Баскетбол ATEEZ

      — Серьезно, Сонхва? Ты сказал своей девушке, что хочешь трахнуть Чон Соми? Разъяренная бестия с огненно-рыжими волосами врывается в школьное кафе, даже не заботясь о том, что своим криком привлекла всеобщее внимание. Десять минут назад Мамура Акеми столкнулась в женском туалете с Киарой, по последним данным, девушкой ее лучшего друга. Или уже нет. Она была очень расстроена и Акеми разумеется поинтересовалась, что случилось. Была ли Мамура удивлена поступку Пака? Нет. Но это не мешало ей быть в бешенстве. — Нет, — закатив глаза, вздохнул Сонхва, ставя кофейную чашку на стол. Акеми нервно дернула бровью и, порывисто отодвинув стул, села напротив парня, прожигая того своим недоверчивым лисьим взглядом как на допросе. — Во-первых, бывшей девушке. Во-вторых, я не сказал, что хочу. Я сказал, что обязательно ее трахну. Мамура не сдержала раздраженного вскрика, ударив рукой по столу, от чего кофе парня чуть не вылилось из чашки, но сам Пак оставался невозмутим. В их дружбе эмоциональности Акеми вполне хватало на двоих. — Я просто поражаюсь, Сонхва! Как девушки вообще на тебя ведутся? Ты высокомерный, мерзкий и … — И очень симпатичный, — Пак использует паузу подруги, чтобы усмехнуться, что заставляет лицо Акеми покраснеть, и он наконец перестает издеваться. — Забей, ты же знаешь, я не умею расставаться с девушками и не выношу всех этих душещипательный монологов, проблема не в тебе и все в таком духе. Я просто сказал первое, что пришло мне в голову. — Что бы ты не говорил, ты все равно останешься полным придурком. Хотя я рада, что вы расстались, — фыркает девушка, все еще всем своим видом показывая неудовольствие от поведения друга. — Хочешь попробоваться на ее место? Придурок снова надевает раздражающую ухмылку и облизывает пухлые губы. — Ага, сразу после того, как замерзнет ад. Акеми наугад дергает ногой под столом и удачно попадает в икру парня, от чего тот морщится. Эта девчонка испытывала особую слабость к массивным ботинкам. Получить такими пинок более чем неприятно. — Просто Киара действительно хорошая девушка и она должна быть с тем, кто в состоянии это оценить. Сонхва закатывает глаза в своей излюбленной манере. — Да, Акем, еще пусти слезу по ней. Ты стала такой трогательной после того, как Минги тебя бросил. — Таких девушек как я, не бросают, Сонхва. Я от него ушла, потому что он оказался еще большим мудаком, чем ты. Резкая сталь в Акеми голосе придала особой убедительности ее словам, и Пак просто не мог удержаться от очередного подкола. — Подожди, слышишь это. А, это твои яйца звенят! — Откуда человек, который даже нормально расстаться с девушкой не может, знает этот звук? — Туше. Теперь когда мы обменялись любезностями перейдем к важному. Благотворительный ужин в субботу, — Сонхва испытывающе смотрит, делая глоток уже остывшего кофе. — Я буду. Отец не упустит возможности в очередной раз выставить на негласный аукцион мое замужество. Акеми невесело улыбается и сталкивается долгим взглядом с Паком. И как долго и хорошо он бы ее не знал, парень не мог прочитать весь набор чувств, что сейчас отражали лисьи глаза. Сколько долларов за мысли? Нет, даже у него не хватит денег подкупить эту девушку. — А ты меня мудаком называешь, — с укором тянет Сонхва, все еще не отводя взгляда. — Все мужчины ублюдки, — выдает Акеми как неоспоримый факт и милейше улыбается. — Если перейдешь на девочек, позови меня посмотреть. — И извращенцы. — Брось, Акем, не веди себя как киска. Мы же оба знаем, что ты не такая. Очередной удар под столом.

***

Отец Мамура действительно был полным мудаком. Обычно после светских ужинов мужчины оставались «играть в покер», отправляя своих жен и дочерей домой. Именно на одной из этих игр Сонхва случайно услышал высказывание Мамура Йео: «Женщины созданы лишь для того чтобы быть красивыми и трахаться». И по всей видимости, даже к своей единственной дочери он относился именно так. Заприметив через весь зал, вошедшую под руку с отцом, Акеми, Сонхва мог заказать две вещи. Мамура определенно самая шикарная девушка из всех, кого он когда-либо видел. Даже горячая айдол Чон Соми на втором месте. И при всем этом внешнем великолепии она определенно чувствует себя как полное дерьмо. Акеми была одета в маленькое черное платье удлиненное прозрачной юбкой в пол. Строго, консервативно и безумно сексуально, учитывая что в таком наряде можно было разглядеть каждый изгиб ее стройной фигуры. Рыжие волосы, обычно кудрявые и непослушные, напоминающие взрыв, были затянуты в тугой гладкий хвост, открывая вид на изящную шею и узкие плечи. От макияжа девушке тоже отмазаться не удалось. Длинные стрелки делали ее разрез глаз еще более хитрым и завораживающим. Брилиантовое колье на шее вполне могло стоить как средний годовой бюджет какого-нибудь небольшого города. Акеми то и дело нервно прикасалась к нему рукой. Сонхва буквально чувствовал, как оно душило ее словно затянутый до предела ошейник. И даже если эта чертовка любила подобный прием в сексе, сейчас она явно была не в экстазе от этого ощущения. Стоит сказать что не смотря на все свое отвращение к происходящему мероприятию, Акеми все равно держалась как королева, с гордо выпрямленной спиной и вздернутым подбородком. Сонхва был единственным в этом огромном зале, кто мог понять, что она чувствует и обратить внимание на это неприметное метание ее руки. И это вызывало восхищение. В школе у Мамура создался безбашенный образ. Все думали, что она всегда делает только то, что хочет. Что ей плевать на чужое мнение. Поэтому никто бы в жизни не предположил, что ее можно к чему-то принудить. На самом деле это было не так. Акеми прекрасно знала где и как она себя может вести. Знала когда она может спустить предохранитель и когда надо взять себя в железные тиски. Она буквально жила две жизни. В одной Мамура хлопала ресницами и молча выдавливала из себя улыбки, в другой срывала голос в микрофон и выигрывала парней в «кто больше выпьет шотов». Вторая жизнь была необходимым глотком свободы в золотой клетке. И ее отец лицемерно закрывал на это глаза, пока Акеми делала так, как он хочет. Он прекрасно знал о сущности ее буйного характера и был искусным манипулятором. Знал, что надави он капельку сильнее, весь его контроль полетит к чертям. Если слишком сильно придушить, можно ведь и убить. — Смотрите-ка с кем разговаривает папаша Мамура. Опустился до чертовых Чхве. Наверное сложно найти кого-то готового жениться на такой стерве, как Акеми. Этому кому-то должны быть очень нужны деньги MAM IMPERIAL, — уверенный в своей остроумности, ухмыляется Минги, стоящий рядом с Паком, и Сонхва направляет все свое раздражение на хватку на стакане с виски, хотя так хочется проехать по морде этого ублюдка. Он никогда не был достоен Акеми, и только бог, хотя в этом случае, все-таки дьявол знает, почему в какой-то момент она выбрала его. Но теперь это не важно. Ему лишь остается утешать себя подобными высказываниями, пуская слюни на то, что более никогда не будет доступно. Мамура в это время подобно своему другу сжимала бокал шампанского, незаметно бросая взгляды на компанию Пака и ее бывшего. — Я слышал у тебя, Акеми, есть своя рок-группа. Музыкальная индустрия сейчас перспективное направление, — Господин Чхве доброжелательно улыбается, смотря на рыжую девушку, чем привлекает ее внимание. Однако, прежде чем Мамура успевает открыть рот, ее отец предупредительно обнимает дочь за плечи. — Ой, брось, Кван. Это всего лишь подростковое увлечение. Вспомни нас в годы наших детей, мы и не таким занимались. В следующем году Акеми поступит в Йонсейский университет и у нее не будет так много времени на сомнительные развлечения. Мамура лишь послушно кивает головой. Да-да, так и будет. И делает очередной глоток шампанского, которое ни капли не удовлетворяет ее потребность в алкоголе на этот вечер. Она уже не вслушивается в разговор, зная, что принять в нем участие ей все равно не дадут. Даже забавно, что Йео так настаивает на ее высшем бизнес-образовании, не собираясь подпускать к делам. Не женское это дело. А красный диплом это всего лишь необходимый атрибут ее образа, вроде этого дурацкого колье. Наконец Акеми переводит скучающий взгляд на Бомгю, который стоит рядом со своим отцом, Господином Чхве, и буквально пожирает девушку глазами. Мамура не может сдержать усмешки, кажется третий бокал все же дал в голову. Парень был лишь на год младше и очень симпатичный, но черт... Единственное желание которое его вид разжигал в Акеми, желание его усыновить. Эта мысль собственно и развеселила девушку, чем она привлекла к себе строгий взгляд отца. — Дорогая, не хочешь подарить танец Бомгю, пока мы с Кваном обсудим скучные вопросы бизнеса? Веселье сразу пропало с лица Акеми. Пару секунд их встретившиеся с отцом взгляды метают искры. Йео настойчиво прочищает горло, и дочь отвечает ему самой приторной улыбкой из своего арсенала. — Конечно, с радостью, только отлучусь ненадолго в дамскую комнату, — Мамура говорит это отцу, даже не удосуживаясь взглянуть на бедного Бомгю. Девушка разворачивается на каблуках, опрокидывая в себя остатки шампанского и оставляя пустой бокал на подносе, проходящего мимо официанта. Не смотря на давольно стремительную походку, Бомгю все же успевает оказаться рядом, положив руку на поясницу Акеми. Мамура пробивает ярость. Хоть она и не чувствовала сквозь плотную ткань платья, была уверена, что его ладонь мерзкая и потная, как у подростка в пубертате. Хотя почему как, Бомгю им и был. — Ты со мной в туалет пойдешь? Стремительное развитие отношений, — шипит Акеми не сбавляя шаг. — Провожу до конца зала. — Не надо. И руку убери. Мамура вылетает из зала, оставляя слегка ошеломленного парнишку в дверях, и направляется прямиком в противоположную от уборных сторону. Отец убьет ее за эту выходку, но Акеми больше так не может. С каждым таким вечером она чувствует себя все более мерзко. Мамура решительно заходит в комнату официантов и направляется к черному выходу, попутно вытаскивая у, разливающего по бокалам шампанское, официанта полупустую бутылку. Оказываясь на улице она делает глубокий глоток, даже не чувствуя морозной прохлады. Сердце слишком быстро колотится и все тело горит. Акеми лишь успевать вздохнуть свежий воздух полной грудью, как на ее плечи приземляется что-то теплое. Девушка резко разворачивается, без сомнений готовая врезать Бомгю по его девственно гладкому личику, но видя перед собой Сонхва, тут же расслабляется, немного ерзая в его пиджаке. Акеми обожала Пака за то, что он никогда не требовал объяснений, он либо сам все понимал, либо не лез не в свое дело. Достаточно их болезненным взглядам встретиться, чтобы обменяться своими чувствами. Это была особенная связь, не поддающаяся логическому объяснению. — У тебя с собой телефон? — спрашивает Мамура, вспоминая что оставила свой в машине отца, потому что не брала с собой сумку. Сонхва положительно кивает, протягивая подруге айфон. — И сигарету. Пак усмехается приказному тону и тянется к карману пиджака, накинутому на девушку. Достав две ментоловых сигареты, Пак протягивает одну из них Акеми, но та не отрываясь от телефона лишь приоткрывает свои губы и парню ничего не остается, как протиснуть между них фильтр, невзначай касаясь пальцами. Набрав необходимый номер, Мамура прислоняет телефон к уху и тянется ближе к огню зажигалки. — Выступление. Сегодня. В десять, — говорит Акеми, выдыхая густой клубок дыма. — Где? — слышится довольный голос басиста из ее группы. — Это ты мне скажешь, когда организуешь. — Проблемы в раю? — Все по стандарту в аду, — хрипло выдыхает Акеми вместе с дымом, вновь встречаясь взглядом с Сонхва. Парень непроизвольно облизывает губы, делая очередную затяжку. Он знал, что ей это необходимо, а она знала, что он пойдет с ней. Он всегда был рядом с ней.

***

Runaway — Linkin Park. Альбом Hybrid Theory Облокотившись на барную стойку и лениво потягивая неумело разбавленный Лонг-Айленд, Сонхва с улыбкой наблюдал за девушкой на сцене. Она выглядела так органично в неоном свете и с микрофоном в руке, ее энергия и голос полностью завладели Паком. И, конечно, тот факт, что за пару минут до выступления она оборвала прозрачный подол своего дизайнерского платья, оставшись в черном мини, никак не выходил из головы парня. Это был так в ее стиле. Очередной способ почувствовать свободу. А музыка — способ утолить жажду сбежать. Способ бросить негласный вызов отцу и всему их прогнившему миру лицемерного высшего общества. Миру правил и запретов, лишенному возможности просто быть собой. И Сонхва как никто понимал ее. Этот голос, каждая взятая нота отзывались в нем его собственной жаждой. Жаждой обладать тем, что ему не позволено. Это так забавно. Не смотря на богатство и влияние их семей, им двоим и многим их одноклассникам, кажется, было доступно гораздо меньше, чем другим, «обычным». Шутка дьявола, не иначе. Через пару песен, группа сделала перерыв и Акеми тут же оказалась рядом с Сонхва, выхватывая его напиток из рук. — Ты сегодня превзошла себя, — он наклоняется ближе, опаляя дыханием ухо девушки. Мамура не отвечает на похвалу, подзывая пальцем бармена, ведь стакан уже опустел. — Может притормозишь? Вы еще не закончили, — немного беспокойно спрашивает Сонхва, когда подруга забирает новый коктейль. — Может на хуй сходишь? Я сама решу когда притормозить, — слишком резко отмахивается Акеми, пытаясь сделать глоток, но Сонхва успевает перехватить ее руку, останавливая стакан прямо перед губами. Пак встречается с горящими глазами, оценивая насколько она уже пьяна. Мамура ведет и она спотыкается на месте, падая в руки друга. Сонхва делает вывод, что учитывая ее высокую толерантность к алкоголю, Акеми действительно перегнула. — Сонхва, — извиняюще мурлычет девушка, когда парень мягко вынимает стакан из ее руки, оставляя его на стойку, и льнет ближе к его груди, зарываясь в теплые объятья. — Заказать тебе воды? — спрашивает Пак, заботливо поглаживая спину девушки, пока та наслаждается запахом свежести его геля для душа и отрицательно мотает головой где-то в районе его ключицы. — Ты такой мудак, я говорила тебе? — бормочет Акеми, находя пальцами край не заправленной в брюки рубашки и прикасаясь к голой спине парня. — Сегодня? — смеется Сонхва в рыжую макушку, позволяя руками девушки подняться вверх, но она резко отдергивает их, слегка отстраняясь и заглядывая в его аристократичное лицо. Не теряя ни секунды, Акеми хватает ворот рубашки Пака и, поднимаясь на мысочки, жадно впивается в пухлые мужские губы. Сонхва отвечает не задумываясь. Та самая связь между ними имела много вариантов проявления. Это был не первый раз, но никто из них не мог знать наверняка когда будет последний. Это подстрекало желание еще больше. Поцелуй выходит яростным. Сонхва по хозяйски опускает одну руку на бедро, второй подталкивая затылок Акеми еще ближе, и слегка прикусывает сладкие губы. Так несправедливо что Мамура единственная женщина способна вызвать в нем столько неоднозначных эмоций. Вообще способная вызвать у Пака сильные какие-либо эмоции. — Обожаю когда у тебя слетает предохранитель, — прерывисто шепчет Сонхва в губы Акеми, вновь утягивая ее в разрушительный поцелуй. — Еще бы, — бормочет девушка слегка отстраняясь, усмехаясь тому, что теперь Сонхва уже плевать насколько она пьяна. Чувствуя непреодолимую необходимость, Мамура хватает друга за предплечье, утягивая за собой. И он слепо следует, не в силах отвести взгляда от покачивающихся бедер впереди. — Серьезно, Акеми? Здесь? Пак брезгливо обводит взглядом пыльную подсобку, в которой час назад девушка обрезала свое платье. Раскрасневшееся лицо девушки принимает яростный вид. Гребанное чистоплюйство Сонхва было ее спусковым крючком. Поддавшись бурлящим эмоциям Мамура отвешивает звонкую пощечину, поджигая взгляд Пака, и тут же оказывается прижата лицом к стене. — Какая же ты сучка, — шипит парень, сильнее вжимаясь в спину девушки твердым торсом, провоцируя ее приглушенный стон. — Как будто ты об этом раньше не знал, — Акеми раскатывает слова на языке, прикрывая веки и податливо разворачивается в руках Сонхва. Она сходит с ума от ощущений. От его тепла и его твердости. Акеми протягивает руку, зарываясь в отросшие черные волосы и тянет вниз, сама запрокидывая голову. Пак умеет быть послушным мальчиком, опускаясь на одно колено, попутно задирая короткий подол, уже настрадавшегося сегодня платья. Все-таки идея обрезать его была особенно удачной. Мужские губы льнут к внутренней стороне бедра, а руки раздвигают ноги шире. По сантиметру вылизывая бархатную кожу своим умелым языком, Сонхва поднимается выше, наверняка зная что трусики этой негодяйки насквозь мокрые. Он чувствует запах ее возбуждения в воздухе, все больше сдаваясь своей животной натуре. Пак облизывает влажную ткань, смешивая ее стон со своим собственным. — Ты самая вкусная девочка, которую я когда-либо пробовал, — не сдерживается от пошлого словца Сонхва, стягивая трусики вниз по стройным ножкам. Акеми мычит что-то нечленораздельное, сильнее сжимая его волосы своими костлявыми пальчиками. — Удивительно, что при всей твоей маниакально любви к чистоте, у тебя такой грязный рот, — все же удается выговорить Мамура. — И я собираюсь сделать его сейчас еще грязнее, — довольно улыбается Пак, всасывая одну складку за другой, переходя к розовому клитору под одобрительный стон. Сонхва вылизывает тщательно с особым, присущим его натуре, перфекционизмом, проникая языком внутрь, начиная буквально трахать им, помогая себе пальцами на клиторе. Акеми была единственной девушкой, делая это с которой, Пак получал настоящее удовольствие, твердея от ее мелодичных мурчаний настолько, что брюки становились гребанной проблемой. Чувствуя дрожь в бедрах девушки, Сонхва не дает ей кончить, медленно поднимаясь на ноги, задевая своим носом складки платья и пристает к нежным губам, давая Акеми почувствовать ее сладкий вкус. — Ты такой вредный мальчик, — нарочито обиженно стонет Мамура, проводя рукой по твердому прессу. — Как будто ты не знала об этом раньше, — отвечает Сонхва, растягивая пуговицы на своей рубашке, чтобы предоставить девушке доступ к его телу. Он знал как она кайфует, от его груди и пресса. Не зря же парень в конце концов тратит столько времени в спортзале. — Люди склоны совершенствоваться. Акеми протискивает бедро меж его ног, чувствуя какой он твердый для нее и удовлетворенно прикрывает веки. Их губы вновь сливаются в мокром поцелуе, пока руки девушки забвенно изучают мужскую грудь, а Сонхва оглаживает хрупкие плечи, невесомо подцепляя бретельки платья, стаскивая его с груди. — Как я скучал по этим малышкам, — урчит Пак, сминая упругие сиськи. Акеми фыркает, закатывая глаза на очередную пошлость, выскользнувшую из рта друга. — Брось, они тоже скучали, — отмечая лживость реакции девушки, улыбается Сонхва, потирая розовые соски, которые в тот же момент призывно твердеют. — Ты доведешь меня до оргазма? Или умеешь только пиздеть. Акеми настойчиво хватает за пряжку ремня. — Мне через пять минут на сцену. — Успею пять раз. Всасывая кожу меж грудей, Сонхва быстро расправляется с ремнем, спуская брюки вместе с боксерами. Лихо подхватывая Акеми за бедро и приподнимая его, второй рукой Пак направляет свой член скользить по влажным складкам девушки. — Ну же, — нетерпеливо прикрикивает Мамура, толкаясь бедрами навстречу. Ее затуманенный и его ехидный взгляды встречаются и Сонхва резко входит, хороня их стон в глубоком поцелуе. Каким бы Пак не был негодяем, Акеми не могла не признать, что секс с ним всегда был самым лучшим. Этот парень вкладывался по полной, трахая размашисто, полностью выходя и влетая до упора. Он выбивал неконтролируемые стоны каждым толчком, прижимаясь все ближе, заставляя их тереться друг о друга грудью и стирая грань где заканчивается она и начинается он. Кладя на клитор мазолистую подушечку большого пальца, Сонхва ускоряется и, отпуская женское бедро, поднимает руку на изящную шею, слегка придушивая ее. Лисьи глаза округляются и на лице Акеми запечатляется самое прекрасное выражение, которое Пак когда-либо видел. Но он не дает ей полностью отдаться этому чувству освобождения, пока в его теле все еще зудит неконтролируемая жажда. Сонхва выходит, легко разворачивая, ставшее таким послушным в его руках, тело. Надавливая на спину, он снова входит, удерживая аппетитные бедра мертвой хваткой. — Мудак, — шипит Мамура из-за того, что он не дал ей нормально кончить, за что получает увесистый шлепок по заднице. — Еще четыре. — Нет, — с неподдельным испугом тянет Акеми, но это лишь ужесточает шлепки между их телами. — О да! — Мамура, мать твою, сколько можно трахаться? Твой рот срочно требуется на сцене! — раздается раздраженный голос басиста и настойчивый стук в дверь. — Готов обменять ее рот на твой, — с извращенным удовольствием особенно глубоко врезаясь в девушку, успевает отшутиться Пак. — Гребанный придурок. Акеми хотела бы что-то сказать, но все ее мысли были заняты тем, что она вот вот кончит, и язык отказывался слушаться свою хозяйку. Однако, Сонхва сдается раньше, выходя и изливаясь ей на бедро. На глаза Мамура чуть ли не накатывают слезы, когда длинные пальцы заменяют член внутри, сгинаясь под таким углом, что ей хватает пары секунд, что бы наконец покончить с этой бесовщиной. — Извини принцесса, — шепчет Сонхва, пытаясь отдышаться, обессилено облокачиваясь рукой на стену над девушкой, все еще ощущая пальцами судорожно сжимающиеся мышцы. — Две минуты, — наконец выдавливает из себя Акеми басисту, даже не зная караулит ли он ее все еще под дверью. — Черт, — обеспокоенно шипит Сонхва наконец вынимая пальцы из девушки и обнаруживая на них кровь. — Надо быть аккуратнее придурок, — ухмыляется девушка, при развороте замечая причину слов Пака. — Ты не кончаешь от нежного секса, — оправдывается Сонхва, на самом деле действительно ощущая вину из-за этого. — Серьезно, все нормально, — понимающе улыбается Акеми, начиная стремительно приводить себя в порядок. Мамура действительно была лучшей в быстрых сборах. Спичка бы не успела догореть, когда она уже выглядела достойно, чтобы выйти на публику. Хотя может это потому что ей не требовалось делать практически ничего, что бы быть прекрасной? — Будешь ждать меня тут для оставшихся трех раз? — смеется Акеми, окидывая взглядом не сдвинувшегося с места парня, особенно заостряя внимание на его члене, который уже был полутвердым. — Свали уже, — вымотано тянет Сонхва, с улыбкой смотря на девушку. Она вновь задорно смеется, мимолетно чмокая парня в щеку и выбегает из подсобки, громко хлопая за собой дверью. Пак скатывается спиной по стене, оседая на холодной пол и, запрокидывая голову на верх, пытается собрать себя воедино. Эта безумная девчонка рискует разрушить его жизнь. Сонхва казалось ничего так сильно никогда не жаждал, как сделать ее своей, но это было невозможно. Их отцы были заклятыми врагами и конкурентами. Господин Пак лишит его всего, если он только заикнется о свадьбе с Мамура. Но даже если Сонхва готов потерять все, Йео этого не допустит. Не говоря уже о том, что Акеми считает его мудаком и никогда не согласиться ему принадлежать. Лицемерная сука. Трахаться ей это с ним не мешает. Черт, давно он превратился в гребанную киску?