Истинный дракон

Ночь поразительно звенела звёздами. Визерис забыл про страх, усталость, боль. Он забыл даже про себя и свою цель, хотя эти два понятия были до того нераздельны, что давным-давно слились и стали одним целым. Но звёздный свет, наполнивший его душу, затмил и это. Он на секунду задумался, что, быть может, он оказался в изгнании лишь для того, чтобы увидеть это небо, эти звёзды, эту луну, яркую, словно глаз самого Бога. Чтобы хоть на мгновение перестать быть драконом, и стать песчинкой, крохотным созданием, волею чьего-то неведомого разума помещённым в этот мир. И это уменьшение ничуть его не унизило и не оскорбило, а наоборот, освободило его от невыполнимого и невозможного предназначения, что всю жизнь тащилось на его плечах как гора. Быть обычным маленьким человеком оказалось приятно: и дышалось свободнее, и костерок, искрами и язычками пламени желающий достать до неба, как-то особенно сильно радовал светом, теплом и грядущим ужином. Прошло два года со смерти лорда Виллема Дарри и Дейнерис исполнилось семь лет. Она всё ещё не привыкла к долгим путешествиям из одного Вольного города в другой, и потому быстро и сильно уставала. Теперь она крепко спала, уложив голову на сумку с немногочисленными пожитками последних Таргариенов. Свет от костра неровными порывами падал на её красивое, почти кукольное, личико, играл серебряными отблесками в волосах. Где-то под её головой, в глубине сумки, таилась корона королевы Рейлы. «Когда-нибудь она будет венчать твоё чело», — ласково глядя на спящую сестру, думал Визерис. — «Когда вернёмся домой и станем мужем и женой». Но ни свет костра, ни сияние луны и звёзд не могли разогнать непроглядную темноту эссоской ночи. Визерис с трудом различал очертания палаток и силуэты спящих путников, с которыми принц и решил направиться из Квохора в Норвос. Путешествовать в одиночку было смертельно опасно, а вместе, рядом с караваном, купцами и их охраной — просто опасно. Дотракийцы и работорговцы предпочитали прежде всего беззащитных жертв, ведь толпа могла дать отпор. Дейнерис стало холодно. Она, не вставая, подобралась к брату и прижалась к нему, приобняв за пояс. Тот укрыл её своей накидкой, что подарил ещё Виллем Дарри. Визериса тут же пробрало холодом, но он лишь теплее укутал сестру, пока сам чуть ли не застучал зубами. Ему почему-то становилось легче, когда он думал о Дейнерис, ведь так его собственные проблемы, нерешаемые и неразрешимые, уходили на второй, а то и на десятый план, пока их место занимали вполне насущные, бытовые вопросы. Чем накормить сестру, где им пережидать ночь, у кого просить защиты — каждый шаг и каждая просьба приближала его к спасению династии. Он всегда думал, ещё со времен жизни с мамой и папой в Красном Замке, что забота о детях — дело сугубо женское, но, оказалось, что у богов на это свои планы: в случае чего сгодятся и мужские руки. Дейнерис, не открывая глаз, пробормотала: — Расскажи мне про Долгую Ночь. Визерис моргнул. В обычное время он бы сказал сестре просто засыпать, но теперь, в минуты глубокого, как океан, спокойствия, просьба сестры подвергла его в отрешённую задумчивость. Он погладил её по голове и начал тихо говорить, медленно, как солнце заходит на закате: — Давно это было… — принц смотрел на языки пламени, словно надеялся увидеть в них отблески прошлого. — С тех пор не осталось ни песен, ни имён. На землю пришла зима, тёмная и морозная, и сковала мир в своих ледяных когтях. Ночной ветер принёс пробирающую прохладу и Визерис невольно поёжился, чувствуя, как кожа от мурашек становится гусиной. Костерок стал слабее. — Солнце скрылось, и дети рождались и умирали, так и не увидев его света. Умирали короли и крестьяне, мужчины и женщины, младенцы и старики. Никто не мог спастись от холода и тьмы. Только одни твари не боялись Долгой Ночи. Иные — мерзкие создания, суть не жизнь, а смерть, идущая с самого дальнего Севера, с земли Льдов Вечной Зимы, где не бывало ни одно живое существо. Иные, ожившие мертвецы и ледяные пауки хотели убить всех людей, превратить всю землю в ледяную пустыню и царство смерти. Лицо девочки, ранее спокойное, тронула тень интереса, отразившаяся в фиолетовых глазах. Она дрожала и Визерис вскоре последовал её примеру — прохлада медленно, но неумолимо превращалась в холод. Огонь больше не грел и не освещал стылый воздух, а лишь тлел, всё реже и реже вырываясь из пепла и углей пламенными язычками. — Целое поколение прожило всю свою жизнь во тьме и морозе, — потирая плечи, чтобы согреться, говорил Визерис. Каждое его слово исходило паром. — Казалось, что солнечные лучи больше не коснутся земли. Но нашёлся герой, что в Рассветной битве прогнал нежить, и мир стал оживать. Визериса во всю била крупная дрожь. Он оглянул окрестности и глаза его расширились от страха — караван исчез. Ни люди, ни лошади больше не виднелись в лунном свете. Теперь эссоскую степь наполняли лишь холод и тьма. Визерис инстинктивно прижал к себе Дейнерис. Он поднялся с ней на ноги, беспомощно оглядываясь и изнывая от мороза, что льдистым воздухом обжигал ему лёгкие. Он попятился, забыв даже про вещи — тьма вокруг сгущалась. То была не просто ночная темень, то была опасность куда страшнее, куда невообразимее, невиданная ни богами, ни людьми, и она приближалась. Он понял, что бежит, только тогда, когда стал задыхаться, и маленькая сестра стала будто тяжелее. Он не видел её лица, и не смел на неё смотреть, он знал, что стоит ему остановиться и они погибли. Но бежать становилось всё труднее, руки задрожали от слабости. «Брось её», — кричал его разум. — «Брось, и тогда спасёшься сам и спасёшь семью!» — Никогда! — в отчаянии воскликнул Визерис и крик этот застыл в его глотке. Принц стал задыхаться. Мир вокруг него исчез, скрылся за ледяным туманом, что был подобен дыханию смерти. Визерис отдышался и сильнее прижал к себе сестру, и вдруг заорал так, что даже тьма пошатнулась. — Что ты делаешь, отродье?! — он посмотрел вниз и увидел, как сестра какими-то ледяными когтями проткнула ему грудь. Она смотрела на прокол всё с тем же нездоровым равнодушием, что было у неё тогда, на площади у храма Рглора. Глядела на то, как непонятные голубовато-льдистые отростки прошли сквозь грудную клетку брата и пронзили его в самое сердце. Не помня себя от боли, он отшвырнул от себя Дейнерис, как какое-то мерзкое насекомое, и прижал руку к истекающей кровью ране, от которой уже исходил пар. Девочка, едва приземлившись на землю, разбилась, как ледяная статуя. Одна рука раскололась сразу на несколько частей, другая отлетела в сторону. Ноги неестественно согнулись, а голова отделилась от тела и прикатилась прямо к ногам Визериса. Крик ужаса вышел из него каким-то сдавленным визгом. Дейнерис же, раскрыв рот, заорала что есть мочи. Визерис чуть не оглох от её крика. Плач маленькой девочки мог растрогать любое, даже самое жестокое сердце, у Визериса же оно и вовсе готово было разорваться от чувства вины и жалости. — Братик, не надо! За что?! — верещала голова. — Я… Я не виноват… — задыхаясь от слёз, бормотал Визерис. — Т-ты первая сделала мне больно. Ты ранила меня прямо в-вот сюда, — он указал рукою на своё раненое сердце. Кровь, стекавшая сквозь его пальцы, стала превращаться в тёмно-красный лёд. — Мама! Мамочка! — со всех сил звала Дейнерис. И, будто вспышка, перед глазами Визериса возникла его мать, королева Рейла. Не такой в своих снах и воспоминаниях Визерис видел маму. Мягкий, отрешённый, всегда печальный взгляд в то мгновение был жёстче и острее валирийской стали. — Что ты сделал с моей девочкой? — спросила она с таким холодом, по сравнению с которым мороз вокруг казался теплом. — Моей принцессой, что я носила под сердцем и отдала за неё свою жизнь? — М-м-мамочка, она же х-хотела меня у-у-убить… — кое-как выдавил из себя Визерис. — Проклят тот, кто пролил родную кровь, — сказал Бейлор Благословенный. Его мягкое возражение ранило не хуже зазубренного ножа. Визерис повернул голову и увидел, как его корона из цветочной лозы покрылась инеем. Но святому был нипочём зверский холод и снег, на котором он стоял босой. Бейлор пропел: «Пока не прольётся кровь пролившего кровь невинную…» — Она не невинная! Она предала меня! Она предала всех вас! — прокричал он всем собравшимся вокруг него членам династии Таргариен, прошлым и будущим. Все те строгие, суровые, вопрошающие взгляды сотен глаз, что безмолвно наблюдали за Визерисом всю его жизнь, теперь стали ещё более осязаемым, так как принадлежали настоящим людям, пускай и умершим поколения назад. Визерис узнал их всех. Стоило ему лишь взглянуть на своего родственника, как в разуме тут же возникало имя. Элейна Таргариен, принцесса из башни. Чёрная Рейна. Дейрон Юный Дракон. Вейгон Бездраконный. Бейлор Сломи Копьё. Мама и папа… Но любовь и сочувствие, на которые Визерис надеялся при встрече с родными на том свете, скорбно отсутствовали. Вместо этого семья смотрела на него с осуждением. — Как ты мог, Визерис. Она могла стать тебе женой, — произнесла Рейнис, любимая жена и младшая сестра Эйгона Первого. — Она была такой милой, — сказала Рейна, дочь Эйгона Третьего. — И у неё было доброе сердце. Визерис скривился от возмущённого недоумения. Где была её доброта, когда она хотела сжечь брата на костре? — Избыток драконов, конечно, вреден, — проговорил Дейрон Добрый. — Но такой их недостаток — просто катастрофа. — Как можно было так поступить со своей семьёй? — спросил его старший брат Рейгар. Визерис чуть не поперхнулся. — Это ты мне скажи, любитель северянок! Что случилось с Эйгоном и Рейнис? А со всей нашей семьей, хм? — Визерис вытянулся так, что их с братом лица чуть не соприкоснулись. — А хоть раз в жизни ты защитил маму? Рейгар стал ещё мрачнее, чем был при жизни, если это вообще было возможно.Визерис же ощущал жар яростной обиды в груди и животе, отчего холод вокруг стал ему не страшен. — Его грехи не оправдывают твоих, Визерис, — сказал Деймон Порочный принц. — Ещё один лицемер, — не скрывая презрения, фыркнул Визерис. — Убийца родичей, а всё туда же! — Это была война, — сказала Рейнира, королева-на-полгода. — И здесь была война! — воскликнул Визерис. — Война за жизнь, за спасение династии, за драконов! Тех самых, которые из-за вас вымерли! Эти слова принц бросил в сторону стоящих рядом Чёрной и Зелёной партии, что стушевались от такого напора. — Это была их, партий, вина в упадке династии, — скрипучим старческим голосом проговорил Джехейрис Миротворец. — Но в её падении виноват ты, Визерис. Даже если ты станешь королём, то никто не забудет кличку «Король-попрошайка». Пламя гнева разбушевалось в принце с новой силой. Дракон пробудился и не давал обращать внимание на горькие слёзы, бегущие по щекам. И кровоточила, и горела сердечная рана. — Люди! Посмотрите! Я пробудил драконов! Да я готов был отдать эту неблагодарную девку в обмен на стадо вонючих дикарей, — на этих словах Визериса Рейла отвернулась от сына. — А тут — драконы! Да за них я готов был хоть сто раз её убить! Визерис ощутил укол вины, хоть и не знал, почему. Толпа неодобрительно зашушукалась. — Хоть одному из вас выпадала хотя бы доля тех испытаний, что довелось пережить мне? Кто из вас терял любимых родителей? Кого из вас изгоняли из родного дома? Кому ещё приходилось унижаться за кусок хлеба и крышу над головой ради семьи и ради сестры? Все вокруг стали переглядываться, и ночная темень стала ещё и тишиною. Визерис пытливо и загнанно оглядывал всех собравшихся. Когда он увидел, что родители не смотрели на него, он воскликнул: — Драконовластный! Его родственники медленно расступились и дали выйти вперёд Эйгону Завоевателю. Рубины в его короне-обруче слабо поблёскивали в лунном свете. — Завоеватель, прошу, скажи им! Скажи, что это ещё не конец, а только начало. У тебя было три дракона, и у меня теперь есть! В чём же разница между мною и тобою? Эйгон Первый строго смотрел на Визериса. — Я не убивал своих сестёр, — глухо произнёс он. Визерис Таргариен рухнул на колени. Он смотрел на своего великого предка, но ничего видел. Сердце его почти остановилось, и он опёрся о землю, не в силах больше держаться. На обжигающий снег стали падать кровь и слёзы. Династия смотрела на него с презрением. Визерис мог уловить лишь осколки фраз, что ранили его словно ледяные когти. «Сестроубийца», «попрошайка», «она любила тебя…», «…ты бил её, ты пугал её…» «Они и так от меня отреклись», — думал Визерис. — «Я лишь хочу, чтобы они ушли». Шелест неодобрительных шепотков превратился в шум ветра. Принц готов был заснуть вечным сном, но какое-то движение впереди заставило его поднять голову. Его семья пропала. Теперь в глубине тумана виднелись очертания и тени созданий, похожих на людей в доспехах. Визерис вытер обмороженной рукой слёзы и разглядел лютоволка, паука размером со слона, мёртвых лошадей с истрепавшейся плотью. Когда принц заглянул в светящиеся синевой глаза мертвеца, он закричал. Он очутился во тьме и кричал. Холодный пот стекал с него ручьями, сердце готово было выскочить из груди и только писк драконов позволил ему чуть успокоиться. Когда глаза привыкли к темноте, он понял, что ледяная пустыня исчезла, а сам он, даже не раздевшись, лежал на скомканных простынях. Ему казалось, что сон слился с явью, и тело его и душу пробирал всё тот же неумолимый холод. Дверь со скрипом приоткрылась и впустила в комнату полоску света. Страж заглянул внутрь. — Мой принц, что с вами? Визерис, всё ещё глубоко дыша, небрежно махнул рукой, мол, ничего особенного. Он лишь прохрипел: — Как тебя зовут? — Раб Силас. — Силас, воды мне, сейчас же. Великан в тигровой шкуре поднёс ему кубок с водой, что унесла горечь изо рта, но не из груди. Когда раб вышел и закрыл за собою дверь, Визерис рухнул на постель и едва слышно застонал. Он чувствовал себя совершенно разбитым, будто и не ложился спать. Но вместе с тем стали приходить и другие чувства. Если вчера тысячи эмоций и впечатлений попросту не давали ему опомниться и обдумать всё, как следует, то теперь ничто не мешало приходить мыслям: страшным, удручающим, тяжёлым. «Это был всего лишь сон», — думал Визерис, обхватив тельце Эрвилиона рукой, будто черпал из дракона силу. — «Я всё сделал правильно. За драконов я готов был и свою жизнь отдать, что уж говорить о жизнях врагов и предателей. Нет, нет, я был прав. И правота моя подтверждается тем, что я стану новым Завоевателем». От одного лишь воспоминания об Эйгоне Драконовластном Визерис снова ощутил на себе его строгий, осуждающий взгляд. И тогда Визерис понял, что перешёл черту. Ту, после которой не было возврата. Даже если он вернётся домой, даже если он воссядет на Железном Троне — он навсегда останется тем, кто попрошайничал, терпел насмешки, убил сестру… Убийца родичей проклят и богами, и людьми. Эта правда была так же холодна, как синие глаза ледяного чудовища, и так же страшна: принц смотрел на неё и его душа не могла сдержать крика. Пускай он никому в этом не признается и вырвет языки всем певцам, он сам будет знать, что произошло на самом деле. Словно пятно, которое ничем не оттереть, это останется с ним до конца дней. Клеймо убийцы. Шрамы на сердце. Навсегда… Драконы ничего не изменили и не могли изменить. Они были у таких тиранов, как Мейгор Жестокий, у таких ничтожеств, как Рейнира, у таких подлецов, как Деймон Порочный. Сделало ли это их лучше? Надеяться, что сила и мощь драконов сделает его образ короля великим и царственным? Этим обмануть было можно только простолюдинов. «Мы пахали — я и лошадь», — горько усмехнулся Визерис старой крестьянской поговорке. Он изо всех сил сдерживал слёзы, так как чувствовал, что стоит ему дать им волю, и остановиться уже не получится. Ему казалось, что он настолько истёк влагой, что даже кровь стала тягучей и тяжёлой. Потому он открыл дверь и снова обратился к Силасу. — Принеси мне воды, да побольше, — сказал принц. Страж кивнул. Его рабская татуировка в виде тигриных полосок на всё лицо казалась яркой и насыщенной, при том, что сам он выглядел тридцатилетним. Это означало, что Силас стал рабом уже во взрослом возрасте — иначе метка бы попросту выцвела. Визерис получше запомнил эту информацию на всякий случай, и, утолив жажду, снова лёг в постель уже раздетым. Его разбудил глухой рёв. Он всхлипнул ото сна и растерянно огляделся. «Драконы не могли вырасти так быстро, за одну ночь», — спросонья подумал он. Они и не выросли — три дракончика, цокая и чуть скрежеща, как один спрыгнули с кровати и по занавескам добрались до окна. На стену и дверь падал яркий прямоугольник света с тенями драконов и резной решётки. Визерис не знал, что и думать. Он встал и подошёл к окну, и ахнул. Повсюду, покуда хватало глаз, бушевали пожары. Крики людей, звон железа, ржание лошадей — Волантис дышал войной. «Кого с кем?» — лихорадочно думал Визерис, пока через миг дверь позади него не открылась. — Мой принц, нужно немедленно спускаться в подземелье! — сказал Силас, теперь облачённый в доспехи. Позади него виднелись солдаты, рабы и наёмники. — Куда? — тупо переспросил Визерис, но тут же вскричал от грохота разбитого стекла. Разноцветные оплавленные осколки упали на пол к его ногам. Обернувшись, он увидел огненные вихри, что пытались достать до небес. Но некоторые из них стремились к замку, как снаряды. — Скорее, пора уходить, — прогрохотал Силас и вывел принца из покоев. Драконы, словно малые дети, гуськом последовали за ними. Страх выжег сон Визериса без остатка, и даже глубокая печаль от потери сестры отступила. Сначала надо было выжить, душевные муки — потом. — Что это за подземелье? — В нём можно надёжно укрыться, мой принц. Они хотят забрать драконов. Визерис хотел было спросить, кто это «они», но слова от ужаса застыли на его языке. Он лишь спешнее следовал вместе с вооружённым эскортом всё дальше по проходам дворца, по скрытым лестницам и переходам, продвигаясь всё глубже и глубже под землю. Мир снаружи был объят пламенем, но Визерису было так холодно, как не было за всю его жизнь.