Последний декабрь

Пак Сонхун давно перестал верить в хоть что-то. Бог его оставил, как и еще почти восемь миллиардов людей на этой обреченной планете. Вера покинула давным-давно, в далеком юношестве, когда он стал позором и главным разочарованием в семье. Он давно никого не любил, даже себя. Засыпая рядом с безразличным ему человеком, отвечая на его поцелуи и руками блуждая по смуглой коже, он думал лишь об одном человеке. Который уже никогда ему не улыбнется. Который, никогда не побежит в его объятья, словно пятилетка, увидевшая конфеты в руках матери. Он вообще уже никогда не улыбнется и уже никогда и ни к кому не побежит в объятья. Ким Сону покинул это мир и Сонхуна. Совершенно добровольно. Сонхун как сейчас помнит обреченные слова доктора. Ким Сону скончался в пять тридцать утра от удушья, в ходе самоубийства. Смерть наступила в течение четырех минут. Четыре гребаные минуты. Он умер за четыре минуты. Вся его жизнь стоила каких-то четырех минут. Вместе с Сону умер и сам Сонхун. Даже если ни физически, то морально уж точно. Он был уничтожен горем и болью, разрывающей внутренности. Казалось, от Сонхуна не осталось ничего. Сонхун остался там. В их маленькой дешевой квартирке, в гостиной с повешенным трупом с мертвенно-бледным лицом. Он умер вместе с ним. На той проклятой убитой квартире. Умер для того, чтобы не продолжать жить. Смелости пойти вслед за Сону Сонхуну не хватило. И никогда не хватит. Он слабый. И всегда таким будет. А Сону не такой. Он ярко улыбался всем, пряча за широкой приторной улыбкой всю свою боль и ненависть к жизни. Не реагировал на болезненные слова людей, просто молча их глотая, и лишь иногда язвил в ответ. Он всегда с глупой нежностью гладил Сонхуна по голове, рассказывал идиотские сюжеты бесконечных романтических дорам и таскал десерты из кофейни, где работал, заставляя Сонхуна их поедать. А еще он хорошо целовался. С полной самоотдачей и его поцелуи никогда не были грубыми или кусачими. Никогда. Сону был воплощением нежности и заботы, в которую Сонхун был так до тошнотворного влюблен, не замечая никого другого вокруг. Сону был идеален. Или Пак с остервенением его романтизировал, вспоминая былое, то что давно должно быть забыто. А Сонхун не забыл. Не смог. И не захотел. Прошло четыре года. Они тянулись также бесконечно, как те четыре минуты, которые Ким Сону умирал. Болезненно и глупо, зато добровольно. Сонхун гасил свою боль в алкоголе и травке, которую притаскивал порой Ники. Молодой японец, который торговал мелкой наркотой. Странный парень. На которого Сонхуну было плевать. Ему, если честно, давно было плевать на всех и на себя. Если бы он сдох где-то в подъезде от передоза, то и не расстроился бы. Лишь подумал о том, что прожил до боли жалкую неинтересную жизнь. И все-таки за четыре года кое-что изменилось. Помимо отношения Сонхуна к жизни и желания чего-то добиваться. Появился кто-то, кто лишь на миг сгладил все острые углы, на которые Пак так упорно напарывался, разрезая сердце на части. Этим кем-то был Пак Чонсон, молодой мужчина, чуть старше самого Сонхуна, с доброй, хоть и немного грубоватой, улыбкой. С хамоватым настроем по жизни и уверенностью, что все в этом долбаном мире принадлежит ему. Он был противоположностью ныне покойного Ким Сону. Он был настолько отличающемся от Сону, что это было почти до истеричного смешно. И он был до отвратительного заинтересован в Сонхуне. И Сонхун… Поддался. Поддался несущемуся течению — Пак Чонсон. И на миг он зажил. Задышал полной грудью вместе с грубыми поцелуями Чонсона на шее. Вдыхая дорогой парфюм, он дышал. Дышал четыре месяца, чтобы потом вновь скатится в апатию и уныние. Чтобы вновь смотреть на старые полароидные фото, где два счастливых человека любили друг друга. Где один медленно принимал решение умереть и захватить вместе с собой Сонхуна. Даже, если не физически. Сонхун вновь вернулся к алкоголю и мелкой наркоте типа травки и экстази. Они на миг позволяли чувствовать себя вновь живым. Как какое-то время это делал Пак Чонсон. Пусть и недолго. Четыре минуты. Четыре месяца. Четыре года. Пак Сонхун ненавидел цифру четыре. Всей своей душой. И пять тридцать утра. А Чонсон почему-то от Сонхуна не отказался. Продолжал пытаться. Не понимал, что происходит и почему Сонхун в один момент стал таким. Пак Чонсон познакомился с Ли Хисыном случайно. Приехал к Сонхуну на квартиру, не понимая почему он не отвечает уже столько времени. А Хисын приехал проверить старого друга, который после смерти Ким Сону так сильно от всех отдалился. — Что с ним происходит, почему он… Такой? — Спрашивает Джей хрипло с надрывом, закуривая. Хисын вздыхает. — Не пытайся его вытащить. Он убивает себя медленно и верно. И убьет. — Тихо говорит Ли, опираясь на стену позади себя и разглядывая хорошо одетого Чонсона. — Почему? — В его жизни, Чонсон, был один любимый человек. И никто его никогда не заменит. Сону вытащил его из глубокой депрессии после того, как он не смог больше встать на лед после травмы. Спас его от себя самого. — И почему он не с этим человеком… Сону? — Он умер. Повешался в их общей квартире. В пять тридцать утра. Это случилось в декабре, три года назад. А Сонхун так и не смог прийти в себя. Да, и сможет ли когда-нибудь? Он быстрее сдохнет от передоза. Воцаряется долгое молчание и Чонсон выдыхает холодный декабрьской воздух. Было отчего-то слишком больно. Пять тридцать утра. Декабрь. Число не было важно. — Снова глушишься алкашкой, как последний алколик? — Чонсон останавливается в проеме дешевой квартиры. Сонхун напрочь отказался переезжать к нему, аргументируя это тем, что младшему Паку так комфортнее. Сонхун пьяного улыбается. — Знаешь, Чонсон, ты совсем на него не похож. Совсем. Хотя… В одном вы похожи. Вы оба за меня цепляетесь и пытаетесь заставить жить. У него это получилось. А у тебя нет… — Ты все время говоришь о нем, но я ни разу не слышал его имени. Почему? — В голосе слышится хрип и боль. Джею больно. Но совсем не так, как Сонхуну. Ведь Сонхун потерял любовь всей своей убогой жизни. А Чонсон просто цепляется за надежду, что Сонхун когда-то полюбит в ответ его. Разве это сравнимо? — Я не хочу произносить его имя, когда я такой… Он бы не одобрил… — Раз, он бы не одобрил, то почему же ты так бухаешь? Сонхун, очнись, Сону давно мертв. Он был бы не рад увидеть тебя в таком состоянии! Пожалуйста, оглянись вокруг. Посмотри на меня. Сонхун ухмыляется. — Да, не одобрил бы… — Делает новый глоток терпкого напитка, желая сдохнуть прям тут, на месте. Но был таким ужасно слабым…