О золотом ядре, или рукирукируки...

Это было больше, чем важно. Радовался меньше, обретя вновь Саньду, чем сжимая в руках Суйбянь. Часть его шисюна, исчезнувшего вслед за всем, что Цзян Чэну было дорого. Операция по вызволению мечей из лап тварей из клана Вэнь была первостепенной, на чем юноша настаивал особенно сильно. В эту вылазку отправились Два Нефрита клана Гусу Лань и сам Цзян Чэн, объясняя это тем, что у них есть второе духовное оружие на случай опасности. Но все было куда проще: Ваньинь горел ненавистью. Она двигала им, точно камешком на деревянной доске для игры вэйци*. Заставляла принимать решения быстро, но осторожно, взвешивая все за и против. У него больше не было шансов на ошибку. Он потерял почти все, что имел. Двигаться дальше было необходимо, чтобы перестать чувствовать вкус крови на языке. Чтобы Цзян Чэн больше не ощущал на себе снисходительных и высокомерных взглядов. Чтобы не лежал лицом в грязи, зарываясь в землю ногтями, без возможности подняться. Чтобы пронизывающий до костей холод больше не заполнял его нутро. Чтобы руки без тел и лиц, душащие его в кошмарах, больше не могли к нему даже приблизиться. Никто не посмеет взглянуть на него свысока. В тот день, когда он очнулся посреди высокой травы на горе, куда пришел по указке Вэй Усяня, Цзян Чэн сделал глубокий вдох и испытал неимоверное облегчение: горячая энергия жизни струилась по его мередианам, а даньтянь наполнялся приятной эфемерной тяжестью всепоглощающей любви «к жизни» — мысленно добавил Ваньинь, закрывая лицо обеими руками, не позволяя себе плакать даже от радости. Сейчас он не вспомнит, какие слова благодарности кричал в сумеречное небо, но вряд ли когда-то был столь же счастлив, как в тот момент. Единственный человек, с кем хотелось разделить эту радость, его не дождался. И теперь Цзян Чэн был готов вгрызться зубами в горло каждому из клана Вэнь, чтобы выяснить хоть что-то о судьбе Вэй Усяня. Не мог его шисюн сгинуть так просто, не мог умереть, ведь Цзян Чэн возлагал на него такие надежды, он просто не мог оставить своего шиди одного. Он вернется. Вернется, обнимет крепко, возрадует с ним невероятную удачу. Два героя Юньмэна отомстят за своих родителей, дом, клан, они сделают это вместе! Он вернется, наигранно извиняясь за то, что пришлось покинуть на долгие месяцы. Вернется, и больше не пропадет никогда. На удивление, поддержка нашлась там, где юноша ее получить не ожидал: второй молодой господин Лань тоже верил в то, что Вэй Ин отыщется. Цзян Чэн бы никогда не признался вслух, но молчаливое присутствие Лань Ванцзи вселяло уверенность. Приятно быть не одному. С тех пор Суйбянь сопровождал его везде, на каждой вылазке, при любом перемещении. Висел на поясе, точно реликвия. Вэй Ин очень обрадуется, получив Суйбянь обратно. Адепты клана Юньмэн Цзян, возглавляемые Цзян Чэном, и адепты клана Гусу Лань с Лань Ванцзи во главе, объединились для нападения в ночи на надзирательный пункт, в котором отсиживался Вэнь Чао. Заклинатели безошибочно уловили движение темной энергии, из-за чего все застыли в напряжении. Ваньинь ударил Саньду по воротам, распахивая их, чтобы войти первым. Нет времени ждать. Нет времени на раздумья. Хотелось покончить с этим ублюдком здесь и сейчас. На фоне порывистого Цзян Чэна Лань Ванцзи выглядел сдержанным и трезвомыслящим. Плевать. Эти месяцы оставили на молодом главе свой отпечаток. Сначала он вернулся в Юньмэн, к тому времени адепты шакальего клана покинули руины его дома. В живых осталась лишь горстка людей, что по тем или иным причинам отсутствовали в Пристани в момент нападения. Прознав, что молодой глава возвратился домой, под знамена вновь встали немногие. Их можно было понять. В ответе на письмо, отправленное в Мэйшань Юй, чтобы справиться о здоровье сестры, родственники обещали поддержку. Это уже больше, чем Цзян Чэн ожидал. Первыми подтянулись сироты. Когда-то большинство адептов клана состояли из людей, так или иначе знатных и влиятельных в своих городах, но сейчас обращать внимание на статус было бы глупо и беспечно. Требование одно: рвение. Предложить сейчас он мог немногое: обучение и месть. Юноша лично ходил по домам Юньмэна, стучался в каждую дверь, оповещая о том, что глава клана Юньмэн Цзян, Цзян Ваньинь, сын Цзян Фэнмяня, потомок Цзян Чи, жив и набирает адептов. А потом рассылал письма во все отдаленные уголки подчиненной ему Цзянся**. Никого не упрашивал, одно слово не внушит доверия — не внушит и тысяча. «Клан оборванцев» — шептались злые языки. Клан Юньмэн Цзян — гордо поднимал голову Цзян Ваньинь. Научит. Построит. Доверие — заслужит. Опираться на славу еле живого наследия не выйдет, но это не пугало. Пока есть силы и огонь, греющий его изнутри, бояться временных неурядиц — просто глупость. Он обязан оправдать шанс, что ему предоставили. Наблюдая за тем, как адепты в пурпурных одеждах осматривали кровавое месиво в надзирательном пункте, Цзян Чэн гордился каждым. Многому нужно еще научиться, они недостаточно осторожны и предусмотрительны, но приказы выполняют беспрекословно. Никто из них не отступит, а значит смогут прикрыть спину своего главы. Торжествующая ярость клокотала в Цзян Чэне при виде изуродованных трупов военачальников в одеждах с солнечными узорами. От одного взгляда на тело Ван Линцзяо вовсе не смог сдержать тихого восторга. Некогда было заметить, как он ожесточился за время войны. Один, без кого-либо рядом, со всей ответственностью, лежащей на его плечах. Поэтому, когда день спустя вернувшийся Лань Ванцзи рассказал, что выяснил о странных талисманах на стенах заброшенного надзирательного пункта, едва не расплылся в сытой улыбке. Привлечение нечисти, да это же блестящая идея. Жестокая и коварная, необходимая, чтобы истребить этих шакалов клана Вэнь всех до единого! Кто бы ни сотворил подобное, он точно является непревзойденным гением, которого Цзян Чэн хотел поблагодарить лично. Он восхищался этим неизвестным, направляясь по его следам на север в сторону Цишаня. Стоило заметить силуэт Вэнь Чжулю, скрывающийся за дверьми здания старой почтовой станции, как внутри взорвалась ненависть. Он дернулся к главному входу, но был остановлен прикосновением к плечу. В паре с Лань Ванцзи выходила слаженная работа, он мешал действовать опрометчиво. Они затаились на крыше. Сердце билось точно обезумевший зверь в клетке, стоило огромных сил держать себя в руках, вглядываясь в скудно освещенное помещение сквозь щели в черепице. Вид Вэнь Чао вызывал смешанные ощущения, в первую очередь потому, что в голове не выстраивалась картина происшествия, в котором заклинатель мог так пострадать. И все же... Как же сладко. Жалкий Вэнь Чао наконец-то выглядит так, как заслуживает того. Боится сделать лишний вдох, озирается по сторонам, будто бы его до самой станции гнала стая взбесившихся псов. Удовлетворение растекалось в нем, пронзая тело точно оргазм. На станции был кто-то еще. Поднимался по лестнице, из-за чего у Цзян Чэна внизу живота заныло «от предвкушения» — нашел он оправдание. И даже если пальцы интуитивно сжали рукоять меча, сердце трепетало совсем не из-за страха. Человек повернулся лицом — и внутри что-то лопнуло и растеклось, будто бы долго копившаяся тревога наконец утихла. Вэй Ин.