Этот жалкий верующий...

Громко выл ветер, с яростью хлестал снег вокруг. Небо было мрачно-серое, воздух был наполнен леденящим холодом и снежинками. Местность почти полностью была покрыта белым, и видимости едва хватало, чтобы видеть в нескольких ли впереди. Шум снежной бури казался оглушительным, почти заглушая любые иные звуки. В округе не было ни единой души, а склон горы представлял собой унылый и пустынный пейзаж.Ближе к вершине горы была пещера, скрытая толстым слоем снега. Внутри было абсолютно темно и тихо, что резко контрастировало с яростной снежной бурей снаружи. Воздух был густой от пыли и грязи, отчего каждый вздох казался тяжелым и некомфортным. Стены были облицованы большими зазубренными камнями, и было трудно увидеть хоть что-нибудь. Это было мрачное и зловещее место, и тьма, казалось, окутала все толстым, удушающим одеялом. Несмотря на тишину, из глубины пещеры доносился слабый постукивающий звук. Он был слабым, но регулярным: низкий, глухой: тук, тук, тук, как будто кто-то или что-то ударяло по камню куском металла. Звуки, казалось, эхом разносились по темной пещере, отражаясь от стен и создавая тревожную атмосферу. Источник звуков был расплывчатым и неизвестным, что добавляло напряженности ситуации, если бы вы были случайным попаданцем в пещеру. Слабый, мерцающий свет неземного голубого пламени быстро пробирался по темной пещере, отбрасывая призрачное свечение на стены и пол. Свет, казалось, колебался и слабо мерцал, как будто его носил какой-то невидимый поток. Свет был тусклым и слабым, его едва хватало, чтобы осветить окружающую его тьму. Танцуя по стенам, он создавал зловещую и сюрреалистическую атмосферу, наполняя пещеру странной, жуткой атмосферой. Призрачный свет синего пламени, казалось, указывая путь, стремительно продвигаясь глубже в пещеру. Он проходил через узкие проходы и туннели, отскакивая из стороны в сторону. В конце концов он привел к большой пещеристой комнате, где свет мерцал ярче, освещая обширную территорию. Когда призрачный огонек облетал обширную комнату, он осветил сотни изящных статуй, каждая из которых изображала красивого молодого человека в праздничном ханьфу. Статуи хоть были вырезаны из грубого камня, но каждая из них находилась в изящных, элегантных позах, словно они вот-вот и начнут танцевать на холодном полу. Замысловатые детали каждой статуи были прекрасно выполнены, изгибы и линии демонстрировали мастерство и точность того, кто это делал. — Ты вернулась? — Доносится голос со стороны, от чего огонек вздрагивает, раскидав свои искры пламени по комнате. — Мы уже заждались. Иди сюда, нам нужна твоя помощь. Огонёк слушается, послушно начиная подлетать ближе на голос. Он исходил от кого-то родного этой душе, друга, чей голос был тихим и приятным для слуха. Казалось, он наполнил пещеру ощущением спокойствия и безмятежности, низкий бархатный звук делал его почти гипнотическим. Призрак дошел до человека, к чьему голосу он продвигался. Тот протянул руку, и свет остановился на ней, как будто узнавая ее теплоту и знакомость. Огонек задержался на руке человека, как будто его тянуло к теплу и комфорту, которые он давал. Он казался счастливым, как будто ему нравилось находиться рядом с ним. Как только призрачная душа упала на руку человека, она осветил область вокруг нее. Свет мерцал на красных рукавах его рубахи и освещал его бледную кожу. Свет, казалось, делал цвет его кожи более ярким и живым, подчеркивая покраснение на его щеках и синие вены на руках. Огонёк, казалось, впитывался в его тело, давая ему новую жизнь и сияние, хотя она уже была давно утрачена. Глупо называть его человеком. — И зачем ты так далеко улетела? А если бы ты потерялась? Не думай о том, что мне было бы тебя легко найти только из-за того, что мы здесь торчим вместе уже пару лет. Давай, помоги мне. Этот мертвец, к которому была привязана душа, внезапно вскинул рукой, как бы показывая, чтобы призрачный свет занял свое место где-то еще. Тот оторвался от его руки, как будто стремясь повиноваться команде. Огонек поплыл к незавершенной статуе, оседая на его голове, как корона. Свет заливал статую мягким голубым сиянием, освещая ее черты и выявляя незавершенные детали. Казалось, он усиливал красоту статуи, делая ее еще более совершенной, чем прежде. Рядом с молодым юношей, который с помощью стального долото продолжил вытачивать контуры на камне, находился ещё один такой огонёк, но с фиолетовым оттенком, который подсвечивал ему руки. При виде собрата та душа, что находилась на голове статуи, встрепенулась и засверкала ярче, пытаясь привлечь к себе внимание. Продолжая освещать изваяние, призрак то и дело не мог мирно находиться на одном месте от того, что на него не обращают должного внимания. — Прошу тебя, стой спокойно. Рябит же! Человек использовал долото, чтобы вырезать на камне, удаляя ненужные куски и отбрасывая их на пол. Он работал усердно, следя за тем, чтобы каждый дюйм статуи был идеальным. Все трое были сосредоточены на своей работе, двое освещали работу, третий соответственно творил. Оба огонька были очарованы точностью и изяществом работы друга признавая мастерство, стоящее за каждым штрихом.Свет сверху стал ярче, даже более того — его блеск возрастал по мере того, как он восхищался создаваемым шедевром. Инструмент, которым пользовался этот человек, было острым и точным, позволяющим быстро прорезать любой материал. Разрезы были чистыми и точными, юноша использовал его достаточно ловко. Надрезы проходили без особых усилий, так можно было сделать вывод — рука этого мастера набита к этому инструменту. Долото в этих руках было прекрасным произведением искусства. Его рукоятка была вырезана из редкого металла с множеством изгибов, что делало хват прочным и удобным для удержания. Само лезвие имело острый край, но также было слегка изогнуто, что облегчало выполнение разрезов. Лезвие было тоже сделано из изящной стали и сверкало, когда на него падал свет, отражая тусклый свет в пещере. Также была и другая особенность этого инструмента. Если бы парень, держащий этот инструмент, разжал руку, на рукояти бы раскрылась не менее пугающая диковинка. Это был полностью красный глаз, и не просто какое-то украшение, а самый настоящий. он был способен двигаться, осматривая происходящее вокруг, а когда хозяин слишком грубо вонзал инструмент в камень, мог даже издать звук, похожий на писк. Молодой парнишка продолжал усердно работать над статуей, вырезая сантиметр за сантиметром. Статуя обретала форму, и ее форма становилась все более четкой по мере того, как юноша работал над ней. Огоньки наблюдали, как камень откалывался, обнажая стройную фигуру .По мере того, как статуя приближалась к завершению, свет, казалось, сиял ярче, как будто в ожидании конечного результата. Каждая маленькая деталь статуи была красивой и неземной. Линии и изгибы лица статуи казались идеально пропорциональными, с тонким балансом между различными чертами. Лицо статуи имело мягкое и невинное выражение. Она представляла собой изображение чистой красоты и изящества, само воплощение божества. При каждом взмахе мастер тщательно вырезал даже ресницы статуи. Каждая ресничка была обработана деликатно и ловко, отделена от друг друга. Сами глаза статуи были прикрыты, словно персона, изображенная на ней находилась в полном спокойствие и умиротворение. Одна рука изваяния держала уже завершенный меч, а другая была вытянута тыльной стороной ладони вперёд. Сама статуя была облачена в прекрасный ансамбль нежной и величественной одежды. Наряд был спроектирован и сшит так, чтобы соответствовать изящной и неземной фигуре человека, раскрывая и подчеркивая его красоту.Юноша усердно работал над вырезанием длинных волос статуи, которые по задумке были заплетены в тугой хвост. Они были вырезаны со строгим вниманием, каждый мазок был аккуратен, чтобы придать волосам статуи вид изысканности и реалистичности. Через некоторое время юноша решил сделать перерыв и осмотреть свою работу. Когда он посмотрел на статую, то так и не смог почувствовать себя удовлетворенным и гордым своим достижением. Хоть молодой господин, лик которого выделялся на изваянии, был поистине очередным чудом света, парень в красном лишь тяжело вздохнул, опустив голову и прикрыв лоб ладонью. Огоньки же были впечатлен красотой и элегантностью скульптуры, восхищаясь искусством и самоотверженностью человека, проводящий за ней часы. — Ну и ну, ребят… — Скрипит зубами юноша, большим пальцем потирая свою переносицу и обращаясь к двум призрачным огонькам. — У вашего Саньлана опять ничего не получается. Парень в красном сжимает в руке инструмент, направляя в него поток духовной энергии. Через считанные мгновения в ладони Саньлана вместо долото появляется длинная сабля с все тем же вращающимся вокруг глазом. Закрепив её на своём поясе, парень вновь грустно осматривает ещё незаконченное изделие. Давно ли этот солдат находится в глубинах горы Тунлу? Как уже говорилось, пару лет. Если быть точным, то уже три года. Он попал сюда через пару месяцев от того, когда спрыгнул с небес. Отказавшись от титула Бога Войны, он был вынужден еще какое-то время скитаться в лесах, случайно пугая проходящих мимо торговцев или обычных людей. Хотя, один такой случай пошел ему на пользу. Доведя до обморока проходящую торговку одеждой, парнишка нагло своровал у нее пару вещей, ведь ходить в военных одеяниях… Не совсем удобно, да и вспоминать одни из самых отвратительных эпизодов жизни хотел бы не каждый. Красное цзяньсю идеально сидела поверх белой рубахи, а также подчеркивала его довольно стройную фигуру, делая акцент на широких плечах и при этом узкой талии. Из какой-то накидки, а конкретнее из ее куска, он смастерил себе хоть какую-то повязку на правый глаз, придав себе особый шарм. Ему удалось еще и прихватить, по всей видимости, дорогие сапоги. Сперва было непривычно расхаживать в таких приличных одеждах, ведь ранее ему приходилось носить порванные обноски и какие-то тряпки, и лишь с момента вступления в армию они сменились на форму, хотя и ее было первое время тяжело носить из-за сильной худобы, поэтому доспехи ощущались как несколько мешков риса. Но со временем юноша смог набрать какую-никакую, но массу. Все равно питание солдат было куда лучше, чем обед в виде похлебки из речной воды в каком-то сапоге с парой зерен риса. Даже гнилые фрукты на вкус лучше, чем это… А за время пребывания в пещере Саньлан посвятил свое время лишь резьбе по камню и сплошным тренировкам, наворачивая бегом круги по пещере, тягая камни и проделывая прочие упражнения, поэтому к своему восемнадцатилетию он уже не был похож на того, чью руку можно было сломать приложив самые минимальные усилия. Теперь это мог сделать он с кем-угодно, учитывая еще и факт того, что он стал демоном уже в четырнадцать и с тех лет до заточения беспрерывно поглощал тварей поменьше, накапливая в себе всю силу. А еще юноша нашел у той торговки несколько маленьких катушек с нитками и прихватил с собой тот, что киноварного цвета. Стабильно раз в три месяца он отрывал пять цуней нитки, доставал ярко-красную бусину из кармана, просовывал ту ниточку внутрь украшения и завязывал вокруг небрежного хвоста. Таким образом он мог себя хоть немного утешать, вспоминая о том, что с ним сейчас находится маленькая частичка Его Высочества. Его Высочество… Саньлан дотрагивается пальцами до вплетенной в свои волосы бусины и поднимает голову на статую. Да… Все эти статуи, все до единой, были посвящены только Наследному Принцу. Парень сделал свое первое изваяние через месяц после пребывания здесь, освоив и способность делать из своего магического артефакта некоторые инструменты. Хотя, самой сабле это видимо не совсем нравилось… Первая статуя была… Ужасной. Настолько ужасной, что Саньлан сразу же разрушил ее, но пообещав себе учиться вплоть до идеального результата. И так, каждый день на протяжении трех лет он делал по статуе, поэтому на данный момент в пещере уже насчитывалось около тысячи статуй. По ним он и определял, как долго здесь находится. Самое главное — парень никогда не запутается в «числах», ведь прекрасно помнит каждую свою статую и на какой по счету остановился. И сейчас он смотрит на свой очередной «день» в этой пещере. Как же он устал… Устал, что он никак не может достичь того идеала, который засел в его голове еще с детства. То губы слишком тонкие, то глаза не той формы, то нос получился кривым. Он мог расстроиться даже из-за неправильно вырезанного пальца. Хотелось сделать такую статую, которая будет точной копией Принца, чтобы можно было их отличить только из-за того, что копия была полностью из камня. Но сколько бы он не старался, все совсем не то. Саньлан чувствует себя опустошённым и разочарованным в себе, и всё лишь по сути из-за груды камней. Юноша в красном пребывал в смятении, пока вдруг не чувствует, как что-то мягкое и теплое щекочет его руку. Он опускает взгляд и видит маленький пламенный огонёк, что освещал пространство с головы «Се Ляня», пролетает по его руке и щекочет ее. Парень осторожно трогает огонёк и чувствует, как внутри становится легче. Наверное, призрак так решил утешить его. Второй огонек тоже не стоял в стороне и начал подбадривающе прыгать вокруг. — Чего вы? — Вздыхает Саньлан, взяв в руки их обоих. — Совсем уже разнежились. Все нормально, еще пару минут и продолжим работать. Молодой парень поднимает взгляд и обращает внимание на губы статуи, которая стоит перед ним. Подняв брови, он подходит ближе к изваянию, все так же рассматривая губы, ведь в этот раз они получились… Весьма похожими. Даже не весьма, а очень, очень похожими. Он не может оторвать взгляд от них и видит, что они идеально пропорциональны, а их форма в точности соответствует тому, что он задумал. Губы его статуи слегка пухлые, с изящным изгибом и формой. Его пальцы почти инстинктивно тянутся к ее губам от сильного желания прикоснуться к ним, ведь кажется, что он должен почувствовать то, насколько они мягкие. Хотя это и оказывается совершенно не так. Саньлан медленно наклоняется ближе, пока его ресницы подрагивают, а подушечки пальцев скользят по очертаниям нижней губы каменного Принца. Пока два призрачных огонька в недоумении начали метаться рядом с юным демоном, всячески пытаясь понять, что он задумал, ладонь парня уже соскользнула на щеку изваяния, нежно поглаживая ее своим большим пальцем. «Интересно, как там поживает Его Высочество? Последний раз я видел его когда… Когда меня поглотили сотню духов, точно. Надеюсь, у него все стало куда лучше, чем было. А что бы Его Высочество сделал, если бы я так нагло трогал его лицо? А что, если…» — Думает демон, нерешительно поджимая губы. …Придвинувшись еще ближе к лицу статуи, юноша нежно целует каменные губы, ощущая холод от прикосновения к такому материалу. Он замирает на месте, не позволяя себе совершать каких-либо лишних движений, лишь нерешительно подрагивать и сильнее вжиматься в неживой поцелуй. На мгновение перехватывает дыхание, он не может не почувствовать бабочек в животе, когда прижимается губами к статуе. Вторая рука обнимает изваяние за талию и парень наклоняется сильнее. В этот момент фиолетовый огонек начал гореть ярче, не находя себе места от увиденного и начиная метаться по пещере. Но вот голубой призрачный огонь наоборот потух, не двигаясь с места и наблюдая за тем, как Саньлан намертво прижимался губами к «Се Ляню». Парень слегка отстраняется, позволяя себе перевести дух от своего поступка, но его глаза прикованы к губам статуи. Он хочет продолжить этот глупый поцелуй, но вдруг чувствует, что это желание стремительно угасает, сменяясь глубокой печалью и огорчением из-за того факта, что он вряд-ли сможет почувствовать что-то подобное с уже настоящим Се Лянем. Он смотрит на губы статуи, желая снова поцеловать это лицо, но только не этот холодный камень. Сабля на поясе начинает жалобно пищать, от чего сам Саньлан не выдерживает и ударяет ее по глазу ладонью. — Эмин, замолкни! — Выкрикнул он, смотря на жалкий вид своего оружия, но тут же чувствует, как его глаз на лице становится мокрым от слез. Вскинув голову на статую, Саньлан повторно осматривает свое творение. Его Высочество Наследный Принц всегда был так красив и благороден. Сейчас в одной руке он держал один из своих любимых мечей, а другую руку вытянул вперед, ожидая поцелуй в ладонь, что было присуще для выражения уважения к Королевской семье, а на лице красовалась вся та же невозмутимая спокойность с легкой улыбкой. Когда Саньлан… Умин последний раз поцеловал ладонь Принца, то получил хорошую пощечину и очередную порцию ругани. Наверное, за губы Принц бы точно растоптал его… Ну и пусть! Сквозь заплаканный глаз парень снова подрывается и его губы снова более настойчиво касаются губ статуи. Демон плачет подобно маленькому мальчику, но продолжает решительно целовать статую, позволяя своим слезам свободно течь. Печаль в его сердце заставляет его рыдать сильнее, из-за чего целоваться становится все труднее, но его преданность делу неудержима. Его губы продолжают крепко прижиматься к губам статуи, а рука опускается к шее «Принца». По мере того как он продолжает целовать, слезы наворачиваются все сильнее и сильнее, но им движет только желание любить Се Ляня и целовать это холодное и совершенное тело, пусть и не способное ответить взаимностью. Губы Саньлана начинают соскальзывать со рта статуи, а поток слез уже похожа на сильный ливень. Его рука поднимается вверх, вытирая глаз, чтобы не продолжать позориться перед двумя огоньками, которые все еще находились совсем рядом и видели весь этот хаос. Глубоко вздохнув, парень садится в ногах изваяния, поджимая под себя одно колено. Синенький огонек медленно подлетает к лицу Саньлана и начинает ластиться об его щеку, словно пытаясь убрать мокрые следы от слез, а фиолетовый огонек, что еще пару минут назад летал по комнате как ошпаренный, тоже уже спокойно остановился на плече юноши, стараясь подбодрить. Усмехнувшись от собственной минуты слабины, парнишка сгребает два огонька себе на колени, прикрывая их ладонями. - Чанъин, Сяобо, я наверное сошел с ума... - Тихо посмеявшись с того, как два призрака начали активно разгораться, словно в гневе от услышанного, Саньлан слегка махнул ладонью по их верхушкам, смахивая выросшее пламя. - Ладно, может... Может только чуть-чуть сошел. Впредь обещаю держать себя в руках, договорились? Давайте отсидимся еще немного и продолжим.. Так он проведет еще семь лет за выделкой изваяний вместе с двумя беспокойными огоньками, выйдя из заточения один, но будучи уже главным страхом для всей Поднебесной.