Руководство: как избежать наказания за преступление

      

Настоящее время

            Армин жмурится, в его глаза попадает яркий свет — большая машина, размером с пикап, подъезжает с другой стороны дороги и останавливается прямо перед ними.       — Думаешь это Имир? — косится на открывающуюся дверь Анни.       Секунда, и видимая растерянность на её лице, оставшаяся от предшествующего разговора, сменяется собранностью. Может она и сбита с толку, но контроль над ситуацией не упустит, Анни Леонхарт — всегда настороже.       — Вряд ли это кто-то другой, — протягивает Армин в ответ.       В машине и правда Имир, а вместе с ней — Райнер. Их бывший одноклассник, к удивлению Армина, одет в ярко-красный бомбер школы “Стена”. Довольно необычный выбор одежды для студента второго курса, возможно, в глубине души, Райнер Браун, скучает по своему статусу школьной знаменитости. Возможно, каждый из них, так или иначе, скучает по своему детству.       Анни выходит из машины первая, поначалу Армин даже не замечает этого, но когда осознание его настигает, поспешно следует за ней. Захлопывая дверь, слышит, как старенькая развалюха Эрена скрипит, так, будто сообщает, насколько сильно она устала от всего, что с ней происходит.       Сегодня такой день, что растерянные лица преследуют его по пятам — сначала  это была Анни, теперь вот Райнер, широкоплечий здоровяк абсолютно точно не понимает, для чего он здесь.       — Анни... — приветствует девушку Райнер, цепляется за неё, как за нечто ясное и понятное. Она кивает ему ответ, переводит взгляд на Имир, а та указывает на бетонную конструкцию рядом.        Внутри совсем мало место, четверым людям никак здесь не разместиться, но это не важно —  в полу зияет дыра, а за ней, вниз уходит бетонная лестница. Под ними подвал и тот куда больше комнаты наверху. Источником света здесь служит одна только лампа, заключённая в конусообразный плафон — форма это создают на полу круглое ровное пятно.       Армину помещение кажется довольно необычным, если не страшным, и вероятно это легко читается в его глазах, из-за чего Имир и говорит:       — Это склад нашей общины, тихое место без лишних глаз и ушей, таких много по всему городу.       — На случай конца света? — усмехается Анни.       — Ты бы была поосторожней, Леонхарт, тем, кто шутит над верой в Прародительницу, не видать спасения души, — усмехается веснушчатая девочка.       Райнер, что спустился первым и находился впереди остальных, эту краткую перпалку оценить не в состоянии, он разворачивается к ним лицом и спрашивает:       — Я что-то не понимаю, где Бертольд?       — Ты сказала ему, что будет Бертольд? — удивлённо утоянчет Армин.       Имир передёргивает плечами,так, будто вопрос её только раздражает.       — Ну да, а что мне было сказать? — девушка переводит взгляд на Брауна, мягко ведёт рукой вниз, словно пытается его успокоить, — Не волнуйся Райнер, просто присядь.       Здоровяк хоть и недоверчиво, но присаживается, на один из двух стульев, что находились в этом помещении. Теперь он, как будто заключён в круг света на полу.        — Я не волнуюсь, Имир. Просто не понимаю, что происходит.       — Да всё нормально, говорю же тебе, — отмахивается от него девушка, затем она обращается к Армину, — Он скоро придёт?       — Пишет, что скоро будет.       — Кто? О ком вы? — теряется Райнер.       — О нашем общем друге, конечно, — усмехается веснушчатая девчонка.       Общий друг и правда появляется, спустя каких-то пятнадцать минут — по нему видно, что он спешил, даже умудрился попасть под дождь, с тяжёлых ботинок капала вода, а волосы оставались влажными. И хоть при виде Райнера лицо Жана наполняется чем-то недобрым и подозрительным, лишнего парень себе не позволяет.       — Вот и все в сборе, — хлопает в ладоши Имир.       Армин находит взглядом Анни, она стоит в углу, далеко от всех словно простой наблюдатель, сложила рука на руку — отгородилась от происходящего. Жан усаживается на второй свободный стул — прямо перед Райнером.       Всё, что Армину остаётся делать, это нервно занять место посреди комнаты, принимая на себя роль то ли судьи, то ли охранителя порядка.         — Райнер…мы тут не совсем из-за Бертольда, Имир тебя обманула, — решает он начать с правды. Правда — ключ к взаимопониманию, думается ему. Правда не оставляет за собой вереницы заблуждений, основанных на лжи. Правда может быть болезненной и даже опасной, и всё же…с ней легче. Он думает, что именно из-за рассказанной Анни правды, ему стало легче.       — Не из-за Бертольда? — удивляется здоровяк, — Что ты имеешь в виду?       Армин тяжело вздыхает.       — Мы здесь из-за Марко.       Райнер Браун — парень вполне себе простой, и лицо его как открытая книга. Там возникает волнение и страх, эмоции которые мало с чем можно перепутать. Брови парня ползут вверх, глаза расширяются, губы слегка приоткрыты.       — Нет-нет-нет, — встревает Имир, — Мы здесь из-за денег.       — И из-за них тоже.       — Из-за денег? — теперь уже вопрошает Жан.       — Вам нужны деньги? — спрашивает побелевший от нервного напряжения Райнер.       — Твои деньги нам не нужны, только мои, его и Леонхарт, — кивает Имир сначала в сторону Армина, а затем и на Анни.       Браун медленно сводит взгляд со своей подруги, скользит глазами по фигурке Анни заствшей в углу, затем останавливается на Армине, смотрит ему прямо в лицо, словно чувствует, что он точно знает ответ на его вопрос:       — Что с Бертольдом?       — Куда важнее что с Марко?! — вскрикивает Жан.       — Марко мёртв! — слишком уж эмоционально отзывается Браун.       Всё так — Марко Ботт мёртв уже много лет. Он жертва несчастного случая в недостроенном коттедже.        — Райнер, — привлекает его внимание Армин, — Ты же уже понял, что мы знаем больше, чем бы ты хотел.       — Не понимаю… — противится здоровяк.       — Мы знаем, что вы с Бертольдом связаны со смертью Марко.        Имир хмыкает, Армин не сказал ей заранее, почему и зачем необходимо привести сюда Райнера — но она точно уже всё поняла. Эта странная девчонка была жуть как умна.       Армин выуживает из кармана читательский билет, тот падает с его пальцев, повисая на зелёном шнурке — раскачиваясь из стороны в сторону, билет делает оборот, лицо Марко встречается с лицом Брауна. Нападающий их школьной команды по футболу замирает, не моргая и не шевелясь, он всматривается в карточку, зависшую в воздухе. Наступает тишина, все взгляды устремлены в одну точку — на Райнера, что сидит в центре комнаты, заключённый в круг света.       Жан не выдерживает первым:       — Говори ублюдок, или я из тебя всё дерьмо выбью. Хотя я и так это сделаю.       — Откуда он у вас?       Комнату наполняет спокойный голос Анни, что до этого только молчала:       — Нашли на складе, в ячейке семьи Хуверов.       — Ах…ясно… — прячет глаза вниз Райнер, — Говорил же ему, надо поискать получше.       — О чём ты, ублюдок, что поискать? — Жан вскакивает с места. Потолки в этой комнатушке совсем невысокие, от этого бывший школьный хулиган почти касается макушкой деревянных балок.       — Этот чёртов билет...говорил Бертольду, что надо найти и его, и закопать вместе с остальным       — С остальным? — переспрашивает Армин.        — Куртка…он говорит о куртке, — тихо проговаривает Жан, и голос его немного подрагивает, — Этот ублюдок говорит о его куртке. Марко, нашли без неё.       — Мы испугались, на ней было слишком много следов… — слова Райнера начинают походить на исповедь, на самое её начало. Ещё часом ранее, Армин думал, что нужную информацию придётся вытягивать клещами, возможно соврать про Бертольда, сказать, что Бертольд уже во всём признался…сдал Райнера...но этого им делать не пришлось, ведь в глазах Брауна пряталось то ли отчаяние, то ли безумие:       — Куртка, билет…они хранились на складе у Бертольда? Но вы решили их спрятать где-нибудь в другом месте? — предугадывает Армин.       — После смерти господина Хувера, Бертольду сказали освобождать склад…что мы могли сделать? Решили спрятать всё в лесу. Но билет куда-то запропастился…так, что без него…       — Не легче ли было всё просто сжечь? — вполне резонно замечает Анни.       Райнер молчит…сжимает вместе ладони, долго глядит в пол, затем, неожиданно поднимает лицо, глазами утыкается прямо в Жана.       — У меня рука не поднялась их сжечь…Бертольд говорил, убеждал меня, что так надо…но я всё думал…имею ли я на это право?       — Что ты мелешь…скотина, — Кирштейн подскакивает с места и в два шага преодолевает расстояние, разделявшее его с Райнером, — Что значит, не поднялась рука? На Марко поднялась, а на…       — Нет…это вышло случайно, мы его не убивали…       “Всё вышло случайно” — звенит собственный голос в голове Армина. И голос этот делает всё проще и понятней. Ему становится кристально ясно, что именно пряталось в глазах Райнера — это была вина. Становится ясно Армину и то, что чувство это преследует Райнера по пятам уже многие годы, оттого они четверо и слышат сейчас эту исповедь, оттого здоровяк перед ним, не юлит и не увиливает от разговора.       Неужели…Армина тоже будет съедать такая вина…годами…десятилетиями? Неужели всё, что они затеяли безумие и ошибка?       Он ищет глазами Анни, ему нужно, необходимо на неё посмотреть. Нет…всё сделанное, вовсе не ошибка, он просто не хочет и не может, давать жизни ещё один шанс развести их в разные стороны…он всё для себя решил…       К реальности Армина возвращает Имир, она смотрит ему в лицо, произносит с явной иронией:       — Карма получается, да? Судьба та ещё сука.       Но Армину не до кармы, он ощущает нарастающую злость Жана…хоть и очевидно, что со школьных времён, многое в характере бывшего буллера, поменялось. Когда-то взрывной подросток сейчас уже молодой человек, он хоть и зол, но вполне мог себя контролировать.       — Я хочу, чтобы ты говорил сейчас очень аккуратно и только правду… — проговаривает Жан тихим голосом.       — У нас с Бертольдом было тайное место…Там бы обсуждали всякое…       — Всякое? — перебивает его Жан, Кирштейну нужна конкретика, а не расплывчатые воспоминания.       —  В средней школе у нас с Бертольдом не складывались отношения с другими детьми. Нас постоянно доставали…я злился из-за этого, мы придумывали как всем отомстить, я придумывал…Бертольд просто был рядом.        — И? Что с Марко?       — Мы были в тот день там, в недостроенном коттедже, обсуждали всякие дурацкие планы, детские шалости...в общем-то. А Марко…не знаю, что он забыл там, и мы просто хотели убедиться, что он никому ничего не расскажет…мы просто хотели увериться…ничего такого…я не хотел…       — Что ты мелешь…говори, что именно произошло?!       — Мы толкались на чердаке…я дёргал его за рукава, за эту штуку…читательский билет на шее, Бертольд не давал ему спуститься по лестнице…поэтому Марко побежал в другой коридор, затем хруст, грохот, он упал, перекрытия не выдержали и всё тут…он ударился лицом о торчащие снизу балки…это вышло случайно…случайно…       Райнер пересказывает всё настолько сбивчиво, будто ему по-настоящему мешает говорить тот шок, что он пережил тогда; словно те воспоминания сейчас яркой картинкой метались в его голове. Армин вздрагивает, вдруг понимает, что Анни обогнула комнату и оказалась сзади него, меньше чем в шаге. Её губы возле его уха — она шепчет так, чтобы слышал только он один:       — Кажется, ты был прав, что дальше?       — Что дальше… — протягивает Армин.        Дальше ему надо будет подобрать правильные слова…только вот, многие сейчас зависело от Жана.       — Прости меня Жан…ты хочешь меня наказать, сдать в полицию, убить? Я заслужил наказание…я знаю…       Вместо ответа, Кирштейн отступает на пару шагов назад…вскидывает голову куда-то к потолку, словно хочет спрятать лицо и эмоции на том, только затем говорит:       — Больно надо с тобой возиться, ты сам себя наказываешь.       — Я знаю, что заслужил наказания… — шепчет Браун, — Как ни крути, это моя вина…я заслужил смерть, если не больше…как такой, как я…       В следующую секунду Армин не успевает среагировать, не успевает среагировать и Имир…никто из них…Рука Жана врезается в челюсть Брауна, быстро и чётко, и здоровяк отлетает назад вместе со стулом. Армин бросается к Кирштейну, необходимо остановить его от дальнейшего насилия — им всем сейчас не до новой трагедии, но это оказывается излишнем.       — Я пойду на воздух…мне нужно покурить, — сообщает Кирштейн, встряхивая ладонью, которой только что и нанёс удар.       Имир провожает его взглядом, и как только стоит Жану скрыться, она немедля возвращается с вопросами к Райнеру.       — Вставай…от такого не умирают, вернёмся к более важным делам.       — Более важным? — растерянно переспрашивает Браун, неловко поднимаясь на ноги. На его скуле ссадина, а по губе катится кровь, он вытирает ту рукавом ярко-алого бомбера.       — Да, деньги!       — Ты должна получше объяснить мне причём тут деньги…       Судя по лицу Райнера он и правда не имеет никакого понятия, о чём его спрашивает Имир. Армин в этом уверен, парой минут назад он видел на лице здоровяка множество искренних эмоций, а сейчас только вопрос.       — Райнер, — говорит он, — Не случалось ли такого, чтобы у Бертольда, появилась уйма денег, которых у него не должно было быть.       — Нет…я не помню такого.       — Да что за чёрт! — вскрикивает Имир, ударяя носком туфли о стену.       — Ты бы подуспокоилась, сектанта, — проговаривает Анни, — очевидно же было, что денег мы не найдём. Планируй уже свою жизнь без них.       — О, ты-то свою жизнь отлично распланировала да, избавилась от всего ненужного, оставила только то, чего хочется самой, — срывается в нервное ехидство Имир.       — Имир… — останавливает её Армин.       Какие-либо перепалки сейчас неуместны. Он касается глазами Райнера, не уверен, что тот вообще оправился от допроса, который они ему устроили. Скорее всего, мыслями он всё ещё там — в том коттедже, с Марко. Но, как оказывается, Армин ошибается, Браун, к его удивлению, вполне в состоянии рассуждать:       — Хотя…       — Хотя??? — немедля возбуждается Имир.       — У него пару лет назад появилась крупная сумма…на лечение отца от рака…внушительные деньги, отличная клиника, хоть у господина Хувера не было страховки…курс дорогой химиотерапии…я не знаю, где он их взял. Но я никогда не спрашивал…это семейное дело, не моё.       Армин глядит на растерянное лицо Имир. Секунда, вторая и…девушка взрывается смехом, смеётся так, что сгибается пополам и держится за живот. Из глаз её текут слёзы, и она кажется не в силах остановиться.       — Имир…       — Аха-аха-аха-ха–хаха, — захлёбывается она смехом, — я идиотка, я чёртова идиотка, и вы все тут идиоты!!! Собрание круглых неизлечимы идиотов.       В чём, в чём, а в этом Армин с ней абсолютно согласен. Они все тут — идиоты.       — Что теперь? Сдадите меня и Бертольда полиции? — спрашивает Райнер, когда в подвальчике, наконец, наступает тишина.       — Райнер…по поводу Бертольда… — начинает Армин, — С ним кое-что произошло.       — Чего? Что с ним…где он?       Скорее всего, ещё где-то там под водой, но со временем тело его распухнет от гнилостных газов и всплывёт, прибившись к неизвестному одинокому берегу. Там его найдут люди, и после Армину и Анни будет очень важно, чтобы Райнер Браун — не говорил лишнего.       Армин не уверен, как лучше поступить, остаться верным своим сегодняшним начинаниям и говорить только правду или сплести какую-то незамысловатую ложь… Армин вздрагивает, Анни касается его руки…заключает в свою…он косится на неё полный удивления.       — Он напал на меня с ножом… — говорит девушка почти с вызовом, — Армин пытался остановить его, началась потасовка и в итоге…он свернул себе шею, упав с лестницы.       — Что? Зачем…зачем Бертольду нападать на тебя с ножом…он никого так не любит как любит тебя…       — Да… возможно, он никого, как меня не любил, но проблема в том, что я так и не смогла полюбить его так же в ответ.       Имир вдруг поднимает ладони вверх, проговаривает:       — А вот это всё, меня никак не касается, — и уходит, оставляя их втроём.       Райнер сначала косится на проём, в котором скрылась его подруга, а затем на ладони Армина и Анни сцепленные вместе. Останавливается на тех взглядом, словно что-то, да понял.       — Ах ну конечно...Но я всё равно не верю…не стал бы он…так глупить, я ему говорил, и не раз, что, даже если так выйдет, в мире полно девчонок получше.       — Как выйдет? — спрашивает Армин нахмурившись.       — Если так выйдет, что Анни его бросит…мы с ним разговаривали об этом почти каждый день, а потом появился ты и он начал говорить об этом ещё больше…и больше…это было странно да…немного…странно...       Речь Райнера звучит так, словно объяснения эти он даёт больше себе, нежели им. Его слова ощущаются, как продолжение какого-то медленного, но необратимого осознания.       — Райнер… — проговаривает Армин, — кому как не тебе понимать, в какой ситуации мы оказались…       — Что ты имеешь в виду?       — Я понимаю, что тогда с Марко всё произошло случайно, вашей вины в этом  не было…вы его не убивали, — он пытается говорить таким тоном каким говорили все эти странные психологи из телепередач, — Я понимаю, почему вы не пошли в полицию…вы были детьми, вы были напуганы…и вы были не виноваты…       Кажется, его успокаивающий тон, не работает, и Райнер всё ещё косится на него с непониманием. Армин не сдаётся.       — Мы оказались в похожей ситуации. Я верю тебе, поверь и ты нам.       — Ты сам не знаешь, о чём просишь…Армин, о слишком многом…ты себе даже не представляешь, как сложно с таким грузом жить.        — Вот именно…это огромное чувство вины, что преследует тебя…оно будет преследовать меня…нас, разве это не достаточная расплата за ошибку. Не обязательно вмешивать сюда копов, те просто сломают нам жизни…как сломали бы вам с Бертольдом.       Райнер отрицательно мотает головой.       — Ха…за столько лет я понял одно, пойти тогда к копам было бы единственным верным решением. Рассказать им всё. Так было бы правильнее для всех.       — Но ты не рассказал, и Бертольд не рассказал. Вы оба, заставили семью Марко, Жана мучиться…столько лет, мучиться...полным незнанием. Но я…мы с Анни, мы всё тебе рассказали. Честно и сикринне. Помоги нам.       Армин переглядывается с Анни, ловит её полный сомнения взгляд и только затем слышит хриплый голос Райнера.       — И какой помощи вы хотите?       — Хотим, чтобы ты не навёл на нас копов.       — Предлагаете дать ложные показания?       — Это всё, что от тебя нужно, не больше.       Когда Армин оказывается на улице, он видит Имир нервно ищущую нечто в пикапе. Анни же, осталась поговорить о чём-то с Райнером, ему интересно о чём, но не уверен, может ли он затем об этом спросить. Армин находит глазами Жана, тот всё ещё курит в сторонке, хоть у ног его уже и скопилась приличная гора окурков.       — Жан…теперь когда ты всё знаешь, что будешь делать? — спрашивает его Армин, подойдя ближе.       — А что мне делать? Только жить дальше, за себя и за Марко.       — Не хочешь как-то…отомстить Райнеру?       — Часть меня хочет переехать его этим пикапом, он ведь всё это время не стыдился смотреть мне в глаза. Но другая часть меня понимает, что он не врёт. Райнер — дурак, но не злодей и не убийца.        — Ха…странно от тебя такое слышать.       — Почему это?       — В школе ты был просто невыносимым…и вёл себя как тупица… — честно сообщает ему Армин. Если уж сегодня у них всех вечер честности, пусть Кирштейн знает это.       — Да…это довольно точное моё описание, — ухмыляется Жан. Он докуривает сигарету, бросает окурок наземь, тушит его ботинком.        — Так значит, никакой мести Райнеру?       — Никакой…Марко бы этого точно не хотел. Вряд ли бы он был мстительным призраком, скорее таким который слоняется по библиотекам, да кинотеатрам.       — Возможно… — Армин хочет дать более связный ответ, но видит, как Анни появляется из подвала, это его отвлекает, один её вид заставляет мысли путаться.       — Эй, Армин…я знать не знаю, что там за проблемы у тебя с Бертольдом, но судя по вашим лицам, ничего хорошего. И всё это из-за девчонки, верно?       — Ха? — Армин оборачивается.       И когда Кирштейн научился в такой тонкий личностный анализ?       — Нет ничего тупее, чем конкурировать из-за девчонки. Обычно сразу понятно, к кому она благосклонна. Стоит присмотреться, и ты понимаешь, стоишь ли чего-то в её глазах. И если там этого нет, это не изменится.       — О чём ты?       — Да о том, что вести себя, как баран пытаясь отвоевать ту, которая тебя не любит, это верный путь саморазрушения. Так ведь психологи говорят? “Саморазрушения”?        — Тебе виднее раз ты об этом завёл речь.       — “Тебе виднее” — передразнивает его Жан, — Конечно, мне виднее, у тебя-то такой проблемы нет и не было. Твоя девчонка от тебя без ума…у тебя, Армин, другая проблема, проблема, что ты слишком много думаешь своей этой большой головой.       — Когда это, думать, стало чем-то плохим? — защищается он.       — А что, твои эти раздумья сильно тебе помогли? Много думаешь, пытаешься поступать только правильно, держишь всё в себе, и в итоге где ты сейчас? Чем занят? Как я и говорил, тупее этого только пытаться завоевать сердце девчонки, которой ты неинтересен.       — Спасибо за эту лекцию, Жан…но боюсь спросить, если ты такой знаток, то наверно и знаешь как правильно жить?       — Просто…очень просто, приятными моментами, вкусными ужинами, классной выпивкой, хорошими друзьями, семьёй, любимыми, жизнь довольно простая, если её не усложнять.        — Вот так просто?       — Ну и разговаривать надо, много и честно говорить с другими.       — Не вижу тут связи, но ладно...       — Это от Марко, так бы сказал Марко.       Армин пока не определился, что он чувствует по поводу слов Жана, но ему кажется, что что-то в них есть. Слова эти совсем не тяжёлые и неприятные, они довольно лёгкие и жизнеутверждающие, что-то в них определённо было.       — Спасибо Жан, наверно.       На его глазах Анни прощается с Имир и Райнером, направляется прямо к ним, оказывается рядом. Жан кивает ему на прощанье и говорит:       — Ну на связи.       Это “На связи” — звучит довольно странно, почти дружелюбно. Бывший школьный хулиган уходит, а у Армина в голове, словно осыпающееся стекло, рушится тот старый неприятный образ, человека который не давал ему прроходу в школе.       — Имир сказала, что немного вправит ему мозги, — обращает его внимание на себя Анни.       — Кому?       — Райнеру.       — Ааа…о чём вы говорили с Райнером?       — Хочешь знать?       — Да…меня это немного волнует… — признаётся он.        — О Бертольде.       — Ну конечно…о ком ещё…       — Я не стала говорить ему, что его друг больной на всю голову ублюдок, просто объяснила, что Бертольд сам загнал себя в угол.       — Вот как…       — Неважно…поехали.        Она разворачивается на пятках, идёт к машине. Другая машина, с Райнером, Имир и присоединившимся к ним Жаном даёт по газам и скрывается в темноте. Армин спешно догоняет Анни.        — Анни, постой.       — Что?        В воздухе пахнет влагой, что дождь оставил после себя, она ощущается такой густой и холодной, попадая в нос и лёгкие. Но свежесть эта помогает думать.       — Я хотел извиниться.       — За что?       “Во-первых, за то, что вёл себя как идиот. Во-вторых, за то, что не делился с тобой тем, что у меня на душе. В-третьих, что недостаточно интересовался тем, что на душе у тебя. В-четвёртых, за то, что принимал все решения, касающиеся нас обоих — один. В-пятых…” — бегут строчки мыслей в его голове. Но вместо этого он говорит:       — Ты хочешь услышать длинный вариант извинений, или…это будет тебя только раздражать, и ты предпочтёшь более короткий? — предполагает он.       — Это будет меня раздражать. Короткий вариант подойдёт.       — Тогда прости меня за всё…абсолютно за всё, что я говорил и делал последнее время…       — Только последнее…?       — Нет, конечно, и до этого.       Анни клонит голову набок, разглядывает его виноватое лицо:       — Армин…я зла на тебя очень сильно…ужасно. Иногда я смотрю на тебя и мне хочется тебя ударить.       — Конечно, ты зла…       — Но я тебя не ненавижу, Армин.        — Не ненавидишь?       — Нет. Я и Бертольда не ненавижу…хоть и зла на него, правда ударить его уже не получится.        — То есть мы с ним вроде как…одинаковые?       — Нет, — хмурится она, — И никогда не были. Но и я, никогда не хотела оказаться в центре дурацкого любовного треугольника.        — Я тоже этого не хотел.       — Всё, что я хотела, это свалить отсюда, начать жить самостоятельно, заниматься любимым делом…и иметь рядом кого-то, кто любит меня такой, какая я есть.       Иногда ему сложно на неё смотреть, кажется, словно от неё исходит свет который слепит глаза и заставляет сердце ускоряться, вот и сейчас он отворачивается не в силах справиться с эмоциями. Но говорит вполне искренне, обволакивает свои слова тёплыми светлыми чувствами исходящими от самого сердца — совсем не уверен, что его будущее окажется связаным с её, но всё равно верит в то, что сейчас произносит:       — У тебя всё ещё впереди Анни, всё это обязательно случится.       Он не видит её реакция, только краешком глаза замечает, как она отворачивается и уходит к машине.       — Откуда в тебе взялся такой позитив? Хотя, — вздыхает она, — это намного лучше, чем когда ты выглядишь как побитая собака.       — Я выгляжу как побитая собака? — делает он несколько быстрых шагов в её сторону.       — Когда мы познакомились, ты выглядел как миленький щенок…но из тех, кто оставляет за собой лужу от каждого громкого звука…       — Подожди? Точно не как жалкий червяк?       — Нет?        — Ладно...       — В общем, когда я увидела тебя в начале этого учебного года, ты походил на несчастную собаку, которую постоянно гоняют палкой.       — Кажется, я впервые слышу от тебя настолько красочные сравнения…       — Не перебивай меня, дай мне сказать, раз решил извиняться...так вот тогда...