Чувство проигрыша

      Сладкий вкус победы сравним с запрещёнными веществами: ты пробуешь лишь единожды, но остановиться слишком сложно. Слишком сложно и принимать поражения, которые безупречно заточенными лезвиями проходят точно по сердцу. Всё тело начинает ломить, а чувство собственной ничтожности мгновенно затмевает предыдущие «Что ж! Тогда расскажите нам, кто был настоящим убийцей, если Лини ни в чём не виноват?» «Простите, что прерываю, уважаемые оппоненты. Возможно, вы заметили: публика начинает терять терпение. В нашем оперном театре нет худшего преступления, чем заминка в представлении» «Иллюзионисты проделывают свои трюки, выдавая иллюзию за реальность. Но исчезновение Холзи вполне реально. Как можно сравнивать фокусы и преступление?» «Эх… На какие только ухищрения не идут люди, когда оказываются на волоске от смерти. Как мне кажется, своим предложением вы просто затягиваете судебный процесс» Собственные слова беспощадно разъедали могз изнутри, пока в зале произносился окончательный приговор для двух известнейших иллюзионистов Фонтейна. В горле встал ком, подступила непроизвольная тошнота. Фурина беспрестанно, почти не моргая, наблюдала за тем, как радостно сияют глаза напротив. Мир застыл в то мгновение, когда их взгляды пересеклись: девушке показалось, что балкон превратился в пыль и ушёл из-под ног. Она пошатнулась. Неужели я правда возвела напраслину на хорошего человека? Какой позор… — Всё в порядке? — обеспокоенно спросила подчинённая, что сопровождала Архонта весь судебный процесс.       Отмахнувшись от ответа, Фурина упёрлась руками в бортики и продолжила попытки вникнуть в слова Нёвилетта, который завершал свою речь. — Итак, Лини и Линетт официально признаны невиновными! никчёмнаяуниженнаябестолковая Глаза защипало. По окончании заседания и убеждения в причастности Первозданного моря, способного превратить человека в воду, Архонт покинула помещение и поспешила исчезнуть с глаз всего Фонтейна. скройсяспрячьсяуйди

***

      Город уже давно погрузился в сон: тишину нарушало лишь журчание воды, находившейся почти на каждом шагу просторных переулков улиц. Внутри оперного театра Эпиклез также царило умиротворение; на секунду Фурине показалось, что она услышала звон в ушах, отчего кожа покрылась мурашками. Рывком отворив двери, ведущие в зал, девушка замерла, прежде чем пройти дальше и оказаться перед лесницей.       Сцена сверху казалась не слишком большой, однако, стоя в самом её центре и оглядываясь, Архонт слегка занервничала: пространство было внушительным.       Набрав дрогнувшим ртом побольше воздуха и закрыв глаза, она стала напевать под нос какую-то старую фонтейновскую композицию. Ноги непроизвольно сделали несколько шагов, вслед за чем пошли и обороты, которые прекратились только тогда, когда Фурина оказалась на краю сцены. Руки изящно двигались в такт песни, тихо доносящейся из уст танцующей в тусклом свете театра девушки. неостанавливайсязабудьсяуспокойся       Тело вздрагивало, когда из темноты закрытых глаз возникали образы неудачного для неё суда. Из-под опущенных ресниц просочилась влага, вскоре ставшая полноценными слезами, капающими с подбородка при любом резком движении. Дыхание сбилось в самый последний момент: отведя руки назад и слегка прогнувшись в спине, Фурина словно выплеснула из себя всё, что покоилось в ней последние часы. По щекам, не переставая, стекали прозрачные солёные капли, небрежно расплываясь на синем шейном платке.       В тишине театра она услышала аплодисменты, эхом раздающиеся с начала сцены. — Ты неплохо танцуешь, — сказал Лини, остановившись метрах в трёх от гетерохромной девушки. На его лице красовалась лёгкая и непринуждённая улыбка, из-за которой по телу Архонта прошли очередные мурашки. — Мне очень понравилось. — Зачем ты пришёл сюда? — тихо спросила она, смахнув с подбородка последствия сольного исполнения.       Они простояли в мёртвой тишине ровно до того момента, пока Лини не решился сделать несколько шагов вперёд, чтобы оказаться ближе к подавленному созданию. Аккуратно протянул руку к лицу Фурины, будто справшивая разрешение на прикосновение, однако лишних слов и жестов согласия не потребовалось. На запястье не было привычной тёмной перчатки, потому лицо тронули холодные, несмотря на элемент, пальцы. Вслед за ними по нежной коже скользнула обжигающая розовеющие щёки ладонь парня. Он собрал остатки слёз с лица и сделал ещё один шаг, оказавшись почти вплотную к Фурине.       К удивлению невысокий, едва выше самой девушки, с аккуратной причёской, придающей шарм образу фокусника, и до жути красивыми глазами он смотрел точно в душу Архонта.       Сейчас было бы кстати проявить сопротивление, но гетерохромная решила, что ей плевать. — Прости, — пальцы скользнули вдоль рукава парня, слегка замедляясь у запястья. Всё с той же дурманящей медлительностью девушка накрыла руку Лини своей и стала ластиться к нежному прикосновению со стороны фокусника. Едва коснувшись губами холодной ладони, она убрала руку от лица и переплела его пальцы со своими. Так по-ребячьи и бестактно. — Я сожалею о сказанных словах.       Казалось, что чувство проигрыша убило в Архонте весь здравый рассудок. Но стоило ли задумываться об этом, когда он стоял прямо перед ней?