Стартовая цена — счастье

      — Доброе утро!       Вместо ответа — сумбурное барахтанье и тихий писк, будто бы даже ругательный, от неожиданности.       Всё закончилось — понимает Арсений, увидев Антона сидящим на смененных ещё прошлым вечером и всё ещё чистых простынях, снова прячущимся от него в одеялах. Не так, как прятался во время течной ломки, а так, как бы делал это обычно.       Запуганный самой жизнью, но самый обычный Антон.       Антон на вошедшего не смотрит, взгляд прячет, хотя на самом деле следит напряжённо.       Антон от солнечного света, как вампир прячется. Хотя, кажется, сжечь его сейчас может только стыд.       — Я тут тебя подлечить немножко пришёл, ты не против? — Спрашивает чисто для формы, а сам уже раскладывает на тумбочке какие-то маленькие баночки и прочее содержимое принесённого с собой подноса.       Очень энергично и жизнерадостно, будто он исправно спал последние трое суток, а прошлой ночью совсем не выл знакомому в трубку о том, куда его занесла судьба и как он измотался.       Арсений на Антона тоже не смотрит — и без того знает, что тот от испуга в своё укрытие по самый нос зарылся.       «Не мог его простой шорох так напугать. Неужели вспомнил что-то?» — Арсений всё-таки в его сторону косится, не отвлекаясь от дела.       Из своеобразного гнезда на него и правда одни глаза смотрят, да завиток чёлки чуть торчит. Антон его взгляд перехватывает. Мог бы — уполз. Но сидит рядом с его краем — боится ещё глупее выглядеть.       — Антон.       Омега чуть вздрогнул, уловив изменения в чужом голосе – в этот раз его явно позвали серьёзнее. Альфа тем временем в который раз оказался перед ним на корточках и выглядел при этом действительно очень серьёзно.       Устало-серьёзно.       — Я человек честный. — Тут короткий, иронический смешок вырывается сам собой. — Насколько это возможно при моей профессии. Я всегда стараюсь оправдать чужие ожидания и дать людям ни больше, ни меньше того, что они от меня ждут.       Мальчик уже смотрит на него не моргая, но Арсений для большего эффекта осторожно поддевает его подбородок, самую малость касаясь пальцами шеи. Маленькое сердечко бьётся как бешеное, Антон еле заметно приоткрывает рот, но ничего не говорит — рефлекс.       — Если ты будешь так меня бояться, мне придётся сделать что-нибудь такое, чтобы страх этот был не напрасным, понимаешь? — Голос у альфы всё ещё доверительно-спокойный, но пальцы медленно перетекают по горлу ниже, устраиваясь там удобнее, намекая без действия.       Арсений понимает, что именно такие касания могут напугать омегу ещё больше, но ему нужно, чтобы мальчик начал думать. Он просидел с ним всю течку, между прочим, страдая не меньше него самого. При этом прикасаясь к нему не больше, чем это было нужно для поддержания в нём жизни. Разве это не показатель?       — Думаешь, я могу сделать с тобой что-то плохое? — Договаривает альфа совсем тихо, но специально делает акцент на «я». Неплохо было бы показать Антону, что мир вокруг него в целом теперь более безопасный, но начать надо с себя.       Антон не думает. Совсем. У него все мыслительные процессы вокруг замерли от ощущения чужой ладони на шее, но… как-то не так. Не так, как обычно. На секунду захотелось закрыть глаза и представить, как бы эти пальцы могли сжаться чуть сильнее. Именно представить, потому что сам Арсений сейчас, кажется, такого не сделает. А ему хочется…разрешить?       Антон помнит тепло, помнит окутывающий его запах леса...Помнит успокаивающий шёпот. Кто-то всё время держал его за руку и этот же кто-то оставался с ним смотреть телевизор, когда таблетки начинали действовать. Кто-то подбегал к нему по первому же «зову» и смотрел при этом так, будто готов принести целый мир, хотя Антон, как обычно, не мог ни о чём попросить. Антон знает, что этот «кто-то» — Арсений, но называет его так неопределённо потому, что обыкновенным Альфой назвать не может. После всего пережитого он для него не меньше, чем Бог. Бог, которому он и так уже слишком много должен и теперь тем более не знает, как себя вести.       — Нет… — Выдыхает почти благоговейно, так, будто только что сам для себя раскрыл главную тайну мироздания.       — Нет, кто? — Осторожно, но всё же настаивает альфа, инстинктивно чувствуя, что именно сейчас стоит настоять. Сам смотрит с секунду, выжидающе, будто правильный ответ из ученика вытягивая.       — Гос… Арсений! — Исправляется тут же, всё-таки успев уловить в глазах напротив предупреждающую искру. Ощущение чужого имени на языке отдаётся волной тепла по всему телу и остаётся улыбкой на губах. Кажется, последствия течки ещё не до конца отступили, иначе как объяснить, что это прозвучало почти как стон?       Арсений думает, что оно того стоило. Все бессонные ночи и любых размеров коллапс, который ему сегодня придётся разгребать на работе, стоят того, чтобы однажды его имя прозвучало так... Как первое слово молитвы. Главное, чтобы теперь на неё бесы не сбежались.       — Умничка. – Шепчет с неподдельной гордостью. Ладонь с шеи тут же по щеке вверх ползёт, гладит осторожно, поощрительно, как котёнка. Арсений тоже выше пересаживается, на краешек кровати.       Антон инстинктивно тянется ближе, наконец скидывая с себя кокон из одеял. За наготу тут же неловко становится, но Арсений так пристально смотрит в глаза, что долго об этом думать не получается.       Омегу часто так называли, но кажется ещё никогда это слово не было настолько стерильно-ласковым. Разве что у мамы. Ещё никогда ему не хотелось смотреть на кого-то бесконечно, но и при этом закрыть глаза, чтобы каждая буковка ещё глубже в слух впиталась.       — Я просто врачей боюсь. — Зачем-то оправдывается тихонько, а сам к ладони прижимается, даже не замечая. На странный поднос косится невольно, так, будто из него в ту же секунду иглы выпрыгнуть могут.       Антон многого боится, и Арсения на самом деле тоже. Но сегодня так не хочется. Сегодня день такой хороший — он впервые проснулся ровно дыша.       — Я не врач, честно. — Обещает тихо, улыбаясь тому, какой же перед ним ребёнок. Кивает благодарно, когда этот «ребёнок», всё ещё чуть дрожа, послушно ложится на спину.       Грудь у омеги относительно целая в сравнении с остальным телом. Всего несколько синяков по бокам, да тонкие полоски не то шрамы, не то царапины — на ключицах. Но начинать надо с чего-то попроще. Кроме того, важно, чтобы Антон первое время его видел, мог контролировать каждое движение и понял, что тот действительно не представляет ему угрозы. По этой же причине, Арсений тут же накрывает его ниже пояса — нужно чувство безопасности.       — А зачем вы... всё это делаете? — Антон не знает, как правильно сформулировать свой вопрос, не знает, можно ли ему вообще говорить, но молчать больше не может.       Он не привык разговаривать с альфами. Но и к удобным постелям не привык. Постелям, в которых им бы ни разу не воспользовались даже во время течки — что вообще за гранью понимания. А теперь бы так осторожно обрабатывали чем-то раны, почти неотрывно глядя в глаза, будто выискивая там признаки дискомфорта. Более того, готовые отступить, если их найдут.       Руки у Арсения тёплые, даже почти горячие. Но это не тот жар, в котором Антон несколько дней бился. Это скорее как… та самая идеальная температура воды, в которой хочется остаться навсегда. Движения осторожные, чуть дрожащие, но такие точные, что даже не верится, что он может быть не врачом. Антон на каждом касании дыхание задерживает, хотя даже намёка на боль не чувствует.       Антон дрожит — потому что не привык чувствовать от чьих-то прикосновений лишь тёплые мурашки.       Арсений вздрагивает — потому что понимает, что действительно может все рёбра у мальчишки пересчитать. Целые, слава богу.

      Оба развлекают друг друга разговорами, будто произнося слова, напоминают себе ещё и о необходимости дышать.       — Ну, смотри... — Начинает задумчиво, слегка взмахивая рукой при открытии первого флакона. — Тут есть два варианта. Первый: я богатый дяденька-самодур, что нашёл себе новую игрушку и теперь «доводит её до ума», чтобы она целая и красивая радовала глаз.       Голос у Арсения снова рассудительно-убаюкивающий. Такой приятный, что даже «игрушка» слух не режет. Не потому что Антон привыкший, а потому, что слова эти — будто бы сплошь ирония. Странно-добро-печальная, высмеивающая сам вопрос. Антон чувствует подвох, но не может не согласиться, что на такого человека Арсений тоже похож. В его глазах — точно. Пока — по крайней мере.       — Второй: я просто хороший человек, что решил тебе немножко помочь. Как тебе больше нравится обо мне думать?       Какая-то часть Антона — та, что уже давно забилась в угол и с тех пор плачет там почти не переставая, хочет возразить, а может быть даже и съязвить, что в хороших людей он не верит. Но вопрос был явно риторический, просто «на подумать».       Антон лишнего думать боится. Боится давать себе надежду. Даже помня слова про «оправдание ожиданий» и инстинктивно понимая, что тут надо бы выбрать для себя самое лучшее.       — Не знаю… Я не привык думать о хорошем. — Улыбается неловко, будто извиняясь, и снова замирает на вдохе, почувствовав порхание над ключицами.       Арсений же улыбается чуть шире, наивно прочитав этот ответ как «Я не привык думать о вас.» Хотя, может, так оно и нужно было — никто уже точно не скажет.       — Меня никогда не забирали дольше, чем на три дня. — Антон неожиданно сам для себя краснеет, когда альфа наклоняется ещё чуть ближе, несколько нависая над ним. — Когда… я должен буду вернуться в Дом? — Лепечет совсем тоненько, замечая как мужчина хмурится на последнем слове.       Мысли о красоте чужих глаз кажутся Антону намного интереснее постоянных воспоминаний о том страшном месте, но он не может к нему не возвращаться. Он не понимает ровным счётом ничего из того, что происходит с ним в последние дни. Ему не то, чтобы сильно хотелось искать во всём смысл — когда начинаешь много думать во сне, он разваливается. Но привычное ожидание монстров из-за угла, его не отпускает.       — Тут тоже два варианта: когда мне надоешь или когда захочешь.       Оба эти варианта читаются не иначе как «никогда», но если Арсений уже давно всё решил, то Антон снова от чувства выбора теряется. Ему кажется, что над ним просто смеются, но обижаться на это почему-то совсем не получается.       Арсений почти уверен, что к правде мальчик пока не готов. Ему нужно, чтобы он освоился. Увидел мир вокруг, привык к подобной жизни. Может быть даже осмелел настолько, чтобы сам попросил оставить его навсегда. Нет, Арсению не нужно, чтобы его об этом упрашивали в слезах, а потом в слезах же благодарили. Но, кажется, если он скажет обо всём сейчас — реакция будет ещё более бурная и непредсказуемая. Антон просто ему не поверит, не поймёт мотивов и всё равно будет от всего прятаться, как дикий зверёк.       — Тогда… что мне нужно делать? — Спрашивает, совсем потерявшись, и по чужой улыбке сразу понимает – «найтись» ему не помогут.       — Постараться привыкнуть? — Теперь Антон точно уверен, что над ним смеются. А Арсений отвечает вопросом на вопрос просто потому, что не знает, как иначе коротко намекнуть на то самое «хорошее».       Антон впервые слышит в чужом голосе столько... ребячества? В груди почему-то тепло становится, хотя дело даже не в чудо-мази или прикосновениях — те давно на руки перешли. Омега невольно вздрагивает от прикосновения к каждому шраму. Они уже давно не болят, но вот память об их причинах и условиях получения... Теперь за них почему-то стыдно становится, будто лишней работы Арсению подкинул. Тот каждый из них обходит, даже самый тонкий и бледный.       Альфа старается не думать о том, сколько боли пережил его мальчик. Но думает о том, что на его тонких пальцах обязательно должны появиться кольца — ведь думать надо о хорошем.       Странные баночки снова шуршат, на этот раз — вставая на место. Арсений ненадолго поднимается, убирая их подальше, чтобы не нервировали, и снова садится уже перед сидящим по-турецки Антоном.       — Антон, мне нужно будет отъехать на пару часов по работе. Ты остаёшься за главного. Можешь пока осмотреться в доме, посмотреть телевизор или найти себе какую-нибудь книжку. Только ванну пока принимать не спеши, лекарства должны впитаться, хорошо?       Антон слушает внимательно и кивает на каждое предложение. Он слабо понимает, что означает «остаться за главного», но пока ничего из услышанного его не пугает.       — Варя и Валера во всём тебе помогут, если будет нужно. Вареньку ты уже видел, а Валера... Он может показаться угрюмым, но на самом деле он тоже хороший.       У Антона что-то внутри трепещет, когда он понимает, ему не кажется — Арсений улыбается, говоря о прислуге.       — Пока меня не будет, к нам могут прийти гости. Развлечёшь их до моего прихода, ладно?       А вот здесь улыбка резко стирается. У обоих.       — Я должен буду.. — Начинает неуверенно.       «Накормить, помыть, спать уложить» — выстраивается цепочка из воспоминаний первого вечера. Но другая пугающая мысль о том, что Арсений купил его не для себя, а на целую компанию — вдруг звенит в голове ещё громче. Именно она отражается во вмиг округлившихся от страха глазах и надломившемся голосе.       Если до этой секунды Арсений был полностью уверен в своих словах и никак не мог отделаться от ощущения, будто наставляет ребёнка перед уходом из дома, а-ля «Плиту не трогай, чужим не открывай», то теперь он вдруг вспомнил, кто перед ним сидит       — О нет, нет-нет! Прости... — Тут же выставляет вперёд руки Арсений, защищаясь. Как он сразу не подумал, какой смысл может найти мальчик в слове «развлечёшь»? — Они друзья. Очень милая семейная пара. Они тебя не тронут. Просто поболтаешь с ними, чтобы вам без меня скучно не было.       «Теперь эти гости понадобятся ему ещё больше» — вздыхает про себя альфа, вспоминая как после вчерашнего нытья в трубку, сорвался и вызвал к Антону тех самых психологов. Не взвод, конечно, но полноценный дуэт службы спасения.       Так всем будет спокойнее.       — Ну, так что, я могу тебя оставить? Проследишь, чтобы эти Чудики не разгромили дом? — Серьёзно-несерьёзное поручение, совсем как для ребёнка, которому надо подать обучение под видом игры.       Антону нужно учиться жить.       — Хорошо… — Он слишком заметно замялся и уставился на Арсения неверяще, мол, «Что, можно ещё раз?» В итоге, решил обойтись без обращения вообще.       Арсений, уходя, дверь за собой не закрывает специально. Антон долго смотрит ему вслед и думает, что всё-таки немного соврал — о хорошем он думать привыкает. Во всяком случае, образ альфы в его мыслях прорастает крепко.       Мыслей этих много и все они приходят разом. От «Он меня не гонит» до «Он попросил у меня прощения». Антону все эти мысли кажутся неописуемо странными, но плохих среди них нет, а это ведь уже хорошо, правда?       Комнату он свою осматривает без единой мысли, не позволяя себе к чему-то привыкать или давать оценку. Это не сложно — почти все полки оказываются пусты. Только на том месте, где раньше висел халат, обнаруживаются привычные уже футболка и домашние штаны. На вешалке. Снова постиранные.       «Арсений — педант» — ставится галочка.       На внутренней стороне дверцы того же шкафа находится небольшое зеркало в полный рост. Антон недолго рассматривает себя с удивлением ни то, что не находя новых синяков или царапин, но и теряя парочку старых. Рассматривает и впервые чувствует что-то вроде... обиды? — думая, что на такого не встанет даже во время течки.       Другим омегой от Арсения не пахнет, значит тот действительно либо псих, либо самый настоящий герой.       «Арсений — хороший» — над этим пунктом невидимая рука слегка дрожит не потому, что галочку поставить не хочется, просто непривычно всё это.       «Постараться привыкнуть» — повисает в списке дел.       Антон ещё какое-то время сидит, не зная куда себя деть, прямо на полу. Потом ложится — мягкий ковёр к себе манит невыносимо. Затем — совсем забывшись, начинает перекатываться по нему туда-сюда, пока снова коротко не ударяется о корпус кровати. Удар получается не то, чтобы болезненный — отрезвляющий, но видимо тоже не до конца, ведь после омега ещё долго лежит на боку и перебирает то, что даже ворсом не назвать — длинную мягкую шерсть.       Он слушает щебетание птиц. Слушает тихий, наверняка, очень тёплый ветер. Слушает собственное дыхание.       Дышит. Он дышит. Эти стены, этот потолок — белые, ровные — не серые, в пятнах и трещинах. Они разрешают ему дышать. Всё в этой комнате кричит «Можно!», «Дыши!» Антон дышит. А потом совершенно неожиданно смеётся — коротко, на пробу.       Что-то внутри тихо трещит, как моторчик у заводной игрушки, требует, чтобы Антон сидел тихо, сложа ручки на коленках и не делал глупости, ожидая Хозяина. Но Антон вдруг вскакивает и, найдя у двери тапочки, выбегает в коридор. Быстро-быстро — пока запал не кончился. Тот не кончается, скорее притухает, становясь пугливым огоньком сразу, как Антон понимает, насколько близко к нему находится спальня Арсения.       Он туда не заглядывает, да и самой мысли не то, чтобы пугается. Но «спотыкается» об неё, промаргиваясь, как после резкого включения света в абсолютной темноте. Растерявшись, он решает, что безопаснее будет сначала пройти уже знакомым маршрутом и сворачивает на лестницу.       — Равдин, твою мать! — Голосит на весь этаж Варвара так, что только сошедший с последней ступеньки Антон чуть подпрыгивает от неожиданности. — Ещё раз оставишь собачью миску мыться с остальной посудой, я тебя прокляну!       — Ой, тебе лишь бы повод найти! — Не слишком заинтересованно отзывается, заглядывающая в кухонное окно, голова. — Не пугай гостя, ведьма!       — Ой! — Девушка, спохватившись, тоже чуть подпрыгивает и, обернувшись, замечает стоящего уже в дверях омегу. — Антон…как вас по батюшке…?       В руках у неё, та самая металлическая миска, представляющаяся сейчас самым настоящим оружием.       — Можно просто Антон. — Отзывается больше на автомате, чем осознанно. Он пытается улыбаться, но улыбка явно получается куда более натянуто-неловкой, нежели у блондинки.       — Хорошо, просто Антон. — Та по нему взглядом пробегается быстро, но без всякого презрения, улыбается так, будто видит перед собой вовсе не чудом двигающийся скелет. — Ты голодный? Арсений Сергеевич велел тебя откармливать.       На кухне вкусно пахнет свежими, только пожаренными оладьями и солнцем. Большое окно почти на всю противоположную от входа стену пропускает много света даже ни смотря на то, что растительности там тоже много, включая пару крупных деревьев, что почти стучаться ветками в эти окна.       «Почти как у бабушки» — неожиданно думает Антон, засмотревшись на танец солнечных лучей в ярко-зелёной, совсем тихо колыхающейся листве. На улице сегодня хорошо.       «Ну, раз Арсений Сергеевич велел» — хочется вздохнуть не то, чтобы сильно протестуя. Но Антон вдруг находит себя уже сидящим за столом и чуть не клюёт носом в целую горку оладий с несколькими малинками сверху.       За Варенькой ему явно не успеть.       Смириться с тем, что его в этом доме кормят, оказалось не так уж и сложно. Или всё дело в том, что еду ему подала бета, перед которой он не чувствует себя настолько обязанным?       — А.. Это вы готовили? — Неловко вертится на стуле, доедая первый оладушек. — Очень вкусно, спасибо.       — Кушай-кушай! — Отзываются откуда-то со стороны плиты, с какой-то почти материнской хлопотливостью. Варвара как ни в чём ни бывало, ставит на стол ещё одну порцию и сама садится напротив. — Ой, кожа да кости! — Причитает, косясь на Антона, но будто бы совсем не брезгливо. — Ты на домового эльфа похож. Смотрел Гарри Поттера?       Где-то вдалеке негромко хлопает входная дверь.       — Варвара, отстаньте от парня со своим Очкариком! — Делано-серьёзно командует «человек из окна», неся перед собой целый ящик каких-то инструментов и спускаясь с ним под лестницу.       — Чи...тал — Неуверенно отзывается Антон, с трудом поспевая за происходящим и отыскивая в словах девушки вопрос, на который стоит ответить. Кажется, он сказал всё правильно, однако вспыхнувшие в чужих глазах огни даже успевают его напугать.       — Мощь... — Восторженно шепчет Варвара и абсолютно неожиданно протягивает ему руку. – Моё уважение!       — Ты попал, друг, она теперь тебя так замучает… — Сочувственно вздыхает вдруг оказавшийся за его плечом дворецкий. — Просто соглашайся с ней во всём, пока она не начала пародировать эту психонутую. — Советует со знанием дела, переходя на заговорщический полушёпот.       — Трансгрессируйте отсюда в сторону чьей-нибудь жопы, Валерий! — Шикает на него коллега, отвоёвывая своего собеседника, который в это время чуть не давится ягодами от смеха.       Антон действительно смеётся. Не так как в комнате — по-настоящему. Он думает, что Варя и Валера — забавные. Ему кажется, он понимает, почему Арсений мог улыбаться и называть их «Чудиками». Они переругиваются…так по-семейному. Не как в Доме, где каждая даже самая добрая, шутливая перепалка могла случайно закончиться чьими-то слезами.       Валера похож на человека, что высмеяв Варин интерес сам же на ближайший праздник закидает девушку подарками с этим самым «Очкариком». Ещё и для себя купит.       Платят им тут хорошо — одеваются они по-человечески и если бы не бегали вечно с какими-то поручениями, называя при этом хозяина дома по имени-отчеству, вполне бы сошли за его родных. Может, это они и есть, просто в семье порядки такие?       — А одежда, между прочим, на тебе уже хозяйская. Ты в курсе? — Бросает напоследок Варя, неоднозначно указав куда-то Антону на грудь. Ответить он уже не успел, девушка собрала пустые тарелки и снова куда-то убежала.       Омега вдруг остался в гордом одиночестве. Сидеть и с задумчивым видом оттягивать в разные стороны надетую на него футболку. Футболка, как футболка — простая, однотонная, без принтов и надписей. Но явно не дешёвая, ткань плотная, совсем не похожая на покрашенную марлю. А ещё.. она Арсения.. Как и штаны, как и вся одежда, что он ему приносил.       Антон почти уверен — с осознанием этой мысли запах леса усилился. Тот, что успокаивал его всё это время. Тот, которым так или иначе покрыто в этом доме абсолютно всё. В том числе Антон. С ног до головы.       «Как в объятьях...» — Антон снова куда-то проваливается и совсем не замечает, как зарывается носом в ворот футболки.       — Пальцы не отруби! — Заботливо желает Варвара, работающему в саду мужчине. На этот крик Антон и выбегает прямо с кухни через террасу. Он почти привык. К тому, что из странных мыслей его вытягивает звонкий голос девушки. Он же побуждает двигаться, потому что где-то же есть жизнь.       Антон упрямо повторяет себе, что он должен постараться привыкнуть к мыслям о хорошем — не к месту. Но ему так нравится этот сад.. Небольшие клумбы-грядки с ухоженными тропинками между увлекают его настолько, что даже не хочется заглядывать дальше. А найдя небольшую скамейку, укрытую в зарослях роз и всё ещё цветущего шиповника, что-то в нём пищит, что нашло своё место силы.       Остаться там надолго Антон постеснялся — Валера работал совсем рядом.       — У вас здесь есть собака? — Неожиданно спрашивает Антон, вспомнив слова про собачью миску. Он очень любит животных и, кажется, с ними бы ему было подружиться легче. Заговаривать с людьми всё ещё неловко, а украшение для сада из Антона выйдет так себе.       — Своей нет. — Дворецкий от подстригания старых кустов не отвлекается. — Дворняжки иногда прибиваются, мы их подкармливаем.       Антон думает, что Варино сравнение с Домашним эльфом ему понравилось больше. Валера, конечно же, не сравнил и даже не думал сравнивать его с дворняжкой. Антон сделал всё сам. Ну, потому что… а как ещё о себе думать? Все здесь такие красивые, ухоженные, всё в чистоте и порядке — как спокойно льющаяся мелодия. Живая, радостная, но абсолютно гармоничная. Один он — серый, дикий, отдалённо на смерть похожий.       — Провести тебе небольшую экскурсию? — Спрашивает весьма доброжелательно, явно не из простой вежливости. Валере и самому интересно изучить неожиданного гостя, что такими темпами должен будет стать вторым хозяином дома.       Антон некоторое время мнётся, боясь отвлечь того от работы. Но в итоге соглашается, потому что прогуляться по дому в компании знающего человека будет спокойнее.       Экскурсия действительно оказывается небольшой. Валера быстро проводит Антона по дому, описывая всё двумя-тремя фразами по типу:       — Здесь хозяйский кабинет и по совместительству библиотека. — Показывая комнату чуть левее гостиной. — Не думаю, что Арсений Сергеевич стал бы хранить на виду какие-то важные документы, так что ты можешь спокойно поискать себе книжку. Ну или поиграть на пианино, если умеешь.       — На втором этаже, в основном, спальни. Так что здесь вы сами как-нибудь разберётесь. — Тут дворецкий отмахнулся быстро и явно не вкладывал в эти слова лишних смыслов, но Антон почему-то засмущался — А, ну и ванная с туалетом. Пользуйтесь, пожалуйста, всем необходимым. Внизу, кстати, тоже есть.       — На третьем комнаты используются редко и почти не обустроены. Но есть что-то вроде домашней галереи. Арсений Сергеевич большой ценитель искусства. Картины там, скульптура, разные коллекционные штуки… Я в этом мало что понимаю, но выглядит красиво.       Тут Антон невольно вспоминает, вроде как, шуточные слова о том, что «новая игрушка должна радовать глаз». Что ж, при таком уходе стоять где-нибудь рядом с прочими экспонатами — не так уж и плохо. Наверное. Вот только, как бы Арсений не устал его такого «до ума доводить».       — Ещё, у него есть своя мастерская. Но это уже, наверное, что-то совсем личное. Сам покажет, если захочет.       Антон с раннего детства за пианино не садился и в искусстве, наверняка, понимает не больше Валеры. Но в кабинет-библиотеку и на загадочный третий этаж пообещал ещё заглянуть. Во многом потому, что в кабинете вместо телевизора обнаружился большой аквариум с разноцветными рыбками. На них Антон сразу залип не хуже любого кота и простоял бы так ещё долго, если бы не боялся задержать Валеру. А в случае с галерейным третьим этажом — он чувствовал необходимость изучить место, в которое, возможно, предстоит переехать.       — Территория вокруг дома не то, чтобы большая, очень даже скромная, по меркам людей подобного статуса, но погулять есть где. В любом случае, дальше ворот не уйдёшь... — Молодой человек замялся, почувствовав что в этих словах можно услышать угрозу. — Пока что, ты не подумай! — Исправляется быстро. — Так что, не потеряешься..       Его прерывает звонок. Кто-то просит разрешения заехать на территорию. Антону почему-то резко захотелось слиться с кремовыми обоями. Он только привык к Валере и начал рассматривать картины прямо, а не короткими перебежками от пола до рамы, и тут — в его жизнь врываются новые переменные. Кажется, те самые, о которых утром предупреждал Арсений.       Валера, конечно, человек тактичный, но видимо не настолько, чтобы верно истолковать нахлынувшие на Антона эмоции, поэтому потащил его с собой за компанию. Тот и опомниться не успел, как оказался внизу рядом с уже встречающей гостей Варей.       — Здравствуйте-здравствуйте! — Неторопливо кланялся собравшимся мужчина с удивительно дружелюбным для альфы лицом. Высокий, но больше худой, чем длинный. Безопасный. Занятой, безопасный вдвойне.       — Здравствуйте, мои хорошие! — Его жена не стесняясь обнималась со всеми и чем-то сразу напомнила Антону маму Дяди Фёдора. Ну или просто маму. Почему-то.       — А вот и наш клиент! — Почему-то объявил мужчина, добравшись до стоящего в сторонке, как бедный родственник, Антона. — Интересно... — Прибавил он чуть тише, будто бы про себя, пробегаясь по омеге взглядом. — Потянуло же Попова на благотворительность...       — Паша! — Шикнула на него супруга, чуть пихаясь в бок и тут же улыбнулась Антону. — Привет.       Антон что-то отвечает неразборчиво и взгляд прячет по привычке. Он не понимает зачем стоит здесь. Почему его не отпустили в комнату? Не заперли там, в конце-концов, чтобы не портить впечатление, явно уважаемым здесь гостям? Кто он такой, чтобы выводить его к ним, к людям в принципе?       Но его не только привели, но и усадили вместе со всеми за стол. Всё та же женщина, представляющяяся Ляйсан Альбертовной. Красивая. Пахнет нежно — миндальным мороженым. Добрая, наверное.       Варя, со знанием дела, сразу предложила всем кофе. А Валера выгрузил на одно из кресел целую стопку каких-то плоских коробочек. В последствии выяснилось — настольные игры.       — Антону, наверное, лучше принести какао. — Осторожно встряла Ляйсан, пока Варя растравляла чашки.       Женщина посадила его рядом с собой, почти впритык, и то и дело гладила по плечу, будто успокаивая, чтобы не убежал. Антон не помнит, когда успел сказать ей, что не слишком любит кофе. Вернее, не любил когда-то. Когда — уже тем более не вспомнит. Без её указки он бы и от какао отказался. Вообще бы от всего отказался и спрятался под стол.       Но люди здесь вроде как хорошие, хоть и странные немного. Так что уже через какое-то время Антон понял, что прятаться ему совсем не хочется. Хотя бы не под стол — это привлечёт только больше внимания. А ещё, оттуда мало видно. А тут было интересно.       Антон в который раз удивился тому, что «простым людям» разрешили остаться за столом и те участвовали во всех обсуждениях, а чуть позже — играх, так, будто здесь просто решили собраться большой компанией.       Они не обсуждали происходящее в мире и даже почти не интересовались друг у друга, последними новостями из жизни. Но задавали очень странные вопросы по типу «Что вы возьмёте с собой на необитаемый остров?» По началу, Антон говорил мало и только слушал. Много говорил Паша. Много, складно и почти всегда смешно. Неожиданный прилив смеха и разговорил Антона, снова дёрнув какой-то переключатель внутри.       Уже к середине первой чашки какао, действительно очень вкусного, Антона утянуло в этот странный водоворот. Коробочки то и дело меняли своё расположение на кресле. Кто-то что-то рисовал, кто-то показывал шарады. Кто-то — Варя и Валера — вечно кидались друг в друга фломастерами и уползали под стол за фишками.       Антон не заметил, как во время перерыва на обед, а после и на ужин, нормально, очень даже спокойно и весело поел вместе со всеми. Так же он не понял, как чуткая Ляйсан уже начала составлять его психологический портрет. Разве можно в чём-то подозревать женщину, что так заливисто хохочет, то и дело заваливаясь на плечо сидящего по другую сторону мужа? Антон мало знал этих людей, но уже по-доброму завидовал их счастью. Ему казалось, что его родителям никогда бы и в голову не пришло просидеть весь вечер в обнимку.       — Вечер добрый. — Произносит мягкий голос, появившийся как из неоткуда. Вот как раз-таки от него Антон готов уползти под стол.       За общим весельем он не заметил, как Валера ушёл открывать дверь вернувшемуся с работы Арсению. Все идут с ним обниматься, даже Варенька. А Антон сидит на своём месте, как током прошибленный.       Тоненькие ниточки снова натягиваются, заставляя напрячься всем телом. Ждать — вот-вот в сторону дёрнут. Хозяин вернулся — кукла должна занять своё место. Знать его.       Он не должен был здесь быть. Не должен был так громко смеяться вместе со всеми. Он должен был сидеть тихо где-нибудь далеко, а не пытаться добить Пашины шутки.       Антон не понимает почему ему весь день так хотелось, чтобы Арсений скорее вернулся, а теперь — хочется только спрятаться от него. Он ведь его не обидел..       Но Арсений — не Валера, не Варя, не Ляйсан. Даже не Паша, хотя тот тоже альфа, но уже успел пошутить про свою совсем «не альфачью комплекцию». Арсений — главный. Главный, в чьём доме Антон за последние часы, кажется, почувствовал себя слишком вольно.       — Привет, малыш. — Чужой голос осторожно выуживает Антона из тревожных мыслей. Арсений немного наклоняется, опираясь на спинку его стула и шепчет так, чтобы больше никого не смущать. — Я весь день о тебе думал. Переживал, что тут да как. Но, кажется, всё прошло замечательно. Спасибо тебе большое. Мои друзья от тебя в восторге.       Не смущать никого, кроме Антона. Тот, кажется, расплавился минимум дважды. В первый раз — от горячего дыхания. Второй — от смысла слов. Расплавился, превратившись в сплошную счастливую улыбку.

***

      — А Варенька и Валера.. они вам кто? — Вдруг спрашивает Антон.       С момента их первого занятия с Ляйсан прошла уже неделя. Антон живёт в чужом доме и будто бы чужой жизнью уже почти две недели. Он не может сказать, что ко всему привык, но за последнюю неделю ему действительно дышится легче. Антон всё ещё боится прикосновений и в обществе Арсения еще не совсем освоился. Но уже который вечер подряд он спокойно доверяет альфе свою голову, укладывая её на чужих коленях, пока они сидят перед камином в гостиной и говорят о чем-то не слишком важном.       — В каком смысле? — Не понимает Арсений. Сейчас он был слишком увлечён чужими волосами, чтобы попытаться «заглянуть под них» и понять, о чём может думать мальчик. — Они помогают мне присматривать за домом. Обязанности у них самые разные.       — Ну, то есть, прислуга. — Поясняет сам для себя Антон. — Но они ведут себя так свободно и будто бы ни в чём вас не стесняются…       — На самом деле, они друзья. — Поправляет Арсений и даже не глядя чувствует, как чужие глаза округляются от удивления. — Нет, ты не подумай, я не какой-нибудь идеальный человек и характер у меня может быть очень скверный! Просто я считаю очень невыгодным заставлять людей вокруг себя ненавидеть. Ведь все кто тебя ненавидят, явно или тайно, когда-нибудь могут решиться сделать тебе какую-нибудь гадость. А порой достаточно и одной плохой мысли.       — Поэтому надо думать о хорошем. — Антон улыбается, как ученик, вышедший к доске полностью готовым к уроку. Уроку от любимого учителя, которому ответил его же словами.       — Правильно, мой хороший. — Арсений тоже улыбается. Чуть тише, как учитель, которому нужно скрыть от всего класса, что где-то здесь у него есть любимчик.       Он невольно вспоминает последний разговор с супругом Ляйсан.       — Что можешь сказать про Антона? — Попов говорит буднично и за покачиванием бокала виски пытается скрыть, насколько ему важен ответ.       — С профессиональной точки зрения это больше Лясина специализация. — Тот, будто бы издеваясь, начинает издалека. — А так, парень хороший. Но мне кажется, что таких много. Однако, ты так с ним возишься.. Точно Истинного нашёл!       Последнюю фразу Воля подбрасывает с лёгкой улыбкой в свойственной ему манере. «Как бы между прочим, просто чтобы было». Однако над Арсением, как это обычно и случается, эта фраза повисает с неожиданно громким звоном. И сам он под ней зависает — точно старый компьютер.       В семье Арсения Истинность не то, чтобы считается пережитком прошлого или красивой легендой. Она, как и любовь с первого взгляда — иногда случается, но является скорее исключением, нежели правилом. Это большая удача, приятный сюрприз и подарок судьбы, но не то, на чём стоило бы зацикливаться. Арсений понимает, что примерно на что-то такое ему и намекала сама жизнь. То, как плохо он чувствовал себя всю неделю, когда встретив «своего» оказался с ним на большом расстоянии. Явно не он один, учитывая в каком состоянии к нему попал Антон. Совершенно неожиданная течка и то, как быстро мальчик «пошёл на поправку» в его компании…       В последнем, конечно есть и большая заслуга прочих обитателей дома, но учитывая степень травмированности Антона он за неделю добился успехов, каких бы можно было ждать не меньше чем через пару месяцев.       Сейчас Арсений сидит с чуть ли не урчащим на его коленях Антоном и думает, что мысль о том, что ему всё-таки могло так повезти — очень даже хорошая.