Мать лучше знает

Алоэ Вера и её сестра Лотос заканчивали подготовку спа-салона к открытию. Была вторая пятница месяца. А это означало, что пришло время для ежемесячного собрания матерей-членов Ассоциации Учителей-Родителей Понивилля. Лотос повернула табличку на двери с «закрыто» на «открыто», как раз к тому времени, когда к ней подошла Кап Кейк. — Доброе утро, Лотос, — поприветствовала её Кап Кейк. Кап Кейк стала членом ассоциации, как только её жеребята, Паунд и Пампкин Кейк, достаточно подросли, чтобы пойти в начальную школу. Пятничные утра были для неё редкой возможностью. Жеребята были в школе, а в Сахарном Уголоке было не очень много пони. Муж, Кэррот Кейк, мог сам позаботиться о делах на пару часов без неё. — Доброе утро, миссис Кейк, — ответила Лотос, направляя её в баню. Кап Кейк сняла фартук, отдала его Лотос, чтобы та повесила, и устроилась в большом джакузи, пока Алоэ включала пузырьки и массажные форсунки. Кап Кейк застонала, погружаясь в теплую ванну. — Ооо, я ждала этого весь месяц! — сказала она, когда в спа-салон стали заходить другие кобылы из АУР. Каждая по очереди снимала с себя одежду, если таковая имелась, и заходила в ванну вместе с Кап Кейк. — …просто не знаю, что с ним делать! — пожаловалась одна из пегасок. — Фезэруэйт просто неисправим. И что бы я ни делала, ничего не помогает. У него столько энергии, и он не может направить её во что-то полезное, например, на оценки. И его… драйв, — она поморщилась, — я не помню, чтобы его отец был таким плохим. — Мммм, — согласилась другая кобыла. — Я понимаю, о чём ты. Мой малыш Рамбл такой же. Как будто это всё, о чем они могут думать. Особенно в разгар весны, когда все кобылки в сезоне… Они едва могут себя контролировать. Я была так рада, когда его старший брат, Тандерлейн, преодолел эту фазу. — Какую фазу? — спросила Кап Кейк у других матерей. Они обе быстро переглянулись. — А сколько лет Паунд Кейку сейчас? — спросила она. — Десять. Почти одиннадцать, — сказала миссис Кейк. Другие матери обменялись понимающими взглядами. — Почти в этом возрасте, — сказали они. — Очень скоро ему вдруг захочется «стирать свои простыни». Все время ходит как заведенный. Не может сосредоточиться, — сказала она. Кап Кейк выглядела озадаченной. — Пубертат, — вставила другая кобыла. — О, — сказала Кап Кейк. Она не совсем понимала, как ей следует реагировать. От неё не ускользнула реальность того, что пара жеребят проходит через изменения во взрослой жизни. Но она и не зацикливалась на этом вопросе. Это был один из тех моментов, когда «мы решим эту проблему, когда она появится». — И вот однажды ты обнаруживаешь, что он практически набрасывается на твою ногу. Единственную кобылу, которую они знают. — Будь осторожна с Пампкином рядом с ним. Ты же не хочешь, чтобы эти двое «экспериментировали» друг с другом, — сказала другая. — Он не станет! — усмехнулась Кап Кейк. Сомнительное выражение лица другой кобылы гласило: «Ты в этом уверена?» В ванну вошла ещё одна земная пони. — Крим Харт, — поприветствовали её кобылы, — что за секрет ты придумала, как справиться с Баттон Мэшем? — Прошу прощения? — спросила она, вклиниваясь в уже начавшийся разговор. — Он сейчас в том возрасте, когда жеребята сами не понимают, чего хотят а чего нет. Но твой сын, похоже, так хорошо учится в школе. Тем более что ему, должно быть, так трудно без… отца, — с сочувствием сказала она. — Мисс Чирили отметила, каким сосредоточенным он кажется. И, кажется, он никогда не испытывает трудностей с учебой. Так в чем же твой секрет? — спросила другая. Крим Харт покраснела. — О, это. — Крим Харт опустилась в воду и позволила воде намочить её гриву, после чего села обратно. — Ну, это не совсем секрет. Просто я знаю, как тяжело молодому жеребёнку переживать эти перемены. Особенно с учетом учебного и социального стресса в школе… Я просто думаю, что для него важно иметь выход для всего этого напряжения. — Например? — спросила миссис Кейк. Крим Харт провела копытом по мокрым волосам. — Ну, тут нет единого решения. Для каждой пони оно отличается, я думаю. Просто нужно найти способ направить эту энергию в нужное русло, — сказала Крим Харт. Остальных это не слишком убедило, и они перешли к другим темам для обсуждения в АУР. Но она не стала возражать. Она знала только одно: что бы она ни делала, это работает. А результаты — вот что было важно. А не средства, какими бы нестандартными они ни были. Её успокаивала эта рационализация. Игра стоит свеч.

***

Вернувшись домой, Крим Харт стояла над кухонной раковиной. Она была полна посуды с утра и еды предыдущего дня. Её копыто проводило губкой по каждой чашке и тарелке, доводя их до безупречного блеска. Это было почти терапией, своего рода медитацией для неё. По мере того как стопка грязной посуды уменьшалась, а чистая скапливалась в шкафчике, это было явным признаком прогресса. Позади неё громко открылась дверь, выведя её из транса. — УГХ! — простонал её сын, Баттон Мэш, закрывая дверь и бросая сумку с учебниками на кухонный стол. — Как дела в школе, дорогой? — спросила Крим Харт. — Ты не ПОВЕРИШЬ, какой у меня был день! — пожаловался он, подойдя к ней сзади и обхватив копытами её талию, притянул к себе. Через мгновение она почувствовала, как его твердый эрегированный член уперся ей в спину, оказавшись между ними. — Баттон! — взвизгнула она. Он взял в копыто её хвост, отводя его в сторону, и опустился между упругими щеками её пышной попки, прижимаясь к её кобыльему достоинству. Он потёрся кончиком о её вход, раздвинув её половые губы настолько, чтобы обеспечить себе проход. Плавным, отработанным движением он вошёл в мать, полностью погрузившись в неё без предупреждений и церемоний. Крим Харт ухватилась за край стойки, чтобы поддержать себя, пока её сын овладевал ею, сношая её, прямо на кухне. — Нгх! О, мама! — стонал Баттон между толчками. Сколько бы раз они ни занимались этим, ощущения всегда были потрясающими для них обоих. Крим Харт закрыла глаза, наслаждаясь тем, как жеребчик — нет, жеребец — сношает её на кухне. У них с Баттоном была особая связь. Она была для него, так сказать, «средством снятия стресса». Она всё ещё считала его «маленьким Баттоном», даже сейчас, когда он был старшеклассником. От этой привычки она никак не могла избавиться. Но она знала, что жизнь жеребёнка может быть суматошной, поэтому старалась быть рядом с ним как можно чаще. Пусть даже её методы были немного… нестандартными. Когда он напрягался перед предстоящим тестом или нервничал из-за оценок, она позволяла ему делать с её телом всё, что он хочет. Иногда это становилось очень грязным. Но она хотела, чтобы он чувствовал себя на высоте. И это срабатывало, когда она позволяла ему делать то, что он хочет. Ей стало нравиться чувствовать себя использованной. Это стало её постыдной зависимостью. — О, мой бедный Баттон, — проговорила под ним Крим Харт, — расскажи мне обо всем. — Он отпустил её хвост и снова обхватил копытами, крепко обнимая её, пока трахал. — Это из-за Даймонд Тиары! Она хочет списать у меня на экзамене в понедельник! — сказал он. Она вздрагивала каждый раз, когда его яйца шлепались о её набухший клитор. — Она сказала, что «вознаградит меня, как следует», — и она провела хвостом по моему носу. — Это ужасно! — сказала Крим Харт, чувствуя, как он всё глубже погружает в неё свой член. — Пытаться сжульничать на таком тесте. — Она думает, что может манипулировать мной только потому, что считает себя красивой! Это так нечестно! Я просто хотел… Мне просто нужно было… — Что, дорогой? — спросила она. Она почувствовала, как он крепче прижал её к себе. — Мне просто нужно было вернуться домой и увидеть тебя! — сказал он, зарываясь лицом в её гриву и окутывая себя её успокаивающим запахом. — Вот так, — ворковала она. — Тебе не нужна такая злая кобылка. Я всегда буду рядом с тобой, дорогой. — Я знаю. Она просто заставила меня чувствовать себя так… ЭРРХ! — зарычал он, его толчки стали более сильными. Она чувствовала, как он выплескивает на неё весь свой гнев и разочарование. Она была рада помочь. Она знала, что скоро ему станет лучше. Ей казалось, что она должна испытывать чувство вины за то, что делает с собственным сыном. Она не могла вспомнить, как всё это началось. Но, несомненно, это было похоже на сегодняшний день: он явился домой, чувствуя себя не в своей тарелке, и его обуревали всевозможные сдерживаемые чувства. Как мать, она в первую очередь заботилась о благополучии своего жеребёнка. А затем и его счастье. Когда он начал делать ей сексуальные предложения, возможно, ей следовало остановить его и объяснить, насколько неуместно такоё поведение. В тот роковой день, когда молодой жеребёнок с болезненно-твердой эрекцией пытался оседлать её, не понимая, что он делает и зачем. Им двигал инстинкт. Его член бесплодно бился и шлёпался между её ног, когда он упирался в её бёдра. Но она свято верила в психологию оперантного обусловливания. Она прекрасно понимала, чего молодой жеребёнок вроде него желает больше всего на свете. «К чему растрачивать такой ценный стимул?» — рассуждала она. Возможно, прошло слишком много времени с тех пор, как она потеряла мужа в результате трагического несчастного случая при исполнении служебных обязанностей. Возможно, именно поэтому ей было легче позволить себе вести себя с ним так, как он вёл себя с ней. Вместо того чтобы ругать его, она позволила ему спариваться с ней, даже помогала и подсказывала ему. Это был первый раз, но точно не последний. В конце концов, не было никаких правил. Во-первых, никто не должен был знать об их «особой» связи. Даже Баттон не был настолько наивен, чтобы не знать, что их с матерью связь была… нестандартной. А во-вторых, его «угощения» зависели от успеваемости в школе и за её пределами. Когда его оценки начали падать, она перестала поощрять его, пообещав, что он станет лучше. Результаты были мгновенными и долговременными. Никогда прежде его учителя не видели жеребёнка, который был бы так мотивирован на то, чтобы преуспевать во всём. Он был так отрешен от отвлечений окружающих его представительниц слабого пола. Даже в разгар весны, когда его одноклассники-жеребята не думали ни о чем другом, кроме как о том, чтобы пошарить своими членами в ароматном море кобылок в сезоне. Баттон был образцовым учеником, нацеленным на успех. Этот факт избавил Крим Харт от сомнений в том, что она поступает правильно. Её сын преуспевал, а главное — был счастлив. Какое значение имело то, что она сама получала от этого удовольствие? Баттон продолжал сношать её с ошеломляющей скоростью. До его отца она встречалась с несколькими жеребцами. Баттон не был таким большим, как любой из них. Пока что. Но то, чего ему не хватало в размерах и опыте, он с лихвой компенсировал энтузиазмом, выносливостью и выдержкой. Конечно, поначалу он был чем-то вроде спускового крючка. Но теперь, когда она регулярно удовлетворяла его потребности, он был в состоянии делать это так долго, как ей было нужно. — Нгх! О, Баттон! Мамочке с тобой так хорошо! Такой хороший мальчик! — стонала она. Его копыто скользило по её животу, между ног, играя с её клитором. Он теребил и ласкал его так, как ей нравилось. Так, как она его учила. Он был таким хорошим учеником. Такой внимательный жеребчик, заботящийся о её нуждах, а не только о своих собственных. — Нфф. Мффф! О-о-о-о! — закричала она, когда он надавил на её кнопку, потеряв контроль. Узелок, стягивавший её живот, вырвался на свободу. По ней пробежали разряды электрического тока, когда его яйца шлепали по её клитору, доводя её до оргазма. Её киска начала спазмировать и обхватила его ствол, крепко удерживая его, даже когда он продолжал надавливать на её точку Джи. Её соки вытекали из кобыльего достоинства, стекая по бедрам и смачивая его ноги при каждом прикосновении. Она чувствовала, как он напрягается. Он был уже близок. Её киска текла по его члену, делая его кульминацию практически неизбежной. — М-мам! — Его яйца напряглись. Она чувствовала, как он набухает внутри неё. Его ствол стал толще, а кончик превратился в широкую головку. Его член пульсировал и дрожал. Его струя хлынула вверх по стволу, и она почувствовала первый всплеск его семени, вырвавшегося глубоко внутрь неё. — Да! Кончи в мамочку! — сказала она, разжигая его юношескую похоть. У неё никогда не возникало желания говорить с мужем грязно. Но она видела, что Баттону это доставляет огромное удовольствие. А количество его спермы! Ей было больно думать о том, что её бедному сыну приходится ходить с ноющими яйцами, которые постоянно переполнены. Она поставила перед собой задачу опустошать их так часто, как ему требовалось. В прошлом он кончал ей в рот и даже несколько раз в задницу. Но больше всего ему нравилось кончать в её киску! Для нее не имело значения, кончает ли он в неё. Ей нравилось чувствовать, как он наполняет её своей спермой. Он продолжал вводить в неё свои бёдра ещё долго после того, как большинство жеребцов отключились бы и уснули в постели. Его член всё глубже проталкивал свою сперму в её переполненную киску. С его раздутой головкой сперма не имела выхода и была вынуждена идти единственным возможным путем — глубже внутрь, через шейку матки, заливая её матку. — Ты сделаешь маму такой беременной! — солгала она. Хотя, похоже, эта идея доставляла ему удовольствие. Но на самом деле из-за осложнений, возникших после беременности с ним, она больше не могла забеременеть. Это была тяжёлая новость. Еще тяжелее после потери мужа. Возможно, из-за бесплодия ей было легче представить себе сексуальные отношения с сыном, не беспокоясь о… биологических последствиях. Но у неё всё ещё был её маленький Баттон. Ему не нужны были кобылки в школе. И ей не нужно было отвлекаться на поиски другого жеребца дома. Они были друг у друга. И этого было достаточно.

***

Следующий день, суббота, прошёл как обычно. Будучи жеребцом в доме, Баттон выполнял большую часть ручной работы, например подстригал газон и помогал с уборкой. За это он получал соответствующее вознаграждение. Поэтому он был мотивирован продолжать хорошо работать. Воскресенье было выходным днем, днем отдыха для них обоих. Но именно это воскресенье было особенным. Крим Харт спала в своей кровати. Одна. Несмотря на то, что сын использовал её как сексуальную утеху, в конце дня или ночи он спал в своей постели. Однако это утро было другим. Она проснулась от шевеления в своей постели. Она моргнула, просыпаясь, и увидела, как под простыней между её ног зашевелилась какая-то масса. Влажное ощущение на кобыльем достоинстве полностью вытеснило сонливость. Она приподняла одеяло и заглянула под него. Баттон лежал между её ног, с удовольствием вылизывая её киску. Он поднял на неё глаза и подмигнул. — С днём матери, — сказал он, немного оторвавшись от ласк. — Я решил приготовить завтрак в постель. — Крим Харт огляделась в поисках подноса на тумбочке. Его нигде не было. — Я не вижу никакой еды, — сказала она. — Ну, дело не столько в том, что ты будешь есть… — Баттон, ты не должен… — Он остановил её на полуслове, глядя между её бёдер. — Мама, ты делаешь меня таким счастливым. Я знаю, что большинство жеребят не… — он запнулся, пытаясь подобрать подходящие слова, — не так удачливы, как я, чтобы иметь такую маму, как ты. Я просто… я просто хотел сделать тебя такой же счастливой, как ты меня. — О, Баттон… — Она протянула копыто вниз, под простыни, взъерошив его гриву, — Ты уже делаешь! Ты не должен… …ласкать меня вот так, чтобы сделать меня счастливой. — Улыбка Баттона слегка дрогнула. — Но ведь это не сделает тебя несчастливой? — спросил он с умоляющими глазами, явно желая продолжить акт. Крим Харт улыбнулся. — Конечно, нет, дорогой. Если это то, что ты хочешь сделать на День матери, то я буду только рада, — сказала она. Его улыбка вновь стала лучезарной. — Ну, во всяком случае, для начала, — сказал он и снова погрузился в её киску, глубоко выпивая её нектар, вылизывая и посасывая с новым рвением. Крим Харт откинула голову на подушку в эйфорическом экстазе и провела копытами по его гриве, вжимая его в себя. Её бывший муж никогда бы не решился быть внизу. Но вот Баттон сам, по собственному желанию, без всякой просьбы или подсказки с её стороны. Как и во многом другом, он быстро учился. Он умел читать язык её тела, интуитивно понимая, что доставляет ей удовольствие. Время от времени Крим Харт испытывала сомнения или страх. Обычно это происходило ночью, в постели, когда она оставалась наедине со своими мыслями. Это не было моральной дилеммой, правильно это или нет. Это была тихая тревога, что то, что у них было, не будет длиться вечно. Да и как это может быть? Она не становилась моложе. И скоро он будет встречаться с какой-нибудь другой молодой особой. Ведь именно этого она и хотела, не так ли? Чтобы он оставил эту… фазу позади и продолжил нормальную, хорошо налаженную жизнь с нормальной кобылой. Её копыта ухватились за его гриву. Когда наступит день, когда ему придёт пора жить дальше, это будет его выбор. И она пообещала себе, что не будет плакать из-за того, что всё закончилось. Она будет улыбаться, потому что это случилось. Ощущение того, как его язык с новой силой пробегает по ее кобыльему достоинству, вытеснило эти мысли из головы. — Мммф! Мффф! — простонала Крим Харт, отталкиваясь бедрами от матраса и проникая в его рот. Он провёл языком по её щели в последний раз, быстро чмокнул её клитор и в последний раз пососал его. — Гаааа! — вскрикнула она, когда он обхватил копытами её бедра и крепко прижал к себе, пока она содрогалась и трепетала во время кульминации, заливая его рот своими свежими соками. Через несколько мгновений он снял себя с её коленей. Её смазка всё ещё капала с его подбородка. — Тебе понравился твой «завтрак», дорогой? — спросила она, переводя дыхание. — Да. Было очень вкусно, спасибо. — Он наклонился, гладя её по животу, взял в рот один из сосков, посасывая сосок. — О, Баттон, что ты делаешь? — игриво спросила она. Он отстранился, посасывая сосок, пока тот не освободился. — Десерт. — Он наклонился к другому и продолжил. — Ты давно так не делал, — сказала она. Его кормили грудью дольше, чем большинство жеребят. Но, несмотря на это, её краник уже давно иссяк. Это не имело для него большого значения: он сосал одну грудь и играл копытом с другой, попеременно сменяя друг друга. Крим Харт смотрела на него, присосавшегося к её соскам. Как бы ни изменилось всё за эти годы, он по-прежнему оставался её «маленьким» Баттоном. И для некоторых из них он всегда будет таким. Он опустился на колени и наклонился к ней, чтобы обнять её. Она почувствовала, как его твердый член упирается ей в живот. Она обхватила его копытами и обняла в ответ. Он был таким милым. — Так ты хотела сегодня цветы или что-нибудь ещё? — спросил он, — я могу подарить тебе несколько роз, чтобы ты поставила их на мое пианино. — Она крепко обняла его, перевернула на кровать и прижала к себе. — Может, тюльпаны на твой орган? — Но у меня нет органааааа! — Она оборвала его предложение, соскользнув с него и взяв его пульсирующую утреннюю головку в рот, облизывая и посасывая с таким же старанием и вниманием, как и он. Он был таким хорошим мальчиком. Такой заботливый сын, сделавший продуманный подарок на День матери. Он заслужил награду за своё хорошее поведение. Баттон наблюдал за тем, как мама двигает головой вверх-вниз на его члене. Он стал лучше контролировать свою разрядку. Но это было нелегко. Она сосала и облизывала кончик, брала в рот большую часть его члена, практически заглатывая его в горло. То, что не помещалось в рот, она активно ласкала копытом, поглаживая его вверх-вниз с нарастающей скоростью, а другим нежно обхватывала и поглаживала его яйца. Это было трио ощущений. Когда бы она ни делала ему минет, она никогда не делала его наполовину. Каждый нерв в его теле запульсировал. Мозг отключился. Его ноги спазмировались и неконтролируемо дергались. Его лицо принимало всевозможные забавные выражения, а глаза разбегались в разные стороны. Единственное ясное ощущение было в его промежности. За ураганом удовольствия скрывалось тупое давление внизу живота, которое быстро нарастало. Крим Харт чувствовала, как его яйца сжимаются в её копытах, пока она продолжала его доить. — Губ-ба-ба… Ма! Мам! — зашипел он в тщетной попытке предупредить её. Но ей это было не нужно. Она была готова. Его ствол пульсировал и бился в её копытах. Его головка пылала у неё во рту, когда она сделала последний быстрый вдох и задержала его. — НННГГГГГХХХ! — Струя за струей сперма лилась из его члена, почти мгновенно заполняя её рот. Она быстро сглотнула, стараясь не испачкать чистое покрывало. Не успела она это сделать, как он снова заполнил её рот. Ей всегда было удивительно, как много он выдает каждый раз. Она вытерла копытом струйку из уголка рта и вылизала его дочиста. Она нежно прижалась к его животу, стараясь не слишком возбуждать его. — В-вау! — задыхался он. — Оу. Мамочка тебя утомила? — спросила она. Он кивнул. Но его утренняя эрекция была такой же сильной, как и раньше, и отказывалась ослабевать. — Бедняжка. У тебя все еще такой твердый. Давай посмотрим, смогу ли я помочь с этим. — Она перелезла через него, обхватила его за талию и нежно подвела его к своему кобыльему достоинству. Она опустилась ниже, позволяя ему с легкостью проскользнуть внутрь её влажной вагины. — ММММФ! — простонал Баттон. Она опустилась до конца и села ему на колени, когда он полностью проник в неё. Она откинулась назад, делая одну из своих утренних растяжек. Его член не разделял её гибкости, оставаясь твердым, как стальной прут, внутри неё. Она посмотрела на себя снизу вверх и увидела выпуклость, которую он создавал в её животике, упираясь в её внутренности. — Ооо! Посмотри, что ты делаешь с мамочкой, — сказала она, поглаживая его копытом по животу. — Как в детстве, когда ты брыкался копытами. — Она приподнялась и опустилась обратно, чувствуя, как по животу движется выпуклость. Она снова наклонилась вперёд, обнимая сына. Он обхватил её копытами, крепко прижимая к себе. Его бёдра приподняли её с кровати, а затем он начал двигаться под ней, удерживая её на месте. Он зарылся лицом в мягкую гриву, прижавшись к её шее. Она делала то же самое с ним. Может быть, то, что у них было, не будет длиться вечно. А может, и нет. А может, и нет. Но в этот момент, в этой постели, это не имело значения для них обоих. Важен был только этот момент, прямо здесь и сейчас. Она любила его. А он любил её. Мать и сын. Каждый из них чувствовал себя самым счастливым пони на свете.

***