движения. Воздух в комнате казался густым, наполненным отголосками смеха и язвительных фраз, которые, подобно колким осколкам, так и не успели раствориться. Юнги, уставший, но всё ещё с лёгкой улыбкой, отложил бокал, взгляд его был спокойным, но словно насквозь пронизывающим. — Ты, как всегда, умеешь испортить вечер своими комментариями, — произнёс он, голос его звучал сдержанно, но в глазах читалась тень подлинной усталости. Тэхён, откинувшись на спинку стула, усмехнулся — не громко, скорее на грани молчания. — Это не я, это твой благоверный. Он слишком легко ведётся. — Или это ты слишком провоцируешь, — тихо парировал Юнги, поднимаясь, но взгляд его стал чуть жёстче. — Ладно, мир вам обоим. Мне пора спать. — Как мило, — протянул Тэхён с той самой своей издёвкой, которая была почти маской. — Оставляешь меня один на один с этим недо-альфой? Юнги задержал взгляд на нём чуть дольше, чем обычно, и бросил выразительно: — Во-первых, ты взрослый мужчина и справишься. Во-вторых, Чимин не так уж и плох, если ты хотя бы раз перестанешь его провоцировать. — Вот только не начинай, — махнул рукой Тэхён, отводя глаза, будто хотел отгородиться. — У тебя уже муж, перестань читать мне мораль. Юнги рассмеялся, но в этом смехе была едва заметная грусть, словно он понимал что-то, о чём молчал. Он подошёл ближе, хлопнув друга по плечу, будто пытался вернуть того в реальность. — Спокойной ночи, Тэхён. Постарайся не разнести дом, пока я сплю. Когда он ушёл, оставив их вдвоём, в комнате повисла странная, напряжённая пустота. Чимин, будто стремясь разрядить её, закатил глаза и демонстративно начал убирать со стола, но тишина всё равно казалась липкой, давящей. Тэхён даже не посмотрел в его сторону. Он медленно поднялся, направляясь в гостиную, словно уходя от чего-то, и бросил через плечо: — Буду спать на диване. Только не забудь выключить свет. — Буду считать это твоим способом сказать спасибо, — буркнул Чимин, но в его голосе, несмотря на привычную язвительность, послышалась тень чего-то ещё, будто и он устал от постоянных словесных боёв. Тэхён не ответил. Может, потому что знал: эти пикировки давно утратили истинную враждебность, превратившись в привычку. Юнги был прав: они и правда походили на ссоры брата с сестрой, вымотанные, но неизменные. Лёжа на диване в темноте, Тэхён вслушивался в тишину, размышляя. Для всех он оставался тем, кто не показывает слабость, кто не позволяет себе ни единого проблеска эмоций. Но здесь, в доме Юнги, он ощущал странное спокойствие. «Хорошо, что у меня есть Юнги», — подумал он, закрывая глаза, а тьма медленно затягивала его в забвение. Ночной Сеул дышал холодной, влажной осенью. Его улицы переливались в неоновых огнях, словно тысячами блестящих жил, пульсирующих под кожей огромного живого существа. Лишь те, кто смотрел поверхностно, могли назвать его просто городом. Сеул был больше, чем город. Он был бесконечным движением, шепотом вывесок и электрическим свистом проносящихся автомобилей. Разноцветные вывески корейских букв мерцали в ночи — синие, алые, золотистые — их свет пробивался сквозь туман, наполняя воздух магией. Уличные фонари упорно разгоняли тьму, но она всё равно оставалась, тихая и вязкая, притаившись в переулках. Где-то вдали слышалась музыка. Танцы, смех, пение — люди жили здесь, словно пытались выжать из ночи каждый драгоценный миг. Но для Чонгука этот Сеул, такой уютный и живой, был сейчас далёк и чужд. Усталость давила на плечи, тяжёлая, как мокрое одеяло, а в висках неумолимо пульсировала боль. Если бы не это, он, может, и замедлил бы шаг, позволив себе хотя бы миг восхищения. Когда-то, ещё будучи художником, он умел видеть в обыденном особую магию. Там, где другие замечали лишь банальность, он находил нечто прекрасное, что вызывало трепет. Но сейчас его взгляд, обострённый годами работы и привычкой ценить детали, был слишком затуманен. Он любил свою работу. И ненавидел её. Этот парадокс разрывал его изнутри. В дни, когда всё шло хорошо, он чувствовал себя непобедимым, но были и такие вечера, как этот, когда всё, что он хотел, — бросить всё к чертям. Уйти и больше никогда не возвращаться. Но не мог. Тэхён. Его имя всплыло в мыслях, как якорь. Тэхён и карьера — два главных столпа, которые держали Чонгука на плаву. Он слишком долго сражался, чтобы сейчас позволить себе утонуть. Он знал свою ценность, знал, сколько сил вложил в своё дело, и потому не позволял себе слабости. Уйти означало предать не только себя, но и все те усилия, которые он вложил в свои мечты. «Нельзя сдаваться», — подумал он, покачав головой, словно пытаясь отогнать тягостные мысли. На светофоре загорелся зелёный свет. Чонгук, не раздумывая, нажал на газ, направляя машину по знакомому маршруту. Дорога к дому была привычной, почти механической. Фонари мелькали мимо, их свет играл бликами на капоте машины. Ночная тишина дороги, нарушаемая только шуршанием шин, странным образом успокаивала его. Впереди маячило нечто большее, чем просто дом. Место, где он мог быть собой, хотя бы на короткое время.

***

— Поздравляем! — крик оглушил Чонгука, как только он переступил порог. Свет, вспыхнувший резко и беспощадно, отрезал уютный мрак ночи, оставляя его стоять в ослеплении. Он зажмурился, замерев в дверях. Несколько мгновений ушло на то, чтобы привыкнуть к яркому свету и хаотичному гулу голосов. Моргнув несколько раз, Чонгук наконец сфокусировал взгляд. Перед ним стояли они — его друзья, его якоря в этом мире. Хосок, Намджун и Сокджин. Их лица светились неподдельной радостью, а взгляды словно пытались прожечь его насквозь. Но вместо тепла Чонгук ощутил лёгкую тревогу. Почему? Он замер, пытаясь переварить происходящее. На мгновение комната показалась ему чужой, как будто он вошёл не в свой дом, а в какую-то декорацию, где все играют по чужому сценарию. «Какой сегодня день? Что я упустил?» — мысль молнией пронзила сознание, но ответа не было. В памяти зияла пустота. — Эм... Привет всем, — произнёс он, с трудом выдавив из себя слова, словно проглатывая осколки стекла. Он покашлял, пытаясь скрыть свою неловкость, и почесал затылок, так и не удосужившись снять куртку. — Так... Что мы празднуем? Вопрос повис в воздухе, и тишина, хоть и длилась всего пару секунд, показалась вечностью. — Ты серьёзно? — первым подал голос Сокджин, его тон балансировал между изумлением и лёгкой издёвкой. Он сложил руки на груди, устремив на Чонгука взгляд, полный недоумения. — Кажется, он действительно не в курсе, — заметил Хосок с улыбкой, которая едва заметно дрогнула, словно он ожидал, что вот-вот ситуация станет забавной. — Это невозможно, — вмешался Намджун, хмыкнув и покачав головой. — Даже ты, Чонгук, не мог забыть. Забыть? Чонгук ощутил, как тревога начала сжимать его сердце ледяным кулаком. Он сделал шаг вперёд, неловко стянул с себя куртку и бросил её на ближайший стул. — Окей, хватит загадок, — он поднял руки в жесте, напоминающем капитуляцию. — Что я пропустил? На мгновение друзья переглянулись, словно сомневаясь, стоит ли раскрывать карты. Затем Сокджин, не выдержав, заговорил: — Сегодня же твой день рождения. Слова прозвучали неожиданно, словно громкий раскат посреди ясного неба. Чонгук застыл. Его взгляд метался между лицами друзей, но они не несли никаких ответов, только отражали лёгкую тревогу. — О… Разве сегодня? — глухо спросил он, опустив взгляд. Головная боль отдалась гулким эхом где-то в глубине его черепа, а усталость висела на плечах тяжёлым грузом. Сокджин нахмурился, его недовольство прорезалось в каждом жесте, в каждом движении. Хосок и Намджун переглянулись, их глаза мелькали напряжённо, будто они ожидали чего-то. — Вроде взрослый альфа, а своего дня рождения не помнит, — резко бросил Сокджин, его голос звенел, как натянутая струна. — Как так можно, а? Это же святое. Чонгук изобразил слабую улыбку, но она не дошла до его глаз. В комнате становилось невыносимо душно. Воздух, пропитанный запахами феромонов, словно сгущался, давил на лёгкие. Лимон, сандал, мёд — всё смешалось в туман, от которого голова пошла кругом. — Я... хорошо, — проговорил он, облизнув пересохшие губы. Его голос звучал неуверенно, будто слова выцарапывались из глубин подсознания. — Эм, я открою окно, хорошо? Он произнёс это, как гость, который просит разрешения, хотя сам был хозяином дома. Слова повисли в тишине. Лёгкий укор скользнул во взгляде Сокджина, но Хосок кивнул. — Да, конечно, — произнёс он, стараясь звучать непринуждённо. Чонгук прошёл к окну. Его шаги были тихими, как тени, а каждое движение — будто замедленное, словно он пробирался через густую воду. Прикосновение к раме казалось чужим. Окно открылось с глухим скрипом, впуская прохладный ночной воздух. Он вдохнул глубоко, почти отчаянно, словно пытался утопить в этом свежем дыхании ту неясную тревогу, которая разрасталась в груди. За окном Сеул сиял огнями. Но сейчас этот вид не приносил утешения. Город казался таким далёким, словно он был не частью этого мира, а лишь отражением, миражом. — Спасибо, — сказал он тихо, но никто не ответил. В их молчании было что-то удушающее. — Что вообще с тобой происходит последнее время? — голос Намджуна прозвучал спокойно, но в нём чувствовалась тревога. Он всегда был тем, кто незаметно присматривал за своими друзьями, словно невидимая опора. И в последний раз, когда он заходил к Чонгуку, тот выглядел так, будто жизнь полностью выбила его из колеи. Тогда можно было списать всё на работу, но сейчас... Сейчас Чонгук выглядел иначе. Словно кто-то высосал из него последние остатки сил. Это беспокоило Намджуна — не как друга, а как брата. Чонгук стоял молча, тяжело дыша, словно слова Намджуна требовали от него больше, чем он мог дать. Он избегал их взглядов, будто это было проще, чем признать правду. Наконец, он повернулся и, проигнорировав вопрос, медленно направился на кухню. Звук льющейся воды разрезал тишину. Чонгук наполнил стакан и жадно его осушил, будто пытаясь утолить не физическую жажду, а что-то глубже. Его плечи дрогнули, но он не сказал ни слова. Друзья, обеспокоенные его молчанием, последовали за ним. Их шаги звучали глухо, словно каждый из них боялся нарушить хрупкую атмосферу. — Ну? — Хосок, не выдержав, нарушил тишину. Его голос был немного резким, но в нём звучало искреннее беспокойство. Он поставил торт на стол, его движение было почти механическим, как будто это единственное, что он мог сделать сейчас. Чонгук обернулся, его глаза были пустыми, но в глубине этих черных омутов скрывалось нечто, что заставляло друзей почувствовать себя беспомощными. — Всё в порядке, — наконец выдавил он. Его голос звучал глухо, будто исходил не из него, а из какой-то далёкой точки. — Не похоже, что в порядке, — возразил Намджун, скрестив руки на груди. Его голос был мягким, но твёрдым. — Ты выглядишь так, будто тебя что-то гложет. Мы ведь здесь, чтобы помочь, Чонгук. Чонгук отвёл взгляд, его рука всё ещё сжимала пустой стакан, как якорь, который держал его в реальности. — Это не то, о чём можно говорить, — коротко ответил он, голосом, который был едва слышен. — Так и есть, — вмешался Сокджин, нахмурившись. Его глаза были полны тревоги. — Но если ты думаешь, что можешь справиться с этим один, то ошибаешься. Мы здесь, чтобы поддержать тебя. Тишина снова заполнила кухню. Казалось, что она сгущалась, давила на каждого из них. Чонгук перевёл взгляд на окно, за которым мерцал ночной город, и едва заметно качнул головой. — Я ценю это. Правда. Но сейчас... просто дайте мне немного времени, ладно? Его слова прозвучали как просьба, но были пропитаны отчуждением. — Хорошо, ладно, — наконец сказал Сокджин, глубоко вздохнув. Его голос смягчился, а феромоны, которые до этого наполняли комнату напряжением, начали рассеиваться, будто растворяясь в холодном воздухе. — Мы тебя поняли. — Его тон был ровным, но в нём звучала тонкая нота печали. — Эм... Мы тут взяли с собой соджу. Закуски тоже прихватили. Может, выпьешь с нами? — добавил он, явно стараясь переключить внимание с тяжёлого разговора. Чонгук молчал, опустив взгляд на пустой стакан в своих руках. Мысль выпить казалась заманчивой, как предложение на короткое время забыть о всём. Он не помнил, когда в последний раз сидел за столом с друзьями, ощущая ту лёгкость, которая раньше была частью их встреч. Сейчас же работа и тень Тэхёна словно заслонили собой всё остальное. Но завтра снова день, полный обязанностей и обещаний. Завтра ему нужно вернуться к своим задачам, держать себя в руках. У него не было времени на слабость. Но в тишине, что повисла между ним и его друзьями, он ощутил что-то, напоминающее сожаление. — Плевать, — тихо пробормотал он себе под нос, тяжело вздохнув. Решение пришло само собой, как будто что-то внутри него уже сделало выбор. Он поднял взгляд и посмотрел на Сокджина, затем на Намджуна и Хосока. Их лица отражали смесь тревоги и ожидания. Они явно не хотели навязываться, но надеялись, что он согласится. Чонгук чувствовал это. И он не мог прогнать их, не мог закрыть перед ними дверь и остаться наедине со своими демонами. — Ладно, — сказал он наконец, чуть натянуто улыбнувшись. — Давайте. Сокджин кивнул, его лицо смягчилось, а напряжение в комнате немного ослабло. — Вот и славно, — произнёс он с заметным облегчением. Пока друзья доставали бутылки соджу и расставляли закуски на столе, Чонгук на мгновение замер у окна. Ночной город за стеклом мерцал светами, которые казались далекими, почти чуждыми. Он глубоко вдохнул, стараясь избавиться от гнетущего чувства в груди. «Может, это поможет», — подумал он, неуверенно сжимая пальцами край столешницы. Внутри всё ещё что-то ныло, но он надеялся, что разговоры, смех и алкоголь заглушат этот шум, хотя бы на один вечер.

***

В доме было холодно. Чонгук, едва осознавая происходящее, свернулся плотнее в одеяло, но холод, казалось, проникал под кожу, насквозь пробираясь к костям. Он чувствовал себя, будто лежит на голом бетоне, в открытом пространстве, под безжалостным небом. Его зубы выбивали дробь, а тело содрогалось в тщетной попытке согреться. Он попробовал повернуться на другой бок, но неудобная поза только усугубляла боль в затёкших мышцах. И вдруг — удар. Сильный, резкий, как молния. Что-то твердое и грубое ударило его по боку. Он с коротким вскриком отлетел на пол, ударившись плечом и боком о деревянные доски. — Чёрт... — голос был хриплым, почти чужим. Его взгляд метался по комнате, но перед глазами всё расплывалось, как в тумане. Голова пульсировала тупой болью, в горле стояла неприятная сухость, а подбородок был мокрым от подсохших следов слюны. Он машинально провёл ладонью по лицу, стирая это унизительное напоминание о ночи. Пол был ледяным. Даже через кожу ног он ощущал сырость и холод, как будто находился не в своём доме, а в каком-то мрачном, покинутом месте. Он сидел, притихший, растирая виски, и пытался хоть немного прийти в себя. Воспоминания обрывались, словно чья-то злая рука вырвала их из его разума. Вставая, он пошатнулся, едва удержав равновесие. Его взгляд упал на одеяло, лежавшее теперь на полу. В свете, просачивающемся сквозь шторы, оно казалось тусклым, грязным. Он натянул на себя майку, чувствуя, как холод плотно окутывает плечи. Сделав неуверенный шаг, он двинулся к кухне. Вода. Ему нужна была вода. Горло жгло, и от каждого вдоха становилось только хуже. На кухне царил странный порядок.Он дотянулся до кружки и налил воды из кувшина, оставленного на столе. Вода оказалась ледяной, но он выпил её залпом, ощущая, как горло сводит от холода. И только когда он поставил кружку обратно, в тишине дома стало слышно что-то ещё. Нечто тонкое, почти неуловимое — тихое шуршание, будто кто-то осторожно двигался в соседней комнате. На кухню вошёл Хосок, зевнул и потёр глаза, словно только что выбрался из долгого и тягучего сна. Чонгук застыл, глядя на него. Несколько секунд он не мог понять, почему тот здесь. Но воспоминания, словно хищные птицы, разорвали утренний туман. Конечно. Вчера. Выпивка. Друзья. Как он мог забыть? — Ты разве не опаздываешь на работу? — голос Хосока прозвучал лениво, будто упрёк, но его сонное лицо и полуприкрытые глаза говорили об обратном. Он поднёс к губам стакан воды, наблюдая за Чонгуком. И тут словно молния ударила. Чонгук, осознав, что натворил, замер. — Сколько времени?! — воскликнул он, паника накатывала волной, срывая его с места. Хосок лениво посмотрел на часы на стене. Усмешка тронула его губы, добродушная, но не лишённая насмешки. — Девять утра, — хмыкнул он, поднимая взгляд. Чонгук выругался и побежал в ванную. Его дыхание сбивалось, в груди словно что-то давило, а кровь стучала в висках громче, чем тиканье старых настенных часов. Вода из крана была ледяной, но он не обращал на это внимания, торопливо умываясь, пытаясь стряхнуть с себя липкий сон. В коридоре стоял Хосок, опёршись о косяк и лениво наблюдая, как его друг мечется по квартире, словно загнанный зверь. — Ты бы хоть причесался, — бросил он с лёгким смешком, но Чонгук не слушал. Зеркало в прихожей отразило его бледное лицо. Глаза покраснели, под ними пролегли тёмные круги. Волосы, взъерошенные после сна, торчали в разные стороны. Одежда, накинутая наспех, выглядела ещё хуже. Майка помята, рубашка не застёгнута до конца, а брюки словно сняты с чужого плеча. — Черт... — прошептал он, не отводя взгляда от зеркала. Квартира вдруг показалась ему слишком тесной, воздух — слишком густым, а тишина — слишком зловещей. Время тикало, словно издевалось, каждую секунду напоминая, что он и так уже обречён. Нет времени. Совсем. Чонгук захлопнул дверь квартиры, не обращая внимания на её глухой стон. Ещё на лестничной площадке он почувствовал, как осенний холод пробирается под одежду, цепляется за кожу ледяными когтями. Шаги раздавались гулко, отражаясь от бетонных стен подъезда. Он не позавтракал. Опять. Но кого это волнует? Это был уже второй день подряд, когда его желудок протестующе сводило от пустоты, но Чонгук игнорировал этот сигнал, словно он был лишь частью шумного хаоса, который окружал его каждое утро. На улице он вдыхал воздух, густой и влажный, с привкусом гнили, исходящей от прелых листьев. Сжав зубы, он направился к машине. Его ботинки с чавкающим звуком врезались в мокрую листву, оставляя на ней грязные следы. — Чёрт, ненавижу это, — прошептал он, хватаясь за холодную ручку водительской двери. Машина встретила его неохотно: руль был ледяным, стекло покрыто каплями влаги и грязью. Чонгук бросил сумку на пассажирское сиденье, даже не взглянув на неё, и завёл двигатель. Глухое урчание автомобиля будто вторило его мыслям, полным раздражения и усталости. — Поехали, — выдохнул он, нажимая на газ. Мокрые дороги и потоки машин выглядели, как некое угрюмое живое существо, бесконечно жующее чью-то жизнь. Чонгук рулил почти автоматически, устало вглядываясь в дорогу перед собой. Дворники метались из стороны в сторону, стирая капли дождя, но за окном всё равно была только серая муть. "Ненавижу. Всё это. Осень. Работу. Эту бесконечную спешку." Он закусил губу, чувствуя, как пальцы сжимаются на руле до боли. "Если опоздаю, то всё... опять. Всё разваливается на части." Эта мысль жгла его сильнее, чем осенний холод.

***

Чонгук уверенно шагал по длинному коридору, его каблуки отдавались эхом по мраморным стенам. Светильники под потолком изливали тусклый холодный свет, создавая ощущение, будто время здесь застыло. Он направлялся к кабинету Тэхёна. Утро началось не лучшим образом, но, к счастью, опоздание прошло относительно безболезненно. Тэхён ничего не сказал. Только взгляд — пристальный, холодный, будто прожигающий до костей, — и короткое замечание: «Не повторяй этого больше». Никакого крика, никаких угроз. Просто слова. Чонгук облегчённо выдохнул. Замечание, конечно, неприятно, но это было лучше, чем то, что он переживал раньше. Воспоминания о прошлом начальнике всплыли в голове, как грязь из осенней лужи. Тот тоже был омегой. Истеричным, властным, непреклонным. Каждый раз, когда тот терпел неудачу — будь то сделка, личная обида или просто плохой день, — его гнев обрушивался на сотрудников, словно шторм. Чонгук особенно это чувствовал. Как секретарь, он всегда находился ближе всех к буре. Крики, вещи, летящие в его сторону, унижения, шепчущие язвы — всё это было обычным днём. Он терпел. Долго. Слишком долго. До тех пор, пока однажды в нём что-то не сломалось. Он уволился. Неважно, сколько ему платили, — никакие деньги не стоили того, чтобы терпеть подобное. Сейчас он шёл по этому коридору с лёгкостью в душе, которую редко ощущал раньше. Здесь было иначе. Шикарный офис, в который мечтали попасть многие. Зарплата, которая позволяла не думать о мелочах. Но главное — Тэхён. Его новый начальник был требовательным, строгим и иногда казался холодным, как лёд за окном, но он никогда не переходил границ. Ни криков, ни унижений. Только ясные требования и неизменное спокойствие. Подойдя к двери кабинета, Чонгук на мгновение задержался. Гладкая, идеально полированная поверхность двери отражала его искажённое от света лицо. Он вздохнул, привёл в порядок костюм и постучал. — Войдите. Голос Тэхёна, низкий и чуть хриплый, прозвучал, будто командовал самим временем. Чонгук взялся за холодную ручку двери и шагнул внутрь. Войдя в кабинет, Чонгук почувствовал, как холодное напряжение обволакивает его, словно невидимая нить, стягивающаяся вокруг груди. Просторное помещение было наполнено строгой тишиной, нарушаемой лишь лёгким шорохом бумаги под пальцами Тэхёна. Тот сидел в кресле, наклонившись над документами, которые Чонгук недавно принёс. Его профиль выглядел резким, почти строгим в мерцающем свете настольной лампы. Сильная рука, держащая перо, двигалась плавно и уверенно, словно не замечая присутствия Чонгука. Но Чонгук не мог просто стоять. Ему казалось, что каждый его шаг звучит слишком громко, что Тэхён вот-вот поднимет на него глаза, и это напряжение между ними разорвёт его изнутри. Он знал, что, вероятно, это не время и не место, но боль от их отношений — или, скорее, от их отсутствия — была слишком сильной, чтобы игнорировать. Всё, что у них, вероятно, будет — это встречи, которые заканчиваются в одной постели. Всё, что он будет получат, — это физическая близость, лишённая настоящего тепла. Чонгук стиснул зубы. Пусть так. Пусть всё идёт не так, как он мечтал. Но он не сдастся. Он заставит Тэхёна увидеть его. Понять, почувствовать. Он ни на что не надеется, но он будет бороться. — Секретарь Чон? — голос Тэхёна, глубокий, бархатистый, но прохладный, нарушил тишину. Тэхён поднял взгляд, его глаза, тёмные и пронизывающие, с интересом изучали стоящего перед ним Чонгука. Чонгук глубоко вдохнул, заставляя себя собраться, и сделал шаг вперёд. — Да, господин Ким, — его голос был чуть хриплым, но твёрдым. Он подошёл ближе, остановившись у стола, за которым сидел Тэхён. Тот отложил ручку, сложив руки на столе. Его взгляд стал более пристальным, будто он пытался прочитать мысли Чонгука, вскрыть его намерения, не давая возможности скрыться за словами. — Что-то случилось? — спросил он, его голос звучал нейтрально, но в нём всё же была тень любопытства. Чонгук почувствовал, как его сердце колотится в груди. Этот момент, эта тишина между ними, была почти невыносимой. Но он собрал всю свою волю в кулак, смотря прямо в эти ледяные глаза. — Нам нужно поговорить, господин Ким, — сказал он, стараясь не дрогнуть под тяжестью взгляда Тэхёна. — О чём именно? — спросил Тэхён, подняв бровь. И вот сейчас, когда момент настал, Чонгук почувствовал, как слова застревают в горле. — О нас, — твёрдо произнёс Чонгук, стараясь не отводить взгляда, хоть внутри всё сжалось от напряжения. Он знал, что разговор будет нелёгким, но другого выхода не было. Тэхён замер на мгновение, будто бы переваривая сказанное. Его тёмные глаза сузились, на лице мелькнула тень чего-то неопределённого — усталость, раздражение или, возможно, скрытое сожаление. Затем он вздохнул, мягко откинувшись на спинку кресла. — Что ж, секретарь Чон, — начал он, голос звучал ровно, но в этом ровном тоне скрывался ледяной подтекст. — В последнее время наши… разговоры, — последнее слово он выделил с подчёркнутой насмешкой, — становятся слишком частыми. Не находите? Думаю, пора уже расставить точки над «i». Мы ведь взрослые люди, верно? Пора быть честными. Чонгук молчал, сердце гулко билось в груди. — Послушайте, — продолжил Тэхён, его голос стал чуть тише, но обманчиво мягче, как остриё ножа, едва скрытое под бархатной тканью. — Если вы беспокоитесь о том, что я, будучи омегой, буду доминировать в постели, то отбросьте эти мысли. Я не собираюсь никого силой подавлять. А если вы боитесь… Ну что ж, бояться не стоит. Тэхён выдержал паузу, внимательно изучая лицо Чонгука, словно искал трещины в его решимости. — Я постараюсь сделать всё, как положено. Всё так, чтобы вам было… комфортно, — закончил он, каждый слог словно капал ядом, но его лицо оставалось бесстрастным. Чонгук хотел что-то сказать, что-то возразить, но Тэхён не дал ему шанса. Его слова звучали как выстрелы, точные и хладнокровные, не оставляя пространства для ответов. — Так что, Чонгук, — подытожил он, склонив голову чуть вбок, будто изучая его реакцию. — Скажите мне честно: вы хотите продолжать эту игру? Или всё же предпочитаете уйти, пока ещё есть возможность? — Да, хочу продолжить, — решительно произнёс Чонгук, стараясь, чтобы его голос не дрогнул. Внутри всё кипело: страх, смятение, но вместе с этим — железная уверенность. Он был готов. За последние дни он успел многое обдумать, и теперь был уверен, как никогда. Пусть он до конца не смирился с мыслью, что будет впервые «снизу», что это станет нормой, но если это цена, чтобы быть рядом с Тэхёном, он согласен. Тэхён замер, рассматривая его с той самой холодной, изучающей усмешкой, которая заставляла кровь стыть в жилах. Несколько секунд тянулись мучительно долго. Чонгук чувствовал, как под этим взглядом его решимость тает, но он стоял, не отводя глаз. — Хм, — усмехнулся Тэхён, уголок его губ чуть приподнялся, но взгляд остался всё таким же хищным. — Хороший ответ. Чонгук не успел даже вздохнуть, как Тэхён медленно поднялся со своего кресла и шагнул к нему. Близко. Слишком близко. В мгновение ока его личное пространство было нарушено, заставляя сердце забиться быстрее. И тогда это началось. Тэхён, будто нарочно, выпустил свои феромоны. Сладкие, густые, словно растопленный тёмный шоколад, они заполнили всё вокруг. Чонгук задохнулся от их интенсивности. Слюна мгновенно собралась во рту, горло пересохло, и его собственные феромоны, будто отвечая вызову, начали стремительно наполнять воздух. Тэхён явно играл. Это было почти издевательством. Он знал, как его феромоны влияют, и, судя по выражению лица, получал удовольствие от этой игры. — Ты дрожишь, Чонгук, — тихо, почти шёпотом, произнёс Тэхён, его голос звучал как шелест листьев перед бурей. — Разве ты готов? Чонгук сжал кулаки, стараясь подавить нахлынувшую слабость. Всё в его теле кричало, требовало шагнуть вперед, подчиниться инстинктам, но он остался на месте. — Я… готов, — с трудом выдавил он, чувствуя, как феромоны Тэхёна захватывают его разум, словно туман. — Посмотрим, — шепнул Тэхён, наклоняясь ближе, так, что их дыхания почти смешались. — Но ты должен помнить: однажды согласившись, назад дороги не будет. — А я не буду отступать, — хриплым голосом произнёс Чонгук, устремив взгляд прямо в глаза Тэхёна. Напряжение, которое сковывало его тело, медленно растаяло, уступая место другому чувству — странному, обжигающему возбуждению. Если Тэхён хочет поиграть, он согласен. Но это не будет просто игра на издёвку. Нет, это станет их личной дуэлью, наполненной огнём страсти, а, возможно, со временем и чем-то большим. Любовью. — Хорошо, тогда... — Тэхён произнёс это так тихо, что голос его звучал почти как шёпот, и снова приблизился, их лица разделяли лишь миллиметры. Воздух между ними стал плотным, как будто пропитанным феромонами, и даже лёгкое движение казалось невозможным. Чонгук почувствовал, как сердце гулко бьётся в груди, но Тэхён, казалось, наслаждался его внутренней борьбой. Он усмехнулся, его губы чуть коснулись губ Чонгука. Едва ощутимый жест, больше похожий на издевательство. Чонгук шумно сглотнул, не в силах сдержать это невольное движение, и в этот момент его феромоны буквально взорвались. Они хлынули волной, отчаянно требуя подчинения от омеги и одновременно жаждая продолжения. — Начнём с сегодняшнего дня? — прошептал Тэхён, его голос обволакивал, как шелковая лента, мягко, но настойчиво, обвивая горло. Он говорил, почти касаясь его губ своими, и от этого слабое жжение разлилось по всему телу Чонгука. — Что? — выдавил Чонгук, его голос прозвучал хрипло, низко, будто он глотнул что-то обжигающее. В горле стоял ком, который невозможно было проглотить, а собственные феромоны вырывались наружу, выдавая всё, что он старался скрыть. Волнение? Возбуждение? Может быть, и то, и другое. Тэхён снова усмехнулся, почти торжествуя, как хищник, поймавший свою жертву. — Ты ведь сам сказал, что не отступишь. Значит, будем играть, Чонгук, — его голос звучал так, словно слова тонули в сладкой, липкой тьме. — Сегодня. Ночью.

***

Ночь окутала город густым покрывалом тьмы, в котором лишь свет фар его машины прокладывал путь, будто тонкий луч надежды в этой необъятной бездне. Чонгук крепко сжимал руль, его руки были напряжены, а мысли метались как птицы в клетке. Навигатор монотонно повторял инструкции, но они звучали глухо, словно доносились издалека. Мотель "Dunham", 23:00. Эти слова из сообщения Тэхёна будто выгравированы в его сознании. "Наверное, не стоит говорить зачем это сообщение, да?" — последняя строчка вспыхивала перед глазами, как предупреждающий сигнал, но Чонгук всё равно ехал. Страх обволакивал его, как холодный туман. Неужели это правда происходит? Он всегда был тем, кто доминировал, тем, кто контролировал каждую ситуацию, каждое движение. Но теперь всё перевернулось. Тэхён забрал у него этот контроль с пугающей лёгкостью, будто бы это было его право. Феромоны омеги, такие сладкие, почти липкие, до сих пор эхом отдавались в его голове. Чонгук чувствовал, как его собственные феромоны тогда предательски откликнулись, выдавая всё, что он пытался скрыть. Он перевёл взгляд на экран телефона, закреплённый на приборной панели. Время. 22:48. Ещё есть время передумать, развернуться, уехать. Но Чонгук знал, что не сделает этого. Его пальцы дрогнули, когда он нажал кнопку, чтобы опустить окно. Ночной воздух ворвался в салон, обжигая своим холодом, но не принося облегчения. Ему всё ещё было душно, будто что-то невидимое сдавливало грудь. Мотель уже виднелся вдали — неоновые буквы "Dunham" горели в ночи, как маяк. Чонгук замедлил скорость, позволив себе ещё пару секунд на раздумья, но в глубине души он уже принял решение. Он припарковался у входа, выключил двигатель и на мгновение замер. Пустой взгляд, направленный вперёд, и тишина, нарушаемая лишь звуком его собственного дыхания. — Ты справишься, — тихо сказал он сам себе, но голос прозвучал неубедительно, почти жалко. Чонгук открыл дверь и вышел из машины. Ещё один шаг, ещё одно мгновение, и он войдёт в этот мотель, где его ждёт Тэхён. Войдя в здание, Чонгук почувствовал, как тепло резко сменилось на холодный, стерильный воздух. Свет от тусклых ламп на потолке отбрасывал длинные, искажённые тени по стенам, придавая всему помещению зловещий оттенок. Он окинул взглядом пустую reception, где единственным источником звука был монотонный щелчок клавиш. Подойдя ближе, он прочистил горло и мягко заговорил: — Здравствуйте. Девушка, склонившаяся над монитором, вздрогнула, подняла голову и натянуто улыбнулась. В её глазах мелькнула тень усталости, едва скрытая под профессиональной маской вежливости. — Добрый вечер, — ответила она с натянутым энтузиазмом, слегка поклонившись. — Чем могу помочь? Забронировать номер? — Нет, у меня уже всё оформлено, — тихо произнёс Чонгук, чувствуя, как его голос отражается в пустом холле, будто чужой. — На имя Ким Тэхёна. Номер 267. На мгновение её улыбка застыла, а взгляд стал более внимательным. Её пальцы забегали по клавиатуре, заполняя тишину ритмичным стуком. — На имя господина Ким Тэхёна... — пробормотала она, проверяя данные. Затем её глаза снова поднялись, и голос прозвучал с профессиональной ровностью: — Вы Чон Чонгук, верно? Он кивнул, чувствуя, как где-то в груди начинает холодеть, будто сама реальность хотела задержать его на этом месте, не давая двигаться дальше. — Отлично, — сказала она, беря ключ с номерком из ящика. Но даже в этой простоте её движения чувствовалось что-то странное, почти механическое. Девушка протянула ему ключ, её улыбка была натянутой, как пружина, готовая вот-вот лопнуть. — Приятного вечера, господин Чонгук, — произнесла она. Чонгук взял ключ, кивнул, но не смог заставить себя улыбнуться в ответ. Он направился к лифту, чувствуя, как ключ в его ладони становится всё тяжелее, как будто это не просто инструмент от двери, а нечто большее. Гулкий стук его шагов эхом раздавался в пустом холле, усиливая ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Двери лифта с тяжёлым звуком разошлись в стороны. Чонгук вошёл внутрь и нажал на кнопку с цифрой "17". Его отражение в зеркальной стене лифта казалось чужим — тёмные круги под глазами, напряжённая линия губ, слегка дрожащие руки. — Ты готов, — шепнул он самому себе, но голос звучал неуверенно. В зеркале его взгляд встретился с пустотой, прячущейся в его собственных глазах. Когда лифт медленно замер на 17 этаже, и цифры на дисплее стали ясны, Чонгук глубоко вдохнул, словно собираясь с силами. Двери разошлись, впуская его в тускло освещённый коридор. Холодный свет ламп тянулся длинными тенями вдоль стен, делая пространство вокруг пугающе пустым. Он шагнул вперёд, его шаги гулко стучали по полу, пока он шёл, оглядываясь по сторонам. На стене, чуть в стороне, он увидел номер "267". Перед этой дверью он замер. Глухая тишина обступила его со всех сторон. Пальцы на мгновение дрогнули, прежде чем он всё же постучал. Тишина продлилась секунды, которые казались вечностью. Затем тихий щелчок замка нарушил напряжённое ожидание, и дверь медленно приоткрылась. Чонгук замер. На пороге стоял Тэхён. Его белоснежный халат лишь частично прикрывал тело, небрежно расстёгнутый настолько, чтобы открыть взгляд на ключицы, гладкую шею и хорошо очерченный пресс. Вода капала с мокрых прядей его волос, стекая тонкими дорожками по скулам, дальше — вдоль шеи, исчезая под тканью халата. Это зрелище будто лишило Чонгука воздуха. Его горло пересохло, и он с шумом сглотнул, не в силах отвести взгляд. Он следил за каждым движением воды, как загипнотизированный, пока жар не начал подниматься откуда-то изнутри, разливаясь по всему телу. Тэхён заметил. Его губы медленно изогнулись в усмешке, такой уверенной, что она словно обжигала. Его взгляд задержался на Чонгуке — пристальный, почти леденящий, но с отблеском чего-то неизбежного. — Ты пришёл, — тихо произнёс Тэхён, его голос прозвучал мягко, но в этой мягкости было что-то опасное, как шелест клинка перед ударом. Чонгук хотел что-то сказать, оправдаться или хотя бы сделать вид, что всё под контролем, но язык отказывался повиноваться. Вместо этого он сделал шаг вперёд, словно кто-то невидимый тянул его за ниточки. Тэхён отступил в сторону, приглашающе распахнув дверь. — Не стой на пороге. Ты же не хочешь, чтобы кто-то увидел нас здесь? — добавил он, и в его голосе звучала насмешка, настолько лёгкая, что она будто бы пронзала воздух, оставляя невидимые порезы. Чонгук шагнул внутрь. Дверь за его спиной закрылась с тихим щелчком, отрезав его от мира. Чонгук внимательно осмотрел комнату, останавливая взгляд на каждом предмете интерьера, будто пытаясь найти успокоение в этой незнакомой обстановке. Его взгляд остановился на двери в ванную, и он почувствовал, как напряжение немного спадает. Прежде чем приступить к тому, ради чего они здесь, ему нужно смыть с себя усталость дня и освежиться. — Ванна находится там, — раздался спокойный голос Тэхёна, заставив Чонгука слегка вздрогнуть. Омега обошёл его, легко коснувшись его плеча, и указал в нужную сторону. — Спасибо, — тихо ответил Чонгук, кивая в знак благодарности. Его голос звучал чуть ниже обычного, будто поглощённый атмосферой комнаты. Он быстро направился к ванной, по пути снимая пиджак и аккуратно развязывая галстук. Шаги его были уверенными, но внутренний диалог не утихал. Он знал, что этот вечер может многое изменить, но сейчас все его мысли были сосредоточены на горячей воде, которая обещала снять усталость и помочь прийти в себя. Закрыв за собой дверь ванной, Чонгук глубоко вздохнул. Свет внутри был мягким, тёплым, а сама ванная словно приглашала забыть обо всём. Он включил воду, глядя, как пар медленно поднимается, наполняя пространство приятным теплом. Ощущение беспокойства постепенно уступало место ожиданию, а лёгкая улыбка появилась на его лице. Тэхён, оставшийся в комнате, взглянул на дверь, за которой исчез Чонгук, и чуть усмехнулся. Этот вечер обещал быть интересным, и он был готов дать Чонгуку всё пространство, чтобы тот смог привыкнуть.

***

Чонгук медленно пересёк порог спальни, ощущая, как шоколадные феромоны Тэхёна обволакивают его плотным, почти осязаемым облаком. Приятный холод комнаты заставил его кожу покрыться мурашками, но тепло от одного взгляда на фигуру омеги быстро поглотило этот эффект. В центре комнаты, у белого шкафа, Тэхён стоял боком, задумчиво просматривая полки. Его движения были грациозными, но наполненными какой-то естественной уверенностью, которая завораживала Чонгука. На омеге был всё тот же белый халат, но теперь взгляд альфы цеплялся за каждую деталь. Разрезы ткани обнажали стройные, рельефные ноги, а чуть распахнутый ворот открывал вид на мускулистую грудь. Тэхён выглядел как скульптура — идеальный, до болезненности красивый. Чонгук, сам того не замечая, улыбнулся. Его взгляд следовал за каждым движением Тэхёна, словно пытаясь запечатлеть этот момент в памяти. Феромоны омеги, такие сладкие, такие чистые, лишённые привычных примесей рабочего дня или городской суеты, буквально наполняли комнату. Это было слишком. Слишком интенсивно, слишком захватывающе. Он шумно сглотнул, ощущая, как его собственные ореховые феромоны начинают наполнять воздух, смешиваясь с шоколадной сладостью. Его тело выдавало возбуждение быстрее, чем он мог осознать это. Он чувствовал, как кровь стучит в висках, а дыхание становится чуть глубже. Тэхён, заметив его присутствие, повернулся. Его взгляд, спокойный, но полный скрытого огня, пронзил Чонгука насквозь. Уголки губ омеги слегка приподнялись, словно он уже знал всё, что происходит в голове альфы. — Ты уже готов? — Тэхён произнёс это тихо, но в его голосе звучало нечто большее, чем просто вопрос. Чонгук сделал шаг вперёд, чувствуя, как его собственные мысли теряются в вихре чувств. Он пришёл сюда не только ради того, что было очевидно. Да, его тело откликалось на близость омеги, но его сердце било тревогу совсем по другой причине. Он был влюблён, глубоко и бесповоротно. И в этом не было никакой логики. Альфа стоял, как на раскалённой плите, ощущая себя почти уязвимым перед омегой, который с каждым движением, с каждым словом будто контролировал всё пространство вокруг. Ему казалось, что его собственная аура, мощная и доминирующая, исчезала в присутствии Тэхёна, растворяясь в его уверенности и невозмутимости. — Ты удивляешь меня, — произнёс Тэхён, медленно поворачиваясь, чтобы вернуть бутылку с лубрикантом в свою руку. Его взгляд был спокойным, но при этом пронзительным. В нём читалась скрытая насмешка, которая обжигала сильнее, чем любое другое проявление эмоций. Чонгук шумно сглотнул, глядя на небольшой флакон в руках Тэхёна. Его мысли метались, переплетаясь с собственным стыдом и непреодолимым желанием. Он думал, что уже готов ко всему, но каждая деталь — от слегка прищуренных глаз Тэхёна до его лёгкой, почти дразнящей улыбки — выбивала почву из-под ног. — Ты даже не представляешь, как забавно видеть тебя таким, — продолжил Тэхён, делая шаг ближе. Его голос был низким, наполненным каким-то странным, завораживающим теплом. Он протянул руку, касаясь плеча Чонгука, затем скользнул пальцами вниз, останавливаясь на запястье. — И таким... покорным. Альфа внутри Чонгука взревел, требуя сопротивления, доминирования, но Чонгук заглушил этот голос. Его тело напряжённо выпрямилось, словно ожидая команды, а феромоны вырывались наружу, создавая почти ощутимое напряжение в воздухе. — Давай уже закончим с этими играми, — пробормотал Чонгук, его голос прозвучал более хрипло, чем он ожидал. — О, это не игра, — мягко возразил Тэхён, его тон был таким спокойным, что это ещё больше выбивало Чонгука из равновесия. Он поднёс флакон ближе и тихо добавил: — Это лишь начало. Тэхён шагнул вперёд, сокращая расстояние между ними до минимума. Теперь их дыхание смешивалось, а шоколадные феромоны омеги окутывали Чонгука плотным облаком, проникая глубже в сознание. Чонгук чувствовал, как вены на запястьях пульсируют от напряжения, и ему приходилось изо всех сил держать себя в руках. Но, как бы он ни старался, желание уже захватило его. Он знал одно — он принадлежит Тэхёну прямо здесь и сейчас. И от этой мысли ему становилось только жарче. Их взгляды скрестились, словно клинки, обнажённые для дуэли. Карие глаза Тэхёна, глубокие, как омуты, смотрели прямо в душу, обнажая слабости, а черные, как уголь, глаза Чонгука отвечали вызовом, кипящей яростью и желанием. Воздух между ними был густым, насыщенным феромонами, которые смешивались в сладко-тягучий аромат. Игра длилась несколько секунд, но казалась вечностью. Кто сломается первым? Кто переступит невидимую черту? Чонгук, не выдержав напряжения, подался вперёд, сокращая оставшееся расстояние. Его губы настигли губы Тэхёна с жадностью, почти отчаянной решимостью. Поцелуй был не просто нежным, а животным, почти грубым. Чонгук впивался в губы омеги, как утопающий, впервые глотая воздух. Его зубы слегка прикусывали мягкую плоть, оставляя следы, которые тут же исчезали под ласковыми движениями его языка. Но Тэхён не уступал. Его движения были искусными, уверенными, словно он давно знал, как сломать альфу. Языки переплетались, словно змеи, вступившие в извечный танец власти. Вкус Тэхёна заполнял всё сознание Чонгука, словно густой шоколад, растекающийся по нёбу. Каждый новый касание было как укол — болезненный и одновременно доставляющий странное удовольствие. Феромоны густо клубились в воздухе, создавая ощущение, что стены номера начали дышать. Сладкая терпкость шоколада смешивалась с ореховой горечью, и этот аромат был почти одурманивающим. Они не замечали, как их тела сами приближались всё ближе, словно подчиняясь древним инстинктам. Чонгук чувствовал, как его инстинкты бунтуют. Альфа внутри него требовал доминирования, власти, но он заглушал этот зов. Это был вечер Тэхёна. Ему принадлежала власть, и Чонгук безропотно принимал это. Тэхён, напротив, наслаждался властью, которую держал в своих руках. Его пальцы скользнули по шее Чонгука, задержавшись на пульсирующей артерии. Он слегка надавил, чувствуя, как альфа замер на мгновение, словно признавая своё поражение. — Ты мой, — прошептал Тэхён, отрываясь от его губ лишь на мгновение, чтобы вернуть дыхание. В его голосе не было ни капли сомнений, ни капли слабости. — Да, — ответил Чонгук, его голос звучал хрипло, почти подавленно, но в этом было нечто большее. Словно он наконец принял неизбежное, подчиняясь не только Тэхёну, но и себе. — Молодец. Хороший ответ, — хриплым голосом выдохнул Тэхён, приближаясь к Чонгуку. Его губы коснулись шеи — короткий, почти обжигающий поцелуй, от которого Чонгук не смог сдержать тихий, едва слышный стон. Тэхён продолжал. Его поцелуи были влажными, жадными, но не торопливыми. Он обходил пахучую железу, оставляя следы на ключицах и шее, каждый раз заставляя кожу гореть. Чонгук не собирался оставаться в стороне. Несмотря на лёгкий страх, он знал, что делать, чтобы доставить удовольствие. Его зубы коснулись уха Тэхёна — чуть грубо, уверенно, и это сработало. Омега содрогнулся, тихо простонав. Чонгук знал: для многих омег уши — слабое место, и Тэхён не стал исключением. Феромоны смешивались в воздухе, их аромат был настолько плотным, что казалось, его можно было увидеть. Всё в комнате было пропитано их страстью, будто они были любовниками, неразрывно связанными друг с другом. Но Чонгук знал, что это ложь. Никакой любви здесь не было. Он всё равно продолжал. Его губы опускались ниже, поцелуи становились жаднее, пока Тэхён, не отрываясь, целовал его пресс. Каждое прикосновение заставляло сердце биться быстрее, унося остатки разума. Альфа внутри Чонгука поднималась бурей, похожей на неистовый шторм, раздирающий на части хрупкие берега его сознания. Густой, подавляющий аромат его феромонов наполнял комнату, словно яд, разливающийся по венам. Величие, граничащее с разрушением, изливалось из него потоками. Он не хотел сдерживаться. Инстинкты шептали: сломай, покори, подчини. Но нечто иное нашептывало противное, тихое, упрямое "нет". Тэхён, в отличие от многих, не дрогнул. Его взгляд был тверд, как сталь, холоден, как зимняя ночь, но в нем плясала тихая уверенность — огонек, не боящийся быть затушенным штормом. Омега не отступил, даже когда хриплый, почти звериный рык Чонгука разрезал тишину. — Тише, — голос Тэхёна звучал так, будто он шептал тайну вечности. — Успокойся. Тонкие пальцы коснулись его подбородка, мягко, но настойчиво поднимая лицо Чонгука, чтобы взглянуть в глаза, наполненные огнем. — Не забывай, — продолжил Тэхён, его слова были остры, как осколки разбитого стекла. — Здесь главный не ты. Чонгук замер. Эти слова, словно ледяной дождь, пробили пелену ярости. Его альфа взвыл, негодуя, бунтуя, пытаясь вновь выйти наружу, но не смог. Усилие потребовало всего — дыхание стало тяжелым, тело словно разрывалось изнутри. И все же он подчинился. Медленно, болезненно, срывая остатки своей гордости. Тэхён, наблюдая за этим, не ослабил давления, его присутствие было подобно теням, обволакивающим Чонгука. Омега знал, что сейчас они идут по лезвию ножа. — Прости, — наконец пробормотал Чонгук, его голос был хриплым, будто прорезанным через сотню барьеров. — Это… впервые. Мой альфа… злится. Тэхён кивнул, в его взгляде читалась смесь понимания и строгости. — Я знаю. И потому мы не будем торопиться. Слова, как ледяной поток, охладили бурлящую кровь Чонгука. Он поднял на Тэхёна изумленный взгляд. — Почему? Тэхён лишь усмехнулся, его усмешка была опасной, как кромка рассвета перед бурей. — Подумай сам. Пауза повисла в воздухе, густая, как мрак зимнего леса. — Если мы дойдем до конца сейчас, — наконец продолжил Тэхён, его голос был медленным, завораживающим, — твой альфа сорвется. Он не примет меня. Бунт превратится в хаос, а хаос разрушит нас обоих. Чонгук, чувствуя, как эти слова проникают в самые глубины его существа, тяжело сглотнул. — Что тогда? — хрипло спросил он, словно боясь услышать ответ. — Тогда мы будем двигаться постепенно, — ответил Тэхён, его голос звучал с ноткой нежности, неожиданной и почти болезненной. — Шаг за шагом. Сначала альфа покорится мне. А потом ты.