остаться виноватым

дом окутала ночная темнота, но крохотную кухню освещает тусклый свет люстры. кофе в кружке давно остыл, парня это мало волнует. он бы мог легко заменить его чем-нибудь крепче, но желания забываться не было никакого. тем более, нужно мысли оставлять трезвыми. ночь, кажется, длинная будет.

« блять, я стою здесь, как дурак. жду тебя. »

0:13

« ну хватит молчать. я ведь стал тебе родным »

0:13

глеба любить сложно. раньше вечера с ним проходили действительно чудесно. по началу казалось, что все они знакомы уже достаточно долгое время, а не встретились первый раз. темы сменялись быстро, но тем не менее, каждую из них поддерживали. даже викторов перестал казаться столь загадочным, его просто стоило разговорить. те вечера успокаивали, расставили все на свои места и люди теперь не пугали так сильно. теперь глеб — новый знакомый. хороший, явно не желающий причинить боль. был ли саша так уверен в этом? конечно. он ведь доверчивый слишком, его нежным словом помани — он поведётся. а тут еще и глеб. лапами своими темными тянул за собой в бездну, живого места не оставил тем, как играл в холодно-горячо. сегодня я люблю тебя, завтра — иди нахуй, мне одному проще. и так до бесконечности. после того, как разошлись — дышать стало легче. ясюкевичу казалось, что он от всей боли наконец избавился, наконец жизнь новую начнет. но все хорошее тоже когда-то кончается. понял, что скучает. нет, не по холоду, не по одиноким вечерам, когда его снова оставляли. скучает по тому, как раньше было. по разговорам в гримерке, по поддержке на очередных концертах, по любви. улицу совсем ничего не освещает, только выглянувшая из-за туч полна луна, словно прислушивающаяся к подозрительной тишине. саша засматривается. понимает, что стоит выйти. знал ведь, что не уснет из-за собственных кошмаров все равно. предстоящий разговор так пугал? или все таки одиночество играло ключевую роль? ー я уж думал, что ты совсем забил на меня. прохладный летний воздух должен успокоить дрожащие руки, остудить тяжёлую голову, а луна укачать. ветер целовал щеки, разгонял плохие мысли, хотелось с такой же легкостью все забыть. не суждено. не натянув на себя даже кофту, оставаясь в одной футболке и выйдя на улицу, ясюкевич глаза прикрывает, не видя смысла в этих словах. не видит смысла существования. своего? чужого? — кто на кого забивал еще. под чем был, когда о друзьях своих говорил вчера? при свете луны глаза викторова сверкали ещё красивее. казалось, что они прямо сейчас затянут к себе и отпускать не будут. а может и не нужно отпускать? в таких можно и утонуть окончательно. мягкие черты лица делали его образ только душевнее и добрее. только душа гнилая. — я же про тебя не говорил ничего. — да ты никогда не говорил. глеб хмыкает на эти слова, взяв новую сигарету из пачки. саше молчаливо предлагает и он быстро соглашается. одна зажигалка. слишком близко даже в такой момент. ー я нужен только тогда, когда тебе хуево. от тебя ни любви, ни доверия. последние годы были такими пустыми, но одиночество не может напугать его. саша перерос этот момент. но с викторовым не так ведь. он был особенным. как бы то ни было, ещё ни на одного парня он не смотрел такими счастливыми глазами, как смотрел на него. с его лица не сходила улыбка, когда глеб наедине так звонко и счастливо смеялся, а взгляд словно прикован к его лицу, к его прекрасным глазам, которые отдавали какой-то печальной и потерянной темнотой. они — чистое озеро, где-то за высокими и непроходимыми горами, такие нетронутые и завораживающие. и сколько же они доставили боли. — я на отходах бежал твои колени обнимать. ты правда был нужен мне. саша просто был тем, кто сам того не зная, помог забыть о проблемах этого мира и быть легкомысленным ребёнком, когда забываешь о понятии неловкость. с ним было хорошо. хорошо иметь при себе спасателя. — был. и я даже спасал тебя. когда же чужие руки касались собственных, а голова ложилась на плечо, в эти моменты ясюкевич будто снова ощущал, что вернул себе свой разум. — а потом ты сказал, что я всем самым хуевым пронизан. что ты меня ненавидишь и искренности во мне не находил. слезы – это ведь просто естественный способ организма справиться со стрессом. нужно дать себе пережить это, выговориться, дать волю эмоциям. станет же легче. легче думать, что они вместе. что в тяжелый момент важно знать, что ты не один. саша правда чувствовал, что тому действительно не безразлично собственное отчаяние и он готов разделить все трудности, через которые приходится проходить в одиночку. нужно попытаться решить проблему. и он выбирает более слабый путь, когда вернётся. сейчас правда не стоит. сейчас же, смотря на викторова, он понимает, как был глуп. что лучше бы они вовсе не встречались. лучше бы он такой любви сумасшедшей не чувствовал, чем такой боли после. и без того беспокойное сердце пропустило пару ударов, когда глеб в глаза смотрит. читает. знает. — я не смог тебя возненавидеть. это были эмоции. время будто осознало, что не стоит спешить, что они должны либо решить это, либо разойтись окончательно. хотя, о каком возвращении может идти речь? саша и так убит. одним выстрелом. несколькими больными словами больного человека. сейчас им нужно думать о том, что будет завтра, послезавтра или через неделю. их — уже нет. есть только разные личности, есть исполнители, есть незнакомцы. — эмоции? о каких эмоциях ты говоришь, глеб? о ненависти? о злости? — я просто думал, что ты уйдёшь от меня. как и другие. поэтому сомневался. — поэтому ты не доверял, хотя я просил. ты меня обвинял в том, чего не было никогда. викторов будто самый родной человек на земле. саша пустил такого человека к себе. он камин, который потрескивает в тишине и греет. он рассвет, который предвещает хороший день. он закат, который навеивает добрые и спокойные сны. теперь уже не так одиноко и тихо на его душе и в нем зародилась искра. искра, дающая надежду на что-то очень хорошее. проблем больше не было рядом, ведь одной большой проблемой было присутствие глеба. его поцелуи, касания, слова. — ты в себе разберись сначала. может, в другом случае мы бы смогли что-то построить. ночь не похожа на себя, будто день, утомлённый без сна. только призрак луны, точно не луна. и скользит мимо полной,  чуть ли не голубая волна. может скользят мимолётные сны, исчезая вдали без следа. тишина. думают о своем. в воздухе загадочно и как будто бы тихо дрожат слова позабытых поэм. день был трудный, сейчас — до безумия больно. очарование. любовь. ненависть. саша как маленький ребёнок, которого не дообнимали, не дали достаточно ласки, не дали чужой любви, что он так искал в других людях. не успокоили, когда колени разбил, когда падал в одиночку. — я разберусь. мне есть смысл извиняться перед тобой сейчас? сердце ясюкевича готово было буквально разорваться, он всегда хотел разделить с кем-то чужую тоску, чужую боль, печаль и обиду. и сделать с этим ничего он не мог, видимо устроен так. как спасатель. заигрался, судя по всему. а ещё ведь не зря говорят, что самые дорогие люди обычно приходят случайно, в самый неожиданный или страшный момент, будь то ситуацией где-то на улице, где-то в торговом центре, а может быть и на грани собственной смерти. люди не знают, на что способна судьба, как она решит распорядиться чужими жизнями, чувствами и мыслями, но и не стоит все смахивать исключительно на нее. ведь она дает только надежду, а что делать с этой надеждой ー уже дело каждого. ー никакого. справляйся, но без меня. теперь уж обманывать некого, да и не хотелось. сигарета дотлела, а значит ему пора уходить. последний раз смотрят. последний раз дышат друг другом. ясюкевич хочет молча уйти, но его чужое обращение прерывает. — саш.. надеется на что-то хорошее. лишь бы не очередной удар в спину. лишь бы не глотать боль снова. — знать тебя не хочу.