Silencio.

      Дремота не была особенно приятной. Мне хотелось пить, я то и дело просыпалась и снова погружалась в сон, вокруг кто-то иногда проходил, заставляя меня пытаться открыть глаза.       Спустя время стало легче. Я не помню, в какой момент Август лёг рядом со мной, позволяя лечь на своё плечо и прижав к груди, но зато знаю, когда наконец проснулась, смачивая пересохшее горло и поднимая на него сонный взгляд, прежде чем взглянуть на белую стену с нежным рыжим светом от солнца. Наверное, сейчас около девяти.       Я неловко шевелюсь, разминая затёкшие мышцы и разгоняя кровь, чтобы вздохнуть полной грудью и прийти в себя. Прошедшая паника осталась на языке неприятной горечью, спрятав когти и отпустив мои чувства. Моя шея неприятно ноет из-за твёрдой "подушки" под головой, голова тихо гудит, пока я медленно прокручиваю всё в голове и пытаюсь прийти в себя.       Ничего не помню. Так, размытые видения, скорее всего придуманные моим опьянённым от боли мозгом.       Я пытаюсь вылезти из-под тяжёлой руки своего мужа, шатающейся массой усаживаясь на край койки и заторможенно рассматривая размытые очертания палаты.       Сзади слышится едва заметный скрип, когда Август тоже просыпается, потирая свои глаза. Он без слов протягивает мне очки и рассматривает моё лицо в закатном свете солнца, пока мы оба молчаливо уставляемся друг на друга. Я приветственно киваю и спустя секунду принимаю от него стакан воды, поднимая бровь в вопросе. —Док сказал, тебе нужно много пить. Два литра минимум. — это не особо помогает ответить на возникшие в голове пустые строки между нестройной историей, но я лишь вздыхаю и выпиваю предложенную жидкость залпом. В животе урчит, пока я недовольно щурюсь и смотрю в сторону двери. —Я попрошу принести тебе чего-нибудь, сокровище. — между нами повисает какая-то тоска, горькая и неприятная, когда я провожаю его взглядом и задумчиво смотрю в спину.       Меня так и подмывает спросить столько разных вещей, но я понимаю, что больно здесь не только мне. Этот неизвестный мужчина лишился любимой жены и, наверное, это убивает его даже сильнее, чем меня моя ломка.       Время в одиночестве позволяет мне лениво проскользить взглядом по палате в очередной раз и заметить дверь, видимо, в туалет.       Очень удобно, что здесь отдельный санузел. Эта мысль медленно подводит меня к тому, что мне совершенно не хочется в туалет и я опускаю взгляд вниз, на себя.       Ранки на запястьях, помятая больничная пижама, трубка мочевого катетера, ведущая вниз, к пакету. Неудивительно. Судя по словам, которые я слышала, мне удалось пролежать без сознания довольно долго. Сейчас, наверное, его уже можно будет снять.       Я не решаюсь приподнять свою одежду, чтобы посмотреть на своё тело, поэтому спокойно дожидаюсь Августа, принёсшего мне чай. Он вручает его в руки и отходит к креслу, чтобы не мешать мне сидеть на кровати. Я какое-то время грею руки о чашку и кусаю сухие губы. —Что со мной случилось? — я говорю медленно и тихо, не поднимая глаз и кривя спину. Мой муж, судя по всему, вздыхает, пытаясь сформулировать для меня ответ. —Ты... Попала в непростую ситуацию из-за меня. Из-за моей работы. — когда я собираюсь поймать его взгляд, он не позволяет мне этого. Отворачивается, смотрит в окно, немного хмурится. Я отпиваю горячей жидкости. —Что именно за ситуация? И работа? — мне не нравится его формулировка. Она уже показывает, что он пытается что-то утаить, скрыть, недосказать. Август всё же смотрит на меня в ответ, грустно, устало улыбаясь. —Похищение, можно сказать. Теперь ты в порядке. Обязательно будешь. А работаю я просто очень важной шишкой. Не пудри этим свою головку. — мы молчим. Я киваю, обрабатывая информацию, он поджимает губы, не сводя с меня глаз.       Потом к нам заходит медсестра. Она помогает мне переместиться на кровати и снова укрыться, а потом даёт тарелку с лёгким супом и ложкой, желая приятного аппетита и быстро пропадая с тележкой еды дальше по коридору.       Силы едва ли есть. Меня внезапно настигает апатия и больше не хочется даже есть. Я, конечно, всё равно ем. В какой-то момент становится плохо и Август аккуратно, отодвигает ложку с супом от моего рта, собираясь поцеловать меня в лоб и застывая на половине действия. Его бровь нервно дёргается, пока он откладывает ложку. —Твой желудок отвык от еды. Не заставляй себя. Лучше есть медленно и по чуть-чуть. — а потом он всё же мягко касается губами моего лба и я осознаю, насколько грязным ощущается моё тело. Меня бесспорно мыли, но весь этот высохший пот просто... Покрыл меня ещё пару ночей назад, когда я впервые открыла глаза в палате. —Мы... Можем вытащить катетер? Я хочу помыться. — я вздыхаю, поднимая голову и смотря на него, пока Август просто улыбается мне, кивая. Он поправляет одеяло, убирает тарелку с оставшимся супом на тумбу, отодвигает выдвижной столик обратно к боку койки. На этот раз я не провожаю его взглядом, разглядывая почти уже завядшие цветы и попивая свой немного остывший чай.       Уже спустя пару минут после извлечения катетера я спокойно стою в ванной, потерянно рассматривая своё отражение. Мне кажется, что это не я. Спутанные клочья потемневших от грязи волос, посеревшая кожа, осунувшееся лицо. Август заботливо стоит в дверях санузла, смотря на меня с той же тоской, с какой я смотрю на себя. —Помочь тебе с этим? — я молчу несколько секунд, неуверенная, прежде чем кивнуть и нахмуриться.       Мне приходится опереться о раковину, чтобы внезапно ослабевшие ноги не подкосились, но мой муж аккуратно подхватывает меня, усаживая в ванну и уже там снимая с меня пижаму. Я вижу, как он смотрит на меня. С грустью, болью и разочарованием. Не знаю, моим телом или амнезией, но всё равно вижу.       Он моет меня аккуратно и нежно, стараясь не нависать надо мной слишком сильно, замечая, как я каждый раз вздрагиваю от этого. Рефлекторно, кажется. Время тянется бесконечно, пока он принимается за кудрявые волосы и натужно пыхтит над очередным колтуном прямо на моём затылке. Я жмурюсь, сглатывая, когда он снова тянет за прядь, чтобы распутать узел. —Может, легче просто отрезать? Всё равно отрастут. —Нет. Тебе нравились твои волосы. Я не могу отрезать их с чистой душой. — он качает головой, переходя к следующим запутавшимся кудрям. Я молча вздыхаю и сижу в ожидании.       Это долго и муторно, но мои волосы оказываются в приемлемом виде и я не могу не оставить на щеке Августа благодарный поцелуй, от которого у него трепещет сердце. Я чувствую спиной. Когда он просушивает волосы и помогает мне вылезти, я отворачиваюсь от зеркала.       Я боюсь смотреть на это тело. Мне всё ещё нужно задать несколько вопросов врачу. Большое махровое полотенце помогает. Оно скрывает исхудавший образ, торчащие кости, потёртости и ранки.       Август садит меня себе на колени, стоит мне одеть домашнюю немного потрёпанную футболку и выйти из ванной. Мы молчим пару секунд, пока я прижимаюсь щекой к его груди и слушаю ровное сердцебиение. —Как меня зовут? — мне даже смешно становится, что это далеко не первый вопрос, который я задала после того, как проснулась. Казалось бы, такая важная вещь, как имя, а я умудрилась сделать из этого какую-то глупость. —Ты Вивьен Браво Гарсия. — он поправляет пучок, в который собраны мои волосы, и путает в них пальцы, чтобы размять голову. —Это твои фамилии? — я хмурюсь, думая о том, что он не выглядит нерусским. О... Зато я выгляжу. —Нет, сокровище. Я Капратский. А ты мексиканка. — он смеётся, стоит моему удивлению отразиться в голосе. —Но я не знаю мексиканского. —Испанского, милая. В Мексике говорят на испанском. — Август фыркает куда-то в мой висок, поправляя меня и продолжая говорить, —Твои родители переехали в Россию в молодости. Невролог сказал, что незнание одного из родных языков нормально при такой обширной амнезии, как у тебя. — это объясняет некоторые вещи. Какие-то странные слова на незнакомом языке, крутящиеся в голове, смутно возникающие в голове звучания...       Я задумчиво хмыкаю и хмурюсь от лёгкой головной боли. Это был полезный день. Полезный, но до безумия долгий. Возможно, пора немного вздремнуть? У меня хватает совести приподнять голову и посмотреть куда-то на его подбородок, не в силах задрать её ещё сильнее. —Я могу поспать на тебе? — это заставляет его несколько секунд молчать, прежде чем с мягким выражением лица кивнуть мне. —Конечно, милая. Это заставляет меня улыбнуться. Я устраиваюсь поудобнее, свешивая ноги с края кровати и утыкаясь ему в шею, а потом сонно шепчу ему в кожу: —Тихого времени, Viejo(исп. Старик) — это вызывает у него тихий смех и я засыпаю с лёгким чувством удовлетворения на сердце.