Маски

      Начинаю слышать дикие крики рядом с собой, но я не могу понять, реальны ли они или часть моего сна?       — Огонь! Здесь огонь! — кричит женский голос.       В моем воображении рисуются возвышающиеся и извивающиеся над мной красно-оранжевые языки пламени. Все крики во сне перемешиваются в одну кашу, и я с трудом могу их различить.       — Вызовите кто-нибудь пожарку!       — Даня? Где Даня?       — На балконе!       Слышу, как ко мне подходят, сразу же начинают тормошить и легонько бить по лицу.       — Данил? Ты меня слышишь?       Я тут же просыпаюсь и открываю глаза. Вижу перед собой лицо Арма. Слышу, как в глубине квартиры доносятся крики. Они точно такие же как и в моем сне. Но вот только это больше не сон и я определенно чувствую запах горелого.       — Ты в норме? — Рыбкин продолжает задавать вопросы.       — Что происходит? — не совсем понимаю я.       — В твоей квартире пожар. Скорее поднимайся, нам нужно уходить отсюда!       Не успеваю я и отреагировать на услышанное, как Арм хватает меня за руку и уже тащит по квартире к выходу. Но чтобы выйти, нам нужно пройти через кухню, а именно оттуда я сейчас вижу, как исходят свет и дым. Мы входим в комнату и оказываемся почти вплотную перед пламенем. Оно распространяется по всей комнате и пожирает все вокруг. Мы оба кашляем и пытаемся пройти так, чтобы нас не задело огнем. Я крепко держу руку Арма. Мне страшно его отпустить и самому потеряться в огне. Слышно, как где-то из коридора доносятся крики моих друзей. Но из-за дикой паники, я не могу разобрать ни единого слова. Наконец мы выходим из кухни и бежим в подъезд на лестничную площадку. В таком же быстром темпе спускаемся по ступенькам на первый этаж и выбегаем на улицу. Вижу, что все гости, что присутствовали в начале вечеринки, стоят у подъезда и смотрят на мои окна, где в одном из них полыхает пламя. Только выйдя на улицу и вдохнув свежего воздуха, я наконец-то полностью осознаю, что произошло.       — Кто-нибудь вызвал пожарных? — спрашиваю я у толпы подростков.       — Да, я вызвала, — подтверждает Олеся.       — Ну, и кто это сделал? Кто, блять, поджег мою квартиру?! — не выдерживаю и начинаю кричать. — Ну, блять, признавайтесь!       Но никто и не собирается сознаваться в содеянном. Все вдруг струсили.       — Кто? Если я прямо сейчас не узнаю, кто это сделал, я, сука, всех тут поубиваю! Лучше сознайтесь сейчас! — истерю я.       — Я, — признается Андрей и неуверенно поднимает руку. — Я хотел поставить чайник и заварить кофе для повышения бодрости, но слишком близко положил тряпку к огню. А сам случайно уснул.       — Случайно? Случайно?! Мы могли бы все там заживо сгореть! Из-за тебя, моя хата сгорела к хуям собачьим! О чем ты, блять, думал, когда случайно засыпал!       — Я был пьян. Извини… — он виновато опускает голову.       Мне становится настолько обидно, что я не выдерживаю и кидаюсь на Андрея с кулаками. Заваливаю его на асфальт и начинаю жестко избивать. Я собираюсь его здесь и убить.       — Даня, успокойся! — Арм убирает меня с полуживого Островского-младшего.       А Илья поднимает своего брата, который только что узнал каким бывает на вкус асфальт.       — Андрей, ты полнейший идиот! Я жалею, что не оставил тебя в горящей квартире! — кричу и пытаюсь вырваться из рук Арма, чтобы продолжить избивать парня.       Но меня усмиряет звук приближающейся сирены и голубые огоньки возникающие в ночной темноте. Пожарные прибывают к дому и тут же принимаются тушить огонь. Я потерянно смотрю то на пожарных, то на все еще пылающий огонь в окне кухни.       — Я совершенно не знаю, что мне дальше делать… — растерянно проговариваю я. — Я даже не знаю, куда мне сейчас идти.       — Может домой поедешь? — предлагает Настя.       — Нет, если я сейчас появлюсь дома, то живым вы вероятно меня больше никогда не увидите. Дом — точно не вариант. Может на вокзале переночевать?       — Нет, на вокзал мы тебя точно не отпустим, — Настя отсекает мою идею.       — У меня можешь переночевать, — выдвигает свое предложение Рыбкин.       Я поворачиваюсь к нему и оцениваю его предложение по всем пунктам.       — А твой отец не будет против?       — Его дома почти не бывает. Только если в лесу что-то сдохнет, тогда возможно появится.       Из-за только что пережитого огромного стресса я плохо соображаю мозгами. В голове полнейшая каша. Но одно я знаю точно — Арм меня не обидит. Я чувствую всем своим нутром, что этому человеку можно доверять.       — Хорошо, я согласен остаться у тебя, — соглашаюсь я.       Как только пожарные заканчивают тушить огонь, мы с Армом поднимаемся на восьмой этаж. Он открывает ключом дверь, и я вхожу в квартиру. Сразу же меня встречают полуободранные стены с повисшими кусками на них старинных обоев, советская мебель с такой же старой техникой, деревянные оконные рамы и т.д.       — Вот это у тебя квартирка… Почему здесь все такое старое? — говорю я и продолжаю диву даваться.       — Когда мама бросила нас, нам перестало хватать денег на проживание, так как она была единственной, кто приносил в семью хоть и копейки, но все равно деньги. И нам с отцом пришлось продать квартиру в другом городе и купить самую дешевую. В итоге, самая дешевая нашлась, только в этом городе. Я помню, как отец буквально за полгода пропил почти все деньги, что были у нас после продажи квартиры. И тогда мне пришлось с дикими скандалами заставить его устроиться на работу, чтобы не дать нам помереть с голоду.       — А сейчас, он все еще работает?       — К счастью да, хоть даже там умудряется пить. Но я больше, чем уверен, что его и с этой работы скоро уволят за пьянки.       — Я сочувствую тебе, — говорю и Арм со вздохом кивает.       Первые пять минут я прибываю в шоке от увиденного. Отвык я уже от подобных квартир. Бабушка, царствие ей небесное, даже не имела такой «красоты» в своем доме, ну, кроме ковра на стене конечно. Ковры на стенках, особенно над кроватями или диванами — обязательное условие для всех бабушек.       Арм показывает мне расположение нужных мне комнат и предметов. И после мы вместе кладем матрас и расстилаем постельное белье на старую складную кровать. Механические часы на кухне показывают 03:59, поэтому мы решаем лечь спать, все равно до школы еще четыре часа с небольшим. Я ложусь на скрипучую и шатающуюся под мной раскладушку и закрываю глаза. Но моему сну мешают: первое — неудобная кровать, которую даже сложно назвать таковой, скорее просто почти голая доска. А второе — мысли о пожаре и о последствиях. До отца мигом дойдет информации о случившемся, и он скорее всего будет в ярости из-за этого, нет, даже не скорее всего, а точно. А если он еще узнает, что в квартире была алкогольная вечеринка? Тогда мне точно не жить. Что я наделал… Клянусь, я больше никогда не буду устраивать вечеринки у себя на квартире.       Продолжаю пытаться уснуть, но тут мой сон окончательно исчезает, потому что я слышу, как на мой телефон приходит сообщение. Беру телефон со стола, что расположен рядом с моей головой. Сердце начинает учащенно биться. Я молюсь, чтобы это сообщение было не от отца. Но мою мольбу явно никто не услышал. Отец: Утром не в школу, а ко мне Я уже знаю о пожаре Не придешь — заставлю силой появиться дома! 4:32       Оставшееся время до момента, когда будильник Арма не начинает звенеть, я провожу в страхе и представляя в своем воображении самые негативные развития сюжета.       Как только звенит будильник Рыбкина, я тут же весь на нервах вскакиваю и начинаю суетясь собираться. Арм неохотно поднимается с постели с взъерошенными волосами. Он видит мои попытки быстро собраться и как из моих рук все летит.       — Ты чего такой нервный? Что-то еще случилось? — прислоняется спиной к стиральной машинке и спрашивает хриплым после сна голосом и параллельно еще трет заспанные глаза.       — Отец прислал сообщение. Написал, чтобы я сегодня шел не в школу, а к нему, — говорю и умываюсь, стоя у раковины в ванной.       — И ты уже волнуешься? Может он еще не знает о том, что случилось? И просто хочет что-то обсудить с тобой? — Арм пытается успокоить меня.       — Нет, — отрицательно мотаю головой и подавленно продолжаю, — он написал, что уже знает о пожаре. И еще, если я не появлюсь дома, то он силой заставит меня прийти, — выдавливаю зубную пасту на щетку, но из-за того, что руки трясутся, щетка падает на пол. — Блять!       Я поднимаю щетку, которую мне на время выделил Арм, и продолжаю чистку зубов.       — Дань, успокойся. Он же все-таки твой отец и вряд ли будет наносить вред собственному сыну.       — Ты совершенно не знаешь моего отца. Если ему что-нибудь не понравится, то ему абсолютно плевать кто перед ним стоит!       — Тогда ты главное ему не груби и не повышай тон. И все пройдет гладко.       — Ты тоже будешь мне указывать, как вести себя? — вскипаю я.       — Я говорю тебе дело, а не указываю.       — Я сам знаю, как мне вести себя! Вы заебали решать все за меня! Может вы еще будете за меня решать, когда и как мне дышать!       — Даня, я не это имел в виду… — он кладет руку мне на плечо, но я тут же скидываю ее.       Направляюсь выйти из ванной и раздраженно толкаю Арма плечом.       Вхожу в дом и меня охватывает новая волна страха. Поднимаюсь по лестнице и иду по длинному коридору, здороваясь с прислугой. Останавливаюсь перед дверью в кабинет. Я неуверенно поднимаю руку и собираюсь стучать, но внутренняя паника не дает мне этого сделать.       Давай, Даня, все будет хорошо! Как Арм там сказал? Главное не грубить и не повышать тон и все будет вери гуд.       Делаю глубокий вдох и выдох и стучу в дверь, после вхожу в комнату.       — Привет, сынок. Заходи, — в ту же секунду, как я показываюсь в кабинете, раздается голос отца, и я вздрагиваю от неожиданности.       Я смотрю на него с огромным страхом внутри, а в голове начинают всплывать отрывки из детства. В них я также стою в кабинете отца с большим страхом, прекрасно зная, что после выхода из него, я, вероятно, не смогу нормально сесть еще несколько дней.       — Привет, пап, — неуверенно киваю и подхожу к рабочему столу отца, но садиться в кресло не смею.       — Ну, чего стоишь? Присаживайся.       Я снова неуверенно киваю и сажусь в мягкое кресло. Сижу ровно напротив отца и не спеша рассматриваю комнату, будто вижу ее впервые. Его кабинет выполнен в темных тонах, точнее, в коричневом, черном и немного в изумрудном. Эта комната отличается от всех, так как, она самая осветленная из всех в этом доме. Солнечный свет падает из огромных, от самого пола и доходящих до потолка широких окон во все углы комнаты. В кабинете огромное количество книжек, что стоят в больших и длинных шкафах. Отец настолько зациклен на правильности и порядке, что даже заморочился и расставил всю литературу по алфавиту. А тут, на минуту, больше пятьсот книг.       — Ну, чего молчишь? — говорит отец, и я снова вздрагиваю от неожиданности. — Ты боишься меня?       — Нет, — тихо отвечаю я и отрицательно машу головой.       — Правильно, и не стоит. Я всего лишь хочу поговорить, — встает из-за стола и снимает очки. — Не хочешь выпить?       Как только слышу вопрос, я непонимающе выгибаю бровь, а глазами молча слежу за его траекторией перемещения. Он кивает, призывая ответить.       — Нет, не хочу, — тихо проговариваю я.       — Хм, странно, — слишком радушно мне улыбается. — Мне показалось, что ты очень любишь алкоголь и алкогольные вечеринки, — он останавливается справа от меня. — Или мне не показалось?       Замечаю, как взгляд отца начинает меняться с лживо-дружелюбного на яростный.       — Я не люблю алкоголь, — вжимаюсь от страха в кресло.       — Да? — повышает тон.       Отец замахивается и мне прилетает безжалостная пощечина.       — Обманывать не хорошо. Полиция нашла в квартире двадцать одну бутылку алкоголя. Скажи огромное спасибо своему отцу, что у него есть связи в полиции, и я к счастью смог все унять! — срывается на меня и дает еще одну пощечину, но уже посильнее. — Ты мало того, что бухал в моей квартире с каким-то неизвестными мне людьми, так еще и умудрился пожар устроить! Знаешь, сколько будет стоить ремонт? Правильно, ты ж даже не знаешь откуда деньги берутся!       Я глотаю комок в горле и пытаюсь сдержаться, чтобы не заплакать или не начать орать в ответ.       — Прости, пап…       — Прости? Ответь-ка мне, для чего я покупал эту квартиру тебе?       — Для проживания и удобства.       — Для проживания и удобства, верно. А ты чем там занимаешься? Притоны устраиваешь, вот чем! Ты хоть понимаешь, что ты натворил! Вечно я твою задницу спасать должен, а своих мозгов у тебя нет!       — Да я никогда не просил тебя мою задницу спасать! Может я сам хочу попадать в такие ситуации? — не выдерживаю и срываюсь.       Мне прилетают еще несколько сильных ударов по лицу, таких, что я падаю с кресла, и с носа начинает идти кровь.       — Хочет он сам попадать в такие ситуации! Ты совсем дурак? Может тебя в больничку на пару месяцев положить, чтобы тебя излечили? А?       — Клади, мне похуй! — говорю и пытаюсь подняться с пола, но мне прилетает удар по губам.       — В моем доме ты не смеешь употреблять маты! Иначе, я буду постоянно бить тебя по губам!       — Да мне абсолютно насрать, хоть убей меня, мне все равно!       Отец с яростными глазами хватает меня за шиворот, рывком поднимает с пола, и я беспомощно повисаю на его руке, как на крючке. Он снова замахивается, и я зажмуриваюсь в ожидании очередной порции ударов, но слышу, как открывается дверь и удара не следует.       — Виктор! Прошу, прекрати! — взмаливается вошедшая женщина.       Я открываю глаза и вижу испуганное лицо матери. Отец отпускает меня, и я тут же выбегаю из комнаты. Выбегаю из дома, пару раз падаю, но продолжаю бежать куда глаза глядят, но главное чтобы подальше от этого страшного места.       Я провожу весь день не в сгоревшей квартире, не дома у Арма и уж тем более не в доме отца. Я зачем-то бесцельно брожу по городу, в ярых попытках найти что-то, что уже давно нигде не могу отыскать. После того как покинул родительский дом, я написал пару сообщений Кириллу, но он их даже не прочитал.       А сейчас я стою возле пешеходного перехода и жду, когда загорится зеленый. В моей голове полнейший бардак. Зеленый загорается, но я не иду. Мимо проходят люди, некоторые случайно меня задевают и после выругиваются, но не задерживаются и идут дальше по своим делам. Я им совсем не нужен. Кто бы мне помог справиться с одиночеством и со всем этим дерьмом в жизни?       Продолжаю бродить по улицам, даже когда начинает стремительно темнеть, а погода меняться с просто пасмурной на дождливую. Я еле тащу ноги по темному и безлюдному переулку. Хочется кричать от обид и проблем.       Кто там, блять, считает, что у богатых людей не бывает проблем? Вся моя жизнь состоит только из одних проблем.       Заворачиваю за угол. Понимаю, что если такие трудности, как сегодня с отцом продолжат меня выбивать из колеи, то о чем можно вообще мечтать во взрослой жизни! Осознаю, что вот так бродить и ничего не делать — точно не решит мою проблему. Тогда я достаю телефон и хочу написать Насте, потому что мы сегодня после пожара еще ни разу не переписывались. Набираю слово «привет» и дальше перестаю печатать, потому что начинаю слышать торопливые шаги позади меня. Моя чуйка говорит, что человек сзади явно не просто так там идет. А как я на своем опыте давно уже убедился, что моя чуйка почти никогда не обманывает своего хозяина. Прислушиваюсь — шаги прекратились, значит, человек сзади остановился. Оглядываюсь и вижу парня одетого во все черное, а на голове у него накинут капюшон, скрывающий лицо. Тогда я решаю пока что отложить написание сообщения и продолжить просто идти вперед. Перед мной возникает выбор: повернуть налево — пустырь, право — многоэтажки. И я выбираю повернуть налево, так как, там есть место, где если что можно будет убежать. Так я решаю проверить, реально ли за мной следят. Убыстряю шаг и слышу, как незнакомец тоже его ускоряет. Тогда я начинаю бежать, оглядываюсь, вижу, что неизвестный парень тоже начинает бежать. Волна паники охватывает меня с головы до ног. Я стараюсь бежать по пустырю настолько быстро, насколько мое тело мне позволяет. Но вдруг я спотыкаюсь об что-то торчащее из земли и падаю. Сразу же пытаюсь подняться, но парень заваливает меня обратно.       — Помогите! — кричу я, но мой рот тут же затыкают грязной ладонью.       Предпринимаю все усилия, чтобы вырваться, но другая рука неизвестного крепко держит мои руки над моей головой. Замечаю, как из-под черной ткани сверкает зверская улыбка.       Бля-я-я-ять! Отличный день! Не хватало еще, чтобы меня тут изнасиловали и убили!       Мне ничего не остается кроме, как мычать. Все еще дергаюсь, чтобы каким-то чудом вырваться, но как бы я не старался, все равно не получается. Обидчик убирает с моего рта руку и ею тянется уже к моим брюкам. Я тут же не теряю ни одной надежды:       — Помогите! — кричу изо всех сил.       И тут неизвестного кто-то валит на землю моего обидчика и начинает избивать. Наконец-то я поднимаюсь с мокрой травы. На пустыре полумрак, и только один фонарь, что стоит у заброшенной многоэтажки чуть-чуть достает до места, где я стою. Из-за темноты я не могу развидеть спасителя.       — Никто, блять, не смеет обижать моего Данила! — кричит парень и продолжает наносить четкие удары.       И я слышу в голосе парня, что только что спас мне жизнь, знакомые ноты.       — Арм! — произношу его имя с облегчением.       Рыбкин забивает до смерти моего обидчика, медленно поднимается и поворачивается ко мне. Я вижу в его глазах ту злость, что еще за два месяца ни разу не видел. Но я не боюсь ни его злости, ни этого дикого взгляда, ни самого Арма. Потому что знаю, что он именно тот, кто и должен помочь мне. Арм хватает меня за руку, и мы по лужам, в которые все еще капает дождь, быстро ретируемся с места преступления.       Я сижу на кухне, а Арм ищет в шкафчике аптечку.       — Да где же она! — раздраженно вскрикивает и продолжает рыться.       — Да ладно, раны через несколько дней сами заживут, как на собаке, — отмахиваюсь я.       — Нет! А вдруг ты в раны занесешь инфекцию! А, нашел! — он радостно вскрикивает и ставит аптечку перед мной на стол.       Рыбкин открывает пластиковую коробку, достает все необходимое и начинает обрабатывать мои раны, оставленные отцом и обидчиком. Я шиплю, когда на ранку попадает средство.       — Терпи, — говорит и дует мне на ладошку.       Арм приближается к моему лицу и начинает обрабатывать мне нос, стирая засохшую кровь из-под него.       — Спасибо, — шепчу я, смотря ему в глаза.       — Дань, скажи, это тебя отец побил? — он ничего не отвечает на мою благодарность, а лишь тяжело вздыхает и желает узнать правду. — Потому что эти раны появились раньше, чем те, что ты на пустыре стесал на коленках и локтях.       Я не желаю ничего отвечать, лишь молча подтверждаю кивком.       — Это не дело, допускать такое отношение отца к тебе. Нужно что-то делать, — говорит он и продолжает обрабатывать мой нос.       — Не получится. У отца везде связи. Если не у него, то у дяди Антона. А они лучшие друзья, поэтому моему отцу помощь будет оказана незамедлительно. И я же снова окажусь виноватым. Уж лучше я дотерплю эти оставшиеся полгода и съебу куда-нибудь подальше отсюда.       — А если он тебя убьет?       — Ну, значит, у меня судьба такая.       Рыбкин кладет ватную палочку на стол, берет меня за плечи и начинает трясти.       — Данил, очнись! Это так оставлять ни в коем случае нельзя! Ты не должен страдать только из-за того, что твой отец неадекват!       — А что ты предлагаешь?       — Можно обратиться к директору с твоей проблемой. Я уверен, она не оставит эту ситуацию без внимания, — он не теряет надежды помочь мне.       — Ты думаешь, я не обращался к ней? Да я много к кому обращался, но как только информация о моей просьбе о помощи доходила до отца — он сразу же все улаживал и после, моего обращения будто бы никогда и не существовало. От отца никуда не убежать! — по моей щеке катится слеза. — Я не вижу смысла дальше бороться.       — Что ты такое говоришь! Мы что-нибудь придумаем, обязательно! — Арм садится рядом со мной на угловой диван.       — Как же я устал быть никому не нужным дерьмом, которое постоянно пиздит отец! Я так ненавижу его! Я так ненавижу всех! Я так ненавижу себя! — кричу я и захлебываюсь слезами. — Арм, пожалуйста, убей меня, как того парня на пустыре! Пожалуйста! Я больше не могу так!       Я в истерике беру руки Арма и ими пытаюсь задушить себя.       — Пожалуйста, задуши меня!       Но Арм вместо того, чтобы выполнить то, что я так отчаянно прошу, обнимает меня.       — Нет, не убью. Ты единственный человек, который у меня есть. Я не хочу тебя терять, Дань.       Я единственный человек, который у тебя есть? Ты не хочешь меня терять? Значит, я нужен тебе?       Я сначала неуверенно поднимаю руки, но потом взаимно обнимаю его. Я чувствую, как чувство ненужности постепенно начинает рассасываться и ее заменяет теплота в груди. И я улыбаюсь, все еще шмыгая носом. Рыбкин отстраняется и улыбаясь, вытирает большим пальцем слезы с моих щек.       — Я тоже сталкивался с этой проблемой. Я чувствовал, что никому не нужен, когда одноклассники в моем родном городе узнали, что мой отец пьет и начали меня буллить, а иногда даже бить. А мама на тот момент уже улетела в Таиланд. Рядом со мной никого не было. Никто не мог меня поддержать, — говорит он дрожащим голосом, и я замечаю на его лице стекающую слезу. — Но пойми, ты не один. Я могу поддержать тебя. Ты нужен мне.       — Ты тоже нужен мне, Арм. Я не хочу, чтобы ты уходил из моей жизни. Ты единственный, кто понимает меня и не оставляет в трудные моменты, — проговариваю и после убираю слезинку с лица парня. — Я уверен, что вместе мы точно прорвемся.       Я лежу на своей раскладушке уже полностью спокойный, но о себе решила напомнить старая проблема — вновь не получается уснуть. Мысли о событиях сегодняшнего дня никак не могут отстать от меня. Я снова закрываю глаза но, как обычно, попытка уснуть не увенчается успехом. Тогда я решаю воспользоваться случаем и избавиться от одной надоевшей мысли.       — Арм? — зову я парня. — Ты спишь?       — Нет. А что такое? — поворачивается на другой бок, чтобы видеть мое лицо.       — Я хотел тебя спросить кое о чем.       — Спрашивай, я весь во внимании.       — Смотри, когда на меня напали, ты очень быстро возник из ниоткуда. Как ты узнал, что мне нужна помощь? Только, пожалуйста, скажи честно.       — Я не могу тебе все сейчас рассказать, но могу лишь поведать часть. Я следил за тобой.       — С какого именно момента?       — Когда я вечером прогуливался по улице и увидел тебя идущего к темным переулкам. Я подумал, что там может быть небезопасно, поэтому и решил пойти следом.       — Но я тебя ни разу не видел.       — Я все время держался на расстоянии.       — А теперь, ответь мне еще на один вопрос. Помнишь, еще в сентябре ты пришел ко мне в квартиру, так как тебе позвонила Маргарита Николаевна и сказала, чтобы ты привел меня в школу? Мы тогда еще в тот день на историю опоздали.       — Да, помню.       — Так вот, как тебе могла звонить Маргаритка, если она даже моему отцу никогда не звонит по поводу моих опозданий? Потому что она уже привыкла, что я постоянно опаздываю. Сталкерил ли ты меня еще до нашего знакомства?       Но парень молчит и не шевелится.       — Арм? Арм? Арм!       Уснул что ли?       Я закатываю глаза и беру в руки телефон.       Вечно он с какими-то странностями.       Захожу в вк, чтобы полистать ленту.       Он что не может мне все сразу сказать? Нет, обязательно надо изводить меня этими недосказанностями! Короче, одним словом, он странный.       Пролистывая ленту в социальной сети, я натыкаюсь на Настину фотографию. Сначала улыбаюсь, смотря на фото, но потом улыбка начинает сползать с лица. И я понимаю, почему Кирилл мне ничего так и не ответил на сообщение. Я замечаю, что фотография Насти была сделана в зеркале, а на заднем плане видно, что это совершенно не ее спальня, а комната Дубинина. И я эту комнату узнаю из тысячи. Да и тем более, слева от зеркала видно немного самого Кирилла, а точнее край его лица.       Нужно будет проследить за ними и понять, что конкретно их связывает.