Отрывая крылья

***

      Ночному небу не позволили быть безмолвным свидетелем столь отвратительно чарующей картины в надежде на сохранность кристальной чистоты лунного и звездного света.       Тьма неотделима от света, без одного нет другого. Тенко прекрасно знал такую простую истину. Изуку — его свет, его мечта, его Божество. Ради единственной улыбки своего Божества он готов взять на себя любые грехи.       В полутонах черного виднелись нечеткие очертания худой костлявой спины подростка, чьи руки с силой сжимали предмет, от обилия телесной жидкости издававший хлюпающие звуки, которая каждый раз содрогалась, стоило телу под ним издать очередной приглушенный и протяжный стон. Греховность отзывалась эхом в небольшом помещении, клубилась мрачной дымкой, боги боялись признать действительность, притворившись глупой человеческой верой без права на дальнейшее существование, а демоны упивались каждым шорохом, каждым рыком, выскользнувшим с неаккуратно приоткрывшихся истерзанных губ подростка в попытках выхватить малейший глоток воздуха, чтобы удержаться за призрачный шанс еще раз увидеть воочию свое Божество. Крепкие жилистые мужские руки не ослабляли хватку зверя на тонкой бешено пульсирующей шее Тенко с критически вздутыми венами. Эти руки служили для подростка болезненным стимулом ускорить движения.       — Глубже, — велел голос со стороны.       После приказа учителя дрожавшие руки Шимуру приобрели заметную силу, он с большей амплитудой начал замахиваться измазанным в крови ножом, что с громким звуком по рукоять вошло в то, что осталось от живота мужчины. Тело дернулось в нежелании умирать, но распоротое брюхо с истерзанными органами давно сдалось под острием стали, а квирк был украден. С глухим стуком в разные стороны упали окровавленные массивные руки.       Темнота всегда перестает спасать, когда зрение к ней привыкает. Незрелое подростковое тело без поддержки завалилось набок, упав в продолжавшуюся увеличиваться лужу смеси крови и мочи. Тенко безвкусно и жалко прижался к скользкому полу, загнанно закашляв в попытках вдохнуть полной грудью. Каждый вдох отдавался в суженных альвеолах ядовитой болью и оседал прогорклым спокойствием в его сознании. Его учитель молча ждал. Шимура сжал свои еще дрожавшие руки в кулак вместе с некогда бывшей геройской формой, пропитанной тошнотворной жидкостью. Он подтягивал уставшее тело, вставал, подскальзывался, снова падал, больше мараясь в нечистотах, но не сдавался. У него нет выбора, у него нет пути назад.       Неказистое тело подростка полностью было измазано нечистотами вдоль и поперек. Шея представляла собой сине-фиолетовое месиво. В темноте его глаза светились и сверкали словно глазам дикого животного: он победил в поединке не на жизнь, а на смерть. Он не гордился собой, он знал, что мог быстрее управиться с квирком, но после встречи с маленьким омежкой странным образом причуда перестала проявлять разрушительные свойства: максимум, на который он сейчас был способен, — жалкое шелушение кожи противника.       — Этот мир, построенный героями, прогнил, мой ученик.       Тенко старался выровнять дыхание и безразлично слушал мужчину, который при каждой встрече сочился ненавистью к героям. Его учитель был таким с самой их первой встречи. Это был странным мужчиной — отец его героя, который любил жену и сына, но в то же время не дорожил ими, он следовал за навязчивой мыслью об уничтожении героев.       — Можно встретиться с ним?       Подросток шатался из стороны в сторону, но каждый раз, когда был на грани падения, успевал упереться голой стопой. Его безжизненные глаза смотрели на мужчину, который лишь махнул рукой в сторону выхода.       — Изуку не нуждается в слабом альфе, — сказал Хисаши в пустоту.       Мальчик забежал в кабинет и пронырливо спрятался под рабочим столом. На его лице играла широкая улыбка до тех пор, пока у порога не послышались шаги тяжелой обуви.       — Мне тебя оттуда вытащить или сам подойдешь?       — Братик Кей меня опять будет ругать, — отозвался на вопрос Мидория, прижав к груди маленький затихший шерстяной комочек.       Шаги остановились у стола. Мидория посмотрел на легкую улыбку присевшего парня. Куроно в прошлом был правой рукой Чисаки, сейчас же его можно было назвать обычным омегой, которому нравилось возиться с детьми. На роль няньки для Изуку он вызвался самостоятельно.       — Малыш, ты ведь уже в школе, — издалека начал парень, — и знаешь, что за животными нужен уход.       — Я буду за ним ухаживать, — прошептал мальчик, погладив трехцветного котенка. — Дедушка ведь мне разрешил. Братик Хари, помоги мне оставить Ури.       Без слов парень выволок Мидорию из-под стола и поднял на руки, и с долей нежности погладил котенка, который жалобно замяукал. Хари не отличался многословностью, но с первого знакомства заметно привязался к мальчику со странной причудой видения будущего. Мидория доверительно прижался к чужому плечу, когда они направились из кабинета.       Восемь Заветов — клан якудза, который начал терять власть с момента восхождения Всемогущего, Мидория забегал к ним после занятий в школе, чтобы повидаться с боссом Шие, который, к слову, оказался довольно приятным мужчиной со своей предысторией и трагедией. Его дочь Юна пару раз приходила, чтобы встретиться с Изуку. Внешностью девушка пошла в мать, на отца она похожа разве что аурой и то отдалено, и до тех пор, пока не заговорит. Она своенравна, и не простила отца за смерть матери, но любопытна, когда речь заходит о будущем. Мидория не отказывал ей, рассказал большую часть информации о способностях Эри.       Мнимая близость с Юной сыграла существенную роль в принятии Заветами Мидории, дала ему вес в клане. Его порой допускали на разнообразные собрания, где обсуждалось будущее клана, и к его советам прислушивались, но были и противники — Чисаки крайне негативно относился к омежке, считал его опасным, не доверял. Все недовольство он выплескивал словами, мог слегка ударить, но его сразу пресекал Хари, в наказание используя на нем квирк. Зная, как безжалостно Кай поступил с маленькой девочкой, Изуку был не удивлен его уровнем жестокости и был не против получить пару подзатыльников и пощечин, но не больше.       — Эта тварь все еще здесь. — Холодно констатировал факт Кай, когда в комнату прошел Куроно с Изуку на руках. — Я тебе говорил, Хроно, не балуй его, не младенец, может сам ходить.       Парень продолжил чистить детали разобранного пистолета, не обратив должного внимания на подошедшего ребенка, в чьих объятьях пищал голодный комок. Мальчик с надеждой на поддержку обернулся в сторону старшего омеги. Хари вальяжно сидел в кресле, поймав взгляд мальчика, еле заметно улыбнулся и ободряюще кивнул.       — Б-братик Кай, я буду заботиться об Ури, пожалуйста, можно ее оставить?       — Нет, ты здесь не живешь и не сможешь полноценно следить за живностью. Слушай, Изуку, ты же разумный ребенок, к чему эти детские истерики?       Мидория понуро опустил голову. В Заветах его прозвали Маленький босс из-за его недетской рассудительности, но для поддержания образа ребенка ему приходилось вытворять глупости, присущие детям. Он смотрел на котенка, который мурчал и ластился в попытках обратить на себя внимание, который был слаб и беззащитен. Котенка было жаль, он был так похож на Изуку.       — Но он ведь умрет без помощи, — потерянно промолвил Изуку.       — Такова жизнь, — отрез Кай.       На заднем фоне послышался шорох одежды, Куроно встал с кресла и подошел к мальчику. Мидория не обернулся, когда парень поддерживающе похлопал его по узкому плечу.       — Ты также избавился от Эри? Ты сказал ей эти же слова, когда она плакала и просила отпустить ее? Сколько бы Босс не возвращал тебя на истинный путь, ты выбирал путь злодея, за что и поплатился, Чисаки.       Сзади послышались обрывки слов Куроно, умолявшего остановиться, правда, непонятно кого. Изуку ни раз был свидетелем того, как омега пренебрегал принятием таблеток, за что и поплатился сейчас обессиленным телом. Комната была наполнена подавляющими феромонами взбешенного альфы. Мидория весь дрожал, но держался благодаря упорству и глубокой ненависти. Бакуго был отвратительным отморозком, Кай не лучше. Мальчик так и не поднял головы, но отчетливо услышал устрашающую скорость сбора пистолета, который теперь был направлен в его сторону.       — Слово и застрелю, дрянь.       — Он тебя не простит. — Мидория поднял твердый взгляд с алыми зрачками и встретился с холодным дулом. — Ни сейчас, ни в будущем.       Изуку безразлично наблюдал за альфой, который свободной рукой схватился за голову, наблюдал за тем, как он не мог сфокусироваться, бросал взгляд, то на него, то за его спину. Полный боли крик Чисаки ознаменовался полной потерей контроля над феромонами, что чревато потерей сознания.       Подобрав огнестрельное, Мидория снял его с предохранителя и выстрелил в испуганного омегу.       — Пойдем, покормлю тебя, — прошептал Изуку, погладив затихшего котенка.