Le prix de l'imitation.

      Гастон определённо был недосягаемой мечтой для каждой девушки. Сильный, красивый, уверенный и авторитетный мужчина лет, наверное, двадцати семи или больше — ну сказка ведь, а не мужчина!       Сестрёнки Бимбетт то и дело засматривались на него. Маменька их, пусть и вечно скептически настроенная, тоже отмечала в Гастоне только лучшее. А дочки лишь влюбленно вздыхали, тихо толкаясь, и споря, кому бы мог достаться такой красавчик. Бимбетты почти не ссорились, но как только речь заходила о юношах — они готовы были драться. В конце концов, им уже не шестнадцать, чтобы уступать друг другу, им уже целых двадцать! Ещё три года, и будут они старыми девами!       Полетт, в отличие от своих сестёр, общалась не только с Гастоном. На удивление, ей удалось говорить с ЛеФу, верным компаньоном охотника, без отвращения. И это действительно было удивительно, даже не смотря на её правило «всегда знать о друзьях потенциального молодого человека».       ЛеФу, к слову, был неплохим собеседником. Да, немного странным, но, всё же, неплохим — настолько, что Полетт как-то даже выпалила о желании стать новой супругой Гастона, вот только не знает, как это сделать, когда охотник думает только о пропавшей красавице!       ЛеФу засмеялся:       — Только если ты сможешь притвориться Белль! Он никого, кроме неё не признаёт… Ну, если только меня! — и отпил немного пива, блаженно прикрывая веки.       — Притвориться Белль? — Полетт задумчиво поднесла палец к губам — Читать много? И стать безнадёжной мечтательницей? Волосы обрезать бы, да в хвостик как у неё собрать… — и она задумчиво провела по своим золотистым волосам, пока не услышала, как приятель не поперхнулся.       — Ты что! Не обрезай! Такие красивые волосы ведь! Красивее, чем у всяких Белль!       — Тогда… Читать и мечтать?       ЛеФу глубоко задумался. Он даже слегка приоткрыл рот — значит, умственный процесс был действительно значимым.       — Ну… Да. Но, только не забывай-       — Отлично! Спасибо большое! Обожаю тебя! — не дослушав мужчину взвизгнула Полетт и куда-то пропала. ЛеФу удручённо вздохнул. Впрочем, его никогда никто не слушал — что уж говорить о такой роскоши, как «дослушенная мысль»?

***

      Полетт одержимой не ставала. Она хотела, чтобы всё выглядело как можно более натурально, а для этого следовало бы не особо увлекаться подражанием. Для начала, она стала выбирать платья с закрытыми плечами и длинными рукавами: «Холодно», — говорила Полетт недоумевающим сестрам.       Позже — стала читать. Много читать. Не то, чтобы книги имели для неё такое же значение, как для Белль — наоборот, она недолюбливала сам процесс чтения, но ради имиджа готова была пожертвовать некоторыми своими «нежеленями». Ещё позже — Полетт, кажется, перестала замечать всех, кто её окружает.       Мама, ЛеФу, сестры — все они больше не имели смысла. Только Гастон мог ненадолго отвлечь её, но даже тогда она наигранно дула губки и даже ударила книгой по голове — настолько вошла в образ. Руки, правда, после этого неделю тряслись, но ничего!       Работа практически исчезла из её жизни. Если можно было не ходить (а можно было практически всегда, ведь в таверне уже работали четыре руки её сестёр) — она и не ходила. Даже косые взгляды Клодетт и Лоретт, кажется, не остановили её.

Свершилось. Он сделал ей предложение.

      Отказать, как чертовка Белль, она не могла. Руки дрожали. Боялась. Да и не хотела она, если честно — разве не этого она ждала всю жизнь? К тому же, всё оказалось так просто…       Свадьба была пышной. Меньшего Полетт и не ожидала. Не ожидала она и того, что сестры не явились на свадьбу даже в качестве официанток. «Вот ведь обиделись, — думала Полетт, сжимая руку любимого — Но ничего. Я бы тоже обиделась».

Горько! Горько молодым!

***

      Жизнь показалось Адом сразу после этого «горько», когда Гастон со всей грубостью схватил её личико, заключая в поцелуй. Впрочем, это Гастон, и от него другого ожидать не стоило… Ведь так?       На работу Полетт больше не выходила — времени не было, вся в домашних делах. Сёстры с матерью не приходили. Зато приходил Гастон, всегда со свежим мясом и угрюмой гримасой на лице.       — Всё хорошо, mon chère? — спрашивала она, забирая тяжёлую тушу кабана. Охотник лишь фыркал.       Читать она тоже больше не могла. Гастон сам вынес все книги, чтобы девушка не «маялась дурью». А Полетт и не спорит. Только золотистой головкой кивает, чтобы не подумал ненаглядный, что жена его не слушает.       Стал реже появляться дома. Это расстраивало. Но стоило Гастону как-то раз вернуться домой с копной голубых одежд, как Полетт тут же засияла, запрыгала и захлопала в ладоши.       — Носи сколько влезет, женщина. Они отлично подходят твоим… волосам. И выкинь свои зелёные тряпки.       — Я буду мыть ими пол! — заулыбалась Полетт, срывая юбку. И правда, уже завтра юбка служила половой тряпкой.

***

      — Тук-тук-тук!       Полетт удивлённо открыла дверь. Уж кого-кого, а ЛеФу она увидеть не ожидала… Однако, именно он сейчас стоял на пороге дома — как всегда неловкий, с глупым выражением лица, которое спасала только мягкость его формы, передающее миловидности.       — Здравствуй… Ты чего тут делаешь? , — справедливо поинтересовалась хозяйка, впуская гостя в дом.       — Да так, поговорить пришёл! У меня ж друзей не осталось, вот и…       — Как это — не осталось? А Гастон?       — Ай! Гастон! — махнул рукой ЛеФу, оглядываясь по сторонам — Где тут у вас посидеть можно?       Они сели посреди кухни. ЛеФу мотылял ногами, пока Полетт кусала губы, пытаясь понять, что тут вообще происходит.       — Так что у вас с Гастоном?       — Да предатель этот Гастон, вот! Сам на охоту постоянно ездит, а меня не берёт! Говорит, мол, мешаю я ему! А я! А я! Я же всю добычу в этих руках нёс! — он демонстративно вытянул свои короткие ручки — Ну ни стыда, ни совести!       — И это ты называешь другом? — удивилась хозяйка дома, мягко убрав его ладонь со стола — Да вряд-ли он вообще тебя другом считал! Хоть когда-нибудь!       — Ай-яй-яй-яй-яй! Сплюнь! Мы всё ещё друзья!       — Да разве друзья так бросают? Мы вот, с сёстрами, настоящие подружки. Они мне всегда-всегда помогали!       — Ага… И приходят, небось, часто?       Полетт замялась.       — Ну… Нет. Но у них дела, работа…       — Ну и ну! Живёшь тут без подружек! Свихнуться можно! — вскричал ЛеФу, будто сам недавно не говорил, что у него совершенно не осталось друзей, — А книжки хоть читаешь?       — Гастон все до единой выкинул. И правильно! Нечего мне тут читать… Работы полно.       ЛеФу почесал затылок.       — Ну, а по рынку ты хоть ходишь? Там ведь столько всего! Вот, и вещички у тебя новые!       — Это Гастон купил. Не хожу я никуда.       — Да что ж это за жизнь! — хлопнул руками ЛеФу, удивлённо таращась на подругу — Ты ж хуже слуги живёшь!       Полетт неопределенно пожала плечами.       — Все так живут. И я так живу. С какой радости мне жить иначе? Главное, чтобы его глаз радовался, а там я… Сама.       — Аааа! — ехидно улыбнулся ЛеФу — Так вот, почему он тебе голубых шмоток накупил! Прям как у Белль!       — Что-что-что?       — Ну да! Ты же всё под Белль косила?! Вот, пожалуйста! Скоро и называть тебя её именем будет! — ЛеФу засмеялся пуще прежнего, держась руками за живот — Вот только ничего не выйдет! Белль бы никогда не вышла ни за кого замуж!       «Белль бы никогда не вышла ни за кого замуж». И действительно. Никогда…

***

      В тот же вечер Гастон впервые назвал её «Белль», и Полетт почувствовала, как что-то в её мире разрушилось. Она попробовала это починить — предложила завести ребёнка. Хоть пятерых! А Гастон и думать не стал. Наследник, видите ли, нужен…       Но как только её плоский животик стал округляться, Гастон впопыхах сел на коня. На охоту, на несколько недель. Обещал вернуться. А как быть Полетт, одновременно готовя, моя полы и стирая одежду, он не сказал. Ускакал галопом…       — Клодетт, Лоретт, ну, мы же сёстры, — умоляла Полетт, падая на колени — Ну помогите! Ну не справляюсь я! Ну приютите вы на недельку-другую!       — Ишь чего захотела! — как змея, зашипела Клодетт — И мужа ей! И ребенка! И приют! Нет, моя дорогая! Раз Бог послал тебе такое несчастье — уж будь добра потерпеть!       И захлопнула дверь. К ЛеФу Полетт даже не ходила. Побоялась. В конце концов, он мужчина.

Пошла к реке.

      Река была глубокой, она это точно знала. Здесь много кто тонул. И она бы тоже хотела утонуть. Чтобы не мучаться.       Полетт всунула ноги в воду. Холодная.       «Не умру от того, что вода попала в грудь — умру от того, что кровь превратилась в лёд!» — решила она, и, не колебаясь больше ни секунды, зашагала по реке к самой глубинке, до тех пор, пока её ноги больше не могли доставать до дна. Потом — выпустила воздух из лёгких. Так легко и так быстро, не барахтаясь, не борясь за жизнь. Просто утопилась.       Вода всё помнит. Она запомнит её грех — самовольно вершить суд Божий, убив себя и своего нерожденного ребенка. Она запомнит, как страдала Полетт, — она обязательно отомстит за Полетт, растворив ее тело в самой себе.